пытался помочь

      сынмин не любил себя, но любил хёнджина. хван оберегал его, лелеял, называл самыми тёплыми и приятными прозвищами, от которых где-то в груди нещадно билось сердце об рёбра. выпирающие ребра, количество которых можно было посчитать даже невооружённым взглядом. и сердце хенджина болело за младшего. он не особо понимал, чем может помочь, однако пытался. и эти старания для сынмина становились самыми драгоценными.           сынмин лежит на холодном полу гостиной. в квартире выключен свет. только светло-жёлтые лучи из окна дома напротив еле-как освещают холодные поверхности квартиры. пустой квартиры. у кима нет сил двигаться, нет сил встать. даже плакать сил нет. в голове ни единой мысли. в душе пустота и ненависть. ненависть к самому себе. а ещё преданность хёнджину, которому сынмин пообещал выкарабкаться. однако не получается. казалось, все способы были испробованы, все попытки исчерпаны. тогда что ещё держит его в этом месте? преданность. преданность, благодаря которой он ещё встаёт по утрам (или не встаёт – смотря по состоянию), ещё выходит на улицу, ещё дышит, ещё живёт. или, скорее, существует. но всё ещё здесь, и это благодаря хёнджину.       в коридоре шумит открывающаяся дверь, стук металлических ключей об поверхность тумбочки, температура которой, кажется, равна температуре тела, лежащего посреди гостиной, быстро летящие на пол ботинки, чьё падение отдаётся глухим стуком и передаётся вибрацией по полу. хенджин забегает в комнату и падает на колени рядом с сынмином. казалось бы, живым сынмином, но в глазах у того ни капли жизненной силы, ни капли желания жить. хван ласково прижимает чужую голову к груди и поглаживает по волосам. хрупкое тело в его руках даже не двигается. эти ощущения самые ужасные и страшные, что испытывал хван за всю свою жизнь. но старается особо вида не подавать, чтобы сынмину ещё хуже не стало. старший прижимает кима к себе ещё ближе и тяжело дышит ему в маслянистые волосы, которые помыть самому сынмину сил уже не хватает. хёнджин целует его аккуратно в макушку. слов не надо. главное любовь и преданность. старший отводит кима на кухню, ставит чайник, подогревает бульон в кружке, который сынмин вчера не смог доесть и подсаживается к тому, ласково проведя тёплой ладонью по жутко холодной щеке, что цветом похожа на оледеневшее стекло, покрытое снежинками. хенджин кормит его аккуратно, делая необходимые сынмину паузы, коротко целует то в макушку, то в щёку, то в шею. кипит чайник. сынмин слегка поворачивает в его сторону голову и прикрывает глаза.  – я знаю, что обещал. я всё понимаю. но может лучше-  – нет. сынмин, нет. мы справимся. ты справишься. я буду всегда рядом.  – и вот разве я нужен тебе такой? – слёзы всё-таки подкатывают и изливаются из крошечного озера в уголке глаза.  – я же делаю тебе только больно, – сынмин поджимает губы и смотрит в глаза парню напротив, который, кажется, каждое чужое слово ловит, каждое движение, и в своей памяти откладывает. голос сынмина сиплый и тихий, но хёнджин всегда всё слышит.  – не говори так, – хван сглатывает, подавляя подходящий к горлу комок.  – ешь, – и всё так же по голове ласково гладит           сынмин просыпается от того, что мышцы на лодыжках сводит до крика. ему кое-как хватает сил надавить на нужные точки, чтобы боль прошла. за окном на столько раннее утро, что солнца ещё даже не видно. сон у него плохой от слова совсем. но себя ему не жалко. а вот хёнджина жалко до безумия. сынмин не тот, на кого молодому парню надо тратить своё время. в коридоре слышится глухое шарканье ног в носках по полу. лохматый хенджин с кружкой остывшего кофе появляется в дверном проёме.  – ты спал? – сынмину больно видеть любимого человека в таком состоянии. ещё больнее осознавать, что он сам виновен в этом.  – немного, – хван ставит кружку на пол у кровати и ложится у сынмина под боком, аккуратно обвивая чужую ужасно худую талию и снова подавляя подступающие к глазам слёзы.  – давай ещё немного поспим, – шепчет он на ухо и целует в шею. сынмин за последний год помнит только два чувства. чувство пустоты и чувство неизмеримой любви к этому безумно доброму и сильному парню, что тихо дышит ему сейчас в шею.  – мы справимся. я обещаю, – и ким едва сжимает руку хвана, на сколько ему вообще хватает на это сил.         хёнджин отводит кима в клинику, где тому обещают помочь. им предлагают место в лечебнице, где сынмин сможет ходить на группы, общаться с психотерапевтом, психиатром, если это будет необходимо; где его будут учить заново есть и воспринмать своё тело адекватно. хван сжимает слегка руку кима, водя по суховатой коже ладони большим пальцем, слушает эту приятную женщину и иногда поглядывает на безэмоциональное лицо сынмина.  – сынмин, что думаешь? – кима как будто вырывают из прострации, в которой ему уже успело показаться, что он умер.  – ты можешь здесь реально восстановиться. я буду приходить к тебе. каждый день. хорошо? – ким в ответ лишь кивает, поглядывая на вид за окном и одинокую ворону, парящую в небе.           сынмину не нравится в лечебнице. как бы сотрудники ему приветливо не улыбались, как бы ласково с ним не разговаривали, спрашивая про самочувствие, это всё не то. хёнджин приходит каждый день, как и обещал. и вот его то улыбка и кажется киму самой искренней на свете, самой тёплой и солнечной. но в какой-то степени сынмину даже становится лучше. он каждый день кушает, хоть и понемногу, но это пока что (так говорят ему врачи). он ходит на группы, где встречает людей с похожей проблемой и наблюдает за их прогрессом или, в некоторых случаях, регрессом.    – какая вероятность, что я выздоровею? – ким сидит в кресле у своего лечащего врача и незаметно для себя раздирает кутикулу и кожу вокруг ногтя.  – ничего точного я не могу пообещать. всё зависит в большей степени именно от тебя, – приятный мужчина лет сорока просматривает новые анализы и заметки психотерапевта сынмина.  – но у тебя определённо есть прогресс. ты молодец, – и улыбается мягко. на какое-то мгновение киму даже показалось, что он видит улыбку своего любимого хёнджина.      – сынни, привет! – в палату заходит хёнджин с рюкзаком кима, улыбается во все 32 и целует младшего ласково.  – привет, хёни, – и сынмин улыбается. улыбается с едва заметными, только начавшими проявляться щёчками, которые исчезли много месяцев назад. и в глазах хёнджина скапливаются слёзы. он прикрывает рот ладонью, скидывает рюкзак и садится к киму на кровать. обнимает того и поглаживает по голове.  – я вижу, что ты идёшь на поправку, ты такой молодец, – и ком в горле подавляет. хёнджин безумно рад за сынмина. он впервые за эти месяцы выглядит таким живым. и это бесценно для них обоих.       это и правда стало шансом на выздоровление. шансом на нормальную жизнь. ким так сильно себя ненавидел, но теперь с каждым днём всё больше и больше принимает себя. что движет им? банальным, скучным и приторно романтичным может быть ответ – любовь. но а если это и правда так? что плохого в том, чтобы брать жизненные силы из поддержки любимого человека, из его улыбки, ярких глаз и тёплых рук. конечно, страх, что это всё в один момент пропадёт, велик, но хёнджин пообещал. он пообещал сынмину, что никуда не уйдёт. а младший верит. как он может не верить в собственное счастье.