Совсем тихая ночь вблизи Северного Чикаго — явление из последних. Где-то отдаленно слышался лай собак, матерные крики кого-то, за кем они погнались. Всякий раз, когда Картман возвращался с работы, с жадностью выхватывал десяток минут, чтобы бесшумно и мирно постоять в тени одинокого фонарного столба в надежде, что редкое одиночество поможет успокоиться обычному тревожному состоянию. Рассвет не заставит долго ждать, и вместе с ним вновь появится людская, неконтролируемая и надоедающая возня — а её Картман не любил. Он радовался, как ребенок, городской тишине, внимательно всматриваясь в темное, пустынное небо; как казалось, так подолгу всматриваться мог только он один. Его взгляд был расслабленным и уставшим, но Картман рассуждал и искал ответы на мучающие вопросы, не зная, как точно описать внутренние ощущения, которые его охватывали каждый раз, когда он оставался наедине с собой. Они похожи на те старые, но не забытые, какие он испытывал в доме его матери почти что десять лет назад.
Тем не менее, этим вечером, отчего-то не простояв и восьми минут, внезапное желание вернуться домой охватило Картмана. Усталым, но нетерпеливым и быстрым шагом он направился к квартире. Его не мучали ни жажда, ни голод; Картман ощущал пустоту, которая не требовала восполнения, обыкновенную, с которой он прожил все двадцать с лишним лет. Но, закрывая дверь, он вдруг расслабленно и с улыбкой вздохнул, почувствовав немного спертый, по сравнению с улицей, знакомый воздух. Разулся, аккуратно поставив обувь друг к другу, встряхнул волосами и уже почти поддался сонливости, как заметил в гостиной приглушенный от лампы свет. Там мирно сидел за книгой Кайл, подняв под себя ноги и свернувшись в плед на самом краю бежевого дивана. Они встретились взглядом и, не обменявшись и словом, поняли, что у обоих был слишком долгий день.
— Взял у тебя почитать, думал, ты будешь не против, — начал Кайл. — Знаешь, я давно уже не мог так расслабиться за чтением.
Картман хотел было сесть, но упал на место рядом с Кайлом. Быстро вздохнув, облокотился на руку и с интересом начал его рассматривать. Он усмехнулся, когда мысли ушли в ту степь, что сравнивали кудрявые рыжие волосы с макаронными изделиями.
— Что ж, тебе повезло, что я оказался не против. — Кайл нахмурился на слова Картмана. — Нет-нет, не ругайся. В общем-то, этот роман я купил из-за аннотации, сам, правда, еще не читал. Интересно?
— Весьма, — коротко ответил Кайл, но, не удержавшись, все-таки бросился с особым жаром комментировать чуть ли не все сцены книги «Джейн Эйр», какие успел прочитать в отсутствие Картмана.
И пока Кайл переходил от похвалы к какому-то герою до ненависти к другому — Картман держался очень легко и тепло. Создавалась атмосфера веселого, спокойного и беззаботного времяпровождения, какое для обоих редкость. Рассказ Кайла перешел к тому, как из недоверия к Эдварду Рочестеру — одного из главных героев романа, его чувства к герою переросли в сильную симпатию. Он даже не старался сдерживать того натиска чувств и эмоций, какое его постигло. Восторженно описывал несчастья Джейн и сопереживал ей так, будто она — взаправду человек и ей необходима чья-то чужая жалость. Все это время Кайл улыбался не только уголками губ, но и его чувственными глазами. Не сказать бы, что Картман детально вслушивался во все, о чем парень говорил, но иногда с умным выражением кивал и пускал продолговатое «о» из губ, тут же растягивавшихся в веселую улыбку.
— А, собственно, я бы посоветовал тебе сейчас же лечь спать. — Картман уже встал, чтобы потянуться было к переключателю, но чужая бледная рука одернула его.
— Нет! Я пока не могу уснуть… А без света неспокойно. Да, черт, оставь ты уже переключатель!
Комната заливалась смехом, пусть и уставшим, но совершенно безобидным. Шалости, какие часто бывали в детстве, отныне позабытые и будто запрещенные в рутине серых будней — приносили тайное удовлетворение обоим. И они шли навстречу шуткам, колкостям и непринужденной грубости. Что могло бы в теории обидеть любого незнакомого человека, лишь подстрекало обоих на новые продуманные и изворотливые дурачества, образуя между собой битву умов, где никто не отступал ни по оригинальности, ни по оглушительному смеху.
— Ладно-ладно. Не можешь спать — насильно не заставлю. У меня другой вопрос к тебе: что ты теперь будешь делать?
За время, проведенное без лишних глаз, Кайл успел несколько раз умыться и подумать о Стэне, но к четкому плану действий еще не пришел. Вопрос Картмана снова завлек Кайла, и он продолжил задумчиво сидеть, скрестив руки и чуть опустив голову. Его волосы прикрывали погрустневший и раскрасневшийся взгляд. Картман поджал губы, не сколько почувствовав вину, а вспоминая, что когда-то он сидел точно так же, когда расстался с первой и последней девушкой за всю жизнь. Ему было дискомфортно глядеть на Кайла Брофловски и находить в нем себя.
— Мм-м, я не знаю. Я это так скоро не решу. В ближайшее время я заберу свои вещи и…
— Вот только не пускать все на самотек, ты так точно скатишься в яму.
— А что остается? Нет, конечно, я так или иначе справлюсь. Я уяснил: хочешь жить — умей вертеться. Ну, короче, адаптируюсь я.
Картман прыснул в кулак, потом немного что-то проворчал про себя и, наконец, выдал одной фразой:
— Кайл, ты мог бы оставаться жить здесь, у меня. Видишь ли, у меня не хватает времени на уход за домом, а я вижу, ты здесь прибрался… Да и кот этот… я вижу, к тебе уже не раз ласкается. Оставайся, типа, временно, пока хату не найдешь, как хочешь. — Картман пытался сохранить невозмутимое лицо, будто каждый день приглашал людей жить у него и не видел в этом такого же удивительного, как сам опешивший Кайл с вытянутым лицом.
Было в этом заявлении нечто очень и очень странное с подвохом и одновременное безоговорочное приятное и точно облегчающее. Кайл поморгал несколько раз, поелозил по дивану, прежде чем быстро пронеслось в голове: «Что? Пра-а-авда? Я не буду для тебя бременем?» Первые оценивающие нотки Кайла были не слишком вдумчивыми. Невинными, беспокойными, детскими. Ему обычно несвойственными, поскольку Кайл всегда старался сделаться для других серьезным и строгим; затем он вдруг махнул рукой, самодовольно хмыкнул и плюхнулся на диван. Его худые руки обняли большую подушку, и он звонко-звонко рассмеялся, прикрывая глаза и оставляя парня без ответа.
Из-за его поведения Картману захотелось отдаться волне неожиданного ребячества, но вместо этого он сдержался, решив озвучить очередную колкую шутку:
— Что с тобой такое? Только не говори! Ты бухал в борделе и даже не позвал? Надеюсь, я ошибаюсь! — усмехался Картман. — А то не хочу снова держать тебя вниз над туале- Ай! Черт! Нечего кидаться подушками, жидяра!
— Я не пил, Картман.
— Поверю на слово. Ибо молись Богу, если оно не так…
Кайл распластался животом к верху, пока Картман вернул оставленную книгу на место. Он зевал и потягивался, трогая перед собой пустое пространство и недовольно хмурясь, как если чего-то не хватало.
— Подними подушку, Картман… — неловко попросил.
— Ты кинул — ты и поднимаешь.
С недовольным кряхтением Кайл сполз, пародируя сороконожку, добрался до подушки и вновь удобно расположился на оккупированном диване, не позволяя Картману занять и маленького местечка на новой обители. Несмотря на все удобства, заснуть не получалось, как бы отчаянно не хотелось. Кайл грустно вздохнул, поворачиваясь боком и смотря на Картмана, подошедшему к барной стойке напротив.
— Картман.
— Чего тебе, еврей?
Демонстративный недовольный шмыг носом получился чересчур неправдоподобным, так что недовольство Кайла моментально иссякло, заменяя собой озадаченностью. Он оценивал пухлое и высокое тело Картмана, его густые, постоянно скачущие брови и несерьезно ребячий взгляд в темных хладнокровных глазах, в которых вместо привычного людского огонька было нечто тяжелое; быстрые импульсивные движения, сменяющиеся на медленные под стать его тучности.
— Ну, зачем ты мне помогаешь? И тогда, и сейчас.
Картман, выпив стакан воды, сел на диван с краю и устало поднял голову. Кайл последовал его примеру, не увидев ничего, кроме серого однотонного потолка.
— Буду откровенным, еврей: я сам точно не понимаю. Может, просто я такой человек — чертовски хороший! Не смейся, Кайл! Ладно, может, еще потому что ты выглядишь слишком жалким. Как тот Крейг, который постоянно ноет, что у него любовь невзаимная. Или потому что ты необычный.
— Необычный?
— Не задирай нос, это не комплимент. Не скажу, что ты особенно странный, но уж точно дебил: блюешь, значит, кровью; собачишься со мной, совсем охуевши- Ай! Задолбал, я тебе эту подушку в жопу засуну! Так вот, о чем это я… А, еще из-за парня ревешь, хотя очевидно, что он та еще мразь. Зачем-то сигаретами давишься и в чужом доме убираешься.
Понимаешь, я привык читать людей. Вот приходит посетитель в бордель, и ты видишь: о! — студентишка. Значит, не особо опытный, да еще и брезгливый, но все равно же лезет под юбки интереса и потребности животной ради. Или женатые… Видно сразу — страстей всем охота, они кидаются, как одичавшие на девчонок, словно те — не такие же люди даже, не личности. Хотя, — он хлопнул руками по голове, слышно засмеявшись, — о чем это я?! Ведь так оно и есть: все эти люди в моем борделе приходят с целью потрахаться, и они не видят в проститутках ничего, кроме дырок.
Только одно, пожалуй, верно: проститутки на чистую любовь не способны. Они слишком извращенны. Тем миром, в каком жили. Поэтому когда берут какую-то проститутку на содержание якобы из-за вспыхнувшей любви, то всем уже ясно, что через месяц, а то и меньше, ее вновь выбросят, и она вернется, либо обгаженная с ног до головы, либо добровольно. Все просто, публичный дом — это о том, что у человека здесь, — Картман указал на грудь, тыкая пальцем в сердце. — Теперь это все, чем они живут. В какой-то степени меня даже раздражает, что ты такой «правильный». Детишкам вроде тебя мне постоянно хочется показать настоящее дерьмо без прикрас, о котором постоянно пишут в твиттере, старательно убеждая других о наличии или отсутствии выбора человека. Не получается у меня понять, почему в тебе умещается что-то от пацифиста, что-то от такого же долбанутого, как я, и что-то от откровенного куска дерьма, у которого я сейчас, блять, заберу подушку! Бесишь меня, Кайл.
— Ой прости, ты так долго болтал, что я почти уснул, — хмыкнул Кайл, отбирая подушку и поднимаясь.
Он сел в позу лотоса, недолго размышляя о том, насколько на самом деле ужасна картина жизни борделя. Он с пониманием внимал словам и, отчасти, с сожалением, но не понимал, к чему больше — к ненужным людям, уподобленным вещам, или к Картману, наблюдающему за ними на постоянной основе, рутинно.
— Картман, расскажи больше о посетителях борделя.
— О, — Картман слегка удивился. Он откинулся на спинку дивана, сложил пальцы замком и неторопливо стал рассказывать: — Самые для меня забавные это женатые. У таких ни совести, ни души. Вот так минутное наслаждение им может стать желаннее домашнего очага. Собственно, среди посетителей люди из совершенно разных кругов. Бывают нищие, как бывают и очень богатые, да и щедрые. Певцы, музыканты, политики, полицейские, учителя, актеры, активисты культурных ценностей… Но, все люди эти, в общем-то, покупают любовь — а это грязно. Однако и осуждать я никого не спешу… Кто бы не приходил сюда, всяко лучше им находиться в отведенном для шлака месте. Что лучше — когда ты выбрасываешь мешки в окно или в мусоропровод? Я думаю, здесь ответ очевиден.
— Я не могу принять факт, что такая «грязь» есть часть нашей повседневной жизни. Разве не должен человек очищать и препятствовать будущему загрязнению, а не поощрять его? Неужели нет способа, которые могли бы искоренить проституцию вовсе? — неловко сокрушался Кайл, ожидая агрессивную реакцию от Картмана, как в прошлый раз, но получил довольно печальное:
— Кайл, ты не вездесущ. Ты не спермомэн или, блять, не знаю: ты не Бог, в конце концов. Ты просто человек, поэтому, если вдруг когда-то захочешь воплотить задумку по «очищению» мира, не забудь, что ядерная бомба пришибет и тебя нахер. Если ты думаешь, что это неправильно — это и не значит, что ты прав и чистый. Относись к людским порокам немного проще, как и к себе. Проституткам хорошо, посетителям тоже — все в плюсе, так почему нет?
Обессиленный ответом Картмана Кайл не находил себе места, несколько раз сжимая подушку. То садился, то лежал, раздумывая над словами. В некоторой степени он был согласен, но в большей буквально кричал о неверности всего сказанного. С моральной точки зрения Кайл не хотел принимать пороки как данность; нельзя относиться к чему-то столь ужасному со спокойствием. Впрочем, он так же был слишком уставшим, чтобы серьезно переварить пищу для размышлений. Он прикрыл глаза и сымитировал позу эмбриона, ощущая, как диван под ним поднялся, когда Картман ушел.
Через пару минут он услышал стук, и его как ознобом прошибло: забыл на столе купленную в аптеке баночку. Он подорвался, испуганно залетая за стену, частично отделявшую кухню и гостиную. Картман озадаченно стоял, держа в руках белую банку с разодранной этикеткой. Кайл поспешно выхватил ее и сделал несколько шагов назад, все больше опуская взгляд в пол. Между ними повисла неловкая пауза, пока Картман не сказал:
— Кайл, ты наркоман?
— Что?! Нет! С чего ты решил?! — встревоженно прикрикнул Кайл, сжимая кулаки.
— Ну… Ты выглядишь таким же тощим, как Кенни, а еще… Принимаешь какую-то хуйню и кровью блюешь. А еще ты рыжий еврей. Разве этого недостаточно?
— Картман, перестань издеваться надо мной!
— Ты о чем вообще? Нахрена тебе тогда эта банка, блять?! — негодующе сказал Картман, подходя ближе.
— Не твое дело. И не трогай меня. Картман, я серьезно — отойди, иначе я тресну!
— Чего-чего? Ну давай, попробуй, жидяра!
Кулак Кайла пришелся прямо в солнечное сплетение, не слишком сильно, но и не слабо, от чего Картман ойкнул, прищурился и отошел с обиженным выражением лица. Он развернулся, слышно фыркая, и открыл холодильник, доставая продукты. Чувствуя одновременную злобу за издевательства Картмана и общее негодования тела, Кайл молча отправился в свободную комнату, пряча банку в никем не использованный ящик.
Чуть позже он обязательно найдет лучшее место.
На часах почти раннее утро, в большой комнате глухо шумела посуда, а Кайл потягивался, периодически зевая. Впервые с чтением книги и появлением Картмана он взял телефон, раздраженно смотрел на пропущенные звонки и непрочитанные сообщения. Их было много для Стэна, который обычно не писал, будучи по голову занятым. Кайл вздохнул. Ничего интересного: опять он виноват в том, что все неправильно понял; опять его смешивали с грязью; опять остался без адекватных объяснений странного поведения парня. Сколько бы он не беспокоился о том, кого всем сердцем любил, сильно сомневался, должен ли продолжать эти отношения.
«Я никогда не видел такого взгляда у Стэна», — это было главной причиной, по которой Кайл до сих пор не бросился со слезами звонить и молить, чтобы они не расставались. Ничего в его жизни не было больнее, чем осознание самообмана всего их совместного времени. «С самого начала… у меня не было шансов», — принимал Кайл, падая в паутину воспоминаний. Ниточка за ниточкой, и он картинками смотрел на время, когда почувствовал себя поистину счастливым.
***
Первый мартовский вечер годовой давности. В их городе было весьма тихо, разве что сквозил прохладный, порывистый ветер. Кайл быстрым шагом шел к остановке, решая сократить время до пути к дому Фрэнсиса — уже начинало моросить, а у него ни прозрачного зонта, ни утепленной одежды.
В автобусе спертый запах пота и душистых духов от водителя, какие в сумме ранили чуткий нюх Кайла. Он сел поближе к выходу из автобуса, надел наушники, включив недавно полученный плейлист от Стэна, и облокотился подбородком на ладонь. За окном один и тот же пейзаж одного и того же городка, который Кайл наблюдал всю жизнь. Иногда, как сейчас, из-за непогоды на улицах между дворов никого не было, и непривычно не замечать ни одного знакомого лица. Некое затишье, но может, менее чем через пару часов снова что-то да случится — обычно в городке царила какофония обсуждений и сплетен, ребячества детишек и злобности взрослых.
Под глазами Кайла кружили отеки и темноватые мешки: совсем не спал уже двое суток. Его походка стала кривой и тяжелой, но он считал, что отдавать все время зубрежке перед скорыми экзаменами — того стоило. И единственная причина, почему Кайл разрешил себе отдохнуть в доме у Фрэнсиса в этот раз лишь потому, что его позвал Стэн — человек, которому он не умел и не хотел отказывать.
На нужной остановке Кайл выпрыгнул из автобуса, быстрым шагом направился к дому, пока его бежевое длинное пальто не успело намокнуть из-за начавшегося дождя. Он осторожно постучался и увидел незнакомца, видимо, ближе всего находящегося к выходным дверям. Парень держал банку пива в правой руке и улыбался, предоставляя Кайлу путь.
Музыка и гам бились о стены, давили на голову со всех сторон, но Кайл не обращал внимания, спеша найти Стэна среди толпы людей, какая всегда была у одноклассника по выходным. Пробравшись через пару потных и крутых танцевальных движений тел, Кайл, как чуял, выбрался на кухню, где народу гораздо меньше: там отдыхал Стэн, с кем-то мило общаясь.
— Жив, курилка! — Кайл бросился со спины Стэна на шею, засмеявшись в плечо.
Музыка била в уши.
«Кто-нибудь, выключите эту попсовую волну!» — на радостях крикнул Кайл, совсем недавно чувствовавший себя истощенно. Стэн прекратил смеяться, осторожно скинул с шеи руки Кайла, чтобы приобнять его одной рукой за плечи и прижать к себе. Он смотрел вперед на стоявших пару друзей, наклонив голову вбок.
— Тоже очень рад тебя видеть. — Кайлу казалось, что Стэн очень по-милому улыбался. — Чувак! Ты пропустил начало игры в бутылочку. Я без тебя не стал принимать участие. Это же скука смертная, когда в таких играх полно незнакомцев. В чем же тогда смысл?
Кайл скептически поднял левую бровь, покосился на выпитую баночку спиртного в руках, а Стэн снова засмеялся и поспешил оправдаться, что это всего лишь пиво.
— И поэтому ты решил пить до моего прихода — это же лучше игры в бутылочку, — быстро сказал, закатив глаза.
— Да черт с этой игрой, Кайл. Просто захотелось холодненького, а газировок здесь нет.
В открытом Кайлом холодильнике стояла бутылка молока и газированной воды, на что Стэн всего лишь недовольно фыркнул. Но показалось, по-доброму, беззлобно, из-за чего Кайл умилился, решая больше не поднимать эту тему.
— Пойдем присоединимся? Если нас возьмут, — немного развеял обстановку Кайл. — Или… Я не вижу, чем можно еще заняться — разве что танцами. Ты видел, как некоторые здесь танцуют? Я буду откровенным, мне кажется, это какие-то бесовские танцы!
Стэн усмехнулся, бросив взгляд на танцующих в слабо-освещенной тесной комнате. На полу со скрежетом мялись банки из-под пива или сидра, а бутылок с крепким алкоголем еще в достатке. Взяв еще одну банку с пивом, Стэн кивнул на высказывания Кайла с равнодушным взглядом, но с полуулыбкой на губах.
— Да-а-а-а, — долго протянул, отпивая, — Здесь собрались настоящие бесы. Только шаманов с бубнами не хватает.
Кайл хлопнул кулаком в открытую ладонь, когда они подошли к компании, играющей в бутылочку, — привлекая внимание.
— Мы можем присоединиться? Ваш смех был слышен даже на кухне. Вам, ребята, видимо очень весело?
Фрэнсис радостно принял подошедших, а остальные и не возражали; девушки оценивающе оглядели подошедших, когда не хватало парней в компании. Круг принудительно расширился, впуская двоих, а Стэн раздраженно думал о стуке холодильником на кухне, постепенно теряя надежду, что что-то останется из-за гремевших баночек пива.
— Собственно, крути ты, Хайди! Твоя очередь. Не будем томить!
Девушка почти незаметно смутилась, но без комментариев крутанула бутылочку. Получилось осторожно: она быстро остановилась на каком-то смуглом и симпатичном парне напротив. Кайлу он напомнил мексиканца, а Стэну… Стэн продолжал думать об алкоголе.
Так прокрутили еще пару человек справа-налево. Очередь дошла до Кайла, который сидел возле Рэд — невезучей одноклассницы. Ей пришлось поцеловаться с Бартом, когда-то предлагавшим ей интим.
Кайл сглотнул, но не чувствовал страха. Нет ничего страшного в поцелуях, особенно если они без чувств — простое прикосновение кожи к коже. Он уже целовался, и не раз, прекрасно осознавая, что это не более чем игра. Кайл крутанул бутылочку расслабленно, но когда горлышко указало на Стэна, дыхание резко сбилось, после вовсе прекратившись. Он удивленно смотрел на бутылку, потом на присутствующих и боковым зрением заметил оборачивающегося Стэна, но сам не сдвинулся.
— Э-эм, Кайл, чувак, — утешительно сказал Стэн, в скором времени не придавая значению словам. Он выдохнул: — Ну-у, думаю, это даже хорошо.
Ничего не понимающий Кайл не понял и тогда, когда Стэн потянулся к нему, взял подбородок и насильно поцеловал в приоткрытые губы. Стук сердца выбивал ребра с громкостью, которую мог услышать каждый здесь присутствующий. Это был особенный поцелуй: для Кайла он со вкусом пива и табака. Их первый поцелуй. И он отпрянул бы, если бы не то удивление; если бы не то смущение; если бы не желание ощутить большее. Пускай это продлилось несколько секунд, но Кайл успел ответить на поцелуй, прикрыв глаза с дрогнувшими ресницами.
После этого всю оставшуюся игру они провели в молчании, прилежно досиживая до конца, но не оборачиваясь и не говоря ничего друг другу. Кайл успел несколько раз повторить их поцелуй в фантазии, смутиться, загрустить и разозлиться; безнадега — неужели это конец? Стэну хватило двух банок пива, чтобы пожалеть о поцелуе или чтобы не придать ему значения?
— Пойдем, Кайл. Было неплохо, — прокомментировал Стэн, когда Фрэнсис, поцеловавшись с Давидом, как бы огорченно заявил, что игра вышла слишком гейской.
Кайл вскочил вслед за Стэном, вышел за ним к столу с алкоголем, тихо и тяжело вздохнув. От запаха спиртного тело съежилось; руки дрогнули, будто двигались сами по себе, желая выдернуть бутылку из рук Стэна. Его до того онемевшие губы, наконец, спокойно сказали:
— Тебе обязательно пить крепкое? По-моему, мы неплохо проводим время.
— Нет-нет, ты неправ, Кайл. Без алкоголя не бывает «хорошо».
Огорченный и поникший Кайл бросился на коричневый неприметный диванчик, в самый уголок комнаты, позволив себе расслабиться, несмотря на удушающее чувство беспокойства. Он прочистил горло, выпил воды и, откинув голову, размышлял, стоило ли ему начать диалог. Надоело тянуть — хотелось выяснить все прямо сейчас; возможно, именно сейчас, перед тем как все разбегутся по разным колледжам, Кайлу нужно использовать всю смелость. Последний шанс.
— Слушай, Стэн, — дождался, когда внимание Стэна будет обращено на него, и продолжил: — Мне кажется, ты мне нравишься.
Они замолчали. Стэн с открытой бутылкой коньяка завис, будто вовсе отключился. Чужие приглушенные разговоры и музыка были не лучшим фоном, но они хоть немного отвлекли Кайла перед осознанием, какую дурь он сказал — появился белый шум, зарябило в глазах; все попытки немного расслабиться канули в лету, и его тело как точно напомнило о всей усталости, какая покинула его на пару часов, но вернулась, только усилившись. Заболела голова. Кайл отвел взгляд от застывшего пристального взгляда Стэна, ощущая, как его уши загорели, хотя он не выпил и глотка алкоголя за сегодня.
— Хочешь сказать, в романтическом плане? — спокойно спросил Стэн, чем должен был успокоить Кайла — ничего не помогло, тот до сих пор дышал через раз из-за волнения.
— Видимо. Да.
— Давно?
— Весьма.
Кайл смотрел снизу вверх на Стэна, сидя на диванчике, но наконец встал вровень, положив руки на стол и сложил их замком. Они оба нервничали, но вдруг Стэн блеснул уставшей улыбкой — Кайлу показалось натянутой, неискренней.
— Я тоже, — Стэн вернул бутылку на стол. — То есть, думаю, ты мне тоже уже давно нравишься.
С нескрываемым удивлением Кайл замер. В его груди что-то пропустил удар и у него не нашлось ни слов, ни действий, чтобы описать охватившую бурю внутри, пока Стэн лишь смущенно гладил свою шею, немного сконфуженно выглядев после признания.
В следующий раз они поцеловались, когда народ стал расходиться, тихонько, на втором этаже дома в полутьме. Стэн опрокинул в себя несколько глотков коньяка, и они поцеловались уже глубже и раскрепощение, теряя голову и отдаваясь жару тела. Но и этот поцелуй был с тем же вкусном, — вкусом алкоголя.
***
В прихожей доносился гневный крик Картмана. Кайл протер глаза и привстал, выглянув из комнаты в коридор. У приоткрытой двери стоял невысокий человек с длинной и неухоженной черной бородой, весь в разодранных и грязных одеждах, с щуплыми и хитрыми маленькими глазками. Большой нос картошкой громко шмыгал из-за непогоды, а Картман хмурился, скрестив руки на груди. Они, казалось, что-то обсуждали, или точнее один выслушивал недовольства другого.
— Что случилось? — Подошел Кайл, переглянувшись с обоими.
— Этот бомжара говорит, что Кенни в мусоре застрял! — прыснул Картман, агрессивно жестикулируя.
— Месье!.. — неловко воскликнул незнакомец, с грустным взглядом сделав шаг назад.
Французский язык Картман вовсе не понимал, а от кривых предложений на английском отмахивался, прося незнакомца поскорее уйти ко всем чертям, чтобы воздух очистился от зловония. В случае же с Кайлом — он этот язык не просто изучал, но и думал на нем, потому быстро отдернул мужчину, пусть и с некоторой брезгливостью, и обеспокоенно спросил о Кенни, пока Картман причитал: «Взял бомжа на свою голову, теперь вся его орава возле моей хаты вьется. Нет у меня еды! И душа тоже! Фу, блять!».
— Ferme ta bouche! — раздраженно крикнул Кайл на безостановочно бурчащего Картмана.
С недолгой паузой на него смотрели, как на пришибленного, но то ли интуитивно, то ли из-за тона, Картман рефлекторно ответил на повышенном тоне:
— Halt die Fress!
— Иди нахуй!
— Сам иди нахуй!
Первым взял себя в руки Кайл, игнорируя ругательства Картмана, и уже на спокойном французском обсуждал с мужчиной, куда пропал Кенни и откуда он об этом знал. Незнакомец радушно и дружелюбно разложил все карты, рассказывая о ранении Кенни, непонятно из-за чего взявшимся и о том, что он просил помощи у Картмана. В знак подтверждения он залез в продырявленный карман, ойкнул, когда ничего не нашел, куда-то убежал на лестничную клетку и, запыхавшись, вернулся и длинным кулоном с перевернутым знаком вопроса. Картман выхватил его, ничего не спрашивая, и злобно цокнул, уходя на кухню.
Через несколько минут он вернулся с завернутыми в пленку бутербродами и одноразовой посудой, впихнул в руки мужчине и явно недовольно попросил Кайла:
— Где он сейчас?
— Улица Уэст-Мэдисон, — поспешно ответил мужчина, поняв вопрос.
— Блядство! Почему из всех районов Южного Чикаго он, как всегда, в самой заднице?!
— А что с ней не так? — поинтересовался Кайл, следуя за Картманом в дом.
— «Что не так»? — переспросил. — Да там все не так! Я удивляюсь, как ему еще там башку не пристрелили. Блять, блять, — обеспокоенно повторял, ища ключи по всему дому.
— Спокойнее! Они на кухне, ты их там оставил. Хватит материться, заебал, сука! Поехали уже.
— Не учи меня, еврей. Не хватало еще, чтобы какой-то жид мне помогал!
— Да закрой ты ебало уже и пошли!
В общей суматохе они выбежали из квартиры. Кайлу досталось задание закрыть дверь, и пока он разбирался с замком, слышал под ухом неловкое «спасибо» на английском от мужчины, с жадностью съедавшего еду.
— Не меня нужно благодарить, а Картмана.
С последней фразой он забежал в лифт, и они стояли вдвоем, не смотря друг на друга. И хоть Кайл не понимал, что происходило на самом деле, Картман, которого потряхивало в плечах и у которого скрипели зубы, явно был на взводе. Его настроение передалось Кайлу — какое-то внутреннее напряжение снова возникло в нем. Сегодня точно был самый странный и раздражительный день в его жизни.
