хэндфул

1. Бомгю познакомился с Чхве Йевон на обязательном курсе по Основам Дикции и Сценической Речи два года тому назад, и теперь он кормит её собаку антидепрессантами, сидя на паркете в её однокомнатной квартире в Новонгу. — Я даже не знал, что у собак может быть депрессия, — говорит он, когда делает это в первый раз в конце августа после того, как Чхве Йевон уехала на стажировку. Ари, белый померанский шпиц и по совместительству самое неподатливое и ленивое существо на свете, лежит на полу под батареей вместе с сушёной хурмой и яблоками и издаёт странные звуки. — Конечно, бывает. У них же тоже есть чувства, — говорит Субин, как будто это само собой разумеющееся, хотя по его выражению лица видно, что он тоже этого не знал. Бомгю закатывает глаза. Вообще, изначально, следить за Ари было обязанностью Субина. Йевон взяли на стажировку в Европу в конце августа, и Субин, как хороший друг, согласился ухаживать за её собакой, пока она не вернётся. Йевон оставила ему инструкцию по тому, как поддерживать жизнь Ари, и запасные ключи от квартиры, собрала чемодан обуви для репетиций, встала на цыпочки, чтобы потрепать Субина по вьющимся волосам, когда он и Бомгю провожали её до аэропорта ранним утром в конце лета, и улетела. В какой момент её собака стала ответственностью Бомгю? Хороший, чёрт его возьми, вопрос. С начала второго семестра Субин разрывается между кампусом, собраниями студенческого совета, общежитием и двумя подработками и не может навещать Ари по средам и субботам. И, по удивительному стечению обстоятельств, в эти дни у Бомгю есть только утренние лекции. По ещё более удивительному стечению обстоятельств, Бомгю — хороший друг, и поэтому он сидит на паркете в однокомнатной квартире Чхве Йевон в Новонгу и кормит её собаку антидепрессантами. Это суббота. Бомгю нужно сдать групповой проект по Теории музыки к полуночи. Вместо этого он разводит флуоксетин в собачьем корме. Шиын, его вынужденная напарница по всем общеуниверситетским предметам, увязавшаяся поехать в Новонгу вместе с ним вместо того, чтобы остаться в студенческом городке и великодушно начать делать их групповой проект без Бомгю, открывает окно на кухне, впуская в квартиру Йевон влажный сентябрьский воздух, и опускается на паркет рядом с ним. — Ты слышал, — начинает она голосом, которым обычно сообщает последние сплетни. — Тэхён возвращается в Сеул, — она выдерживает драматическую паузу. — И Чхве Ёнджун тоже. Бомгю сводит брови. Чтобы понять, кто такой Чхве Ёнджун, нужно перенестись почти на три года назад, на вступительные прослушивания в Сеульскую Академию Искусств. Бомгю было восемнадцать. Он приехал в Сеул в первый раз в жизни и сидел в коридоре перед хореографическим залом в кампусе Намсан вместе с сотнями мальчиков и девочек, только закончивших старшую школу так же, как и он. Ждать своей очереди нужно было ещё час, и Бомгю почти содрал все кутикулы с ногтей, когда в коридоре появился он. Гром в раскалённом небе. Надвигающийся шторм. Голубые волосы. Бравада на длинных ногах. Он был выше и старше всех в этом просторном, переполненном детьми коридоре. Ему ничего не стоило пересечь его в три шага и скрыться в зале, оставив за собой сотни завороженных взглядов и сильный запах базилика и морской соли. Кто-то из абитуриентов шепнул, что он второкурсник. Что его зовут Чхве Ёнджун. Что он танцует с четырёх лет. Что его приняли в академию без экзаменов. Что приёмная комиссия ставит его в пример всем входящим в хореографический зал в конце коридора. Что лучшие танцевальные студии Сеула выстраиваются в очередь, чтобы позвать его на стажировку. Бомгю смутно помнит, но, кажется, какая-то девочка потеряла сознание, когда Ёнджун вышел из зала спустя пять минут и улыбнулся ей. Объективно, Ёнджун потрясающий. Идеальный. Лучше всех. Субъективно, Бомгю хочет, чтобы его не существовало. Он уехал в Калифорнию по обмену через четыре месяца после того, как Бомгю поступил в академию. До этого они едва ли пересекались: у студентов с факультетов Танца и Композиции редко совпадают дисциплины. Бомгю видел его в залах и студии, но они никогда не разговаривали, и, после того, как он уехал, Бомгю слышал о нём только от Субина, и позже — от Тэхёна, которого взяли в тот же университет в Сан-Хосе, что и Ёнджуна, по программе обмена в середине первого курса. Бомгю не уверен, что Ёнджун его помнит, но зато Бомгю помнит Ёнджуна, его окровавленные пластыри на щиколотках, его снисходительный взгляд. То, как одногруппницы Бомгю не могли перестать говорить об оппе с Танцевального весь весенний семестр. И теперь этот оппа возвращается в Сеул. — Но он же закончил академию в Калифорнии, — говорит Бомгю, стараясь звучать как можно более безразлично. — Не то чтобы мы его здесь увидим. — Ему нужно доучиться этот семестр, чтобы получить диплом, — сообщает Шиын и запускает пальцы в шерсть собаки, развалившейся на полу, не замечая разочарованный взгляд Бомгю. Он роняет ложку корма на светлый паркет. — Но я не думаю, что ему это на самом деле нужно, — продолжает Шиын. — Я слышала, американские студии готовы глотки друг другу порвать, лишь бы он танцевал у них. Бомгю вздыхает. Об этом он тоже слышал. Вообще, главный виновник в осведомлённости Бомгю о Чхве Ёнджуне — это Субин. В его оправдание, он стал лучшим другом Ёнджуна задолго до того, как стал лучшим другом Бомгю, но всё же — всё, что Бомгю знает о Чхве Ёнджуне, он узнал против своей воли. — Что с твоим лицом? — спрашивает Шиын. Бомгю поднимает на неё глаза. — Что с моим лицом? Шиын утрированно корчится, чтобы продемонстрировать. Так выглядят два года курсов Актёрского мастерства. Иногда Бомгю кажется, что Шиын ошиблась с факультетом, потому что: — У меня не такое лицо, — говорит он и встречает её выжидающий взгляд вместо ответа. — Я не самый большой фанат Чхве Ёнджуна, вот и всё. Шиын вопросительно изгибает бровь, но ничего не спрашивает и продолжает гладить Ари. Бомгю подцепляет упавший на паркет комок корма пальцами и кладёт его обратно на дозировочную ложку. Они остаются делать проект в квартире Йевон. Бомгю фотографирует накормленную Ари и отправляет снимок Субину в качестве доказательства того, что он выполнил свой дружеский долг. Субин присылает фотографию из лекционного зала в ответ и добавляет к ней три зелёных от тошноты эмодзи. Небо становится холодным и оранжевым, когда Бомгю и Шиын возвращаются в кампус спустя три часа. Шиын говорит: — Ты боишься, что он будет получать больше внимания, чем ты. — Он? — Бомгю тянет вишнёвый сок из картонной упаковки, покрытой конденсатом, через жёваную трубочку, и у него мёрзнут пальцы. Они зашли в супермаркет на первом этаже многоэтажного дома, в котором находится квартира Йевон, и Бомгю оставил в нём последнюю тысячу вон с сентябрьской стипендии. — Ёнджун-оппа, — отвечает Шиын, и Бомгю приходится закусить щёку изнутри со всей силы, чтобы побороть желание закатить глаза. — Не так уж много внимания я получаю, — говорит он. — Ну, — Шиын стягивает резинку с запястья и собирает свои длинные волосы в хвост на затылке. — Достаточно, чтобы первокурсницы подходили ко мне и спрашивали твой ID в KakaoTalk. Well, that’s on them. Бомгю допивает сок с противным хлюпающим звуком. — Я не боюсь, — серьёзно говорит он, и Шиын мягко смеётся и несильно поддевает его локтем. — Я шучу. Расслабься. Легко сказать. Бомгю помнит своего преподавателя по Основам Звукозаписи на первом курсе, скептический взгляд, которым он окинул Бомгю, когда слушал его первое индивидуальное задание, его усталый вздох, то, как он поставил аудиозапись на паузу и сказал, что студенты с Танцевального и то справляются лучше, чем он. Затем он включил демо, которое Ёнджун сделал на первом курсе, в качестве примера хорошей работы, и Бомгю захотелось провалиться сквозь землю. Это была совсем не та музыка, которую он мечтал делать, и это точно не было хорошо. Во всяком случае, не так хорошо, чтобы включать это первокурсникам с факультета Композиции. Но это была музыка, которую написал Чхве Ёнджун, и, что поделать? Вся академия готова визжать от радости при одном лишь его упоминании. Бомгю помнит, как мама звонила ему из Тэгу каждые выходные после поступления, и он рассказывал ей о Сеуле, метро, студенческом городке, своём соседе по общежитию, людях, которых он встречает на улицах; о том, как они напоминают ему отца. Мам, у меня 4.0 GPA. Она ахала в трубку и говорила, что гордится им, — должно быть, ты лучший студент в Академии. И Бомгю хотелось ответить: да я вообще супер, мам, но у Чхве Ёнджуна 4.5 GPA, и я никогда не буду как он. Бомгю комкает пустую упаковку из-под сока в замёрзших руках, когда они доходят до станции метро. Шиын говорит: — Я уверена, что ты не увидишь его до зимних отчётных концертов, — она ободряюще улыбается. — Кампус большой. Сеул ещё больше. Вы будете как два спутника, — она изображает их вращение вокруг друг друга пальцами в воздухе. — Каждый на своей орбите. Никогда не пересекаетесь. — Ага, — Бомгю запрокидывает голову назад перед тем, как они спускаются в метро, но на закатном небе видны только перистые облака. — Никогда не пересекаемся. 2. Он видит Ёнджуна в следующий же понедельник, в конце коридора четвёртого корпуса общежитий. На самом деле, нет ни одной объективной причины для того, чтобы Бомгю там находился. Он живёт в пятом. Прачечная находится в первом. Четвёртый корпус расположен на самом отшибе студенческого городка, на его лестничных клетках всегда пахнет дождевой водой и прокисшим молоком, и там живут одни лузеры, но ещё там живёт Субин. Субин, который покупает Бомгю протеиновое печенье в торговых автоматах и позволяет ему играть в League of Legends на своём компьютере. Он, человек доброй души и дружеских отношений со всеми людьми на земле — даже с теми, которые категорически не нравятся Бомгю, — помогает Ёнджуну вносить сумки с вещами в комнату в конце коридора, в которой Ёнджун, по всей видимости, будет жить до конца семестра. Что подтверждает теорию: в четвёртом корпусе живут одни лузеры. Бомгю опускает взгляд на два стакана кофе у себя в руках: американо для него и холодный латте с двойным сиропом для Субина — и думает, что вполне может выпить оба, лишь бы не пересекаться с Ёнджуном. Всё равно биологические часы Субина не противоречат университетскому расписанию. Он переживёт. — Чхве Бомгю! Хотя, может, и нет. Субин машет ему рукой, и Бомгю приходится подойти ближе. На выцветшем ковролине стоят запечатанные картонные коробки, обклеенные багажными бирками. Бомгю переступает через них, и Субин забирает стакан с латте у него из рук. — Ёнджун-хён вернулся, — говорит он и ловит пластмассовую трубочку губами со второй попытки. — Круто? Бомгю кривится. — Круто. Ёнджун выходит из-за распахнутой двери комнаты общежития, и Бомгю думает: он выглядит так же, как два года назад, и совсем по-другому одновременно. Он всё ещё высокий — едва выше Бомгю — окидывает его долгим, внимательным взглядом, и уголок его губ дёргается вверх. Его волосы сожжены осветлителем, тёмные у корней и больше не голубые. Он припадает к косяку двери плечом, и Бомгю думает: он красивый. Настолько, чтобы нравиться девушкам, которых видит впервые. Чтобы нравиться всем. — Хён, — говорит Субин. — Ты помнишь Бомгю? Ёнджун задерживает взгляд на его руках. — Немного, — он улыбается. Его голос хриплый, уставший после долгого перелёта. Он закусывает губу и лениво отводит глаза. — Ты сможешь поставить это на шкаф, Субин-а? — он пинает коробку, стоящую у его ног, носком кроссовка. — Тэхён-и оставил у меня часть своих вещей из-за перевеса по багажу, но я понятия не имею, когда он сможет их забрать. Тэхён-и. Это звучит почти нежно. Ёнджун собирается украсть у Бомгю всех друзей или что? Он наклоняется, чтобы поднять картонную коробку с пола, и Бомгю видит его ключицы и линию плеч из-под глубокого выреза лёгкой, летней рубашки. На багажной бирке написано: Международный аэропорт Сан-Хосе — Международный аэропорт Инчхон; Дэниэль Чхве. — На кухне есть рисовая каша. Она вряд ли успела остыть, — мягко говорит Субин. — Поешь, пожалуйста. Он перехватывает коробку у Ёнджуна из рук и отдаёт ему свой стакан с латте взамен. Он выглядит водянистым из-за талого льда, и Бомгю смотрит на него и на тёплые пальцы Ёнджуна на покрытой конденсатом от смены температуры пластмассе, и не сразу понимает, что Субин обращается к нему. — Бомгю-йа. — А, да, — он опускает взгляд на блеклый розовый ковролин, чтобы не видеть, как Ёнджун подносит стакан к лицу и смыкает губы вокруг трубочки. — Хорошо. Спасибо, хён. — Только возьми одноразовые приборы, — добавляет Субин. — Я не мыл посуду. И он, слишком хорошо осведомлённый о привычке Бомгю пропускать слова мимо ушей, улыбается, чтобы проверить, улыбнётся ли Бомгю ему в ответ. Это reality check: Бомгю в четвёртом корпусе общежитий, и он дышит и нуждается в еде, чтобы функционировать, и Субин — его лучший друг. Бомгю коротко улыбается ему в ответ и пытается вспомнить, где Субин и его сосед хранят одноразовую посуду. Субин и Ёнджун продолжают говорить: про американские водительские права, Capri-Sun, кампус в Калифорнии — и Бомгю кажется, что его больше нет в коридоре вместе с ними, пока они заходят в комнату, унося в неё вещи, и выходят снова. Бомгю слышит дождь, который начинается на улице, и думает: на Ёнджуне рубашка из тонкого белого льна. Она не подходит для Сеула в сентябре. Комната Субина находится раньше по коридору, и Бомгю провёл в ней достаточно времени, чтобы знать, сколько дней прошло с последней уборки (больше, чем следовало) и как давно сосед Субина ушёл на занятия (час назад). Он ставит стакан с американо на низкий раскладной стол и заглядывает в кастрюлю на плите. Бедный, бедный Субин. Йевон была единственной, кто честно говорил ему о том, что он не умеет готовить, и теперь, когда она в Европе, никто не может остановить его от создания клейстерных несолёных каш сомнительных цветов и запахов. Бомгю закрывает крышку и открывает окно над незаправленной кроватью. Кампус ещё зелёный, мокрый от дождя, и на выложенных плиткой тропах между корпусами остаются бесформенные лужи. Бомгю думает: в одиннадцать начнётся потоковая лекция, на которой он, скорее всего, увидит Тэхёна, и, кажется, всё так, как должно быть: начало второго семестра, студенты с программ обмена возвращаются в столицу, и в холлах академии начинают продавать дождевики. Всё так, как должно быть, если бы не физически ощутимый вес у Бомгю в груди. У него есть имя — даже два, если считать Дэниэля с багажной бирки — и это напоминает затянувшиеся кожей разбитые об землю ладони, которые Бомгю продолжает расчёсывать по привычке. В итоге, он не притрагивается к своему американо и идёт до университета в одиночестве, под утренним редким дождём. Субин остаётся в общежитии, чтобы помочь Ёнджуну получить ключи и постельное бельё у коменданта, и на секунду Бомгю думает, что это нечестно. Он пытался уговорить учебный офис переселить его в четвёртый корпус, чтобы жить рядом с Субином, на протяжении двух лет, и каждый раз ему отказывали, ссылаясь на то, что все квартиры уже заняты. Но, конечно, как только Ёнджун вернулся в Сеул, оказалось, что у них есть свободная комната специально для него. Whatever. Всё равно в четвёртом корпусе живут одни лузеры. 3. — Выглядишь так, будто бы спал от силы час, — говорит Сумин, когда ставит стакан с рисом быстрого приготовления перед Бомгю. На ней вязаный бежевый джемпер, к груди которого прикреплён волонтёрский бейдж: «Спроси меня про Центр Поддержки Молодёжи». — Сколько ты спал? Её голос звучит искренне обеспокоенно. Бомгю поднимает на неё глаза и трогательно складывает руки на усыпанном твёрдыми крошками от сэндвичей столе: — Ты волнуешься обо мне. Сумин звонко цокает языком и садится напротив Бомгю, протягивая ему пару бамбуковых палочек. Длинные чёрные волосы рассыпаются по её узким плечам, и она заправляет вьющуюся прядь чёлки себе за ухо. — Хисын-а сказал, что ты всё время сидишь в студии. — Передай ему, что snitches get stitches, — отзывается Бомгю и смотрит за тем, как губы Сумин расплываются в улыбке. Кажется, у неё новый блеск, светлый и перламутровый. — Мне нужно работать над материалом к грантовому конкурсу, иначе я не успею к апрелю. Сумин фыркает: — Конечно, успеешь, — она открывает упаковку вегетарианского самгак-кимпаба и аккуратно складывает фольгу и целлофан треугольником на краю стола. — Субин-оппа сказал, что ты мог бы податься на конкурс и выиграть его с любой из твоих уже написанных песен ещё в прошлом году. Что ж, его верой в Бомгю остаётся лишь восхищаться, но: — Он утрирует, — Бомгю с трудом отдирает крышку от стакана с рисом и комкает её в ладони. — Всё должно быть как минимум идеальным. Я не могу показывать свою музыку комиссии, пока мне кажется, что с ней что-то не так. — С твоей музыкой всегда всё так, — серьёзно говорит Сумин и мягко касается щиколотки Бомгю ногой под столом. Он благодарно ей улыбается. — Если хочешь, — говорит он. — Ты можешь послушать демо-версии того, что я уже написал. Там немного, но, — он неопределённо пожимает плечами. — Если ты хочешь и у тебя есть время сходить в студию после обеда. Независимое мнение могло бы мне помочь. — О, Бомгю-йа, — на лице Сумин появляется извиняющаяся улыбка. — Я бы с радостью, но я пообещала встретиться с Ёнджун-оппой сегодня. Бомгю давится плохо разогретым несолёным рисом. Только не это. Вот в чём дело: Бэ Сумин красивая. На первом курсе Шиын познакомила Бомгю со своими подругами, потому что, по её словам, у каждой уважающей себя бисексуальной девушки должен быть патлатый друг-геймер, и так вышло, что почти все её подруги — бисексуальные девушки, а Бомгю, в свою очередь, подходит под описание патлатого друга-геймера по всем параметрам. И мало того, что Сумин красивая, она ещё и умная, и добрая, много улыбается и может обыграть Бомгю в PUBG. Она учится на Вокальном вместе с Субином и несколькими их общими друзьями и возглавляет студенческий волонтёрский центр, и получает повышенную государственную стипендию, и красиво смеётся, и всегда спрашивает, как у Бомгю дела, когда они встречаются в лекционных залах или столовой. Однажды сосед Бомгю, Хюнин Кай, зашёл в их общую комнату с ноутбуком в руках и включённой на нём презентацией, сделанной в PowerPoint, и заставил Бомгю смотреть её, хотя Бомгю нужно было готовиться к экзаменам по Творческому Письму и Теории драмы. Почему Бомгю-хён и Сумин-нуна должны встречаться: 1. они родились в один день 2. они оба из Кёнсан-Пункто 3. они любят компьютерные игры (we love some healthy Fortnite rivalry <3) 4. их разница в росте — 22 см, и, по-моему, это очень мило — Хюнин-и, я боюсь, этого недостаточно для того, чтобы начать встречаться с кем-то, — бормочет Бомгю, но, на самом деле, наверное, он хотел бы встречаться с Бэ Сумин. Вероятно. Скорее всего. Он не знает. Она милая. Она делится с ним обедами и советует стихи поэтесс, которые ей нравятся, и носит жемчужные украшения. И теперь она проводит время с Чхве Ёнджуном. — Зачем? — спрашивает Бомгю. Сумин достаёт карманный тюбик крема для рук из сумки и медленно отвинчивает от него крышку. — Оппе нужны баллы за социальную работу. Он записался в наш волонтёрский центр, — объясняет она и выдавливает немного крема на тыльную сторону ладони. — Я обещала рассказать ему, чем он будет заниматься, и познакомить его с Чэён-и и другими девочками. Бомгю вздыхает. Чёртов Чхве Ёнджун. Чёртовы баллы за социальную работу. — Класс, — кисло говорит он. — Удачно вам провести время, в таком случае. — Спасибо, Бомгю-йа, — Сумин коротко улыбается и равномерно распределяет крем по коже пальцами. Бомгю следит за тем, как двигаются её руки, и её крем пахнет жасмином и лимонной цедрой. Бомгю подпирает подбородок рукой. — Пожалуйста, не проводи всё своё время в студии. — Я не провожу там всё своё время, — говорит он. — Я езжу кормить собаку Йевон-нуны периодически. Не переживай. Бомгю умеет соблюдать равновесие: он ходит на бесплатные танцевальные мастер-классы, когда его зовут знакомые, и в спортзал несколько раз в неделю, и в Хондэ с друзьями на выходных — просто писать музыку — это то, что получается у Бомгю лучше всего. Он хочет сказать об этом Сумин, но чувствует вес чьей-то ладони на своём предплечье, и Ёнджун нависает над их столом у Бомгю из-за спины, и ему приходится сдвинуться на край стула, чтобы не касаться его груди плечами. То, что получается у Ёнджуна лучше всего, — это вызывать у Бомгю желание рвать на себе волосы. И, дело в том, что Ёнджун не сделал ничего фундаментально плохого за первые недели сентября. Шиын была права: они почти не пересекаются. Бомгю кружится по своей орбите, Ёнджун — по своей. Иногда Бомгю видит его в библиотеке, холлах, столовой, хореографическом зале, общежитии, и Ёнджун улыбается Бомгю и говорит с ним, только если рядом есть Субин или Тэхён, которые могут задать тему для разговора и модерировать диалог. Это безвредно. Это нейтрально. Бомгю может соблюдать нейтралитет. Во всяком случае, он старается. Но не когда Ёнджун улыбается Сумин своей широкой улыбкой, которая расплывается по его лицу как солнечный свет, так, словно Ёнджун испытывает все самые сильные эмоции, на которые способен человек. Он говорит: — Приятного аппетита, — и его тёплое дыхание обдаёт кожу над воротником рубашки Бомгю. — Можно я украду её у тебя, darling? Бомгю закатывает глаза. — Будто бы моё «нет» тебя бы остановило. — Уф, — Ёнджун неестественно хмурится и продолжает улыбаться краем губ. — Плохое настроение? Бомгю хочет сказать: Да. Из-за тебя. Read the fucking room. Но Сумин поднимается из-за стола и прячет остатки своего обеда в сумку, и Бомгю сосредотачивается на плавных движениях её рук. Он отводит глаза, только когда она застёгивает металлическую молнию, и безучастно замечает, что Ёнджун всё ещё на него смотрит. Это то, что Бомгю не понимает — а Бомгю не понимает много вещей: химию, как играть Grandfather’s Eleven Months на блокфлейте, своё тело иногда. Ёнджун задерживает на нём взгляд, когда они встречаются в коридорах, словно у Бомгю постоянно есть что-то на лице: шоколадная крошка от маффина, который он ел на завтрак, или зубная паста. Это долго и напряжённо. Тёмный разрез глаз. Мурашки по коже. В Тэгу на Бомгю смотрели так перед тем, как отобрать карманные деньги и заботливо собранный обед в школьном туалете. Он бессильно откладывает палочки на стол. — Что? Ёнджун медленно кусает губу и насмешливо изгибает бровь. — Что? Он идеально имитирует его интонацию. Бомгю закрывает глаза, чтобы не видеть его довольное лицо перед собой, но всё равно чувствует его приторные сладкие духи: пачули, миндаль, ветивер; не те, которыми он пользовался два года назад — и тепло его кожи рядом с собой. — Пойдём, оппа? — спрашивает Сумин, и Ёнджун выпрямляется, оставляя перед Бомгю пустоту и согретый воздух. Он открывает глаза. — Спасибо, что пообедал со мной, Бомгю-йа, — Сумин ласково улыбается. — Увидимся позже, ладно? Бомгю сглатывает вязкую, густую слюну. — Ладно. И они уходят, переговариваясь и наклоняясь ближе друг к другу, словно они знакомы уже очень давно, и Бомгю смотрит им вслед и надеется, что Сумин не будет рассказывать Ёнджуну о своих любимых поэтессах. 4. — Хён чем-то тебя обидел? — спрашивает Субин и плюхается на свою незаправленную, заваленную одеялами кровать, не снимая с ног обувь. Бомгю отрывает взгляд от экрана его компьютера и растерянно смотрит на его сосредоточенное лицо. — А? — Ёнджун-хён чем-то тебя обидел? — повторяет он и открывает упаковку кукурузных чипсов у себя на коленях. — Ты ведёшь себя так, будто бы он сделал что-то плохое. Бомгю ставит игру на паузу. Субин закидывает внушительную горсть чипсов себе в рот и безотрывно смотрит на Бомгю. Он знает этот взгляд. Обычно Субин смотрит на него так, когда по-настоящему беспокоится — в последнее время это случается довольно часто. Бомгю складывает руки на коленях. — Он не делает ничего плохого, — говорит он, потому что технически это правда. — Всё в порядке. Этим утром Бомгю столкнулся с Ёнджуном на входе в кампус перед началом практических занятий, плохо расчёсанный и уставший после ночи, проведённой за чтением неаккуратно отсканированных нотных партитур, и Ёнджун окинул его своим фирменным оценивающим взглядом и сказал: — We’re kind of twinning. Потому что они оба были во фланелевой рубашке. За исключением того, что на Ёнджуне она сидела намного лучше, чем на Бомгю. Ему не нравится об этом думать, но у него и Ёнджуна похожий вкус: в одежде, в выборе друзей; скорее всего, в девушках. Бомгю снял фланелевую рубашку с себя, как только зашёл в аудиторию. Субин недоверчиво изгибает бровь. — Допустим, — говорит он и подтягивает к себе колени. Бомгю решает сфокусироваться на тёмном пятне возле горла его выцветшей, растянутой футболки I Love Ansan, чтобы не смотреть ему в глаза. — В любом случае, тебе стоит быть дружелюбнее с ним, — говорит он. — Должно быть, ему одиноко. В это с трудом верится, и Бомгю фыркает, но Субин дипломатично не обращает на это внимания. — Почти все его ровесники выпустились из Академии в прошлом году, — продолжает он. — Дружеская поддержка ему не помешает. — Мы не друзья, — говорит Бомгю. — Мы едва ли знакомы. — И ты можешь это исправить, — говорит Субин. — Я его друг. Тэхён-и — его друг точно так же, как мы твои друзья, и вы в любом случае будете сталкиваться и проводить время вместе. Всем было бы удобнее и спокойнее, если бы вы были друзьями тоже, — он добавляет чуть мягче. — Ты можешь хотя бы постараться. Бомгю делает глубокий вдох. Он знает, что это зависть — тяжёлый ком нервов внизу его живота, который скручивается каждый раз, когда он видит Ёнджуна. Во всяком случае, Бомгю очень надеется, что это зависть. Ёнджун завораживающий. Невероятный. Он выбивает почву из-под ног и воздух из лёгких, и он так добр к Бомгю, что Бомгю хочется плюнуть ему в лицо, лишь бы он увидел в нём соперника; кого-то, кто может одеваться лучше, дружить лучше, писать музыку лучше. Кого-то, с кем можно перебрасываться колкостями не только в шутку, потому что для Бомгю это не шутка. Но Ёнджун уже лучший во всём — всегда им был — и ему всё равно. И Бомгю должно быть всё равно тоже, но в нём слишком много детской злости и детского одиночества. Он не хочет быть лучшим во всём — он хочет быть лучшим хотя бы в чём-то; и чтобы взрослый, идеальный мальчик обратил на него внимание. Бомгю смотрит на свои руки, беспомощно сложенные на коленях, и тихо говорит: — Окей, — он выдыхает, и в его груди становится пусто. — Я постараюсь, хён. — Спасибо, — говорит Субин, улыбаясь так, будто бы Бомгю делает одолжение лично ему, и хлопает по матрасу рядом с собой ладонью. — Партию в LoL? 5. — Я не знал, что у собак может быть депрессия, — говорит Ёнджун, когда Бомгю набирает собачий корм дозировочной ложкой. Он стоит в дверях на кухню в однокомнатной квартире в Новонгу, новый и лишний в окружении жёлтых стен, к которым Бомгю успел привыкнуть за последний месяц, и, когда он поднимает глаза, Ёнджун улыбается. Первый этап проявления дружелюбия: совместный досуг. Кто виноват, что единственный достойный досуг, который Бомгю может предложить, — это насильственное внедрение антидепрессантов в собаку его сонбэ? — Конечно, бывает, — раздражённо говорит он и тянется к блистеру флуоксетина на светлом паркете. — У них же тоже есть чувства. Ёнджун хмыкает. — Технически это не чувства, а физиологические аффекты, — замечает Тэхён, заставляя Бомгю и Ёнджуна обернуться. Он, потенциальный выпускник Гарварда, мастер пения фальцетом, самопровозглашённая родственная душа Хюнин Кая и первый человек, с которым Бомгю познакомился в Сеуле, согласился составить им компанию для поездки в Новонгу вместе с Шиын, за что Бомгю несказанно им благодарен. Теперь они сидят на противоположных углах дивана Йевон, и Шиын рассматривает декоративные рисунки у себя на ногтях. — Это примитивная интуиция, вызванная примитивными мозговыми импульсами. Их вряд ли можно назвать чувствами. Он начинает вдаваться в подробности кинологии, но Бомгю не слушает его, потому что Ари, до этого лежащая на полу в полном изнеможении, вскакивает с паркета и радостно бежит к Ёнджуну навстречу. Он по-мальчишески просто смеётся и опускается перед ней на колени, зарываясь в белую шерсть пальцами, и Бомгю думает: конечно, его любят собаки. Как же иначе? Он высыпает раскрошенный флуоксетин на ложку и всерьёз задумывается о том, чтобы съесть то, что на ней находится, самостоятельно. — Она никогда не радовалась кому-то так сильно раньше, — впечатлённо говорит Шиын и тянется к брошенной на полу сумке, чтобы достать из неё телефон. — Я напишу онни. — Что? — вскидывает брови Бомгю. — Что хён вылечил её собаку одним лишь своим присутствием? Он коротко смотрит на Ёнджуна в ожидании его реакции, но Ёнджун молчит, сидя на коленях посреди гладкого паркета, и внимательно смотрит на Бомгю в ответ. Бомгю честно старается. Он не игнорирует его, когда Субин выходит из комнаты общежития, чтобы набрать воду в электрический чайник из кулера на этаже, и они остаются вдвоём. Он спрашивает у него перевод сложных слов, когда делает домашние задания по Обязательному Базовому Английскому. Он старается не думать о том, как Ёнджун улыбается Сумин, когда говорит с ней, и как Сумин улыбается ему в ответ. Он шутит при Ёнджуне и закусывает щёку изнутри, пока не чувствует привкус крови на языке, чтобы не закатывать глаза, когда слышит его смех. Ёнджун много смеётся, на самом деле. Бомгю не помнил этого, но он смеётся намного чаще, чем можно подумать: когда Бомгю в шутку спорит с Субином, выбирая место, в котором можно пообедать в Канбукку; когда слышит акцент Бомгю, который напоминает о себе в окончаниях его слов даже спустя два года в Сеуле; когда видит его в коридоре общежития с волосами, растрёпанными сентябрьским ветром, — он смеётся над Бомгю и вместе с Бомгю. Бомгю учится не обижаться, — в конце концов, он постоянно смеётся над Ёнджуном в ответ; и старается не думать о его лице. О том, как он закрывает рот ладонью, когда улыбается. О его руках. Ёнджун проводит по губам кончиком языка, не прерывая зрительного контакта, и Бомгю поспешно отводит глаза. Они возвращаются в студенческий городок вчетвером, и Бомгю отстаёт ото всех и прячет замёрзшие ладони в карманах. Вдоль дороги растут желтеющие дзельквы, и их листья, опавшие на ветру, мокнут под ногами, втаптываемые в асфальт. Бомгю смотрит на низкое белое небо в поисках солнечного света, но видит лишь тонкую полосу рассеянных облаков у горизонта. Он всегда скучает по Тэгу. Осень напоминает ему о городских фестивалях, холодной воде в озёрах и гараже его отца, в котором он научился играть на гитаре, когда был подростком, и ему, как никогда сильно, кажется, что он живёт внутри себя больше, чем в Сеуле. Ёнджун сбавляет шаг, чтобы поравняться с ним. Они идут в тишине, если не считать приглушённые расстоянием голоса Тэхёна и Шиын, и Бомгю чувствует взгляд Ёнджуна на своих волосах и щеке. — Я не знаю, говорил ли об этом Субин, но я танцую на фестивале в Мёндоне в следующее воскресенье, — говорит он, когда у Бомгю хватает смелости повернуть голову и посмотреть ему в глаза. Бомгю не понимает, улыбается ли Ёнджун или это просто его лицо: нежное. — Тебе стоит прийти. Бомгю останавливается на тёмном после утреннего дождя асфальте. — Что, если я не хочу? — с вызовом спрашивает он, и с губ Ёнджуна срывается лёгкий смешок. Он выглядит младше, когда смеётся, и не прекращает идти вперёд, но оборачивается через плечо, чтобы посмотреть на Бомгю. — You’re such a brat, — говорит он на выдохе, незлобно. — Кто-нибудь говорил тебе об этом? — Пару раз, — отвечает Бомгю и догоняет его на тротуаре. Ёнджун цокает языком, но продолжает улыбаться и отводит взгляд на мокрые ветви деревьев. — Хорошо, — говорит он с наигранным равнодушием. — Так, ты придёшь? Бомгю издаёт задумчивое «мм» и делает то, что делает каждый раз, когда хочет, чтобы девушка, с которой он общается, обратила на него всё своё внимание, — он выдерживает долгую паузу, и она заставляет Ёнджуна посмотреть на Бомгю снова, ожидающе и внимательно. — Приду, — говорит он, и, наверное, удовлетворение от произведённого эффекта отражается на его лице, потому что Ёнджун закатывает глаза. — Brat, — говорит он, и Бомгю смеётся. Ёнджун улыбается и скользит по его губам взглядом, прежде чем добавить. — Спасибо. По дороге проезжает переполненный людьми, запотевший изнутри автобус, и Шиын хватается за плечо Тэхёна и громко выругивается, когда дождевая вода из-под его колёс брызгает на тротуар и на её ноги. Бомгю смотрит Ёнджуну в лицо и замечает шрамы от акне на его скулах и слой светлого для его кожи, неаккуратно нанесённого тонального крема под его глазами. Ёнджун отворачивается, и Бомгю думает: он красивый. Объективно и для каждого, кто обладает способностью видеть. Он прячет руки глубже в карманах и опускает взгляд. Whatever. 6. Бомгю встречает Шиын на станции метро в Мёндоне в следующее воскресенье, и она кутается в кардиган крупной вязки и вскидывает брови: — Я думала, ты не самый большой фанат Чхве Ёнджуна, — говорит она и легко подхватывает Бомгю под локоть, когда они поднимаются со станции. Он знает, что она вспоминает это не всерьёз, но всё равно говорит: — Я не его фанат. Я просто иду за компанию, — и ему не нравится, что горячее чувство стыда и желание оправдаться не пропадают из его груди после произнесённых слов. Бомгю решает, что всё проще, если не думать о Ёнджуне как о Чхве Ёнджуне, но думать о нём, как о друге Субина; хёне Тэхёна; сонбэ, которому приходится сдавать зачёты по предметам, которые он уже закрыл в Калифорнии; талантливом танцоре; хорошем знакомом. У Ёнджуна есть родинка под правым глазом, и, кажется, нет девушки. Иногда с ним очень легко говорить: о музыке, о погоде, о его родителях, о родителях Бомгю, об Академии, об их общих друзьях, о том, что он мечтает завести кошку, когда съедет. Иногда — это невыносимо. — Не знаю, почему ты не видишь этого, но вы с ним очень похожи, — говорит Субин. — Иногда, когда я говорю с ним, мне кажется, что я говорю с тобой. — Потому что мы оба невероятно обворожительные? — спрашивает Бомгю, не отрываясь от экрана компьютера. Субин тяжело вздыхает. Октябрь начинается так же внезапно, как заканчивается сентябрь. Ёнджун успевает отпраздновать свой двадцать второй день рождения, и Бомгю поздравляет его в KakaoTalk за десять минут до конца дня. В общежитиях не дают отопление, и Субин поднимается с края своей кровати, чтобы заботливо накинуть свой свитер Бомгю на плечи, и говорит: — Потому что вы оба невероятно раздражающие. Это правда, и это то, что не даёт Бомгю потерять бдительность и заставляет его непрерывно думать, потому что Ёнджун умеет ему отвечать, всегда вовремя, но не так обидно, как мог бы. Он напоминает Бомгю о его старшем брате; о том, как они могли перебрасываться шуточными оскорблениями часами, но никогда не ссорились по-настоящему. Иногда Ёнджун вызывает у Бомгю желание выбраться из своей кожи, особенно в дни, когда с ним невыносимо говорить. Бомгю может стоять у плиты в общежитии на протяжении часов, пока Кай звонит сёстрам, машинально мешать лапшу в кастрюле и проигрывать его диалоги с Ёнджуном, как заевшую кассету, у себя в голове, и злиться из-за того, что не смог придумать более остроумный ответ. Ёнджун всегда говорит что-то колкое, но никогда не злое, и, может, поэтому с ним бывает легко разговаривать. Иногда. — Ёнджун-хён такой крутой, — говорит Кай однажды вечером, выглядывая из их общей узкой ванной, со ртом, полным пенящейся зубной пасты. Бомгю не знает, при каких обстоятельствах они познакомились, но это перестаёт его удивлять. Ёнджун заполняет его жизнь постепенно и полностью: его добавляют во все групповые чаты, он сидит с Бомгю во время ланчей, и Бомгю не помнит, когда в последний раз обедал с Сумин вдвоём, наедине, потому что Ёнджун везде, и он не спутник, но самая яркая, ослепляющая звезда. И он не крутой. Он носит неудобную обувь всё время, кроме репетиций. Он любит однообразное супергеройское кино. Он не умеет подмигивать, в конце концов. Бомгю сообщает об этом Каю, но он только смеётся, выплёвывает зубную пасту в раковину и уходит в коридор, чтобы позвонить старшей сестре. Бомгю накрывается одеялом с головой и старается не думать о черновиках, разноцветных звуковых дорожках на экране компьютера, Сумин, изгибе её шеи, её новом блеске для губ, Тэгу, текстах песен, перечёркнутых строчках в блокноте; о Ёнджуне. 7. — Спасибо, — говорит Субин, пересчитывая монеты в пятьсот вон у себя на ладони. — За что? — спрашивает Бомгю. Они стоят возле торгового автомата в холле общежития, и пыль, застывшая в спёртом воздухе, блестит в лучах солнечного света из-за окон под низким потолком. У Бомгю болит голова, и он тянет холодный американо через трубочку. Кто-то забронировал студию на пять часов вечера, и ему приходится ждать своей очереди, и на улице слишком душно, чтобы оставаться на ней дольше, чем на десять минут. — За то, что подружился с хёном, — говорит Субин и поочерёдно опускает монеты в прорезь в торговом автомате. Они падают вниз с оглушительным металлическим звуком, и их звон отдаётся у Бомгю в висках. — Я не мог предсказать, что вы будете непреодолимой силой для моего неподвижного объекта, и начнёте раздражать меня парно, но, — он нажимает на кнопку на автомате. — Во всяком случае, ты не игнорируешь его. — Я стараюсь, — говорит Бомгю, потому что это правда. — Я знаю, — говорит Субин, наклоняется, чтобы достать упаковку протеинового печенья из автомата, и протягивает его Бомгю. — Может, Ёнджун-хён не говорит тебе об этом, но он всегда рад тебя видеть. — Все всегда рады меня видеть, — говорит Бомгю, и с губ Субина срывается смешок. — Несомненно, — он улыбается и добавляет более серьёзно. — Пожалуйста, будь рад его видеть тоже. Бомгю кивает. Он может это сделать: осталось всего четыре месяца, Ёнджун закончит академию с красным дипломом и сотней рекомендаций, найдёт работу в лучшей танцевальной студии Сеула или уедет обратно в Штаты, и они никогда не увидятся вновь. Бомгю откусывает край протеинового печенья. Субин поднимается на цыпочки и открывает одно из окон под потолком нараспашку, и его руки заливает солнечным светом. Всего четыре коротких месяца, зимние каникулы, и начнётся весна. Бомгю перейдёт на третий курс. Ему исполнится двадцать один. Он улыбается, когда Субин забирает печенье у него из рук, чтобы отломить себе часть, и, кажется, у него даже перестаёт болеть голова. Всего четыре месяца. Он может это сделать. 8. Иногда проводить время с Тэхёном — это плохая идея, потому что в конце дня Бомгю либо оказывается на качелях на окраине студенческого городка в три часа ночи, размышляя о Боге и неизбежности смерти, либо смывает с себя пот в душе мужской раздевалки Академии после марафона в пять километров или онлайн-урока от 1Million Dance Studio. В этот раз Бомгю смотрит на плитку на стене душевой кабины, вымотанный открытым танцевальным мастер-классом, и чувствует, как мыльная пена стекает по его спине. Ёнджун был на мастер-классе. Конечно, он был. Тэхён сказал: — Хён, ты хорошо танцуешь. Ёнджун-хён, Хюнин-и и его младшая сестра будут там тоже. Будет весело. И Бомгю сказал: — Я не хорошо танцую. Я едва ли танцую вообще. И Тэхён проигнорировал его слова и привёл его в хореографический зал в кампусе Намсан за руку, и Ёнджун был там. Бомгю видел, как он танцует, раньше. На фестивале в Мёндоне, на репетициях в залах со стеклянными стенами, в холле перед практическими занятиями. Ёнджун двигается так, будто бы живёт в каждом уголке своего тела и знает его изнутри и снаружи. Бомгю никогда не придавал значения движениям, но всегда чувствовал, что его тело слишком маленькое для него. Слишком тихое. Видеть кого-то, кто двигается с такой легкостью и уверенностью, — быть свидетелем зарождения сверхновой, и Ёнджун — самая нежная из них, с его тёплыми, тонкими пальцами и шагами, скользящими по натёртому мелом паркету, несмотря на мозоли на коже и прилипшие к влажному лбу волосы, и Бомгю честно не хочет завидовать, но: — Ты танцуешь? — спрашивает Ёнджун, когда видит Бомгю разминающимся перед огромным зеркалом. — Не так хорошо, как ты, — отзывается Бомгю, и губы Ёнджуна растягиваются в раздражающе довольной улыбке. Как будто он не знает, что хорошо танцует. Как будто ему нужно напоминание. Бомгю смотрел на его спину весь мастер-класс. На его плечи. Руки. Он не выучил ни одного шага, но запомнил каждый взгляд, обращённый к Ёнджуну. Честно? Лучше бы он считал, сколько раз споткнулся о свои же ноги. Бомгю натягивает футболку через голову и ещё раз вытирает мокрые волосы полотенцем. Кто-то нарисовал мужской половой орган на запотевшем зеркале над грязной раковиной, и Бомгю брезгливо стирает его со стекла ребром ладони и моет руки несколько раз, и, когда он выходит в раздевалку, в ней нет никого кроме Ёнджуна. Он сидит на полу и завязывает шнурки на тяжёлых, неудобных ботинках. Бомгю садится на холодный кафель напротив него, прислоняясь к металлическому шкафчику спиной, и тянется к своей паре изношенных кед. Ёнджун проверяет время на экране телефона. — Куда ты сейчас, хён? — спрашивает Бомгю, потому что, если они оба собираются идти в сторону общежитий, Бомгю может выпросить у него американо или морковный капкейк из университетской кофейни за его счёт. — Я должен встретиться с Сумин, — говорит Ёнджун, не глядя на Бомгю. Он убирает телефон во внешний карман своей спортивной сумки, и Бомгю смотрит на блестящие кольца на его пальцах. Он не снимает украшения, когда танцует. — У Центра встреча волонтёров сегодня. Точно. Встреча волонтёров во второй вторник месяца. Центр Поддержки Молодёжи и его очаровательные инициативы. Конечно. Как Бомгю мог забыть? Он говорит: — Тебе необязательно идти, хён. Ёнджун вопросительно вскидывает брови. — Почему? — Э, — Бомгю опускает взгляд на стоптанные носы своих кед. — У Центра есть нормальные собрания. Типа, для всех волонтёров, а это, — он уклончиво ведёт плечом. — Вторничные встречи в ЛГБТ-центре. Это типа, — он запинается. — Для волонтёров, которые относят себя к ЛГБТ. Для квиров. Тебе необязательно туда идти. — Бомгю-йа, — перебивает его Ёнджун, и Бомгю поднимает глаза. Ёнджун смотрит на него так, будто бы то, что Бомгю сказал, в равной степени забавляет и удивляет его, и Бомгю начинает казаться, что он сказал глупость, потому что с губ Ёнджуна срывается сдавленный смешок. — Бомгю-йа, — повторяет он, глядя Бомгю в глаза. — Я гей. Что? — Что? Ёнджун не отвечает, но смеётся и поднимается с пола, и, кажется, не видит, что Бомгю переживает метафорический звук разбивающегося стекла в реальном времени. Настоящий кризис восприятия. Он подхватывает сумку с кафеля и смеётся, и смотрит на Бомгю сверху вниз. — Это проблема для тебя? — спрашивает он, и Бомгю давится своей же слюной. Какого чёрта? Какого. Чёрта. Он не гомофоб. Он дружит с Шиын. Ей нравятся девушки. Он помогал Сумин собирать пожертвования для квир-центра в прошлом семестре. Он не считает, что это неправильно или безнравственно, или плохо. Он поддерживающий. An ally, if you will. Ёнджун смотрит на него, пытливо и серьёзно; будто бы ищет индикатор чего-то в его взгляде. — Я не, — Бомгю останавливается в поисках правильных слов. — Нет. Всё хорошо. Я не, — он делает неопределённый жест рукой. — Я поддерживаю такое. Я просто не, — он делает ещё более неопределённый жест рукой. — Мне нравятся девушки. Взгляд Ёнджуна смягчается. — Окей, — спокойно говорит он. Бомгю смотрит на него снизу вверх и машинально повторяет: — Я не гомофоб. На первом курсе Шиын спросила у него, нравятся ли ему парни, и он никогда не думал об этом раньше, в Тэгу. Он знает, что ему не нравится Субин, но он мог бы поцеловать его. Он замечает красивых парней вокруг. Красивых людей. Но ему нравятся девушки. Наверное, ему нравится Сумин. Ему не нравятся парни. Он не думает о них так, но: Ёнджун мягко улыбается, и Бомгю вдруг кажется, что сейчас он скажет «Sike», но он задерживает взгляд на смущённом лице Бомгю и говорит: — Хорошо, Бомгю-йа, — он заправляет светлую прядь волос себе за ухо. — Тогда, увидимся позже? — Ага, — глупо выдавливает из себя Бомгю, и Ёнджун уходит, оставляя его одного с чем-то большим и пустым в груди. Бомгю сидит на полу с развязанными шнурками на кедах ещё несколько минут. Его волосы медленно высыхают, и в его голове крутится растерянное: Ёнджуну нравятся парни. Ёнджуну нравятся парни. Ёнджуну нравятся парни. Ёнджуну нравятся парни. Это хорошо. Это должно быть хорошей новостью: Ёнджуну не нравятся девушки. Ему не нравится Сумин. Это хорошо, но Бомгю не испытывает облегчения. Наоборот, странное, необъяснимое и болезненное чувство никуда не пропадает, и Бомгю хочет забраться внутрь себя, раздвинуть рёбра ладонями и вытащить его на свет. Ёнджуну нравятся парни. Это ничего не значит. Он всё ещё Ёнджун. Он всё ещё называет Бомгю капризным ребёнком иногда и жалуется на то, что он слишком громкий и раздражающий. Ничего не изменилось, и это ничего не значит. Ему просто нравятся парни. Может, ему нравится Субин. Чёрт, не дай бог ему нравится Субин. — Хён, — Тэхён заглядывает в раздевалку, взъерошенный и расслабленный, и Бомгю вздрагивает. — Ты идёшь? Бомгю поспешно кивает и встаёт с кафельного пола. 9. В Йонсангу есть железнодорожная станция, которая находится прямо над подземным переходом, ведущим в метро, и Бомгю приходит туда каждый раз, когда ему нужно побыть одному, — намного чаще, чем может казаться. Это среда. Он заходит в квартиру Йевон и кормит Ари на холодном из-за сквозняка паркете в одиночестве. Он думает о черновике материала для грантового конкурса, который лежал перед ним во время утренней лекции, и обычно у Бомгю получается редактировать тексты хотя бы по строкам, но в последние две недели он не пишет, а только перечёркивает то, что уже написал. Он оставляет Ари одну и садится на трамвай от Новонгу до торгового центра в Мапхогу и идёт до Йонсангу пешком. В Сеуле всё ещё солнечно, но ветренее, и Бомгю носит митенки и шапку, которые связала его мама, и заглядывает во все цветочные магазины в поисках запаха, которым была пропитана их квартира в Тэгу. Гибискус, тёплое молоко, крем для лица с экстрактом алоэ. Сухой асфальт хрустит под подошвами его кед. Сумин знала, что Ёнджуну не нравятся девушки. Конечно, она знала. Бомгю чувствует себя глупым: почему бы Ёнджун решил стать волонтёром в центре, который занимается поддержкой квир-молодёжи, если бы не был квиром? Субин знал тоже. И Тэхён. Тэхён узнал первым, на самом деле. Субин рассказывает Бомгю об этом после того, как он унизительно и эмоционально теряет рассудок прямо у него на глазах: Ты знал, что Ёнджун-хёну нравятся парни. Мужчины. Хён? Ты знал? Конечно, он знал. Все их друзья знали. — Почему вы не рассказали мне сразу? — Бомгю сокрушённо хватается за голову. — Потому что это не то, чем можно делиться у Ёнджун-хёна за спиной? — говорит Субин с вопросительной интонацией и аккуратно, но твёрдо хватает Бомгю за руку, заставляя его перестать мерить узкую комнату общежития шагами. — Он же рассказал тебе сам. Потому что он тебе доверяет. — Потому что я сказал глупость, — Бомгю выпутывает руку из хватки Субина и закрывает лицо ладонями. — Господи, я хотел бы знать об этом раньше. Потому что, если бы он знал об этом раньше, ему бы не пришлось испытывать ревность. Потому что это унизительно и эмоционально тоже. — It’s not a big deal, — говорит Субин с сильным акцентом. — Ничего не меняется, — он садится на край своей кровати и оставляет место для Бомгю рядом с собой. — Просто будь мягче с ним. Ты знаешь, Сеул, — он поджимает губы. — Он не может вести себя так же, как в Сан-Хосе, здесь. Здесь не так много ресурсов и свободы для, — он не продолжает, но многозначительно смотрит на Бомгю. — Для таких, как он. Просто не будь мудаком, окей? — Я не, — Бомгю стоит посреди его светлой комнаты и зажмуривается, чтобы не видеть полосу солнечного света на пыльном полу. — Ты знаешь, что я не стал бы. — Да, — Субин снова бережно дотрагивается до его руки. — Всё окей. Я же говорю. It’s not a big deal. И, дело в том, что это правда: глобально ничего не меняется. Ёнджун всё ещё смотрит на Бомгю так, словно собирается дать ему подзатыльник и разрушить его жизнь. Он всё ещё смеётся и иногда задерживает на Бомгю взгляд чуть дольше, чем обычно, сфокусированный и напряжённый. На его руках. На его обветренных губах. Он отводит глаза, когда Бомгю это замечает. Они всё ещё видят друг друга в коридорах четвёртого корпуса общежитий и холлах академии, и Бомгю всё ещё говорит с ним, и теперь он может не переживать из-за того, что он проводит время с Сумин, но он переживает. Бомгю мечтает стряхнуть это чувство с себя. Он спускается в метро в Йонсангу. Если встать посреди перехода, ровно под железнодорожными путями и ровно над тоннелем метро, и дождаться поездов сверху и снизу, гул заполнит всё пространство вокруг и начнёт отдаваться в позвоночнике и внутренних органах. Почти как если включить музыку на полную громкость или сидеть у окна с металлическим карнизом во время сильного ливня. Бомгю нравится это ощущение. Словно в его голове — в его руках — что-то есть. Хотя бы шум и хотя бы на несколько секунд. Бомгю закрывает глаза и представляет Ёнджуна. Экспериментально. С осветлёнными волосами и красивыми руками. На кровати в его одиночной комнате общежития. Представляет парня рядом с ним. Какого-то. Любого. То, как Ёнджун его целует. То, как Ёнджун целует Бомгю. Он распахивает глаза. Поезда на земле и под землёй уезжают дальше, и в голове Бомгю снова становится оглушительно тихо. 10. — Почему я должен быть Сейлор Мун? — возмущается он, и Шиын вымученно падает на кровать Сумин в её аккуратно обставленной комнате общежития. — И я так и не понял, кто будет Такседо Маском. — Субин-оппа, — терпеливо отвечает Сумин, и Бомгю с ужасом смотрит на Субина, безуспешно пытающегося замазать тёмные круги под глазами консилером соседки Сумин. — Я буду Сейлор Нептун, а Шиын-и — Сейлор Уран, а Тэхён-и не согласился в этом участвовать, — она переходит на шёпот. — Но он всё равно будет этой смешной чёрной кошкой с месяцем во лбу. Тэхён, сидящий на ковре, с торчащими во все стороны волосами и большими тёмными глазами, коротко отрывается от экрана телефона, щурится, глядя на Бомгю и Сумин, и снова опускает взгляд. Действительно — смешная чёрная кошка. — Супер, — говорит Бомгю и смотрит на пластмассовую диадему и жезл с розовыми кристаллами из детского набора на письменном столе. — Но почему я Сейлор Мун? — Потому что ты милый, Бомгю-йа, — наконец отзывается Шиын, поднимая голову с пушистого пледа. — Потому что тебе идёт розовый. Потому что ты Сейлор Мун. — Но почему Субин — Такседо Маск? — страдальчески всплёскивает руками Бомгю. — Они же даже не похожи. Субин переводит обиженный взгляд с маленького косметического зеркала на Бомгю. Бомгю показывает ему язык. — Хорошо, — сдаётся Шиын и принимает вертикальное положение, спуская ноги с края кровати. Тёплые, шерстяные гетры сползают с её щиколоток. — Сумин-и может быть Такседо Маском, а Субин-оппа будет Сейлор Нептун. Просто наденьте свои костюмы уже и пойдёмте. Я обещала помочь Бахи с макияжем, и нам нужно успеть на автобус. — Я не хочу быть Сейлор Нептун! — недовольно восклицает Субин, и Шиын издаёт поражённый стон, закрывает лицо ладонями и откидывается обратно на пушистый плед на кровати Сумин. — For fuck’s sake, хён! — подаёт голос Тэхён, и обычно Субин не может ему отказать. — Это всего лишь костюм. Мы можем уже просто пойти? И они просто идут. Вообще, праздновать Хэллоуин было идеей Шиын, и изначально Бомгю не собирался в этом участвовать, но Сумин по-матерински отчитала его за то, что он проводит всё своё время в студии и лекционных залах и тратит «лучшие» годы на что-то, что не приносит ему настоящего удовольствия (на образование). У Бомгю не было выбора, поэтому он жертвует своим вечером ради розовой диадемы, поездки в промёрзшем автобусе и просторного лофта в Каннамгу, который снял кто-то из старшекурсников. Субин поправляет голубую диадему Сейлор Нептун у себя на голове и выпускает тёплое облако пара в октябрьский, уже пахнущий зимой воздух, когда они выходят из автобуса. Небо затянуто синими облаками. Бомгю прячет окоченевшие за долгую поездку руки в карманах, и его диадема сползает ему на лоб. Из динамиков в лофте играет последний альбом BTS, что не слишком подходит под настроение, но Бомгю не осуждает музыкальные вкусы. Иногда. В любом случае, whatever floats their boat. Ёнджун, приехавший в Каннамгу немного раньше, смеётся, когда видит на Тэхёне кошачьи уши, которые его заставила надеть Шиын, и говорит, что встретил Кая и ещё нескольких их общих друзей на втором этаже. Потом он видит Бомгю. Они сидят на диване под LED подсветкой, и Бомгю медленно пьёт что-то холодное и алкогольное — кажется, комбучу с персиковым соджу — из бумажного стакана. Ёнджун скользит по нему мерцающим из-за глиттера на веках взглядом, и он слишком пристальный для того, чтобы быть социально приемлемым. — Кто ты, оппа? — спрашивает Сумин. Ёнджун медленно отводит глаза, и его губы расплываются в привычной уверенной улыбке. — А кем бы ты хотела, чтобы я был? Бомгю борется с желанием демонстративно закатить глаза. — Потанцуем? — спрашивает Ёнджун и берёт Сумин за руку. Они уходят вглубь лофта, где студенты образуют пьяную танцующую толпу, и Бомгю смотрит им вслед, откладывая жезл Сейлор Мун на липкий от алкоголя стол, заставленный стаканами с газировкой и пуншем. Он отличает Сумин в толпе только по цилиндру от костюма Такседо Маска, и, на его вкус, она стоит слишком близко к Ёнджуну. Но это не должно быть проблемой, ведь да? Платонические руки на платонических талиях друг друга. Ничего нового. Шиын утягивает Субина и Тэхёна танцевать тоже, и Бомгю остаётся наблюдать за ними с противоположной части лофта со своим отвратительным кисло-сладким алкогольным компаньоном. Спустя какое-то время ему начинает казаться, что Ёнджун — Лойд Форджер. В смысле, его костюм. Или Бомгю не понимает отсылку. Он не смотрит аниме. Ёнджун возвращается к Бомгю один. На его рубашке расстёгнуто слишком много пуговиц, и он берёт случайный стакан со стола и делает долгий жадный глоток. Бомгю смотрит на его шею, на то, как двигается его кадык и как капля чего-то сладкого и клубничного стекает по его коже. Ёнджун встречается с Бомгю глазами и ставит стакан обратно на стол. — Для кого ты такой красивый? Бомгю кажется, что ему послышалось. Из-за громкой музыки и из-за комбучи с соджу — но Ёнджун смотрит на него, и вопрос повисает в тёплом блестящем воздухе между ними. Бомгю растерянно смотрит на Ёнджуна в ответ и открывает рот, чтобы ответить, но Субин возвращается за стол с двумя новыми стаканами чего-то ещё более холодного, кислого и алкогольного, и Ёнджун отводит глаза. Бомгю продолжает смотреть на него и ждёт, что он скажет что-то ещё, но он улыбается Субину и спрашивает, нашёл ли он Кая и попробовал ли шампанское на втором этаже. Бомгю смотрит на его профиль и на каплю пота у него на виске, и у него дрожат руки. Ёнджун расстёгивает ещё одну пуговицу на рубашке, и Бомгю встаёт из-за стола. — Мне нужно подышать, — тихо говорит он, и Субин обеспокоенно заглядывает ему в лицо. — На втором этаже есть терраса, — говорит он. — Найти тебе воды? — Всё в порядке, — качает головой Бомгю. — Спасибо, хён. На террасе не так холодно, как Бомгю ожидал. Пусто. Он бессознательно стягивает диадему с головы, и она путается в его волосах. Бомгю выругивается. Раз. Два. Три. Mental breakdown. Он отбрасывает диадему на отполированный паркет, опускается на корточки и закрывает лицо ладонями, надавливая на веки пальцами. Чернота мерцает разноцветными фигурами и монотонным шумом у него в голове. Бомгю думает: зачем Ёнджун сказал это? Зачем? Зачем? Это так жестоко. Он такой жестокий. Его внимание ощущается, как огромная волна морской воды, которая накрывает с головой, и на секунду Бомгю кажется, что он ни за что не выплывет. Зачем он делает это? Зачем? Зачем? За— Чья-то рука опускается Бомгю на плечо. Нервный срыв отменяется. — Ты в порядке, хён? — Бомгю убирает ладони от лица. Кай смотрит на него сверху вниз и встревоженно сводит брови. — Хюнин-и! — выдавливает из себя Бомгю и размазывает чёрную подводку и тушь, которые ему так щедро одолжила Шиын, по векам. — Мы искали тебя, — Кай протягивает ему ладонь, и Бомгю хватается за неё и поднимается на ноги. — Всё хорошо. Просто тут какая-то странная комбуча. Ты пробовал её? Лучше не пробуй. Она не понравилась моему желудку, — Бомгю натянуто улыбается. Кай одет как Элвин из «Элвина и бурундуков». Вероятно, его сёстры одеты как остальные два. Бомгю не помнит их имена. — Всё окей. Я в порядке. Всё супер. Они спускаются на первый этаж вместе, и Бомгю видит Ёнджуна возле бара. Он разговаривает с парнем. Бомгю не знает его и отворачивается. Потому что ему всё равно. Наплевать. Ладно. Он смотрит на них ещё раз, и парень случайно разливает стакан пунша им на колени. Ёнджун смеётся и тянется к стопке бумажных салфеток на барной стойке, и уверенно проводит по предплечью парня ладонью. Почти нежно. Бомгю делает так, когда хочет, чтобы девушка смотрела только на него. Всегда срабатывает. — Кто это с Ёнджун-хёном? — спрашивает он с наигранным безразличием, когда садится обратно на край дивана рядом с Субином и Сумин. — Всё окей. Это Уён-хён, — Субин перезавязывает бант на своей бирюзовой матроске. — Он выпустился из Академии в прошлом году, тоже с Танцевального, — он поднимает глаза на Бомгю. — Где твоя диадема? — Ох, чёрт, — Бомгю подносит руки к волосам. — Чёрт. Я забыл её наверху, — он поджимает губы. — Теперь никто не поймёт, что я Сейлор Мун, да? — Всё в порядке, — Сумин смеётся и пересаживается ближе к Бомгю. — Все поймут, если ты будешь танцевать с Такседо Маском, — она приподнимает цилиндр и шутливо задевает плечо Бомгю своим. — Потанцуешь со мной? Бомгю улыбается и кивает, и Сумин берёт его за запястье и тянет за собой. У неё мягкие руки и искрящаяся улыбка. Она нравится Бомгю. Сумин нравится Бомгю. Вероятнее всего. Он бросает короткий взгляд в сторону барной стойки. Уён наклоняется к Ёнджуну, чтобы сказать ему что-то на ухо. Его губы всего в сантиметре от его кожи, и рука Ёнджуна лежит у него на коленях, сжимает мокрую и розовую из-за пунша бумажную салфетку, и Бомгю отворачивается — в этот раз по-настоящему — и позволяет Сумин утянуть себя дальше. 11. Бомгю почти не выходит из их общей с Каем комнаты, когда в Академии начинается зачётный сезон. Только по средам и субботам — чтобы покормить Ари; и по ночам — чтобы сидеть в холле, в наушниках, с подключённым к розетке на 32 ампера ноутбуком с перепутанными звуковыми дорожками на экране, и разговаривать с Субином по телефону. Бомгю загружает большую часть проектов за неделю до дедлайнов, чтобы сосредоточиться на музыке для грантового конкурса, но едва ли готовится к письменным экзаменам. Субин хрипло смеётся в трубку и говорит, что Бомгю стоит больше спать. Бомгю слишком много думает, чтобы спать. — Какой умник поставил Актёрский блок после Танцевального? — мученическим тоном спрашивает Шиын. Её чёлка выглядит короче. Она всегда стрижёт её неподходящими для волос ножницами, когда нервничает. — Все уйдут из зала после Танцевального блока. Все пришли, чтобы посмотреть на оппу. Ёнджун еле слышно хмыкает, не отворачиваясь от зеркала. Бомгю смотрит на его отражение и на его плечи, обтянутые белой тканью водолазки. В общей гримёрной малого зала в кампусе Намсан пахнет мицеллярной водой и растворимым кофе. Вокальный блок закончился почти час назад. Субин и Кай доедают лапшу из одного стакана. Это один из первых отчётных концертов в этом семестре, но Бомгю уже видел какую-то девушку рыдающей возле кулеров. Поэтому ему не нравится выходить из комнаты во время зачётов. — Мы останемся, — уверяет Шиын Тэхён. Она благодарно ему улыбается и заглядывает в зеркало, кажется, в пятый раз за последнюю минуту, поправляя чёлку. В гримёрную заходит Сумин с тремя бутылками холодного имбирного чая в руках и сразу же протягивает две Субину и Тэхёну. Бомгю напоминает себе купить ей цветы на следующий отчётный концерт. — Чёрт, — Ёнджун выругивается и наклоняется, чтобы поднять что-то с пола. Он слабо улыбается, когда выпрямляется, и выбрасывает что-то прозрачное и маленькое в урну под заваленным косметикой и ватными дисками столом. — У меня дрожат руки, — с его губ срывается невесёлый смешок. — Я не могу надеть линзы. Бомгю никогда не видел Ёнджуна таким беспокойным и пустым, как в последний месяц. Выпускные экзамены сложнее, чем промежуточные, и Ёнджун реже проводит с ними время, но чаще остаётся в хореографическом зале до полуночи и раздражается, когда Бомгю повышает голос или шутит, или просто говорит. Бомгю знает, что, у него есть право злиться: скорее всего, у него постоянно болят мышцы; он сдаёт теоретические и практические предметы одновременно, и делает всё, чтобы получить баллы за социальную работу, — но Бомгю не знает, как вести себя с таким Ёнджуном. Он вообще не уверен, что верит в существование такого Ёнджуна. Он же Чхве Ёнджун. Он не должен сталкиваться с трудностями. Но, видимо, даже на то, чтобы всё получалось с первого раза, требуется время. Они почти не говорили в ноябре и первой части декабря. Субин рассказывает, что Ёнджун рад зачётному сезону, потому что девушкам легче отказывать, ссылаясь на бесконечные репетиции и хроническую занятость, чем на правду о том, что ему не нужны такие отношения. — Не нужны такие отношения? — переспрашивает Бомгю. — Он в, — он замолкает и с ужасом думает: почему ему не всё равно? — Он в других отношениях? Ему нравится кто-то? — О, нет, — Субин жестоко втыкает одноразовую ложку в карамельное желе в упаковке. — Во всяком случае, он ни о ком мне не рассказывал. Бомгю встречается с Ёнджуном глазами и опускает взгляд на его руки. Они правда дрожат. — Можешь помочь? — тихо спрашивает Ёнджун и протягивает Бомгю упаковку однодневных линз. Бомгю нерешительно кивает и подходит ближе. Ёнджун сидит в неудобном кресле, которое Тэхён притащил из комнаты для инструментальных практик, и Бомгю смотрит на него сверху вниз. Ёнджун запрокидывает голову назад, и влажные пряди волос спадают ему на лоб. Бомгю делает глубокий вдох и аккуратно смахивает их с его лица. Так о чём же он думает вместо того, чтобы спать? В основном о том, что: Ему нравятся девушки. Их приветливые улыбки и густые волосы, и мелодичные голоса. Ему не нравятся парни. Точнее, ему нравится, как они выглядят, иногда. Может, ему нравятся их руки. Может, голоса — тоже. Иногда. Может, Бомгю просто нравятся красивые люди. Он скучает по Тэгу, но не хочет возвращаться домой, потому что привезёт туда себя. Понимаете, о чём он? Из-за этого он не может спать. Он думает: все хотят Ёнджуна, но он запирается в хореографическом зале, обматывает щиколотки эластичным бинтом и танцует. Это нечестно: что он нравится всем и что ему не нравится никто. Что он либо не обращает на Бомгю внимание, либо смотрит на него так, будто бы Бомгю — самый прекрасный человек в городе; светится изнутри. Для кого он такой красивый? Бомгю придерживает подбородок Ёнджуна рукой и подносит линзу к его глазу. Ёнджун смотрит сквозь него, и его лицо — блестящее из-за фиолетовых теней и тонального крема. Бомгю замечает выпавшую ресницу на его скуле и спускается взглядом ниже, к его искусанным губам, и линза выпадает из его рук, точно так же, как она выпала из рук Ёнджуна пять минут назад. — Вы оба никчёмные, — констатирует факт Шиын и встаёт с пыльного дивана в углу гримёрной, на котором умещалась вместе с Сумин, Тэхёном, Субином, Каем и их несчастным стаканом сублимированной лапши на двоих. — Дай я сделаю это. Бомгю послушно делает шаг в сторону. Ёнджун фокусирует на нём взгляд и издевательски изгибает бровь, прежде чем Шиын закрывает его своим телом. Бомгю шумно выдыхает и выходит из гримёрной, чтобы выпить воды. Незнакомая ему девушка всё ещё рыдает возле кулеров. 12. Старший брат Бомгю приезжает в Сеул в двадцатых числах декабря и отправляет ему адрес кафе в Мапхо с подписью: Я здесь всего на день, так что поторопись, балбес. Бомгю приходится тепло одеться — Кай одалживает ему свитер — и добраться до Мапхогу на такси, в котором остаётся его декабрьская стипендия. Обычно, когда хён приезжает в Сеул, они ходят смотреть виниловые пластинки и новые CD вместе, но в этот раз Бомгю заходит в переполненное людьми кафе и чувствует, что все осуждают его за давно не мытые волосы. — Бомгю-йа! — хён машет ему рукой из-за стола. Бомгю улыбается. Они заказывают чай, и хён отдаёт Бомгю контейнер с витаминами и травяными лекарствами, которые для него собрала мама, рассказывает о том, что проходит собеседование в какую-то крупную Сеульскую маркетинговую компанию этим вечером, и показывает Бомгю недавние фотографии Тото. Затем он спрашивает про экзамены, и Бомгю говорит, что всё в порядке, потому что всё правда в порядке. Он проводит декабрь в библиотеке и студии, иногда показывает черновики друзьям и не пропускает обеды. Хён кивает и начинает рассказывать про свою девушку. Бомгю слушает и пытается вспомнить её лицо: он видел её всего несколько раз, во время летних каникул после первого курса и на прошлый Новый Год. У неё постоянно меняется цвет волос. Старший брат рассказывает о ней каждый раз, когда он и Бомгю встречаются, и каждый раз говорит, что она передавала Бомгю привет. — Передавай нуне привет тоже, — говорит Бомгю и прижимает ладони к стеклянной кружке, чтобы согреться. — Угу, — хён кивает и доливает чай в свою. Он смотрит на Бомгю и наклоняет голову вбок. — Ты встречаешься с кем-то, Бомгю-йа? Бомгю закусывает внутреннюю сторону щеки. — Нет. — Но тебе нравится кто-то? Бомгю смотрит ему в глаза. Он старше всего на три года, но после того, как хён окончил старшую школу, Бомгю начало казаться, что между ними — десятилетие. Ответственность и взросление делают людей старше. Бомгю опускает взгляд на свои ладони на тёплом запотевшем стекле. Бомгю ходит на все концерты и зачёты Ёнджуна — даже на те, на которых не выступает никто из общих друзей больше. Он сидит на последнем ряду в зале или на лестнице, закутанный в толстовку, и смотрит за тем, как Ёнджун танцует. Ему кажется, что он запоминает каждое движение из его выпускной программы: она сложная. Ёнджун говорит, что выучил её еще в Штатах, но добавил к ней несколько классических элементов для Сеульской комиссии. Бомгю ищет родственников Ёнджуна среди людей в зале иногда, но никогда не находит, аплодирует вместе со всеми и ждёт, когда преподаватели закончат поздравлять Ёнджуна с успешным выступлением после концерта, чтобы подойти к нему и поздравить тоже. — Я не приглашаю родственников сюда, — говорит Ёнджун, когда переобувается в кеды со стоптанными задниками. Он поднимает взгляд на Бомгю и устало улыбается. — Позову, когда буду выступать на Мэдисон Сквер. Ёнджун всё ещё уставший, и его GPA всё ещё 4.5. Бомгю понимающе кивает и следит за тем, как он небрежно проводит по мокрым из-за пота волосам ладонью. — Почему ты ходишь сюда вообще? Я думал, ты готовишься к своему безумно важному конкурсу для музыкальных дарований. — Субин-хён говорил, что тебе нужна дружеская поддержка, — отвечает Бомгю, и Ёнджун смеётся. В этот раз Бомгю не понимает: с ним или над ним. Он стирает мерцающие тени с глаз салфеткой для снятия макияжа и не задумываясь прячет её в карман спортивных штанов. — Спасибо, — говорит он. Бомгю прикладывает усилие, чтобы улыбнуться ему. Потому что, на самом деле, Ёнджун заслуживает все улыбки и взгляды, поздравления, восхищение и желание, и Бомгю смотрит на него и думает, что он хороший. С блёстками, опавшими на кожу, со стаканом недопитого кофе в руках, с его внимательным, добрым взглядом; со словами, которые он говорит Бомгю, когда никого нет рядом. У Бомгю ноет сердце. — Да, — наконец отвечает он и выпускает кружку чая из рук. Он слышит постоянный гул чужих голосов, звон посуды и шум кофемашины за деревянной стойкой. Его брат удивлённо вскидывает брови. — Она милая, — продолжает Бомгю. — Очень талантливая. Мы учимся вместе. — Как её зовут? Бомгю нервно сглатывает. — Сумин, — он опускает взгляд на тёплую столешницу. — Она тоже из Кёнсан-Пункто. Из Пхохана. — Ого! — хён широко улыбается. — Легче будет познакомить её с родителями. Он продолжает говорить: о том, как представлял свою девушку родителям в первый раз — хотя Бомгю знает эту историю — и о том, что девушки из Сеула совсем другие. Бомгю смотрит на его лицо и думает о том, что Ёнджун из Сеула. О том, что Сумин сдала экзамены досрочно, но решила остаться в столице до конца зачётного сезона, чтобы помогать волонтёрскому центру и проводить время с Шиын. Шиын из Сеула. Бомгю никогда не думал о том, что она совсем другая. Наверное, потому что Бомгю совсем другой тоже. Он допивает чай и надеется, что хён не будет спрашивать ничего про Сумин больше. Он расплачивается, встаёт из-за стола, накидывая пальто на плечи, мягко смотрит на Бомгю и вдруг говорит: — Я могу рассказать об этом маме? — он оставляет на столешнице несколько купюр чаевых. — Об этой Сумин? А то мы недавно говорили с ней, и она переживала, что ты, — он осекается и понижает голос. — Гей. Бомгю медленно моргает и думает: наверное, родители Ёнджуна не знают, что ему нравятся парни. Или, может, знают. Может, поэтому они не ходят на его концерты. — Бомгю-йа? — Да, — Бомгю сдирает заусенец с пальца и выдавливает из себя улыбку. — Конечно, хён, — он шутливо кланяется, положив ладонь на сердце. — Всё, чтобы мама не переживала. Хён смеётся и хлопает Бомгю по плечу. Он возвращается в студенческий городок пешком, включает музыку в наушниках на полную громкость и представляет, что слышит проезжающие мимо поезда. Когда он поднимает глаза, вдалеке, на бесконечном тёмном небе мигает спутник. 13. Сумин читает библиотечный том Бананы Ёсимото, и Бомгю не может свести с неё глаз. Он сидит на противоположной стороне узкого письменного стола в тихой зоне университетской библиотеки и то и дело задевает её ногу своей. Она не отрывает глаза от книги. Она согласилась побыть рядом с ним, пока он готовится к зачёту по Полифонии. Святая. Бомгю окидывает конспекты коротким затуманенным взглядом и снова смотрит на Сумин. Полупрозрачный зелёный лак на её ногтях переливается голубым, когда она переворачивает страницы. Бомгю видел такой же на ногтях Шиын несколько дней назад. — Как дела в волонтёрском центре? — спрашивает он. Сумин поднимает глаза, и на её губах появляется мягкая улыбка. — Всё отлично, — она загибает уголок страницы, которую читала, и откладывает книгу на стол. — Мы отвозили вещи в ночлежку в понедельник и помогали с организацией благотворительных чтений в ЛГБТ-центре, — она дотрагивается до колена Бомгю своим под столом. — Тебе стоит сходить, — Бомгю непроизвольно напрягается. — Они читают лекции про историю квир-музыки. Я помню, тебе нравился Билли Стрэйхорн. Бомгю смотрит на то, как она перебрасывает вьющиеся волосы с одного плеча на другое и натягивает рукава жакета на запястья. В библиотеке пахнет её лимонно-жасминовым кремом для рук. — Сумин-а, — говорит Бомгю. — Да? Он набирает больше воздуха в лёгкие. — Встречайся со мной. Её глаза неестественно расширяются. Она сжимает рукав жакета пальцами. Бомгю продолжает до того, как она успевает ответить: — У нас много общего, — он смотрит ей в глаза. — Ты нравишься мне. Мы росли в похожих местах. Нам всегда есть о чём поговорить. Мы и так проводим кучу времени вместе, — Сумин растерянно смотрит на него в ответ. — У нас день рождения в один день, в конце концов. — Я боюсь, этого недостаточно для того, чтобы начать встречаться с кем-то, Бомгю-йа, — мягко говорит она и кладёт руки на стол, ладонями вниз, чтобы не сжимать ткань одежды больше. — Достаточно для того, чтобы быть друзьями. Бомгю закусывает губу, до крови, сдирая кожу, и думает, что, если не прекратит разрывать себя на части, ему придётся искать себя по всему Сеулу, чтобы собрать воедино. — Я нравлюсь тебе больше, чем подруга? — спрашивает Сумин и выглядит так, словно знает ответ лучше, чем Бомгю. — Разве тебе не нравится кто-то другой? — Что? — его голос звучит зажато; горько. Сумин смотрит на него почти сочувствующе; протягивает к нему руку и кладёт свою ладонь поверх его. — Меньше всего на свете мне хотелось бы, чтобы ты встречался со мной, чтобы не, — она запинается и шумно вдыхает, прежде чем продолжить. — Чтобы не испытывать чувства к кому-то другому. — Я не, — Бомгю глотает слова вместе с воздухом и закашливается. Он не что? Он видел Уёна на территории кампуса на прошлой неделе, не сразу узнал его при естественном белом освещении, среди клёнов с опавшими листьями, в ботинках, мокрых из-за дождя. Они встретились взглядами, когда проходили мимо друг друга по дороге к общежитию. Уён вежливо ему улыбнулся, и Бомгю подумал, что он может идти к Ёнджуну. Эта мысль скрутила его внутренности, ужасающая и холодная. Бомгю не нравится её причина. Бомгю не нравится объяснять себе, что он снова не понимает своё тело, реакции, эмоции. Тягучее тепло, разливающееся внутри живота, когда Ёнджун на него смотрит. Восхищение. Ревность. Зависть. Желание. — Я не испытываю чувства к кому-то другому, — твёрдо говорит он. Сумин внимательно смотрит на него и медленно кивает. — Я не могу встречаться с тобой, Бомгю, — говорит она. Бомгю зажмуривается и выдыхает, долго и беззвучно. Когда он открывает глаза, Сумин всё ещё сидит перед ним и нежно сжимает его ладонь. — Хорошо, — говорит он и не узнаёт свой голос. — Прости. — Всё окей, — говорит она и выпускает его руку. Её взгляд смягчается. — Хочешь, пойдём пообедаем? Мы давно не обедали вместе. У меня есть скидочный купон в рамённую в двух автобусных остановках отсюда. Там милый интерьер. — Хорошо, — повторяет Бомгю. Сумин одобряюще улыбается. — Прости, — говорит она, когда они выходят из библиотеки, и Бомгю кажется, что она извиняется за что-то большее, чем отказ. Он качает головой, и декабрьский мокрый ветер сдувает чёлку с его лба. Сумин ловит его руку своей и прячет их сцепленные пальцы к себе в карман; в тепло. 14. Бомгю моет руки с жидким мылом в ванной общежития несколько раз подряд и убеждает себя в том, что всё в порядке. Он много пишет в последние недели: музыку и тексты. Мало спит — но это не новость. Он знакомится с девушкой со своего факультета, третьекурсницей, Хиджин, перед экзаменом по Полифонии. Он сдаёт его на 87%. Она смеётся над его шутками и предлагает сходить куда-нибудь вместе после каникул. Он соглашается и убеждает себя в том, что всё так, как должно быть. Он смотрит в потолок, когда Кай засыпает на соседней кровати, и думает о том, что давно не был один. Он и Ёнджун спорят чаще обычного в эти дни. Субин говорит, что на них плохо влияет предэкзаменационная тревога, но Бомгю кажется, что для них это способ от неё избавиться. Он уворачивается от руки Ёнджуна, готовой шлёпнуть его по колену, пытается вспомнить, из-за чего они начали спорить, и ждёт, когда Ёнджун скажет: — Brat. Бинго. Они проводят пятницу на показательных мастер-классах студентов с Хореографического факультета. Бомгю не смотрит на Ёнджуна и обвязывает шнурки кроссовок вокруг щиколоток. Не любить Ёнджуна было намного проще, чем — чем то, что Бомгю делает сейчас; whatever it is. Дружит с ним. Думает о нём. Всё ещё хочет его внимания, но не душащего, топящего; не хочет, чтобы Ёнджун смотрел на него так пристально, называл идиотом, не зло, но всё ещё имея это в виду, когда Бомгю говорит что-то наивное. Иногда Бомгю кажется, что Ёнджун хочет обидеть его по-настоящему, но никогда не понимает, когда именно. Они стоят в мужской раздевалке после мастер-классов, и Ёнджун говорит со своими знакомыми, и Бомгю слушает их и прислоняется к стене металлического шкафчика плечом и ждёт Субина и Тэхёна, которые ушли за водой. Влажная ткань футболки неприятно липнет к его спине. — Все эти бедные хореографы получат F за сложность из-за тебя, — шутит кто-то, обращаясь к Ёнджуну. — Для тебя любая хореография простая. С губ Ёнджуна срывается смешок, и Бомгю закатывает глаза. — Надеюсь, они не ненавидят меня, — говорит Ёнджун, и кто-то смеётся. — О чём ты? Все девушки запали на тебя. А парни могли бы придумать хореографии и посложнее, раз занимаются этим профессионально, — Ёнджун и Бомгю переглядываются. — Та девчонка с каре была миленькой, кстати. Чэхван? Чэвон? — Точно. Она подошла бы тебе, — кто-то шутливо поддевает Ёнджуна локтем. — Ты встречаешься с кем-то, хён? Он спокойно качает головой. Бомгю кусает губу. Он забыл о том, как тяжело говорить с незнакомыми парнями иногда. — Реально? И ты не встречался ни с кем в США? — спрашивает один из них и продолжает, не дожидаясь ответа. — Все девушки с твоего курса были влюблены в тебя, хён, — кто-то поворачивается к Бомгю. — Ты же живёшь с Хюнин Каем, да? Его сестра выпустилась в прошлом году. Она очень красивая. — Леа, — подсказывает кто-то. — Точно. Хюнин Леа, — по раздевалке разносится смех. — Она не нравится тебе, хён? — Я не знаю её, — говорит Ёнджун и насмешливо добавляет. — Но, видимо, мне есть из чего выбирать, если мне будут нужны отношения. Все смеются, снова. В помещении душно и жарко. Бомгю шумно вздыхает и вполголоса говорит: — Как будто Кай не заинтересовал бы тебя больше, чем его сёстры. Он знает, что его слышит только Ёнджун, — он хотел, чтобы его услышал только Ёнджун, — но не ожидал увидеть его испуганный взгляд, который сразу становится раздражённым. Все продолжают говорить и смеяться, и Бомгю смотрит на Ёнджуна, смело и спокойно, пока он оглядывается, шумно выдыхает и выдёргивает Бомгю из раздевалки за локоть. Он сталкивается со стеной спиной в пустом коридоре, когда делает шаг назад. — В чём твоя проблема? — выплёвывает Ёнджун. Бомгю широко распахивает глаза. — Что? — спрашивает он и отдёргивает руку. — В чём твоя проблема? Я просто шучу, хён. — Но это не шутка, — Ёнджун выглядит рассерженным и расстроенным одновременно, и Бомгю кажется, что его сердце горит. — Это не шутка для меня, окей? Почему тебе постоянно нужно перетягивать на себя всё внимание? — Перетягивать внимание? — с недоумением переспрашивает Бомгю. — Как будто все они не говорили о тебе всё это время, — он встряхивает головой. — Они все говорили только о тебе, и, даже если бы я хотел это чёртово внимание, я бы не получил его, потому что всё в этом университете всегда о тебе. Я просто пошутил. Это просто шутка, хён. — Но это не повод для шутки, — перебивает его Ёнджун. — I’m not out here. And I don’t want to be. Это не шутка. — Никто не услышал её! — Я услышал. — Потому что я хотел этого! — прерывает его Бомгю. — Потому что я хотел, чтобы ты услышал то, что я говорю. — То есть, всё-таки перетягиваешь внимание на себя? — хмыкает Ёнджун. Бомгю возмущённо вдыхает, но не успевает ответить ему, потому что Ёнджун продолжает, едко. — Если тебе так важно моё внимание, Бомгю, ты можешь просто вежливо попросить. Я не собираюсь с тобой возиться. — О, почему же? — Бомгю смеётся. — Ты же такой хороший хён. Разве я не заслуживаю твоей заботы? — Господи, — Ёнджун подносит пальцы к переносице и сразу же бессильно опускает руки. — You’re fucking handful, ты в курсе? — он смотрит Бомгю в глаза, и в груди Бомгю болит, что-то острое и сколотое, и горячее; всё ещё в огне. — Ты вообще не знаешь, где стоит провести черту и остановиться, да? — Ёнджун качает головой. — Я думал, это часть твоего очарования or whatever, но ты просто, — он замолкает, и Бомгю видит, что он ищет прилагательные, которыми можно его описать, обидные имена у Бомгю на лице и не находит. Или находит, но решает не произносить. — Я хороший хён, Бомгю, но это не моя зона ответственности — учить тебя не быть мудаком, — повторяет он. — Я не собираюсь с тобой возиться. Ауч. — Но с Уён-хёном ты был рад возиться, — говорит Бомгю и слышит, как его голос предательски дрожит. Чёрт. Ёнджун удивлённо вскидывает брови. — С Уён-и? — насмешливо переспрашивает он, и Бомгю думает о: сладком пунше на чужих коленях, стопке салфеток, переплетённых руках. — Мы пошли к нему домой той ночью, — спокойно говорит Ёнджун, и его губы расплываются в издевательской улыбке. Бомгю прекрасно понимает, что он имеет в виду. — Не думаю, что ты хотел бы, чтобы я возился с тобой так. Бомгю не нужен ментальный образ. Ему не нужно представлять. Ему не нужно— — Прекрати вести себя как ребёнок, окей? — говорит Ёнджун и делает шаг в сторону раздевалки. — Brat. Он громко хлопает дверью, когда оставляет Бомгю в коридоре одного. Он испуганно подносит дрожащую ладонь к сердцу и медленно сползает на пол по холодной, царапающей спину стене. Сердце бьётся, часто и открыто, словно у Бомгю распахнута грудная клетка — всё наружу; так же громко, как стучат колёса поездов. — Всё в порядке, Бомгю-йа? — спрашивает Субин, когда опускается на пол рядом с ним через пять минут. Или десять. Ощущается как десять. Бомгю видит кеды Тэхёна перед собой и бутылку холодной воды у Субина в руках. Он кивает и надеется, что его голос будет звучать так же, как всегда; тоже громко. — Ага, — он вытягивает ноги вперёд и почти касается противоположной стены узкого коридора подошвами кроссовок. — Там душно, — он кивает на дверь в раздевалку. — Ёнджун-хён внутри, если что. Он тоже просил воды. И Бомгю замолкает, и ему кажется, что он сбит с ног огромной, сильной волной, ветром надвигающегося шторма; его лёгкие забиты морской солью, и всё это — Ёнджун. Самое страшное, что Бомгю всё ещё думает, что он красивый, когда злится. Когда смотрит на Бомгю так, будто бы Бомгю — самое ужасное, что с ним случалось. И, наверное, субъективно, Ёнджун хотел бы, чтобы Бомгю не существовало. Наверное, объективно, Бомгю не знает, где стоит провести черту. Когда он возвращается в раздевалку с Субином и Тэхёном, Ёнджун не смотрит на него. Бомгю забирает свои вещи из шкафчика и напоминает себе о том, что через несколько месяцев вряд ли увидит его. Он закрывает глаза и припадает к холодному металлу лбом. 15. Бомгю уезжает в Тэгу в день, когда сдаёт последний экзамен. Он прощается только с Каем, пока собирает вещи в сумку, и Субином, потому что просит его проводить себя до железнодорожной станции. Они празднуют Новый Год в студенческом холле Намсана за неделю до этого. Бомгю не видит там Ёнджуна и вздыхает с облегчением, потому что они не говорили со дня хореографических мастер-классов. Бомгю знает, что Субин заметил: молчание и отстранённые взгляды — но ничего не сказал, помог Бомгю донести сумки до здания вокзала и проследил за тем, чтобы он сел в правильный поезд. — Отдохни, пожалуйста, — просит он до того, как Бомгю коротко обнимает его на прощание на полупустом перроне. — Я вижу, что ты думаешь. Постоянно, — он дотрагивается до морщины между бровями Бомгю подушечкой пальца. — Не хмурься. Сходи с родителями на барбекю. — Окей, — Бомгю улыбается и мягко отталкивает руку Субина от себя. — Спасибо, хён. Отец встречает его на станции в Тэгу и треплет по волосам, радостно и привычно. Они едут домой, и Бомгю жмётся к автомобильному окну щекой и смотрит за тем, как родной город проносится мимо запотевшего стекла. Он сможет не думать о Сеуле до конца февраля. Здесь ему всегда было легче писать музыку. Он сможет увидеть маму. Он сможет не думать о: Сожжённых осветлителем волосах. Красивых руках. Голосе. Пустых коридорах. Торговых автоматах. Переполненном людьми метро. Однокомнатной квартире Йевон в Новонгу. Флуоксетине и собачьем корме. Корпусах общежитий. Небе без звёзд. Потрескавшихся на холоде губах. Синяках на локтях и коленях. Тёмных глазах. Внимательном взгляде. Мама обнимает Бомгю в коридоре, и в их квартире пахнет ароматическими свечами и недавно приготовленным ужином. Отец говорит, что настраивал гитару Бомгю, пока его не было. Мама рассказывает, что слушала песни, которые он писал в прошлом году, каждый вечер. Бомгю смеётся. Его брат выглядывает из гостиной и машет ему рукой. Позже Бомгю бродит по городу, вдоль знакомых качелей и парков, когда идёт первый снег, превращающийся в дождь, мокрый и удивительно тёплый. Субин отправляет ему фотографию накормленной Ари. Бомгю шлёт ему селфи на фоне голых деревьев магнолий и добавляет к нему три красных эмодзи в форме сердца. Ночью Бомгю лежит в кровати в своей детской комнате и рассматривает светящиеся в темноте стикеры, приклеенные к потолку. Он думает о Сумин. Он думает: что, если он не может любить? Что, если вся его жизнь — попытка полюбить кого-то, но нежелание позволять кому-то любить себя в ответ? Что, если он не может перестать быть раздражающим, громким; горстью проблем и пустоты, и бессмысленного шума, потому что если он перестанет, то от него ничего не останется? Или останется: что-то живое и уязвимое, и маленькое, выскальзывающее из рук, как рыба. Бомгю знает: никому не нужна скользкая рыба. Он дотрагивается до своих ключиц тёплыми пальцами, и на секунду представляет, что это не его руки. Чьи? Fuck off. Вы и так знаете, чьи. И, если он пачкает простыни, думая о чужих руках и улыбке, и тёмных глазах, он никому об этом не рассказывает. Once again, kindly, fuck off. 16. — Твой брат сказал, что появилась девочка, которая тебе нравится, — мама оборачивается через плечо, не выпуская деревянную ложку из рук. На сковороде шипит сундубу чиге. Бомгю сидит за кухонным столом и тщательно нарезает морковь ломтиками. Он поднимает глаза. Мама улыбается. — Как у неё дела? — А, — Бомгю растерянно смотрит на оранжевое пятно на её фартуке. — Всё хорошо, — она смотрит выжидающе, как будто Бомгю может добавить что-то, что можно будет назвать хорошей новостью. Он откладывает нож на край стола. — Мы решили, что нам лучше остаться друзьями. Он в Тэгу уже вторую неделю, и это поразительно, что мама не спросила об этом раньше. Она ахает и поворачивается к Бомгю всем телом. — Это расстроило тебя? — Э, не очень, — говорит Бомгю, потому что, на самом деле, он почувствовал лишь странное облегчение. — Так лучше. Мы правда хорошие друзья. Мама внимательно смотрит на него и вздыхает, но её губы расплываются в мягкой улыбке. — Ну, хорошо, — говорит она, поворачиваясь к плите. — Такие вещи требуют времени, — она накрывает сковороду крышкой. — Ты встретишь подходящую девушку в какой-то момент. Бомгю смотрит ей в спину, и на секунду ему кажется, что он может сказать: Мам, я встретил кое-кого, на самом деле, и я думаю о нём всё время и хочу, чтобы— Нет. Это звучит глупо. Мам, я встретил кое-кого, и, кажется, я испытываю к нему какие-то чувства, но я знаю, что это расстроит тебя, потому что это парень. Он— Нет. Он красивый, мам. Он смеётся над всеми моими шутками. Он танцует. Он нравится мне, но— — Это нормально, — продолжает мама и снова смотрит на Бомгю через плечо. — Я встретила твоего отца, когда мне было двадцать пять. Бомгю кивает и возвращается к тому, чтобы резать морковь. Ему приходится напомнить себе о том, что это не лук, чтобы его глаза перестали слезиться. Он трёт их сгибом запястья и делает только хуже. Whatever. 17. Субин встречает Бомгю на Сеульском вокзале в конце февраля, долго обнимает его, прижимая к груди, и говорит: — Мы можем заехать к нуне в квартиру? Мне нужно покормить Ари. И позже, в пустом автобусе в Новонгу, он добавляет: — Ёнджун-хён приедет туда тоже чуть позже, — он отводит глаза, когда замечает растерянный взгляд Бомгю на себе. — Нуна позволила ему оккупировать квартиру, чтобы готовиться к защите итоговых проектов. У неё просторная комната. В ней можно танцевать. И Бомгю сжимает ручку спортивной сумки и кивает. Конечно. Итоговые проекты — это не шутки. Он сидит на диване, подтянув к себе колени, не сняв тёплую куртку, пока Субин смешивает антидепрессанты и корм в дозировочной ложке. На оконных стёклах видны разводы февральских ливней. Ари лежит под батареей как занесённый на паркет ветром тополиный пух. В сумке Бомгю — контейнеры с едой, которую приготовила мама, и пакетики чёрного чая. В Тэгу Бомгю дописал демо материалов к грантовому конкурсу. Он дал послушать их старшему брату и, не получив конструктивной критики, отправил их Шиын. Она прислала ему короткое сообщение it slaps в ответ, и Бомгю решил, что это хорошая реакция, и записал часть песен, сидя в отцовском гараже, и звуки капели, и то, как его брат играет на фортепиано в их гостиной после ужина. Это не заполняет гладкую полость с чьим-то именем у него в груди, но Бомгю видится с друзьями из старшей школы. Гуляет по заледенелым улицам с девушкой, которая нравилась ему в выпускном классе: она поступила в университет в Пусане, встречается с парнем оттуда и красит концы волос в бледно-розовый. Он качается на ржавых качелях вечером, в одиночестве, и смотрит на зимнее звёздное небо. Если бы это было возможно, он бы записал его звуки: пустоту и шум света, испущенного много-много лет назад. Однажды Тэхён рассказал, что, если альфа Центавра погаснет, люди узнают об этом только через четыре с половиной года. Иногда Бомгю думает об этом. О том, что его эмоции доходят до него с такой же скоростью. Ёнджун спрашивает, как у него дела, в их пустынном чате в KakaoTalk в начале февраля, и Бомгю думает, что он ошибся диалогом и игнорирует его на протяжении суток. Ёнджун не удаляет сообщение. Бомгю пишет: всё нормально. А потом: я хотел извиниться. прости, что сказал это тогда. я не хотел тебя обидеть, хён. этого не повторится. Он стирает и набирает текст сообщения заново несколько раз, и, когда отправляет его, Ёнджун отвечает меньше, чем через минуту: всё окей. we’re chill. И они не пишут друг другу больше. Поэтому, когда Ёнджун заходит в однокомнатную квартиру Йевон в Новонгу и скатывает пальто с плеч, Бомгю не знает, как на него смотреть. Он здоровается с Субином, утащившим Ари на кухню, и останавливается посреди комнаты, когда замечает Бомгю. Жёлтый нерезкий свет из коридора очерчивает его силуэт; Ёнджун выглядит радостнее и спокойнее; он неземной. Бомгю смотрит на него в ответ и нерешительно улыбается, и считает секунды про себя, пока губы Ёнджуна не растягиваются в улыбке тоже, и он не говорит: — Привет. И бросает сложенное пальто в кресло, и подходит к Бомгю ближе, протягивает к нему руку и аккуратно зарывается в его пушистые волосы пальцами. Бомгю замирает и смотрит на него из-под чёлки. Ладонь Ёнджуна холодная, ощущается как незнакомый, но успокаивающий вес у Бомгю на затылке. Комната пахнет сеульским ветром и снегом с дождём. Ёнджун треплет его и до того спутанные волосы, тихо смеётся и добавляет, мягко и еле слышно: — You look nice. И — Бомгю клянётся — он выглядит ещё красивее, когда говорит это. Он опускает руку и прячет её в кармане джинсов, и уходит к Субину на кухню. Бомгю смотрит ему вслед, словно Ёнджун оставляет за собой свет или тепло, и думает: он влюблён в него. Бомгю влюблён в него. Что может быть хуже?