Азарт

Вечер приближал сумерки. Солнце катилось за горизонт. Все люди на улицах уже спешили домой. А в небольшой квартирке в центре Москвы сидели два поэта. Они пили, смеялись и общались о чём-то своем. Для них это уже была традиция, собираться в конце рабочей недели, разговаривать и выпивать хорошего вина. — Слушай, — ласково проговорил Есенин, приближаясь к своему собеседника. — у тебя же есть карты? — Есть, солнце, есть. — сказал Маяковский, смотря на того с легким удивлением. — Давай в дурака сыграем. — улыбнулся Сергей. — Зачем тебе карты, ты и так прекрасно в него играешь? — смеясь, проговорил Владимир. — Маяковский, это не смешно! — вскрикнул Есенин. — Не хочешь и не надо, так и сказал бы, что струсил. — саркастичная ухмылка сошла с лица футуриста. Но спустя пару секунду она вернулась на его лицо. — Хорошо, на что играть будем, а, Сереженька? — Владимир встал и пошёл искать колоду старых, потрёпанных карт. — А нам обязательно на что-то играть? — спросил Сергей с лёгким волнением в голосе. — Обязательно. Мне для игры мотивация нужна. Если мы будем просто так играть, то мне очень быстро станет скучно. — объяснил Маяковский, держа в руках колоду карт. — Ну что, есть идеи? — Есенин отрицательно помахал головой. — Понятно всё с тобой. — Владимир задумался. — Слуша-а-ай, — протянул футурист. — может сыграем на раздевание. — Сергей удивленно поднял бровь. — Ну что ты так на меня смотришь, боишься что ли? — Ничего я не боюсь, давай сюда карты. — воскликнул Есенин, забирая себе колоду. — Ну-ну, давай перемешивай. — усмехнулся Маяковский. Сергей начал тщательно перебирать карты. Спустя несколько минут имажинист начал их раздавать. Вот летит одна карта, вторая, третья. Ещё и ещё. Когда набралось шесть карт он достал козырь — валет крести. Взяв свои карты, Сергей разочаровано вздохнул. Дела у него плохи и даже червовая дама его не спасала. Владимир улыбался ярче прежнего, явно попались удачные карты. — Что лыбишься? — недовольно пробубнил Есенин. — А что такое? Карты плохие попались. — притворно ласково проговорил футурист. — Не твое дело. — буркнул Сережа, закрываясь в свои карты. — Хорошо. Начинаю я. — говорит Маяковский, показывая козырную шестёрку, сразу выкидывая её и ещё одну, только уже червоную. Сергей рассерженно взглянул на собеседника, беря карты в руку. Ещё один ход и козырная девятка, снова Есенин берёт карты. Потом десятка, а после и первое бито. Ещё несколько ходов имажинист отбивался, как мог. И вот Владимир кидает червоного вальта. Сергей отвечает дамой. Вот конец игры и Маяковский выкидывает своё сокровище — четыре туза. — Да какого черта! — воскликнул Сергей. — Быть не может! — Может. Давай снимай пиджак. — улыбнулся футурист, смотря на летящий в сторону пиджак. — Продолжаем. — обиженно пробурчал Есенин, взяв колоду и начиная её перемешивать. Козырь — семёрка буби. Опять шесть карт и снова все неудачные. Ход за ходом имажинист собирал коллекцию из всевозможных комбинаций. Владимир кинул Сергею две последние дамы. Сережа недовольно буркнул что-то себе под нос. — В очередной раз я обхожу тебя. Помочь справиться с галстуком? — проговорил Маяковский, слегка проводя по вороту рубашки. — Сам разберусь, не маленький. — воскрикнул на того Есенин. Небольшой кусок ткани в сторону пиджака. — Ну что, играем дальше? — улыбнулся Владимир, взяв колоды в руки. — Давай уже. — протянул Сергей, беря свои шесть карт. На этот раз козырь пики. Да и карты даже нормальные, пару козырей, дама крести, две десятки, да валет черви. Ход, ещё один и ещё. Вот последний ход. Сергей держит в руке две карты — козырной король и десятка буби. У Маяковского в руке лишь одна карта. Имажинист легко кладет десятку на стол, сверху отвечют пиковым тузом. Сергей же недовольно сжал кулаки. Обиженный взгляд прошелся по лицу футуриста. — Что смотришь, давай снимай рубашку! — прикрикнул Маяковский, наблюдая за бледным румянцем на лице собеседника. Маленькие руки начали растёгивать рубашку, пуговицу за пуговицей. И вот Есенин аккуратно кладёт около себя белую, хлопковую рубаху, открывая вид на худое и бледное тело поэта. Тонкие косточки ребер слегка выпирали, а сам он казался до ужаса худым. — Знаешь, — ласково проговорил Владимир, подходя к Сергею. — мы можем, перейти на что-нибудь по интереснее, чем игры на раздевание. — сказал он, садясь на колени перед имажинистом, оставляя легкий поцелуй на его ладонях. — Володь. — Есенин запнулся, смотря на такого нежного и мягкого футуриста. — Можешь не говорить, вижу, что хочешь. — Маяковский приблизился к губам Сергея, не касаясь их. Первое движение сделал Серёжа, ненавязчиво дотронувшись до его губ. Владимир углубил невинный поцелуй, обнимая Есенина за талию. Отстраняясь, футурист слегка прикусил губу имажиниста. Есенин обнимает Маяковского за плечи, легонько целуя шею и ключицы своего возлюбленного. Владимир навис сверху, прикусив мочку уха Сергея. В комнате раздался тихий стон. Футурист начал оставлять легкие укусы на груди нижнего. На бледной коже оставались небольшие следы зубов, которые приобретали красноватый оттенок. Язык перешел к животу, оставляя влажные следы. Прекратив поцелуи, Маяковский приблизился к лицу Есенина, наблюдая за малейшими изменениями. — Я люблю тебя. — прошептал Владимир прямо в губы. — И я тебя. — также тихо проговорил Сергей, снова нежно целуя.