Его императрица

Адин влюбился в Кейла, в его острый язык, который просто обязан был побывать в его рту, вылизывая рот принца. Адин влюбился в эту пленительную красоту, в глаза, в которых зажигались кометы при взгляде на закрытое тучами небо, в эти ноги и миниатюрные плечи, в тонкие пальцы и шею, на которой красиво блестели драгоценные камни в ожерелье, которое ему приподнес Адин. Только от осознания того, что тот носил вещь, которой касался и Адин когда-то, тщательно выбирая из собственной сокровищницы только самые качественные материалы, все в груди сжималось от предвкушения. Не то чтобы Адин не отрезал руку тому, кто посмел бы коснуться совершенства, что создал Бог Солнца, в которого Адин не смел верить. Ведь как верить в Бога, которого он никогда не видел, если перед его взглядом был лишь Кейл? Адин чувствовал себя Мефисто, которого Бог Солнца использовал в своих целях для развлечения и убийства скуки. Но Адину повезло, ведь Кейл был не настолько свят, чтобы дать обет безбрачия. Вполне вероятно, что он уже успел потерять то, что Адин с радостью забрал бы, но не то чтобы Адину не плевать. Он начинает писать стихи и баллады только для того, чтобы иметь возможность прикоснуться к алым губам, длинным тягучим прядям, которые на вкус наверняка были как цветочные поля и вино, обволакивающее язык и пленяющее не хуже взгляда Кейла. Адин был готов даже собственное сердце из груди вырвать, если бы Кейл дал ему прикоснуться к золотым серьгам на цепочке, прикусить нежную шею, на которой все ещё блестело бы колье, которое Адин сделал из собственной крови. Точнее, с использованием ее. Металл получился насыщенного красного оттенка, но даже он, самое настоящее искусство, созданное из самой красноты, не мог соперничать с чужими волосами, которые хотелось пропускать сквозь пальцы. Кейл был самой дорогой драгоценностью, и ничего удивительного в том, что и охраняли его соответственно. Адин был счастлив, что его возлюбленный находится под постоянной охраной, чтобы никакие ублюдки не могли тронуть, коснуться идеала. Ох, но ведь Адин был, можно сказать, одним из богохульников, который так отчаянно хотел прикоснуться, что почти всерьез начинал молиться и ползать на коленях, стоило ему увидеть Кейла Хенитьюза на очередном банкете. Ох, он так сильно хотел дотронуться до него! Но не имел ни малейшего права, потому что Кейл ему не принадлежал. А Адин был не настолько ужасен, чтобы даже помыслить о том, чтобы украсть, осквернить и присвоить. О нет, он хотел добиться взаимности, поэтому и завел дружбу с принцем Альберу, чтобы иметь возможность посещать балы и приемы, где наверняка был бы и Кейл, когда бы ни захотелось. Может, именно Альберу первым увидел, как страдает его друг без насмешливого взгляда красноватых глаз и без убийственного смеха, бьющего точно в цель. — Я могу представить вас друг другу, — предлагает Альберу на очередном мероприятии, стоя уже десять минут совсем рядом с Адином и имея возможность наблюдать, как величественный имперский принц превращается в щенка, которого хозяин бросил у церкви. Ох, Альберу в самом деле надоело смотреть на это. — Правда? — впрочем, этот взгляд, смесь благодарности и оставшейся от мыслях о Кейле преданности, были довольно приятны Альберу. Не то чтобы от него требовали невозможного, не так ли? Так почему не помочь собаке, что вновь нашла себе господина? — Молодой Мастер Кейл, — не то чтобы Альберу хорошо знал графского сына, но эта улыбка на красных губах все равно не сильно впечатлила его. Однако Адин рядом замер от восхищения, не в силах оторвать взгляд. Ох, Альберу столько предстояло сделать, верно? — Позвольте представить Вам… — однако принца так нагло, так пленительно вежливо перебили! — Я давно хотел познакомиться с Его Императорским Высочеством! — Адин рядом с Альберу задышал чуть громче, видимо, пытаясь сдержать обморок или инфаркт. Альберу не мог ему с этим помочь, а поняв, что ни один из собеседников не обращает на него внимания, лишь понимающе кивнул. — Тогда оставлю Вас, — он уловил милую улыбку Кейла, в которой буквально можно было захлебнуться, и поспешно ретировался. Он не был в настроении выслушивать завывания от Адина о «этих ногах», «глазах, в которых застыло солнце» и «заднице, которую я обязан буду вылизать дочиста». Оставшись один на один со своим наваждением, Адин не знал, что и делать, бездумно пялясь на красивые ключицы в отнюдь не пошлом вырезе рубашки. — Вам нравится, что Вы видите? — кокетливо поправил свои волосы Кейл, заправляя выбившуюся прядь за ухо и вынуждая Адина задержать дыхание, чтобы позорно не разреветься. — Может, Вы окажете честь стать моим супругом? — неужели Адин произнес эту фразу вслух? Он в самом деле хотел выпрыгнуть в ближайшее окно, когда глаза (эти прекрасные, красноватые глаза, про которые Адин писал бессонными ночами!) Кейла расширились в шоке. Но следующие слова заставили его в неверии повернуться к Кейлу: — Тогда где мое кольцо? Адин… Не ожидал такого вопроса от Кейла. Он взглянул на бледные тонкие руки, заметив несколько колец на этих прекрасных пальцах… На всех, кроме безымянного, будто бы Кейл знал, о чем его сегодня попросит Адин. Разве заслуживал Адин такого счастья? Он, недолго думая, сорвал с собственного пальца дорогое кольцо с бриллиантом из императорской сокровищницы, которое его отец подарил ему за чертовски изнурительную войну… Он протянул это кольцо Кейлу, вновь задавая тот же вопрос: — Согласны ли Вы стать моей императрицей? Он должен был быть коронован как император Могору всего через неделю, и никто не мог остановить этот момент. Кейл, даже не глядя на кольцо, улыбнулся и коснулся чужого подбородка, мягко оглаживая челюсть Адина. Принц чуть не проскулил от подобной нежности. И он никогда не признает, что его колени подогнулись, когда Кейл прошептал ему на ухо «да».

***

Не то чтобы Адин слишком сильно ждал первой брачной ночи. Нет. Хотя кому он врёт, когда Кейл, его Божество, императрица, которая теперь, в день их свадьбы, когда духи благословили их союз, так сильно сжимается вокруг него? Когда его Кейл, все ещё в воздушных одеяниях императрицы, в чертовой юбке из полупрозрачной ткани и чулках, стонет от наслаждения, прося непонятно о чем? Как Адин мог его не хотеть? Верно — никак.