Сердце

Фурихата искал по телевизору мультики, бесконечно листая новости. Недостаток воды, очередная вырубка леса, истощившиеся запасы нефти — кого это волнует в пять лет? — Сынок, идём. Мама Фурихаты работает в самом престижном доме Токио, в поместье семьи Акаши. Правая рука Шиори, она часто приструнивает заболтавшихся горничных или кухарок, внимательно следит за чистотой в доме и саду. После смерти мужа, она полностью погрузилась в работу, за что Акаши-сан часто её ругает, напоминая о сыне. Фурихата-сан любит сына. Непослушные волосы его отца, собственные веснушки на его лице. Ласковый нрав, снова в отца, предприимчивость, аккуратность — в неё. Правда, ей тяжело показывать свою любовь. Её муж справлялся с этим лучше. Она надеется, что он её понимает. До поместья они идут пешком. Коки о чём-то думает, рассматривая асфальт под ногами, а затем, улыбнувшись, смотрит на маму: — Я рад, что сегодня увижу твою работу. Может, я смогу тебе чем-нибудь помочь? Коки всего пять, но для своего возраста он уже отличается вдумчивостью. Фурихата-сан улыбается, уверенная, что в том же возрасте она навряд-ли думала о помощи родителям. — Не стоит. Лучше поиграешь с Сейджуро, с сыном Акаши-самы. Няня Фурихаты заболела, и оставить его было не с кем. Акаши-сан любезно (настоятельно) предложила пригласить его поиграть с её сыном. Как только они переступили порог дома, Фурихата-сан сразу взялась за свои обязанности, мимоходом сказав сыну подняться на второй этаж. Не спросив ничего более, мальчик направился к лестнице. На самом деле, поместье Акаши интересно в первую очередь за свой возраст. Старая постройка, деньги на реставрацию которой, уходят огромные, завораживала. Деревянные, немного скрипучие половицы с лаковым покрытием, такие же деревянные двери с металлическими круглыми ручками. Коки ожидал увидеть дворец, однако такая простота, старинная простота, по-своему ему нравилась. — Фурихата? Мальчик испуганно обернулся, увидев женщину с красивыми малиновыми волосами. Белая юката до щиколоток, украшенная узором из голубых ниток, выгодно подчёркивала её изящную фигуру. — Да. — Коки поклонился, уверенный в том, что она является хозяйкой дома. Женщина улыбнулась. — Меня зовут Шиори Акаши, — Фурихата восхитился её ровными, белыми зубами и неестественно фарфоровой кожей, — Идём, я познакомлю тебя с моим сыном. Коки кивнул и последовал за ней, продолжая рассматривать коридор. Комната, в которую они вошли, обставлена огромным количеством техники. Фурихата невольно ахнул, чем привлёк внимание Шиори. Смутившись её внимательному взгляду, он покраснел, однако в следующую же секунду Акаши-сан улыбнулась. — Сейджуро, я привела тебе друга. Мальчик, с такими же малиновыми волосами и глазами, такой же фарфоровой кожей, равнодушно оглядел своего ровесника. Коки смутился сильнее, почувствовав себя лишним. — Это не Шинтаро. — заключил Сейджуро, посмотрев на маму. Это не был вопрос или непонимание. Голос Акаши был ровным, спокойным. Шиори долгое время смотрела на сына, словно испуганно. — Да, это не Шинтаро, — наконец-то сказала она, вернув на губы мягкую улыбку, — Это сын Фурихаты-сан, Коки. Сейджуро снова посмотрел на одногодку, однако последний факт не прибавил интереса к его взгляду. Он смотрел Фурихате в глаза, и, в свою очередь, Коки также не мог перестать глядеть в малиновые. — Его цвет глаз темнее, чем у Фурихаты-сан. — сказал Акаши и перевёл взгляд на мать. Шиори улыбнулась шире, но ничего не ответила. Коснувшись рукой плеча Коки, она лишь сказала: — Я оставлю вас наедине, поиграйте, пообщайтесь. Через час, спускайтесь перекусить. — она закрыла за собой дверь. Некоторое время Акаши смотрел ей вслед, на дверь, о чём-то задумавшись. Фурихата не решился его отвлекать, продолжая неуверенно стоять. Придя к какому-то решению, Акаши вернулся к планшету, в котором, по-видимому, что-то читал. Коки продолжал стоять, оглядывая комнату. Кровать, стол и стулья сделаны из белого дерева. На каждой ножке, аккуратно вырезан узор — явно ручная работа, таким же узором на спинке кровати написано «А.С.». Напротив кровати стоит новейший тренажёр, позволяющий тренировать каждую мышцу тела (если верить рекламе: Фурихата в поисках мультика запомнил чуть ли не их все). Фурихата удивлённо приподнял брови. Неужели, на нём занимается Сейджуро? Ему ведь всего пять… Слева от тренажёра — стеллаж с книгами. Книгами. Фурихата расширил глаза от удивления: на каждой полке их, по меньшей мере, десять, а полок, кажется, всего двенадцать. Целых сто двадцать бумажных книг! Фурихата вспомнил свой единственный потрёпанный томик «Маленького принца», который он хранит под подушкой, и ставит себе пометку, что однажды и у него дома будет стоять такой же стеллаж. — Тебе плохо? Акаши смотрит на него так же холодно, отчего Фурихата в миг теряется. — Н-нет… Сейджуро продолжал какое-то время наблюдать, после чего добавил: — Я думал, что у тебя заболел живот. Фурихата смущённо уставился в пол. — Мама сказала мне с тобой пообщаться и поиграть, но я только сейчас закончил с заданием, которое мне дал папа. Прости, что заставил ждать. — Всё в порядке, — улыбнулся Коки, пытаясь его подбодрить: хотя, Акаши не выглядит так, будто чувствует себя в чём-то виноватым, — Во что бы ты хотел поиграть? Акаши снова посмотрел на дверь. Фурихата невольно посмотрел туда же, но не нашёл для себя что-то интересное. — Когда приходит Шинтаро, мы играем в сёги. — сказал Акаши. — Ано… Прости, я не умею играть в сёги. Сейджуро молчал, продолжая смотреть на дверь. — Но… Ты бы мог научить меня?.. — то ли спросил, то ли утвердил Коки. Акаши перевёл на него взгляд, мигом ответив. — Я никого никогда не учил. — Ничего, значит, буду первым. — пожал плечами Фурихата, улыбнувшись. Акаши о чём-то подумал, а затем достал из ящика стола доску. Фурихата сел следом, наблюдая за тем, как Сейджуро раскладывал фишки. — Наверное, стоит объяснить функции каждой из фишек для начала. «Функции?» — задумался Фурихата, но спросить не решился. — Это — пешка. Она может совершать ход лишь на одно поле вперёд. «Поле?» — нахмурился Фурихата, однако просветлел, когда понял, что имелась ввиду клетка на доске. — Тебе плохо? — Эм… Нет. — У тебя что-то было с лицом. Фурихата коснулся своих щёк, не понимая, что могло случится. Акаши продолжал смотреть, после чего Коки робко спросил: — Эм… А что было? Акаши слегка нахмурился, задумавшись, как сформулировать то, что он видел. — Твои брови резко поползли верх, а сам ты улыбнулся без особой на то причины. Фурихата смутился, покраснел. Теперь и он не знает, что ответить. — Хотя, ты часто улыбаешься без причины, — немного подумав, Акаши добавил, — Как моя мама. Фурихата растерялся окончательно. Он перевёл взгляд на фишки, и, словно найдя в них спасение, снова улыбнулся. — Может… Продолжишь объяснять? — Так, тебе всё же было плохо? Ты теперь красный. — Н-нет, Я… Ну, я просто… В общем… Я просто очень смутился. — Смутился? — повторил Акаши, и впервые в его голосе проскользнули вопросительные ноты. Фурихата кивнул, не осмелившись поднять глаза. — Что ты имеешь ввиду? Очередь удивляться Фурихаты. — Ну… Ты просто… Сказал, что мне плохо, хотя я просто улыбнулся… Это немного… Ммм… Озадачило меня… Акаши опустил взгляд на фишки, задумавшись. — То есть, озадачив тебя, я смутил тебя? То, что ты задумался над моим вопросом, покраснел и ушёл от ответа — это все называется «смутился»? Фурихата открыл рот, окончательно растерявшись. — Эм… Д-да… Я думаю, что именно так это можно описать. Акаши нахмурился. — А когда ты улыбался? Ты тоже смущался? — Нет-нет, я просто… Эм… Понял, как ходит пешка. Акаши нахмурился сильнее. — То есть, ты всегда улыбаешься, когда что-то понимаешь? — Ну, эм… Да? — А когда ты предложил научить играть тебя в сёги, ты улыбнулся, потому что что-то понял? — Н-нет… Я просто… Я просто улыбнулся. — Просто? — Ну… Да… Я, если честно, не всегда думаю, когда улыбаюсь. — Не всегда думаешь? Но ведь, ты думал, когда слушал мои объяснения. И улыбнулся. — Да, но… Эм… Кажется, Фурихата и сам запутался. Но, не желая показаться глупым, он всё же решил продолжить. — Дело в том, что… Гогда улыбаешься, губы сами это делают… — уловив всё тот же взгляд Акаши, Фурихата добавил, — Ну, ты можешь о чём-то думать, а губы в этот момент решают улыбнуться. — Разве не мы сами контролируем наше тело? Папа всегда говорил мне, что только наш мозг контролирует тело. — Ну… Эм… Да, это так, но эмоции, они ведь сами с собой появляются, верно? — Эмоции? Фурихата чувствовал себя дураком, который не понимает, о чем говорит. — Ну… Да. — Что это? — Э… Фурихата смотрел на Акаши так, словно ждал, когда тот засмеётся и скажет, что всё это розыгрыш. Но он молчал и явно ждал вразумительного ответа. — Ну, это когда мы грустим. Или радуемся. Или злимся. Акаши нахмурился, будто каждое из слов, что произносил Коки, было для него новым. Фурихата испугался, подумав, что сказал что-то не так. — Мне нужно изучить этот вопрос подробнее, — заключил Акаши и взглянул на наручные сенсорные часы, где сразу сделал пометку, — И нам нужно спуститься на перекус. Акаши встал, Фурихата вскочил следом. Коки боялся сказать что-то ещё, так как Сейджуро выглядил задумчивым, между бровей пролегла неглубокая морщинка. На столе в гостиной уже стояли закуски: свежие фрукты, порезанные дольками, сакамоти, дорояки и разные печенья. Фурихата и сам отвлёкся от мыслей о недавнем диалоге, улыбнувшись. — А сейчас? — Эм… Что? — немного испуганно спросил Фурихата. — Почему ты улыбаешься сейчас? Фурихата покраснел. Говорить о том, что столько сладостей сразу он никогда не видел, было неловко. Не успев ответить, Фурихата получил следующий вопрос: — Почему ты опять смутился? — Ну… Я… — Ох, вы уже здесь, — улыбнулась Шиори, спустившись с лестницы. Фурихата выдохнул, обрадовавшись, что не придётся отвечать на неловкие вопросы. Акаши-сан внимательно смотрела на озадаченного сына, а затем перевела взгляд на Коки. — Я, наверное, оторвала вас от игры. Перекусите и можете продолжить. — Мам, папа дал мне четыре задания, которые я должен сделать до его прихода. Я пока сделал одно, — будто отчитавшись, сказал Акаши. Шиори моргнула, слегка поджав губы. Фурихата невольно съёжился, почувствовав себя неуютно. Заметив, как он дёрнулся, Акаши-сан натянула на губы улыбку, как можно мягче ответив сыну: — Ты вчера целый день решал задания. Я думаю, сегодня ты можешь отдохнуть. Акаши продолжал смотреть на неё, будто такой ответ его не устраивал. Подумав какое-то время, он добавил: — Он сказал мне решить их к вечеру. Тяжёло выдохнув, Шиори перевела взгляд на Фурихату, словно только он мог понять её. Мальчик растерянно похлопал глазами: он понял, что Акаши-сан что-то не понравилось, из-за чего она стала грустной, но он не совсем понял, что именно. — Хорошо, — будто сдавшись, произнесла она, — Реши два задания, возьми перерыв по расписанию. В перерыве можешь поиграть с Коки. Акаши кивнул, отвернувшись к столу. Шиори, посмотрев на сына с какой-то болью, вышла через заднюю дверь в сад. Аппетит Фурихаты напрочь пропал. *** Акаши не может уснуть уже четвёртую ночь. Не то что бы он чувствует горечь, боль, хоть что-то — просто сам факт его отчего-то беспокоит, словно вызывает ментальный зуд. Акаши пытается поймать себя хоть на какой-то мысли, которая могла бы быть причиной такого странного состояния, но сталкивается с тишиной, желанием уснуть. Его жена дернулась. Не обратив на неё внимания, Акаши накинул летнюю юкату и спустился на первый этаж, после чего вышел в сад. Когда его мама была жива, она часто гуляла в саду. Также накидывала юкату, босыми ногами ходила по траве и смотрела в небо. Акаши хмурится, пытаясь понять, почему неожиданно вспомнил маму. Сад всегда ассоциировался у него с ней, но, почему-то, сейчас он вспомнил всё детальнее, объемнее, ярче. Решив не заострять на этом внимание, он сел на скамейку у дуба. Сегодня новолуние. Символ начинаний, новой жизни. Акаши задумывается о человеке, который ему это сказал, и думает о том, что, наверное, смотря на эту луну, он бы улыбнулся. Акаши хмурится, потому что и это не то, с чем ему нужно разобраться. Мысли не сплетались в единую нить. Акаши смотрел на дуб, словно в его дупле прятался нужный ему ответ. Но в нём ничего не было, потому, посидев ещё немного, Акаши встал и решил выпить мятный чай, который, по словам его жены, помогает уснуть. Включив чайник и положив в кружку нужный пакетик, Акаши решил заглянуть в библиотеку и немного почитать. По словам человека, которого он уже вспоминает во второй раз, чтение прекрасно помогает заснуть. Акаши зажёг свет. Он заходил сюда редко, даже крайне редко. Последний раз, он был здесь в девять. Вся литература была разбита по языкам, а внутри стеллажей — по жанрам. Акаши не нашёл разумным читать литературу на иностранном языке перед сном, потому сразу подошёл к полкам с родной литературой. На самой нижней полке стояли три манги. Акаши помнил, что это был подарок его мамы, но так, за все эти годы, и не прочитал их. Что-то внутри, в сознании, словно поцарапало его. В желании отвлечься от этого странного ощущения, он взял первый томик. «Атака Титанов». Постапокалипсис, сёнен двадцать первого века. Акаши невольно вспомнил, как отец отзывался о подобной литературе: «мусор». Немного подумав, Акаши всё же сел в кресло и открыл первую страницу. Сюжет и его динамика, сильно завлекли его. Не заметив, как закончился второй том, Акаши потянулся к третьему, совсем забыв про мятный чай. Страницы третьего тома расписаны ручкой. Не вчитываясь, Акаши пролистал всю книгу — запах чернил ударил ему в нос. Недолго думая, он вернулся к началу, решив, что, возможно, здесь написано, где настоящий том манги. «11 июня 2111 года. Я больше не могу молчать — у меня нет сил. Мне кажется, будто снутри я разрываюсь на части, и это никогда не прекратится…». Акаши нахмурился, подумав, чья это могла бы быть запись. «Если бы я могла вернуться на шесть лет назад — нет, на семь, когда я только узнала о помолвке — я бы не думала, не колебалась, а просто сбежала. С каждым днём эти мысли звучат в моей голове громче, так, что мне кажется, будто это вполне реально, стоит мне того захотеть. Когда я думаю о том, сколько мне ещё предстоит терпеть, я боюсь отвечать себе, что долго. Мне казалось, что я, как Фурихата Аяма, смогу полностью уйти в воспитание ребёнка, как она ушла в работу: но он отнял у меня и это». «Фурихата Аяма? Это мама Коки, — подумал Акаши, — Это может быть дневник служанки, но зачем хранить его здесь, в томе манги?». «Мне стоило понять, что он отнял у меня Сейджуро уже в тот день, когда мы пришли в это проклятое место. Вонючее, бездушное место, которое люди называют «прогрессом». Акаши заметил, как сильно застучало его сердце на собственном имени. Сомнений быть не могло — это дневник его матери. Но… Что это могло значить? «Я помню, как равнодушно, холодно, Масаоми смотрел в глаза этих гадюк, что жаждали за свою работу деньги. Тогда это не было так популярно, как сейчас, потому они хватались за каждого, кто готов был согласиться на это. Я не соглашалась, но с моим мнением никто никогда не считался. Почему я позволила себе мысль, что после замужества что-то изменится? При замужестве, оно мало кого интересовало, в браке — тем более. Я помню, что они начали с внешности. Он сказал, что хочет, чтобы у мальчика была моя внешность, и лишь некоторые его черты лица. Гадюка в халате кивнула и спросила про «таланты». Мне очень стыдно это признавать, но в этом, правда, была и моя вина. Я могла уйти, устроить скандал, но, наверное, я хотела, чтобы мой ребёнок был особенным. Но я не хотела ничего плохого. Ничего, что могло бы ему навредить. Более того, я хотела этого на бессознательном уровне, на сознательном я была против этого всем своим существом» «На бессознательном», — подметил Акаши. Слово само зацепилось в сознании. «Верховая езда, музыка, таланты к наукам, спорту и интеллектуальным играм… Я словно слушала ребёнка, который жаловался крестной фее на свою бездарность. Гадюка в халате сжалась, тихим, жалобным тоном ответила, что нельзя привить определённый навык — можно лишь дать семя к этому навыку. Он согласился, но я видела, как ему не понравилось отсутствие точной гарантии. Тогда, они перешли к характеру… И я впервые что-то сказала. Впервые, когда мой муж готов был открыть рот, я прервала его, сказав гадюке, что характер ребёнок должен унаследовать исключительно от своих родителей. Я видела, как глаза гадюки посмотрели на него, но он ничего не возразил и только кивнул. Через несколько дней мне всадили малыша — моего малыша. И, наверное, я впервые за эти годы была счастлива». «Счастлива» — нахмурился Акаши. «Когда Сейджуро родился, я искренне радовалась, посвящая ему всё своё время. И тогда, тогда я была счастлива, и только когда ему исполнилось три, в моём сердце поселилась тревога» «Тревога». «Мой мальчик не смеялся. Не плакал. Он не выражал никаких эмоций». «Эмоций» — Акаши вспомнил о нем в третий раз. «Я думала, что всё будет по-другому. Я думала, со временем всё изменится, но я так ошибалась. Недавно, он привёл для Сейджуро друга — сына своего давнего «друга» — Мидориму Шинтаро. Не знаю почему, но во мне сидело ощущение, что этот ребёнок такой же, как Акаши — творение людей, а не любви». «Любви». «И я оказалась права. Спустя несколько месяцев, на день рождения Шинтаро, его отец гордо представил его «новой цепью эволюции». Я помню, как застучало моё сердце, как я посмотрела на него. Но его лицо, как всегда холодное, неприятное, не выражало никакого несогласия. Наоборот, на нём было удовлетворение, словно он гордился тем, что и его сын является «новой цепью эволюции». Я украдкой взглянула на детишек — их лица не выражали ничего. Тогда мне впервые стало по-настоящему страшно. Я уверена, что он сказал им сделать с нашим сыном что-то ещё. Он что-то добавил в его характер, как-то повлиял на него. Завтра я обязательно схожу в это адское место и узнаю, что именно». Акаши перелистнул страницу, жадно схватившись за следующее число. «16 июня 2111 года. Врач, что принимал наш заказ, соврал мне. Отчего-то, я была уверена, что соврал. Тогда, я случайно столкнулась в коридоре с лаборанткой, что, видимо, несла обед. Видимо, она не знала кто я, устроилась работать недавно. Я не решилась упустить этот шанс, и, немного приврав о том, что хочу «освежить» память о всех талантах моего ребёнка, для составления нужной ему учебной программы, попросила её найти мне наш заказ. В её глазах я прочитала явное осуждение — и я его приняла, понимая, как я его заслужила. Я попросила её распечатать мне этот листок лично — я была уверена, что он просматривает и контролирует каждые сообщения, что приходят на мой телефон. К счастью, не пришлось объяснять, зачем мне нужна бумага, и я обещала заплатить за неё отдельно. Так, я через несколько часов получила подтверждение моих опасений. Среди качеств характера, цитирую, было: «Холодный, рассчётливый ум, не затуманенный эмоциями (безэмоциональность). Послушание». Тогда я впервые подумала о том, чтобы убить его. Тогда, моя личная ненависть переросла во что-то куда большее неприязни». Акаши слышал ворох мыслей в своей голове, но не решился делать поспешных выводов. «28 июня, 2111 года. Я пригласила сына Аямы в гости. Коки. Маленький, впечатлительный мальчик, полный эмоций. Полная противоположность моего сына. Я не знаю, на что я надеялась. В первую очередь, я хотела помочь Аяме, но во вторую… Я подумала, что, может, Сейджуро получит что-то от общения с ним?.. Но это не помогло, и Сейджуро всё равно думал о своём отце и его заданиях. В тот момент, когда он снова принял мои слова об отдыхе за поручения, я неожиданно почувствовала злость и поймала на себе взгляд Коки. И после, как не стыдно признать, я почувствовала зависть. Мне показалось, что впервые за всё это время, меня кто-то понял. Не эти взрослые люди, прислуга или даже его мать — а маленький мальчик, который задался про себя вопросом, почему я злюсь. Тогда, в тот момент, мне захотелось, чтобы он, этот мальчик был моим сыном, а этот ребёнок, что смотрел на меня моими же глазами, оказался просто кем-то, очень похожим на меня. Я ненавижу себя за эти мысли, но ничего не могу поделать с собой. Наверное, я злюсь, потому что я хочу, чтобы и мой сын понимал меня. Чтобы мой сын обнял меня сам, поцеловал, как это сделал Коки, когда рабочий день его матери кончился. Мы с ним стоим друг друга, как-то не печально. Мы оба эгоисты, как не крути, и наш ребёнок — результат этого эгоизма». Акаши ощутил головную боль. В горле пересохло, и он вспомнил про остывший чай на журнальном столике. Выпив холодный напиток, Сейджуро неожиданно ощутил в себе порыв разбить чашку. Нахмурившись, он отогнал эту мысль и продолжил чтение. «29 июня, 2111 года. Сегодня утром, за завтраком, Сейджуро спросил у меня, что такое эмоции. Я пила чай и чуть не подавилась. Холодные глаза сына ждали ответ, и я понимала, что, возможно, от моего ответа зависит то, что будет дальше. — Эмоции, это то, что наполняет нашу жизнь смыслом, — я постаралась сказать это спокойно, но мне показалось, что получилось слишком жадно, будто я пыталась вбить это ему в голову как самое важное в жизни. Сейджуро обдумывал мой ответ, после чего произнёс — Разве это не процесс грусти или радости? Моё сердце не знало покоя в те минуты. Я готова была расплакаться, но была слишком удивлена и рада. — Да, да, так и есть! Сейджуро нахмурился. — То есть, радость и слёзы наполняют жизнь смыслом? Я глубоко вздохнула. Я так боялась ответить неправильно. — Всё довольно сложно, Сейджуро, — Я улыбнулась, и сын нахмурился сильнее, — Наши эмоции — это реакция на те или иные события. И именно эти события формируют нашу жизнь. Сейджуро слегка кивнул, но, кажется, самому себе. — Реакция на события? Когда, например, губы сами собой складываются в улыбку? — Да, сынок, да! Я не заметила, как встала из-за стола и обняла его. Сейчас, на более холодную голову я понимаю — знать об эмоциях, не значит их испытывать. Но мне так хочется верить, что это первый шаг… — Почему ты сейчас улыбаешься и плачешь? — Я радуюсь, сынок… Сейджуро это озадачило сильнее. — Фурихата Коки вчера много улыбался. У него на лице было много разных… Эмоций, — неуверенно добавил он, — Мне стало интересно. Я помню, как впервые в жизни с нетерпением ждала, когда Сейджуро поднимется делать уроки. Как только он это сделал, я понеслась искать Аяму, которая во всю отчитывала садовника и его помощника за небольшую оплошность. Мне хотелось её остановить, но я понимала, что именно за эту работу она здесь. Он наверняка заметит эти глупые мелочи, и будет недоволен моим равнодушием к этому. Впрочем, поэтому Аяма здесь — создать видимость отсутствия этого равнодушия. Когда она закончила, я сказала ей, что она может приводить своего сына, когда захочет. Аяма в ответ поблагодарила, но сказала, что Коки занимается пока с бабушкой, а к тому времени няня вылечится. Тогда я на этом настояла, надавив на жалость и сказала, что буду рада, если её сын будет учиться вместе с моим. Аяма была удивлена и смущалась принять предложение, но я сказала, что больше не могу смотреть на одиночество своего сына — и он согласилась. Возможно, глупо возлагать на это какую-то надежду, но я так хочу верить, что это хоть что-то изменит»… Акаши не заметил, как, дочитав, наступило утро: понял он это лишь потому, что прислуга зашла убраться и смущённо выскочила из библиотеки. Акаши попросил какое-то время не беспокоить его, и заперся. *** Фурихата поглощал новые знания не так быстро, как Акаши. На самом деле, ему было очень сложно, и от этого стыдно. Он очень скучал по своей няне, что ласково объясняла ему основы арифметики и чтения на самых простых примерах: яблоках, конфетах. Здесь же, преподаватели с экрана компьютера говорили лениво, зачастую грубо, почти не обращали на него внимания. Тем не менее, он всё равно узнавал что-то новое, а что не понимал, Акаши всегда ему объяснял. Вскоре, Фурихата познакомился с Шинтаро. Он приходил по понедельникам, средам, пятницам и воскресеньям, заглядывал часа на три: в основном, Коки наблюдал, как они играют в сёги, в баскетбол или занимаются вместе музыкой. В отличие от Акаши, который часто смущал Фурихату ненамеренно, Мидорима, казалось, делает это специально и более едко. Коки старался не обижаться на него, хотя ощущение того, что Мидорима смотрит на него свысока, ему не нравилось. Потому, когда Акаши каждый раз (а это значит всегда) обыгрывал его в чём-то, Фурихата про себя безмерно радовался. В один из дней, когда Мидорима не пришёл, а Фурихата с Акаши изучали растения в саду (Коки обожал природу, и все знания о ней жадно впитывал губкой), закончив задание раньше, они сели на скамейке и ждали перерыва. — Ты совсем не похож на Мидорима. — неожиданно сказал Акаши, и про себя, в голове, такие резкие высказывания Фурихата называл «факты Акаши». Не зная, что ответить, Фурихата помолчал, подумав, что Акаши продолжит. — Это плохо? — не услышав ничего, спросил Коки. — У тебя нет никаких талантов и способностей. — «фактом» произнёс он. Фурихата почувствовал, как в глазах стало немного влажно. Конечно, он это понимал. На фоне Акаши, он действительно никто, и он не обижается на его слова — наверняка, Сей опять не подумал. Однако Фурихата все равно ощутил себя никчёмным, и это сильно задевало. — Ты грустишь? Коки быстро вытер подступившие слёзы и покачал головой. Акаши продолжал на него смотреть, «изучать». Фурихата уткнулся взглядом в носок обуви. — Н-нет, всё хорошо. — Но ты сейчас плакал. И ты не улыбался, значит, ты не радовался. Если ты не радовался, значит, ты грустил. Фурихате бы хотелось, чтобы он прекратил, потому что он этого хочется сильнее заплакать, пожалеть себя. Но он знал, что его просьба породит ещё больше вопросов, поэтому лучше дать Акаши закончить логическую цепочку. — Ты загрустил после моих слов. Я сказал то, что заставило тебя загрустил? Коки покачал головой, но слёзы предательски продолжали лить. Он наскоро вытер их и натянуто улыбнулся. — Ты всё сказал правильно, Сей. У меня действительно нет никаких талантов и способностей. Просто… Так неприятно это осознавать… — Я не хотел делать тебе неприятно. Фурихата повернулся к нему лицом. Акаши смотрел также, но Коки уловил в его глазах нечто, похожее на беспокойство. Или ему показалось? — Я не хочу, чтобы ты грустил. Ты мой друг, я не хочу тебя обижать. Мне интересно с тобой разговаривать. Гораздо интереснее, чем с Мидоримой. Теперь Фурихата не видел даже смысла скрывать слезы: он плакал, и плакал сильно, прикрыв ладонями лицо. — Я снова сказал что-то не так? Я не хочу, чтобы ты грустил… Коки обнял его, несколько слёз скатились на его юкату. Оторвавшись от него, он улыбнулся. — Н-нет, Сей, я плачу, потому что радуюсь. Твои слова для меня очень много значат. Акаши слегка нахмурился. — Ты больше не грустишь из-за меня? — Нет, теперь я радуюсь. Акаши кивнул, после чего немного неуверенно спросил: — А то, что ты сделал… Ты обнял меня. Ты сделал это, потому что я тебя обрадовал? Улыбнувшись, Коки кивнул. — М… М ты можешь сделать это ещё раз? Удивившись, Фурихата выполнил его просьбу. — Моя мама делает так же. Моему телу становится тепло и… Акаши нахмурился, пытаясь подобрать слово. — Приятно? — подсказал Коки, всё ещё его обнимая. Немного подумав, Акаши кивнул. — Да… Я думаю, приятно. Фурихата не выпускал его из объятий ещё пять минут — а после, их позвали на ланч. *** «18 августа 2111 года Я долго не могла уснуть. Он зашёл в душ, тем временем я только готовилась ко сну и в гостиной дочитывала книгу. Тогда, ко мне подошёл Сейджуро и обнял меня. Мне показалось, что весь мир вокруг меня исчез, и существовал только этот момент — тёплые, крохотные ручки моего сына, вокруг моей шеи, и его голова на моём плече. Я не выдержала и заплакала. — Я делаю тебе плохо, мама? — спросил он, всё тем же равнодушным голосом, — Объятия это приятно, и я хотел сделать тебе приятно. Я заплакала сильнее, но как можно быстрее взяла себя в руки: не хотела, чтобы сын подумал, что причиняет мне боль. — Нет, сынок, ты прав: ты сделал мне очень приятно. Я прижала его к себе, а после поцеловала, пожелав спокойной ночи. Но в ту ночь, я не уснула: во мне было слишком много чувств». *** — Сей? Пока Фурихата учился играть на пианино (выходило у него намного медленнее, чем у Акаши), он решил ненадолго прерваться. Разминая пальцы, он продолжил, глядя на Акаши, что внимательно проводил смычком по струнам. — Ты ведь помнишь, что у твоей мамы скоро день рождения? Акаши кивнул, не отвлекшись от игры. Фурихата выдохнул и тоже вернулся к пианино. — Я помню, Коки. — сказал Акаши, когда он закончил. Фурихата подумал, что и ему можно сделать перерыв. — Что ты подаришь маме? Акаши задумался, после чего слегка нахмурился. — Подарок всегда делает папа. — Но Сей, твой папа делает подарок от себя, а тебе нужно сделать свой подарок, — мягко объяснил Фурихата. — Почему? Фурихата улыбнулся, будто ожидал подобного вопроса. — Подарок — это способ показать, что человек тебе дорог. Необязательно что-нибудь покупать или делать что-то большое, главное, чтобы подарок шёл от сердца. Последняя метафора явно сбила Акаши с толку. Улыбнувшись, Фурихата уточнил: — Чтобы тебе хотелось сделать приятно человеку. Акаши кивнул себе, что-то усвоив. Фурихата вернулся к пианино — осталось пять минут до конца. Акаши задумчиво посмотрел на свою скрипку, словно она должна спеть ему ответ. *** «24 октября 2111 года Сегодня Сейджуро подарил мне открытку, сделанную своими руками. Внутри он описывал все чувства, что испытывает ко мне; всю нежность, любовь и счастье. Я была более чем уверена, что с написанием текста ему помог Коки (и позже, Акаши подтвердил это, сказав об этом честно). На следующий день, перед тем, как Коки ушёл к Акаши, я поблагодарила его за помощь. На самом деле, мне хотелось поблагодарить его за всё — но навряд-ли пятилетний ребёнок смог бы понять меня. Коки улыбнулся и признался, что идея с открыткой была именно Сейджуро — он предложил сказать всё, что думает о маме, подумав (сверив с интернетом), что это будет приятно, как и в случае Коки. Я смогла лишь улыбнуться и поблагодарить его ещё раз». *** — Коки? Фурихата обернулся на Акаши, с которым они немного сталкивались локтями. — Да, Сей? — Какую эмоцию ты сейчас испытываешь? Фурихата удивлённо приподнял бровь. — Ты дрожишь, но не краснеешь. Смутившись на пару секунд, Фурихата улыбнулся. — Я сейчас ничего не испытываю, просто немного замёрз. — Замёрз? — Ну… Эм… Да, совсем немного, ничего страшного, просто иногда подобное бывает… Акаши открыл шкаф, внутри которого были отдельные ящички, и из одного из них он достал плед, которым накрыл Фурихату. — Эм… Э… — Я смутил тебя? — кажется, Акаши удивился, — Разве я озадачил тебя? Ты замёрз, а я накрыл тебя пледом. Фурихата покраснел пуще прежнего, но довольно завернулся в одеяло. — Н-нет, не смутил, мне просто… Приятно. Очень приятно. — Очень приятно, — повторил Акаши и кивнул себе, — Мне нравится, когда тебе приятно. Фурихате бы хотелось скрыть своё краснющее лицо в этом пледе. *** «20 декабря 2112 год. После дня рождения Сейджуро, который, впрочем, прошёл как и остальные его дни, за исключением вкусного торта после занятий, я зашла к нему в комнату и обнаружила, что он читает «Маленького принца». Признаться, я не помню, была ли у нас эта книга или нет, но если и была, то скорее всего на французском. Акаши же читал на японском. Красивая обложка была потрёпана, но маленький принц, с волосами мышиного цвета, всё ещё одиноко сидел на планете, глядя на звёзды. Почему-то, я сразу провела параллель между ним и Сейджуро. — Нравится? — спросила я, улыбнувшись. — Да. Мне её Коки подарил. Я удивлённо взглянула на книгу, взяв её из рук сына. Судя по тому, насколько потрёпана она была, это была любимая (и, похоже, единственная) книга Коки. Я выдохнула и улыбнулась. «Моему лучшему другу Акаши Сейджуро, самому искреннему и доброму человеку». Сжав губы, чтобы не заплакать, я вернула сыну книгу. — Не ожидал, но мне понравилось, — сказал Сейджуро, и я поцеловала его в лоб, пожелав спокойной ночи». *** Во время игры в баскетбол, Фурихата часто промазывал. Ему бы хотелось списать всё на рост и возраст, но Акаши, с теми же физическими показателями, пропускал мячи реже, правильнее сказать, Коки всего два раза видел, чтобы мяч в броске Акаши пролетел мимо кольца. — Коки. — сказал Акаши, когда Фурихата снова попытался бросить мяч в кольцо. — Да, Сей? — Поможешь мне написать открытку папе? Фурихата улыбнулся. — Конечно! Акаши о чём-то задумался, после чего произнёс это вслух: — Папа не отмечает свой день рождения. Даже торта нет. И мама обычно его не поздравляет. Коки ни разу не видел отца Акаши. Признаться, желания с ним познакомиться у него и не было: мама как-то раз упомянула, что он уволил кухарку за разбитую чашку. Но, тем не менее, он отец Сейджуро, а потому, Фурихата всё равно хотел бы помочь с подарком. — Тогда мы с тобой это исправим. Акаши кивнул и снова бросил мяч в корзину. *** «17 мая 2112 года. Скорее всего, он решил отметить свой день рождения со своими друзьями. Хотя, не думаю, что они у него есть. Впрочем, не важно, где он, главное, я могу спокойно заснуть. Перед сном, Акаши протянул мне открытку, которую он приготовил ему. Моё сердце сжалось. Не знаю почему, но в тот момент мне хотелось закричать на Сейджуро, объяснив, что его отец этого не заслуживает. Усилием воли, я этого не сделала и сказала, что передам открытку, попросив не спрашивать об этом папу — он смутится. Сейджуро кивнул, и, обняв меня, лёг спать. На утро, когда я снова посмотрела на этого монстра, что холодно оставил сыну дополнительные задания, меня охватила повторная ярость: этот человек не заслужил ни слова из того, что ему написал Сейджуро». *** Фурихата сел за стол рядом с Акаши, поздаровавшись и улыбнувшись. Сейджуро выглядел задумчивым, смотрел так, будто не знал, стоило ли спрашивать. — Всё в порядке, Сей? — немного подумав, Фурихата решил спросить прямо, — Ты что-то хочешь сказать мне? — Спросить. Фурихата улыбнулся. — Конечно, спрашивай. Акаши обернулся на стеллаж с книгами, словно они помогали прийти нужным словам на ум, а после вернулся к Фурихате. — Год назад, когда ты первый раз пришёл, ты как-то странно смотрел на стеллаж с книгами. Я тогда подумал, что тебе стало плохо. — Ох, это, — смущённо произнёс Фурихата, — Т-ты помнишь об этом? Акаши кивнул. Решив быстро взять себя в руки, пока Акаши не спросил, почему он смутился, Фурихата улыбнулся и ответил: — Я редко вижу бумажные книги, поэтому, когда увидел, что у тебя их целый стеллаж, то был в восторге. — В восторге. — повторил Акаши, складывая полученное знание к другим. — Да, это когда что-то очень-очень нравится, — решил добавить Фурихата. — Ты так же смотришь на меня во время наших игр, — заметил Акаши. «Не смущайся, — попросил себя Фурихата, — Только не смущайся». — Да, я восторгаюсь тобой, Сей. — признал Фурихата, чьи щёки всё же запылали. — Тогда я восторгаюсь тобой, — немного подумав, сказал Акаши, чем вогнал Фурихату в большую краску, — Мне бы хотелось сделать тебе приятно, — добавил он, — Тебе нравятся книги? — Да. — У нас внизу есть библиотека. Можем сходить. — Акаши встал из-за стола, на что Фурихата смущённо покачал головой. — Десять минут до начала урока, Сей… Акаши кивнул самому себе. — Я думаю, мы успеем. Фурихата невольно улыбнулся и вышел следом за Акаши. *** «9 ноября 2112 года. Вчера у Коки был день рождения, сегодня же — он подошёл ко мне до уроков и поблагодарил меня. Я улыбнулась, подумав, что речь шла о торте, который я попросила сделать для него. Он же добавил, что отдельную благодарность приносит за «Маленьго принца» в новом переплёте и открытку — а точнее, за помощь, которую я оказала Сейджуро в её написании. Я нахмурилась и возразила: Сейджуро не подходил ко мне с такой просьбой. Коки покраснел и поблагодарил меня ещё раз, на что я улыбнулась и кивнула. Жаль, что я не могу прочитать то, что Сейджуро написал ему. И тут, я впервые задумалась над тем, что Сейджуро ведь сам выбрал для Коки подарок — его любимую книгу и открытку. Сделал ли он это осознанно? Но даже если нет — даже неосознанно, он смог подобрать наилучший подарок. Я не могу не думать о том, как я счастлива, что всё налаживается. Теперь мне стыдно за свои мысли о том, что я считала своего сына роботом. Кажется, я сама ничем ни лучше, раз не смогла увидеть этот огонёк, что теплится в самой глубине его души». *** Каждое утро, до начала занятий, Акаши и Фурихата сидели в библиотеке. Аяма лично распоряжалась, чтобы завтрак им приносили туда. Открыв Алису в Стране Чудес, Фурихата улыбнулся. — Тебя что-то обрадовало? Иногда Фурихате казалось, что Акаши не спускает с него глаз и всегда внимательно следит за каждым изменением в его лице. Но это было любопытство, и, наверное, Фурихате немного (или много) льстило то, что и он может чем-то заинтересовать Акаши. — Да… Полгода назад, открыв эту книгу, я не понял бы не слова. А сейчас, пусть и с трудом, но понимаю. Акаши кивнул, даже как-то огорчённо: видимо, он хотел получить другой ответ. — Твой английский за последние полгода улучшился. На последнем тесте ты отстал от меня всего на шесть баллов. Фурихата улыбнулся шире. — Спасибо, Сей, — Акаши удивлённо изогнул бровь, — Ты сделал мне приятно, сказав это. Кажется, подобный ответ устроил Акаши больше. Возможно, Фурихате показалось, но уголки его губ на мгновенье дрогнули. *** «1 июня 2113 год. Я так счастлива, что он уехал в командировку, что, мне кажется, в мире стало больше воздуха. В это утро, окрылённая куда большей радостью, чем его отъездом, я позволила себе насладиться вкусом капучино и сделать это в гостиной, где солнце светило мне в глаза. Наверное, в такие моменты, единственные моменты, я ни о чём не жалею, а просто радуюсь жизни, что дарит мне этот момент. Мимо дверей гостиной, к лестнице шли Коки с Сейджуро. Я окликнула их: пусть момент моего минутного волшебства растворился, но впереди меня ждал куда более насыщенный день. Я помню, как сказала, что мы идём на фестиваль в честь дня детей, на краю города. Я помню лицо Коки, что озарилось радостью, но ещё лучше я запомнила лицо сына, что, посмотрев на Коки, кажется, загорелся интересом. Мы отправились в парк аттракционов на краю города: традиционно, там лучшие праздники для детей. К своему сожалению, я отметила, что детей с родителями было не так много: иногда я забываю, по какой причине, меня выдали замуж за Акаши. Но те немногие, кто здесь был — все были счастливы. И я не могла не поддаться их настроению и ненадолго забыть обо всём: я покупала билеты на все развлечения подряд, которые были дозволены детям семи лет. Я видела, как веселится Коки и слышала, как он рассказал Сейджуро, что всегда мечтал здесь побывать. Я услышала, как Сейджуро сказал: «Мне тоже нравится». Я не обернулась. Мне хотелось обернуться и увидеть его улыбку, но я так боялась расстроиться, я так боялась её не увидеть, что в итоге продолжала идти, делая вид, что не слышала их. Мы остановились у детского тира: множество игрушек, из которых можно выбрать свой приз, если попасть по всем мишеням. Я отдала билет. Коки промазал несколько раз, но лишь улыбнулся, признавшись, что хотел выиграть пешку в сёги «кичи». Акаши попросил билет и блестяще поразил все мишени: десять из десяти. Взяв фишку удачи, он протянул её Коки. Я смотрела на его глаза, и увидела в них то, что видела, когда он обнимал меня — нежность. Я видела взгляд его глаз много раз, но только сейчас я разглядела то, как он хочет обрадовать близких ему людей. Моё сердце невольно сжалась, мне захотелось прижать к себе их обоих и никогда не отпускать. Коки, смутившись, принял подарок и обнял Сейджуро, поблагодарив. И пусть за плечом Коки я не видела, но почему-то уверенность, что Сейджуро слегка улыбнулся, меня не покидает». *** Шиори злится на то, что Масаоми не позволил ей отпустить людей в Новый год пораньше: теперь, из-за бури, люди застряли на работе, без возможности куда-то выйти. Акаши-сан однозначно бы обрадовалась отсутствию мужа в любой другой ситуации, но сейчас, ей было неловко перед людьми. Ей бы хотелось устроить праздник в их кругу, но дом был совсем не украшен, не пропитан нужной атмосферой, из-за чего все окончательно приуныли. Кажется, только Коки с Сейджуро были рады. Насчёт второго нельзя утверждать наверняка, но когда Фурихата обрадовался тому, что они проведут праздник вместе, Акаши кивнул. — Ой, так много историзмов. — нахмурился Фурихата, закрыв «Рождественскую историю» Чарльза Диккенса. В новый год, большинство преподавателей берут выходной, а те, кто продолжает свою работу делают её не так строго, как обычно. К полудню, Сейджуро с Коки уже закончили все свои задания. Немного скучая в библиотеке, Фурихата, подумав, что ему пришла в голову блестящая идея, решил поделиться ею с Акаши. — Давай рассказывать друг другу смешные новогодние истории! Акаши слегка нахмурился. — Мы не празднуем Новый год. Не думаю, что мне есть, что рассказать. Энтузиазм Фурихаты мгновенно сдулся. Он перевёл взгляд на «Рождественскую историю», что лежала на журнальном столике, и озарился снова. — Тогда давай проведём этот день так, чтобы через год весело вспомнить его! Акаши нахмурился, обдумывая его слова, а после встал и направился за ним. Стол накрывался вяло и скучно. Даже голос Аямы, по обыкновению бодрый, стал более монотонным и слегка раздражённым. Фурихата сел за пианино, и, надеясь, что ничего не напутал, решил исполнить самую популярную рождественскую песню: «We wish you a marry Christmas». — Красиво. — сказал Акаши, хотя Фурихата и совершил несколько запинок. Фурихата улыбнулся и продолжил. Через несколько секунд Акаши достал из чехла скрипку и быстро подхватил мотив. Кухарки и горничные, в будние дни не обращавшие на них никакого внимания, остановились у музыкальной комнаты (находящейся на первом этаже рядом с гостиной) и прислушались. Узнав мотив, все немного повеселели и начали подпевать себе под нос. Шиори улыбнулась, обрадованная тем, что люди стали чуть-чуть расслабленнее. Фурихата, заметив, как к ним прислушались, предложил перебраться в столовую. Немного подумав, Акаши согласился, и музыка скрипки раздалась по всей гостиной и столовой. — Испеку им моё фирменное печенье, — краем уха уловил Фурихата от кухарки, — Всегда делаю их детям на Новый год. Радостный Фурихата, уловив тонкое настроение праздника, не выдержал, и сам начал подпевать. Акаши остановился и перевёл на него взгляд, на что Фурихата немного испуганно похлопал глазами. — У тебя красивый голос. Ты можешь петь громче. Фурихата смущённо улыбнулся и кивнул. Акаши продолжил игру на скрипке. Вскоре, когда стол полностью накрыли, Коки и Акаши сели вместе с остальными. Взрослые поблагодарили их за музыку. Фурихата взял печенье с шоколадной крошкой и улыбнулся. На немой вопрос Акаши он ответил: — Мой двоюродный брат их очень любит. На Новый год, он попросил у Сегацу-сана их с целый десяток, — Фурихата засмеялся, — На следующий день, когда вместо печенья он получил в подарок детский, графический планшет, он расстроился. Мой дядя же сказал, что у Сегацу-сан не умеет готовить, поэтому подарил ему это. Губы Акаши дрогнули, а в глазах на секунду появились весёлые искорки. Сидящая рядом горничная, услышав историю Коки о Сегацу-сане, вспомнила своё детство и свою историю. Посмеявшись, кухарка чуть поодаль от неё тоже поделилась своей. Так, весь стол погрузился в смех, и, что самое главное — в праздничную атмосферу. Когда часы забили двенадцать, Фурихата дёрнул Акаши за рукав, сказав, чтобы он загадал желание. Акаши немного растерялся. — Я хочу, чтобы каждый Новый год был похож на этот. — Не в слух, а то не сбудется! — засмеялся Фурихата и на секунду прикрыл глаза. Акаши слегка нахмурился, задумавшись, почему нельзя говорить вслух. Но когда Фурихата радостно протянул ему стакан с соком, чтобы они ими стукнулись и «желание точно сбылось», он забыл об этом. *** «3 апреля 2115 года. Мне никогда не нравился Шинтаро. Я понимаю, что переносить неприязнь к его родителям на него — несправедливо и неправильно, но я почему-то уверена, что когда этот ребёнок вырастет, он станет даже хуже своего самодовольного отца — более того, если Мидорима скрывает свою неприязнь за маской доброжелательного лицемерия, то Шинтаро не будет делать даже этого. Взгляд моего сына просто холоден, но, благодаря Коки, и то, уже не всегда. Если от моего сына исходит исключительно равнодушие, то от Шинтаро — презрение и высокомерие. Скорее всего, Мидорима очень хотел снять эту маску с себя, но счёл лучшим сделать это со своим сыном. Также, как на листе моего сына стояли галочки напротив «Послушание» и «Бэзомоциональность», также, скорее всего, стояли галочки в листе Шинтаро напротив «холодность» и «высокомерие». Я так боялась, что равнодушие моего сына может может превратиться в это, и, признаться, долгое время смотрела на Шинтаро как на раздражающее препятствие. И теперь, когда он не приходит по какой-то причине уже третий день, я, наверное, должна радоваться. Но какой-то страх, который я не могу объяснить даже себе, сковывает меня и дарит предчувствие чего-то пугающего». *** Фурихата наблюдал за второй партией Акаши и Мидоримы. Акаши никогда не проигрывал. В сёги — нет. Это кажется чем-то невероятным, потому что Фурихате кажется, что Акаши толком и ход не обдумывает, реагируя на игру Шинтаро мгновенно. — Шах и мат. — спокойно произнёс Акаши, на что Мидорима сжал челюсти. — Поздравляю, Сей, — улыбнулся Фурихата, — Никогда не пойму, как ты так блестяще играешь? — Куда уж тебе. — буркнул себе под нос Мидорима, раскладывая фишки снова по доске. Фурихата нахмурился и уткнулся в пол. Акаши тоже слегка нахмурился, увидев его неожиданную смену настроения. — Коки, всё в порядке? — Да, Сей, всё хорошо. — Мне кажется, ты расстроен. Фурихата ненадолго задумался, после чего, натянув улыбку, покачал головой. Акаши все ещё смотрел на него, казалось, в самую глубь. Не выдержав его взгляда, Фурихата снова посмотрел на доску. Акаши не спешил раскладывать свои фигуры. Он внимательно смотрел на пешку, что находилась на краю доски и словно мысленно о чём-то с ней советовался. Придя к какому-то выводу, он посмотрел Мидориму. — Что ты имеешь ввиду, Шинтаро? — спросил он ровным тоном голосом. Внутри Фурихаты что-то неприятно скрутилось. Ему не хотелось, чтобы Акаши спрашивал, чтобы это разговор начинался, но и заступаться за Мидориму он не хочет — это позволит Шинтаро унижать Фурихату ещё сильнее. — Я имел ввиду, что Коки всё равно никогда не понять наш ход мыслей. — казалось, Мидориме тоже был неприятен этот разговор. Правда, ему не хотелось тратить время, на слова о ком-то, вроде Фурихаты. — По какой причине? Мидорима раздражённо выдохнул. — Потому что мы с тобой другие, — он подчеркнул последнее слово, — Мы — новая ступень людей, лучших людей. Мы — идеальны по своей природе, и поэтому только мы равны друг другу. Акаши долго смотрел в его лицо: внимательное и серьёзное. Приняв какое-то решение, он, как показалось Фурихате, продолжил холоднее обычного: — Ты считаешь себя равным мне, но ты ни разу не победил меня ни в чём. — Фурихата на мгновение задумался: это не было похоже на обычный факт, которым говорил Акаши. Он не понимал, отчего у него сложилось такое впечатление, но оно его не покидало. Мидорима открыл рот для ответа, но сразу же его закрыл. Словно почувствовав, что он хочет сказать очередную гадость в адрес Фурихаты, Акаши продолжил: — Я не считаю себя лучше Коки и только его, как ты говоришь, я могу назвать равным себе. Казалось, что Мидориму поразила пуля: так его глаза расширились, а лицо вытянулось. Фурихата отвлёкся от всех тёплых чувств, что его переполняли и наслаждался этой уязвлёностью Шинтаро, одновременно ругая себя за такую радость. — По-твоему, он лучше меня? — Фурихате показалось, что ещё чуть-чуть, и Мидорима взорвётся: напротив, когда Акаши сидел спокойно и не понимал (хотя, Фурихата был уверен, что только делал вид, что не понимал) отчего Мидорима так злится. — Мне интереснее проводить с ним время. С грохотом опустив фишку на доску, Мидорима встал и направился к выходу, негромко хлопнув дверью. Удовлетворение, злобная радость в груди Фурихаты очень скоро сменились чувством вины. Слегка улыбнувшись, он повернулся Акаши. — Не стоило этого делать, Сей, — ещё как стоило, но Фурихата в жизни это не признает, — Теперь тебе не с кем играть в сёги и баскетбол. — Я не хочу играть в сёги и баскетбол, — спокойно ответил Акаши, — Я хочу с тобой в библиотеку. Фурихата позволил всем тёплым чувствм переполнить его. Улыбнувшись шире, он кивнул. Они собрали все фишки и направились на первый этаж, в подвал, где находилась их любимая библиотека. *** «28 апреля 2115 года. Сегодня утром, перед приходом Коки, Сейджуро обнял меня. Обычно он обнимает меня только по вечерам, но сегодня утром он сделал это снова, и я не могу не сказать, как я была счастлива. Я была безмерно рада. Может, эта радость «ударила» мне в голову и я увидела то, чего, возможно не было… Лицо Сейджуро было спокойным. Точнее, оно стало спокойным. Не то, что бы до этого Сейджуро был чем-то обеспокоен, но его лицо было просто равнодушным. Теперь же, оно выглядело… Удовлетворённо? Я не знаю, как это описать. Словно Сейджуро понял что-то важное, что-то, что помогло его огоньку загореться ярче, но не сжечь всё. Не знаю, как это описать, но я безмерно рада. Мне кажется, что то, о чём я мечтала, исполнилось. Вместе с этой, казалось бы, незначительной переменой на лице Сейджуро, значительно изменилась я сама. Правда, какая-то тревога всё ещё бьёт где-то на краю сознания, отчего, не даёт мне покоя.». *** Преподаватель по природоведению заболел, поэтому, свободное время Акаши и Фурихата посвятили прогулке в саду. Сев под дубом, Фурихата восторженно попытался зарисовать всю красоту проснувшихся растений. Решив показать свой набросок Акаши, он столкнулся с его взглядом. Фурихата невольно смутился, так как под дубом они сидели друг к другу ближе. Акаши смотрел на него, словно хотел у него что-то спросить, но будто колебался. Фурихата привык к такому его взгляду: единственное, что его смутило — как долго Акаши так смотрел на него? — Сей, всё хорошо? — спросил Фурихата, невольно отодвинувшись: их лица разделяли всего несколько миллиметров. — Не знаю. — сказал Акаши и отвернулся, посмотрев на носок своей обуви. Фурихата коснулся его плеча, успокаивающе погладив. — Ты можешь мне рассказать. Что не так? Акаши нахмурился, в попытке подобрать нужные слова. — Тот разговор с Шинтаро. — начал Акаши. По коже Фурихаты прошла дрожь: когда вся радость от того ухода Мидоримы прошла, осталась лишь неприязнь, в том числе, и за свое поведение. Таким голосом Акаши обычно просил у него помощи: он никогда не говорил об этом прямо, но Фурихата знал, что так он просил подсказать ему нужные слова. — Ты сказал, что считаешь нас равными. — Фурихата хорошо помнит этот разговор и каждый ответ Акаши, но эту фразу особенно. — Да… Акаши снова замолчал, задумался. На долю секунды, Фурихате показалось, что сейчас Акаши пожалеет о сказанном и добавит, что с Мидоримой ему было интереснее. Но Акаши перевёл на него взгляд, в котором читалось столько всего… Целая буря, скрываемая за неуверенностью. Фурихате стало стыдно за свои первые мысли и он невольно сжал ладонь Акаши. Сей посмотрел на их рукт, словно это придало ему храбрости. — Что, если это не так? Сердце Фурихаты готово было выпрыгнуть из груди. Акаши поднял руку и взял его ладонь в свою, всматриваясь в неё, будто в ней были все ответы. Фурихата не решился его прервать, но ему хотелось, чтобы Акаши имел ввиду не то, что понял сам Фурихата. — Мы с Шинтаро были сделаны нашими родителями. Они внимательно подбирали каждую днк в наш генофонд. Разве мы можем считаться людьми? — он слегка нахмурился, — Мы ведь появились не так, как остальные. Фурихата придвинулся поближе и крепко обнял его, пытаясь «выжать» из него эту мысль. — Сей, нет… Сей, ты такой же человек, как и остальные, ясно? Ты такой же человек как я, как моя мама, как твоя мама… Не имеет значение, что твои родители выбирали тебе таланты и способности, они ведь делали это для тебя, и родился ты также, как и все дети, так что не думай, что ты чем-то хуже других! — закончив на одном дыхании, он уткнулся Акаши в плечо, думая, что можно было бы добавить. Акаши неуверенно коснулся его пальцев на своём плече. — Ты вправду так считаешь, Коки? — Конечно! Ты очень добрый, понимающий, поддерживающий, заботливый, ты самый лучший, самый человечный из всех людей, которых я когда-либо встречал! Фурихата закрыл глаза, прижавшись щекой к его плечу. Он продолжал говорить всё то же самое, пусть и в разных формулировках. Поэтому, он не видел, как Акаши, поглаживая его ладонь, первый раз в своей жизни, по-настоящему улыбнулся. *** «15 мая 2115 года. Я никогда не злилась и не ненавидела его так, как сегодня. Теперь я поняла, чего я боялась с уходом Шинтаро: теперь, все мои подсознательные опасения и тревоги сбылись. Сегодня утром, впервые с рождения Сейджуро, он решил со мной поговорить. Не поздоровавшись, не спросив о моём самочувствии, он сразу начал разговор. Его голос грубый, неприятный. Меня всегда передёргивает, когда я случайно его слышу, но так близко, когда он обращается ко мне… Стыдно признавать, но мне неприятно и даже страшно. Хочется убежать куда-то далеко и забыть. Забыть всё. Он говорил о Сейджуро. Конечно, других тем для разговора у нас никогда не было и не будет. Он пересказать мне слова Мидоримы о том, что Сейджуро считает «какого-то выродка» лучше него. На мгновение, я забыла о своём страхе. Я забыла обо всём и хотела задушить его, обозвав его этим словом: выродок, выродок, выродок… После, я узнала, что Сейджуро заступился за Коки и сказал, что ему с ним интереснее. Не говори мне этого он, я бы обрадовалась. — Мне не нравится, что Сейджуро общается с такими, как он, — холодно произнёс он, — Я думал, что сын Фурихаты такой же, как и она: точный и организованный, и этому Сейджуро бы мог у него научиться, но, как оказалось, её сын посредственен даже в этом. Я не хочу и дальше знать о его присутствии. Я никогда ему не перечила — лишь раз, когда он хотел что-то внести в характер Сейджуро. Но даже тогда, моя попытка была не такая отчаянная, а мой крик — не такой громкий. В тот момент, я слышала только свой голос, который говорил о том, что Акаши — прогнивший изнутри, и все его друзья, вся древнейшая аристократия Японии — тоже, и я не позволю сделать своего сына таким же. Когда ему надоело слушать, он ударил меня, дав пощёчину. Я не осталась в долгу и хотела его задушить, но его руки перехватили мои в стальной хватке. Бросив меня на пол, он ушёл. Я же, сжав губы, подавила ком в горле. Всё это время я была уверена, что он, несмотря ни на что, никогда не поднимет на меня руку. Я хотела выместить всю злость на его вещах, но в бессилии, лишь заплакала. Через несколько часов я узнала, что он уволил Аяму. 16 мая 2115 года. Сейджуро подошёл ко мне и спросил, где Коки. Я едва успела закусить язык, чтобы не рассказать всё, как есть. — Я скучаю по нему. — ответил Акаши, задумавшись. Мне хотелось заплакать, прижать его и себе. Его растерянное лицо смотрело на меня, он ждал ответ. — Коки с мамой заболели. Они должны завтра прийти. Я соврала. Да, я соврала, но пообещала себе, что это не будет ложью. Я верну Аяму и Коки любой ценой. 17 мая 2115 года. Я хотела съездить и извиниться лично, но с утра, первый раз в жизни, упала в обморок. Ночью я не спала, и, скорее всего, из-за этого чувствую себя так истощённо. Но я не собиралась сдаваться. Я позвонила Аяме, и, к счастью, она подняла трубку. Я объяснила ей всё, немного приврала, но предложила вернуться. Аяма любезно отказалась, сказав, что нашла уже новую работу, а сына устроила в новую школу. Поблагодарив меня за всё, она повесила трубку. Я плакала несколько часов. Для меня это стало началом конца. *** Закрыв дневник, Акаши внезапно вспомнил о смерти мамы. Что он чувствовал тогда? В тот день, истощенная, исхудавшая, она попросила его зайти. Его лицо как всегда не выражало никаких эмоций, отчего, казалось, женщина грустно улыбнулась. Акаши смотрел ей прямо в глаза, но ничего не требовал, ничего не спрашивал. Просто смотрел. Она протянула ему руку и он взял её. Прижав её к щеке, она поцеловала его ладонь и заплакала. — Не нужно, мама. Твой организм и так слаб. Шиори засмеялась и все смотрела на его лицо. — Я люблю тебя, сынок. Акаши не знает, что это было. Слеза? Может. Ему хочется верить, что она была. Может, ему хочется верить, что именно поэтому она улыбнулась перед тем, как закрыть глаза. Сейджуро берёт дневник, завязывает пояс юкаты и выходит из библиотеки. В гостиной, он наталкивается на свою жену, что радостно встречает его, желая обнять. Он не обращает на неё внимания. Одевается, пока она просит пойти и зарегистрироваться для создания ребёнка, просит в его генофонд талант к фигурному катанию, артистизму и живописи. Акаши закрывает дверь, впервые чувствуя к ней отвращение, похожее на то, что когда-то чувствовала его мать к его отцу. *** Он не видел его пятнадцать лет. Пятнадцать лет. Акаши рассматривает открытки, вложенные в дневник. Бумага не выцвела, но оставила на себе отпечатки чернил. Акаши открывает, перечитывает слова, которые, кажется, уже знает наизусть. Он не видел его пятнадцать лет, но те сорок минут, что ему осталось до его дома, кажутся ему бесконечными. Словно он едет к нему уже пятнадцать лет и сорок минут. Акаши не знает, что творится в его голове. И наверное, никогда не знал. Или боялся знать. Но Фурихата знал, и никогда не боялся. Фурихата понимал его лучше, чем, как оказалось, родная мать. И только спустя пятнадцать лет, натолкнувшись на её дневник, он это понимает. Понимает, как ему его не хватало. Насколько сильно тоска, на которую он закрывал глаза, пока его отец был жив, въелась в него самого. Акаши даже не хочет думать о том, что Фурихата не сможет на что-то ответить. Он даже не думает о том, что Фурихата может быть не рад его видеть, после того, как его отец с ним поступил. Нет, Акаши об этом не думает. Он выходит из такси, не глядя, оплачивает по счёту. Перед глазами — дверь одного дома. Акаши ни о чём не задумывается. Звонок, другой, за дверью раздаются шаги. Акаши не сразу его узнаёт, взрослого. Фурихата что-то говорит маленькому мальчику позади, после чего оборачивается к гостю и замирает. Это длится несколько мгновений. Фурихата открывает рот, но ничего не произносит. — Коки, ты смущён? Акаши спрашивает фактом, как и тогда, в детстве, и Фурихату это не может не рассмешить. Он не выдерживает и обнимает его, чувствуя тёплые пальцы на спине. — Кто это, папа? Фурихата оборачивается и улыбается. — Мой старый друг. Заходи, Акаши, сейчас… Акаши смотрит немного пусто, но Фурихата понимает. Он просит сына закрыть дверь и сказать маме, что он скоро придёт. Они садятся в парке. Акаши долго молчит и просто смотрит. Фурихата понимает его, как и тогда, в детстве, и это не может не радовать. — Коки, я хотел поговорить. Фурихата испуганно хлопает глазами. Акаши тяжело говорить. Он протягивает Фурихате дневник, и тот неуверенно открывает первую страницу. С каждой новой строчкой лицо Коки мрачнело сильнее. Закрыв на третьей странице, он уткнулся взглядом в носок своей обуви. На языке не было ни слова. Фурихата искренне не знал, что можно было бы сказать и что Акаши хотел услышать. Он повернулся к нему, чтобы сказать об этом, но… Акаши плакал. Слёзы лились безостановочно, и Акаши даже не пытался их остановить. При этом, он, кажется, не понимал, что происходило: лишь позволял им литься. Фурихата и сам заплакал. Снова обнял, как в детстве, прижимая к себе. Акаши сжал его ладонь на плече. — Коки, почему?.. Почему я?.. Фурихата понял. Понял, и прижал его к себе настолько, насколько смог. — Сей, слышишь? Это ничего не значит. Акаши уткнулся в его плечо. Фурихата гладил его по голове. — Это ничего не значит. — твёрже повторил он. — Коки… — глухо сказал Акаши, жадно сжимая его ладонь. — Я нейрофизиолог и после выпуска уже три года изучаю эмоции людей. Они есть у каждого, Сей, слышишь? У каждого. Их невозможно искоренить, твой отец и генные инженеры их просто выключили… Но они есть, слышишь?.. Помнишь? Помнишь, мы ведь радовались, ты ведь чувствовал, когда тебе что-то нравилось… Акаши успокоился, но продолжал его держать, вдыхать его запах. — Послушание… Сей, мы ведь всегда кого-то слушали, верно? Но теперь ты взрослый, ты можешь начать слушать самого себя, слышишь?.. Акаши посмотрел ему в глаза и улыбнулся, прижав его руку к сердцу. — Коки… — несколько слезинок прокатились по его щекам. — Я помогу тебе, слышишь?.. Акаши кивнул, и улыбка так и не сошла с его губ. Фурихата обнял его, прижавшись своей щекой к его.