Розочка

Легенда гласит о красной розе — символе любви и страсти, превозносящем во имя чувства свою жертву, отдающую свою кровь и жар в дар богине Венере, пока нещадный огненный поток поглощает ее дух да плоть. * * *       Веря каждый в своего Бога, странствовали румынскими горными тропинками пять мужчин, одетых в монашеское одеяние. Каким образом судьба свела этих мужчин, угодно ли было это их Богам… Словно в поисках заветной земли обетованной, идут они лишь останавливаясь на час-второй отдохнуть. Стенами вокруг них стояли горы-Карпаты, поросшие кустарниками, а впереди лишь тропа да небо. * * *       В горной колыбели, прячась от всего мира, словно выросло из-под преисподней небольшое поселение. Радушный народ пел и танцевал, зазывая путников к себе на праздник.       — Брат Тиль, посмотри. — Обратился к своему товарищу второй, брат Пауль. — Явью есть, или мерещится мне эта деревушка…       — Ведь не было ее. — Крестясь, ответил брат Кристофер. — Клянусь Иисусом, не было!       — Коль это проделки Люцифера, услышав наши молитвы, этот мираж бы исчез. — Рассуждал брат Кристиан.       Аббат Тиль лишь смиренно взирал на клубочки дыма, вздымающиеся из-за холма. Его товарищи уже очень устали, мысли их путаны, и речи их напоминали неразборчивую связку мыслей.       Его они еще в начале пути провозгласили своим поводырем, своим Моисеем. Это был средних лет мужчина, в ранней молодости смиривший свою плоть во имя служению Богу. Седина пробивалась на его висках, морщины больше и больше проступали на лице, но во взоре еще горел малодушный интерес и азарт, огонь и страсть к познанию. Тиль подошел к своим собратьям и сказал.       — Братья мои. Неся веру и свет через эти могучие скалы, нам был дан дар неба. Вот он! — Тиль подошел к краю холма и указал на поселение. — Пренебречь им, значит оскорбить нашего праотца.       На этом и порешили. *

* *       Этого румынского селения не коснулись ни войны, ни болезни. Сегодня был большой день танцев и веселья. Святых отцов радушно встретили у ворот три женщины. Они провели их к столу, прежде богато накрытому.       Опосля молитвы, утолив жажду и голод, немного поддаты влиянию хмеля, они принялись отвечать на вопросы людей, кто они и куда идут. Тиль молча сидел, сложив руки и что-то бормотал себе под нос, устремив взгляд куда-то в центр стола. Сердце чуяло недобрый умысел, будто кто-то или что-то угрожающе смотрит на него. Вдруг его думы прервал сладкий девичий голосок.       — Не желаете, святой отец?       Слева от него стоял настоящий ангел. Девушка, напоминающая горный цветочек — такая же молодая и свежая, с пестрыми ленточками в волосах, искорками веселья в глазах. Она радушно засмеялась и повторила вопрос.       — Святой отец, сладчайшее румынское вино, отведайте. — Сказала она, наполняя его пустующую все это время кружку.       Тиль ничего не мог ответить, он только заворожено смотрел в глаза прекрасной юной особы.       — Ой, не смотрите так, святой отец. — Нахмурилась красавица. — Разве можно на таком празднике да таким быть серьезным.       Смеясь, она побежала к остальным девушкам и пустилась в адский пляс. Черные как сажа волосы развевал буйный ветер, красные ленточки, словно огоньки, сотворяли вперемешку с ними прекрасную мозаику. Глаза сверкали, зажигая в душе несчастного аббата огоньки безумия.       Тиль испил лишь глоток даренного незнакомкой розового вина и ушел куда-то в сторону, чтобы не видеть ее. Взволновавшаяся плоть помутила его разум, ему хотелось бежать отсюда. Но он только ушел в сторону, оставив своих развеселенных собратьев. * *

*       Ночь без сна, непреодолимое искушение и звонкий смех в ушах. Перед закрытыми глазами лицо прекрасной незнакомки. Товарищи Тиля пришли ближе к вечеру. Предавшиеся мирскому искушению, они должны были понести наказание. В полночь у костра, крещенного молитвами на пяти языках, сидело пять мужчин. После долгой молитвы, они спустили сутаны до пояса и извлекли тайное оружие со своих сумок. Лишь страдание плоти может притупить греховное ее желание. Удар за ударом, преодолевая боль от врезавшихся в тело бичевок, пролетали в голове моменты сегодняшнего неудержного веселья, очищаясь огнем. Удар за ударом… Удар за ударом…       Так сладко и так больно хлыщут батоги по спинам собратьев. Тиль не слышал их, в его ушах звенел смех прекрасной горной розочки. Вторую уж ночь. Сегодня он думал, что больше не услышит его, что огонь принял его греховные желания. Но нет… Причастив красавицу на службе у церкви, он почувствовал, как что-то закололо его в груди, словно шипы вонзились в нежную кожу. О, это чувство! Это сладостная боль! Эти батоги не знают, что это за боль, такие стенания они даже близко не могут повторить. Раз за разом бея себя, Тиль не мог повторить этой дурманящей экзекуции.       После утреней молитвы гуляя, он помнил, как она на него смотрела, эта невинная горная овечка, как слушала его и милостиво улыбалась. Он знал, за ними наблюдали его собратья и что втайне думали о нем. Они и сейчас, преодолевая боль от нещадных ударов, смотрят на него и думают свои думы. Разве им понять, что такое любовь?! Ведь знают лишь удары эти да заученные учения своих Богов. Они лишили себя свободы, обрекли на вечное самобичевание, позабыв о наслаждении. «Лишь в нем в этом мире есть счастье! — думал в это время Тиль, — Лишь в наслаждении. Чтобы это понять, им стоит перестать бить самих себя и хоть раз позволить это сделать чужим рукам, смиренно положив бечевку в сумку».       Закончив ритуал, измученные мужчины сложили инструмент обратно в сумку и, не издав ни единого звука, пошли спать. Тиль пребывал в еще большем дурмане, чем до наказания. Он, шатаясь, дошел до постели и уснул пьяным сном, слушая в своей голове звонкий смех «Красной розы», как он ее назвал.

* * *       Сквозь ночную темь пробирается маленькое существо, облаченное в белый цветастый платок. Девушка бесшумно открыла дверь небольшого сарайчика и кошкой шмыгнула во внутрь.       Красной розы аромат прервал сон Тиля, чья-то нежная ручка коснулась его небритой щеки. Взъерошенный, он подхватился со стеленной соломы и жадно пытался ухватить легкими прохладный октябрьский воздух.       — Тссс. — услышал он.       Сквозь мрак мелькнула красная ленточка, плавно приглянулось беленькое личико прекрасной незнакомки. Босая нимфа в белой рубашке приближалась к нему сантиметр за сантиметром. Тиль не мог пошевелиться, ее маленькие пальчики касались его лица. Она улыбаясь взобралась к нему на кровать, всматриваясь черными глазами в саму его душу. Перестав слушать свой разум, он протянул к ней руки. Что это? Словно огнем что-то резануло по пальцам. Что-то водянистое проснупило сквозь кожу. Это кровь. Девушка здавила в его руках шипастую розу.       — Она такая же красивая, как и кровь, словно огонь ее поцелуй. — Шептала «Красная роза» ему на ухо.       Вдруг все тело его задрожало, тепло пробежало по всем венам и артериям. Пульс начал бешено колотить в виски. Нежные ручки охватили его плечи. Его жадные поцелуи начали покрывать трепетное тело ночной незнакомки. Перестав обладать собой, искушение одолело его разум.

* * *       Она приходила теперь к нему каждую ночь. Раны от шипов прошли так, будто их и не было. Так казалось Тилю, но они никуда не исчезли. Тиль перестал быть собой. Он должен был повести собратьев дальше еще три ночи назад, но держало его словно веревкой это проклятое место, эта девочка с горячими поцелуями.       Каждый раз словно новыми были эти ласки. Стоны резво и сладко резали уши. Минутное наслаждение растягивалось на часы, на вечность. Жарко и пылко целовал он ее, сжимая крепко в своих объятьях. Сердце выскакивало, а разум уже не в силах был остановить этой ночи усладу. Она угадывала все его желания и порывы, до дрожи пронимая пульс в висках удар за ударом. Все исчезало, было только небо над головой и огонь в крови. С ней он забыл все свои клятвы, отказался ото всего, что было. Встречая рассвет, он всегда находил рядом с собой свежесрезанную красную розочку. Запах ее, вкус ее поцелуев на губах все еще пьянил его, не давал забыться. И целый день бродя потом селением, Тиль искал ее глазами. Но взор его поддавался обману. Нет ее, отнял у него Красную розу рассвет.

* * *       — Нельзя нам больше. — Сказала она ему как-то ночью, когда луна дарила ей свою одежду.       Тиль не слышал ее, любуясь силуэтом прекрасного цветка.       — Семья начала о чем-то догадываться. — Продолжила она, надевая сарафан. Видно, правду говорила, ибо раньше покидала она его только перед рассветом.       — Прошу тебя, мой цветок, останься. — Бросился он к ней, охватил руками ее талию, прижавшись головой. — Ведь знаешь, погибну без тебя.       Взгляд ее оставался холоден, она обняла его, держа в руках срезанную несколько минут назад красную розочку. Лицо ее горело румянцем… И вдруг оно перекривилось странной улыбкой.       — Что я могу сделать, чтобы ты осталась? — Посмотрел он в ее глаза.       — Только скажи! Ради тебя я откажусь от веры, покину Бога. Останусь нищ и гонимый церковью, преследуемый инквизицией! Я всех убью, кто будет стоять на пути нашего счастья, только скажи! Девушка коснулась руками его лица и переспросила горячо поцеловав.       — Даже убьешь?       Тиль не мог ей ничего ответить, она отняла своим поцелуем у него дар речи.       — Убей тогда моих отца и мать, которые хотят меня выдать замуж за нелюбимого Янсона.       Глаза ее вспыхнули, в них не было отражено ни капли шутки. Тиль обреченно посмотрел на нее, словно верный и послушный пес на своего хозяина. Покорно опустив голову, он жадно обхватил ее руками, цветок выпал с ее рук, его принял горящий вблизи костер.

* * *       Была полночь. Две человеческие фигуры идут в направлении дома, в окнах которого горит огонек.       Тиль не обладал собой, когда вошел в дом родителей своей обожаемой Розы. Ничего не подозревающий отец открыл дверь. Он ничего не успел сказать, когда человек в рясе достал свою бечевку. Хватая воздух, отец махал руками, пытаясь освободиться от удушливых объятий толстого каната. Тиль со всей силы затягивал петлю на его шее и спустя несколько секунд со стеклянными глазами отпустил свою жертву. Он осознал, что хотел сделать. Закашлявшийся мужчина катался по полу, еще не осознавая, что с ним происходило. Вдруг веревка обвила его шею с новой силой, и на этот раз дело было доведено до конца.       Взъерошенный Тиль сидел рядом с телом мертвого отца Розочки, пытаясь восстановить свое собственное дыхание. Теперь его разум больше не говорил что делать дальше, все мысли улетели за пределы зоны воздействия. Он не обратил внимания, как уже минуту за ним наблюдали глаза испуганной женщины, которая пыталась беззвучно выйти из дому. Тиль быстро вскочил и яростно схватил несчастную за волосы, поволок за собой. Она лишь увидела, как в руках его снова появилась бечевка. Но он не стал ее душить. В нем загорелась жажда крови. Он сказал.       — Кровь. Она такого же прекрасно-красного цвета, как и роза…       По щеках женщины градом сыпались слезы, она умоляла его оставить ее. Молила его, говорила, что ничего не скажет никому. Своими возгласами она разозлила Тиля, он пытался представить перед собой свою прекрасную розу, а ее прошения только прогоняли его грезы. Вдруг он услышал шепот: «Она помеха нашему счастью. Даже сейчас мешает.».       — Замолчи! — завопил он.       Со зверской силой он отбросил бечевку в сторону, схватил с вблизи стоящего стола нож и удар за ударом рукояткой начал бить женщину по лицу, все повторяя: «Замолчи! Ты не помеха нам!». Когда стоны ее прекратились, он перевернул нож острием вниз и несколько раз пронзал им ее грудь. Брызги алой крови окрашивали изуродованное злобой его лицо красными капельками. Сутана промокла бурыми пятнами, но дрожащие руки продолжали свою работу. Все теперь кончено. Тиль не оборачиваясь лицом к своим жертвам вышел из дому. Перед ним стояла прекрасная девушка. Ее лицо украшала улыбка. Такая странная улыбка. Он подошел к ней, смиренно пал на колени и кинул к ее ногам окровавленный нож.       Ожидая слов благодарности, он ощутил только, что скоро его счастье окончится большим горем. Будто клочок шелковой розовой ткани пал с его лица. Вдруг он услышал, как до сих пор ласково шептавший ему на ухо нежности голосок завопил.       — Сюда, сюда! Аббат убил моих родителей! Хватайте его живо, он сейчас убежит!       Он поднял голову. Не узнаваемо им было это лицо. Оно было искривлено жуткой гримасой, по щечкам скатывались слезы, руки в ужасе охватили голову. Он подбежал к ней, чтобы утешить, но она лишь крикнула.       — Оставь меня, ничтожество! Убийца!       Начал сбегаться народ. Кто что успел ухватить дома, с тем и прибежал. Пришли и четверо собратьев Тиля. Изумленный народ побежал в дом. Не надо было долго думать, кто расправился с несчастными людьми. Только не успели они его поймать. След простыл и его и дочери погибших родителей.

* * *       Розочка нашлась первой. Она ночевала дома у своего брата. Скоро нашелся и Тиль, который пытался скрыться под ее кроватью.       Он не знал куда бежать и вдруг заметил ее. Как же она все-таки прекрасна, не смотря на свою измену. Когда она легла спать, он бесшумно прокрался к ней в комнату через окно. Тиль любовался ею и боготворил ее красоту. Он не мог уйти просто так. Пускай его здесь найдут, но эту последнюю ночь он хотел провести с ней.       Утром пришли люди. Тиль не успел уйти, они перевернули кровать и схватили его.       Тиль не чувствовал боли от побоев. Они сыпались на него от чего-попало, до крови кромсая ткани. Он улыбался все это время, ведь на это все смотрела она, его Розочка. Пускай сейчас она в объятиях Янсона, Тиль знал, что любит она лишь его одного.       Собратья видели, что если не вмешаются, народ учинит самосуд.       — Братья! Мы люди, а не звери! Зачем уподобляться сему невежде, посягнувшему на право решать жизни и судьбы? Есть все причины полагать, что ранее брат Тиль попал под влияние Сатаны!       При слове «Сатана» народ тут же отошел от стонущего Тиля.       — Лишь огонь может очистить его тело и душу от власти нечестивого. Если не провести обряд, дух его будет бродить селением, унося за собой жизни.       Тиль не чувствовал больше ничего. Он не сопротивлялся, даже когда его связали и перевязали голову мешком.

* * *       За все время пребывания в конюшне со связанными руками и ногами, с мешком на голове, его ни разу не навестила его прекрасная розочка. Он слышал только, как за окном мельтешит народ, что-то выкрикивая, как трещит под ударами топоров сухое дерево.       — Вот чем все закончилось для тебя, дорогой Тиль! — прошептал он сам себе.       Но он не думал о смерти. Его мысли все были обращены к ней. Как мелочно думать в такие минуты о той, которая привела его к костру. Вдруг он услышал знакомый голос, который пел. Так сладко пел в такт ударам топора:       «Увидела девушка — розочка цветёт,       Вдали на солнечных холмах растёт.       Она любимому и говорит,       Не мог бы он цветок добыть…» О, этот голос! Словно гусень, Тиль подползал ближе к окошку, чтобы четче слышать. Песня продолжалась:       «Она её хочет и это прекрасно, —       Так это было и будет всегда.       Она её хочет, таков уж обычай, —       Чего она хочет, получит она.»       Совсем близко подполз он к окну. Да, это, несомненно, пела она. Его розочка сидела прямо перед его окном, плетя венок с полевых цветов. Дальше и дальше она вела свою песню, словно заклиная:       «Глубоко колодец нужно рыть,       Чтобы чистой воды испить.       Алый цветочек! О, Кровавая роза!       Не стихнут воды в глубине.»

* * *       Эта песня преследовала его весь день. И ночью, когда дверь скрипнула, послышались тяжелые шаги, он ничего не слышал кроме нее. С его головы сняли мешок. Он уже был привязан к огромному частоколу, вбитому в землю. Вокруг собралась огромная толпа людей с факелами и все они кричали, провозглашая его убийцей, который не заслуживает прощения. Среди этого орущего сборища он видел и ее, держащую пылающий факел в своих руках. И рядом с ней тот же ненавистный по ее словам Янсон.       Суд, последнее слово. Не было что ему сказать. Спустя минуту молчания, к нему подошел его собрат Оливер. Он ничего не сказал, опустившему глаза к земле Тилю, лишь надел на голову мешок с прорезями для глаз. Сквозь эти дыры он и увидит, как первый факел кинет к его костру именно его любимая Розочка.       Огонь подбирался все ближе к его ногам, но он не думал об этом. Лишь сейчас он понял — прав был его брат Пауль, когда говорил о чарах. Только сейчас, промотав в голове события недели, Тиль смог понять в чем его грех.       В нем проснулась жажда жизни, на весь голос он начал вопить слова молитвы. Но его Бог больше не слышал этих клятв.       Через минуту сухие ветки поросли языками пламени. Тело Тиля укрылось бурой порослью прекрасных огненных лилий. Вокруг стояла тишина, лишь дрова трещали и где-то вдали выли собаки.