Заново

У него было много имён, но они никогда ему не нравились и не подходили. Больше всего он любил, когда к нему вообще не обращались. Но на первое время «Антихрист» сойдёт. В конце концов, это единственное истинное имя. Он ведь не Христос, правильно? За грехи человеческие не страдал, любовь к ближнему не проповедовал, блудниц от людской ненависти не спасал. У него вообще заслуг-то и не было: как ни посмотришь, всё не в его пользу выходит. Всегда его крайним и делали. Когда-то давно, когда он был ещё молодым и бойким, он мечтал о справедливости. Создавал мир и ждал, что его будут благодарить, что ему будут все без исключения поклоняться и возносить хвалу. Но шли годы, и первый морок безотчётного счастья проходил. Оказывалось, что здесь что-то недоделано, тут не хватает, да и вообще жизнь, оказывается, штука сложная и хрупкая. Но что он мог поделать? Не мог же он поделиться своей собственной силой и сделать всех людей равными ему? Ведь какая-то разница между ними должна быть? Ему это казалось вполне логичным, а вот другие с ним не соглашались, вот и приходилось начинать всё заново. Следующие тоже не согласились. Следующие тоже. Следующие поддержали. И следующие. И следующие. Раз за разом эксперимент проваливался. А боль от рождения нового мира пронизывала тело всё острее и острее, расплавленным свинцом заливала внутренности и разбухала там, разрывая тело на части. Хотелось положить конец этой муке – каким угодно способом, да хоть даже сдохнуть, придумывая очередной глупый мирок, где все снова будут мелочны, глупы и непомерно тщеславны, но даже этой милости его лишили. Ну и о какой справедливости может идти речь, если даже ему она только снится? В лучших мирах о нём совершенно забывали. Он тенью скользил в толпе и заглядывал в окна, жадно рассматривал остававшихся в неведении глупцов – но и это его только раздражало. Неужели он недостоин даже одной-единственной мысли? Даже самой презрительной, даже унизительно насмешливой? Неужели он столь неважен? Он сам пытается вмешиваться в судьбы людей, предлагает им новые культы и верования, но все его усилия тщетны: даже самые восхитительные идеи, даже самые заманчивые перспективы их мгновенно привлекают, но лишь на краткий миг. Потом все они изворачиваются, уродуются, переиначиваются и превращаются в какую-то подделку, пустышку. Много эффектных слов, ненужных зрелищных ритуалов – и вот вся суть уже куда-то исчезла, стёрлась без следа, как выцветшая на солнце надпись. Терпеть это сил никаких нет, и приходится начинать всё заново. Порой он и сам удивлялся, откуда у него столько упорства и веры в лучшее будущее. В окончательный и бесповоротный конец. Для чего он здесь? Откуда он? Ответы на эти вопросы он мог обрести только в самом конце пути – он это знал, а потому не сдавался. Иногда его обуревал страх, что конца пути нет. Или даже хуже – в конце нет никаких ответов, только последний вопрос, который уже точно некому будет задать. Или наихудший вариант – в конце ничего не будет. А так он хотя бы может начать всё заново. Он так надеялся, что этот раз будет последним. Он чувствовал всей своей несуществующей душой, что что-то изменилось. Что в конце ему не придётся заново проходить через этот проклятый огонь боли, а его ждёт нечто иное. Что именно – он не знал, но так и играть интереснее. Никогда не знаешь, какая ставка окажется выигрышной, а потому за каждой следишь с замиранием несуществующего сердца, лелея мечту, что вот она-то и выстрелит. И когда весь план полетел в Ад – он и так туда летел, но приземлился неудачно, – и когда та девчонка воткнула ему игрушечный ножичек в бок, а он вскрикнул не от боли, а от обиды и злости на всех, но в первую очередь на самого себя; и когда он с трудом поковылял прочь от смехотворных перебранок, где-то на задворках его, очевидно, несуществующего разума теплилась надежда, что это всё часть большого замысла, и он вот-вот доберётся до самого главного. А потом Данила заставил его начать всё заново. На этот раз тоже было больно, но как-то… Не так. Он даже не успел продумать, что придумает для мира на этот раз, как всё уже закончилось. На этот раз придумывать пришлось не ему, а Даниле. И пусть получалось у него не очень, всё же он подходил к делу с большим энтузиазмом. Он-то всегда боялся начинать, долго примеривался, прикидывал возможные варианты. Взвешивал все «за» и «против», ведь не всегда стоит начинать всё с чистого листа, иногда достаточно изменить несколько переменных или исправить допущенную ошибку. Это не только быстрее, но и эффективнее. И ведь странно: он очень любил концовки. Обожал слезливый финал или какой-нибудь героический подвиг, ставивший жирную и красноречивую точку. Счастливые концовки он презирал, но и без них обойтись не получалось, нужно же хоть иногда бросать людям кость, чтобы они не отчаивались. А вот начинать что-то – та ещё задачка! Сколько концовок он перевидал, и все они были неповторимыми. При любом раскладе катализатором становилась очередная мелочь, но всякий раз такая, что захочешь – не угадаешь. А вот начало всякий раз одинаковое: мечты о прекрасном будущем и уверенность, что уж на этот раз всё будет по-другому. А Данила, кажется, так рад началу, что на секунду ему даже завидно. Но потом он себя одёргивает: нечего дуракам завидовать. Это он пока что не осознал, какая титаническая работа ему предстоит, вот и смотрит на всё влюблёнными и чуточку затуманенными глазами. Он его предупредил, вот и достаточно с него. Ещё вон что придумал: начинать мир с Нового года. Пошлость какая. Противно смотреть на радующихся людей. Они как будто тоже празднуют начало нового мира. А начало какое-то дурацкое: с середины. Обычно он всегда начинал с истоков. «В начале было Слово, и Слово было…» – и так далее, как во всех руководствах и написано. А тут сразу все стадии перепрыгнули, да так споро, словно конец им всем приснился, и они стряхнули его, как страшный сон, и начали всего лишь новый день. От улыбок ему становится грустно. На первых парах настроение было отличным: теперь новый мир – не его забота. Но лёгкость скоро пропадает, остаётся раздражение и, ни много ни мало, страх. И как же это так получается, что новый мир – не его забота? Неужели он так долго с ним колупался, пытался извлечь из него хоть какую-то пользу только для того, чтобы кто-то пришёл на всё готовое и сам продолжил с ним играть? А вдруг именно этот раз и станет тем самым? Решающим. Окончательным. Кто-то поздравляет его с новым счастьем, и он рассеянно кивает. А потом улыбается. Ему всегда нравились концовки, потому что они удавались лучше всего. Он же мастер находить выход из любой, даже самой неразрешимой проблемы, и поэтому-то он всё ещё здесь. Любой может начать, это сейчас Данила и доказал, а вот закончить… Закончить – это целое искусство. А у него место в первом ряду. Ведь никто не мешает ему немного подтасовать карты, чтобы выпала нужная. Привлечь внимание, потом незаметно его отвести, а пока все уверены, что глаз не сводили, ловко провернуть трюк. Получалось раньше – получится и сейчас. Если же опять промахнётся, то начнёт всё заново.