И это всё о них

      Боль от потери близкого человека на какое-то время затуманивает разум и лишает способности отличать черное от белого. И во враге будешь искать спасения от страданий.       Вадим Уваров пересек холл частной школы-пансионата «Логос» и направился к лестнице, чувствуя внутри глухое раздражение. Не было сил разозлится по-настоящему — уж очень вымотал его сегодняшний день, в котором все события смешались, как овощи в винегрете. Недосмотр охраны в лаборатории подземелья повлек за собой кражу одним из подопытных антидота (всего несколько пробирок, но возмутителен был сам факт). Далее последовала попытка побега этого самого подопытного и вполне предсказуемый финал всей истории — смерть подопытного. Объяснения с полицейскими, зарегистрировавшими очередное происшествие неподалеку от элитного учебного заведения непосредственно его, Вадима Уварова, не коснулись, и на том спасибо. Хватило ехидной ухмылки Морозова-старшего и неприятного разговора с Колчиным на нижнем уровне лаборатории, который тихим голосом спрашивал, КАК ТАКОЕ ВООБЩЕ МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ.       Он успел подняться на несколько ступенек, когда услышал сдавленные рыдания на верхней площадке. В полумраке — недавно был отбой — и по голосу он не сразу понял, кому они принадлежат. Преодолевая последние ступеньки, Уваров увидел Анну Ольшанскую, которая сидела на полу, уткнувшись лицом в колени. Рядом с ней стояла бутылка водки, наполовину пустая, и валялись туфли. Услышав шаги, она подняла голову — тушь потекла, помада размазалась, и ее рот скривился в болезненной ухмылке.       Вадим мысленно чертыхнулся. Погибший сегодня Никита Ольшанский был ее братом. Но это не повод устраивать плач Ярославны у всех на виду. Уваров попытался поднять её с пола, но Анна оттолкнула его с такой силой, что он чуть не упал. — Это ты его убил, — всхлипнула она и, схватив бутылку, сделала большой глоток. — Ты. — Я-то здесь при чем? — искренне удивился Уваров, отнимая у нее бутылку и делая вторую попытку поставить ее на ноги.       После брошенного ему в лицо обвинения в убийстве брата он ожидал самого худшего — криков, истерики, угроз и тому подобного, но не того, что последовало дальше. Анна покачнулась и, закрыв лицо руками, заплакала. Беспомощно и жалко. Воспользовавшись этим, Вадим обнял ее за плечи и повел на этаж учителей, молясь, чтобы никого не встретить по пути. Со стороны все выглядело более чем прилично — он утешает коллегу, которую постигла тяжелая утрата. Но чутье подсказывало ему, что появление третьих лиц спровоцирует новую истерику, последствия которой придется устранять уже лично ему. Что было бы крайне нежелательно сейчас. Несмотря на то, что со смертью брата они утратили рычаг воздействия на нее, она все еще может быть им полезна. Поэтому он терпеливо выслушивал ее бессвязные высказывания в комнате, пока расстилал постель и пытался уложить ее в кровать. — За что вы его убили? — спрашивала Анна. — Ну скажи, за что? Он ведь даже ничего не знал. Он просто хотел мне помочь. — Тебе нужно поспать, — Вадим выпрямился, думая, забрать бутылку или оставить.       Решил оставить — выпьет еще, быстрее заснет. Если повезет, то завтра и не вспомнит о том, что ему наговорила. Понимая, что сейчас он уйдет, и она останется одна со своей болью, Анна быстро поднялась и обвила руками его шею. Ей хотелось его задушить и одновременно хотелось забыться хотя бы ненадолго. Хотя бы этой ночью не оставаться одной. — Не уходи, я не могу быть одна, все время думаю о нем, — шептала она, утягивая его за собой в постель и целуя куда попало. — Кроме Никиты, у меня больше никого нет. Вы и его отняли.       В первую секунду Уваров хотел оттолкнуть ее и уйти, но ее слезы еще там, на лестнице, вызвали в нем непонятную жалость к ней. И он остался. Когда Ольшанская заснула, Вадим оделся, вылил в унитаз остатки водки и ушел. Часы показывали двенадцать. Добравшись до своей комнаты, он принял душ, но еще долго не мог заснуть. Решил, называется проблему. Или нажил новую? Нужно завтра еще раз уточнить, точно ли им все еще нужна Ольшанская. Она никогда не вызывала в нем никакого влечения, в отличие от той же Вершининой. Но как только школьная уборщица стала представлять интерес для «INGRID», его личный интерес к ней угас. Ладно, поживем — увидим.       На следующий день Уваров проснулся рано — он знал, что Ольшанская приходит в класс до начала занятий, чтобы подготовиться к уроку. Случайно увидел однажды, когда проходил мимо. И запомнил. Когда он вошел в класс, Анна стирала с доски вчерашний урок. Она нарочно стукнул дверью — она обернулась, уронила губку и подошла к столу. Встретилась с ним взглядом, вспыхнула и стала перебирать тетради. Уваров стоял возле двери, сунув руки в карманы спортивной куртки и разглядывал ее. Ее смущение было вполне естественно, но чем конкретно оно было вызвано, он пока не понимал. — Тебе что-то нужно? — спросила она, не поднимая головы. — У меня скоро урок начнется. — Хотел узнать, как ты себя чувствуешь. — У меня вчера погиб брат. Его убили, — ответила Ольшанская и взглянула него с вызовом. — А так все хорошо. — Мне жаль, что так вышло, — спокойно ответил Уваров. — Хотел напомнить про собрание сегодня после уроков. — А меня это больше не касается, — она усмехнулась и скрестила на груди руки. — Никита избавил меня от участия в ваших грязных делах.       Уваров мысленно облегченно выдохнул. Улыбнулся той простодушной улыбкой, которая часто вводила в заблуждение тех, кто его не очень хорошо знал. Ничего личного, только работа. — Поживем — увидим.       Он вышел, прикрыв за собой дверь. Смерть брата развязала ей руки, теперь ничто не помешает ей уволиться и уехать из «Логоса» на все четыре стороны. Доказательств у нее нет, у самой рыльце в пушку, но даже пустые разговоры снова привлекут внимание к школе со стороны правоохранительных органов. Нужно срочно найти новый рычаг воздействия на Ольшанскую. У каждого человека есть слабые места.       После того, как Уваров ушел, Анна опустилась на стул и прижала ладони к лицу. Ей было страшно от своей смелости. Но было и еще кое-что. Когда Вадим спросил ее о самочувствии, ей показалось, что…. Нет, это бред. С его стороны это был чистой воды расчет. И точка. Утром, когда она проснулась от звонка будильника с жуткой головной болью, то сразу вспомнила все, что вчера произошло. От стыда ей хотелось спрятаться под подушку и провести там весь день, но будильник прозвенел снова, и она нехотя поднялась. Посмотрела на соседнюю подушку, что она пуста. И вот тут ее накрыла второй волной стыда, потому что ей на секунду захотелось, чтобы он остался.       Прозвенел звонок, за дверью раздались детские голоса — начался обычный день учительницы начальных классов Анны Ольшанской.