Тайны белых роз

             Его величество Георг прибыл к вечеру. Удивительно скромный для такой персоны экипаж остановился у ступеней особняка посреди увядающего сада. Не хотел, чтобы люди судачили о том, что он вновь помогает своей излюбленной старой аристократии? Винсент усмехнулся уголком губ и хотел было отступить от окна, но его подошвы буквально приклеились к полу. Кроме Георга, из экипажа, оперевшись на услужливо поданную королевскую руку, выбралась матушка.       Винсент дождался, пока они расположатся в гостиной, и прошел в комнату, когда горничная подала чай. Амелия успела обо всем позаботиться, зардевшись от заслуженного комплимента самого короля. Учтиво склонившись, несмотря на боль, Винсент извинился за опоздание, сославшись на дела, которым не мог уделить время раньше из-за болезни.       Георг лишь поморщился и легко махнул рукой, позволяя разогнуться.       — Не глупите, Винсент. Вам не за что извиняться. И сядьте, ради всех богов…       Казалось, Георг действительно был обеспокоен, без стеснения изучая барона взглядом. Он так плохо выглядел? Хорошо, что король не прибыл еще утром… Надеясь, что досада от сего факта не отразилась на лице, Винсент послушно опустился в кресло визави к собеседнику. Бросив взгляд на чашку зеленого чая, придвинул ближе, но не притронулся к напитку, столь любимому матушкой.       — Благодарю за то, что вы почтили нас своим визитом в столь тяжелый час, — заметил он, гадая о настоящих целях, что преследовал гость. — Артур всегда высоко ценил ваше расположение, и ему было бы приятно.       — Это меньшее, что я могу сделать, — доверительно отозвался Георг, кинув сочувственный взгляд на матушку. Та лишь кивнула, поджав губы, и он вернул свое внимание к Винсенту. — Вопрос лишь в том, чем я могу помочь на самом деле? Ситуация стремительно выходит из-под контроля…       — Увы, должен признать, что своими силами нам не справиться, — согласился Винсент. Что уж… Помолчал, собираясь с мыслями. — У нас мало людей, и мы не можем противостоять всему миру, что ополчился на нас. Священники, культисты, собственные темные тайны… Уверен, — он прямо посмотрел на собеседника, — в культе состоят представители аристократии. Если кто-то и может на них повлиять — это вы.        Георг, казалось, глыбу льда проглотил, и та заморозила его внутренности, превращая в прямого и несгибаемого оловянного солдатика. Одного из тех, какими в детстве играл Винсент. Словно в попытке растопить собственное нутро, а может, просто давая себе больше времени на размышления, король сделал глоток чая.       Уточнил:       — Как вы пришли к подобному выводу?       — Путем несложных логических умозаключений. Во-первых, простой обыватель побоялся бы выступить против монстров и даже приблизиться к их покинутому святилищу. Да и нет им нужды взывать к чужим древним богам. Во-вторых, у культистов имелось огнестрельное оружие последней модели, на которое обывателю работать всю жизнь. Ну и, наконец, Артур узнал одного из них, и это явно был человек нашего круга.       Король в ответ только нахмурился и поджал губы:       — Вы уверены, что встретили там не старую аристократию, барон? К тому же, кто может знать о ваших богах больше вас самих?       — Именно поэтому я уверен в старой аристократии. Мы слишком хорошо знаем, к чему нас приведут старые боги, — возразил Винсент.       А если и найдется среди них отступник, забывший наказы предков, то это скорее исключение из правил.       Король помолчал некоторое время, обдумывая ситуацию. Обычно импульсивный в своих решениях, резкий и жесткий в словах и действиях, в вопросах старой аристократии, он вертелся ужом на раскаленной сковородке, пытаясь оказаться хорошим для всех.       — Что ж, я надеюсь, что вы не совершаете ошибку новичка и не подводите факты под свою теорию. Я проведу придворное расследование. Но и вы должны проверить своих.       — Не сомневайтесь, я привык проверять все версии, — заверил Винсент, надеясь, что и Георг окажется верен своему слову. — И не стану покрывать виновных, как и обещал вам ранее.       И начнет он с Энчфолда, который подозрительно вовремя исчез. Был ли он замешан, вдоволь насытившись служением чужому богу, решив вернуть из Тьмы небытия своих, или случайно узнал то, что знать не следовало? Стал свидетелем, которого нельзя было оставить в живых? Следовало узнать это как можно скорее.       Георг кивнул, уточнив, нужно ли от него что-то еще. Винсент хотел было покачать головой, но внезапно в беседу вмешалась матушка:       — Если то возможно, урезоньте церковников, ваше величество, — почти потребовала женщина, явно сдерживая свои эмоции. — Только их мельтешения под ногами нам сейчас не хватает.       Король мягко усмехнулся, заметив, что если Эванджелина предоставит ему инструменты, то он с удовольствием отправит осточертевшую ему верхушку церкви к праотцам.       Винсент едва заметно приподнял бровь. Неужели Первосвященник и его клика достали даже Георга? Или церковный налог стремился к небесам? Заметил, как матушка чинно кивнула, будто речь шла о чем-то обыденном, а не… о намеке на пузырек с ядом из ее более чем обширной коллекции.       — Разумеется, я к вашим услугам. Как и всегда, — подтвердила она намерения словами, сделав глоток чая, чтобы смягчить усмешку, искрившую ее губы.       Винсент только и смог, что сдержать себя от уже откровенно вопросительно изогнутой брови. У матушки были какие-то дела с королем?.. Однако, все промелькнуло, как мимолетная шутка, и словно ничего не было. Только Георг засобирался, сославшись на государственные дела. Матушка вышла его проводить, настояв, чтобы Винсент остался, ведь ему надо больше отдыхать.       Он хотел было запротестовать, но слабость действительно накатывала удушливыми волнами то жара, то озноба. И только невозможность показать ее в присутствии Георга, держала барона в тонусе.       Выдохнув, Винсент ослабил шейный платок, облегчая вдох. Прикрыв глаза и переждав пару минут, направился прочь. Но не в холл. В кабинет Артура. Ему нельзя было терять время. Со дня на день должны были явиться потенциальные наследники, что спали и видели, как бы прибрать к рукам фамильный особняк Файнсов и крупную сумму, что хранилась в местном банке. Тьма с ее порождениями и вовсе не дремали, возможно, прямо сейчас, они готовили новую пакость для старой аристократии.       Начнем с простого. Опустившись за стол, где лежали бумаги, найденные возле него после падения, Винсент взял запечатанный конверт. Помедлив несколько мгновений, вскрыл.       Слова, выведенные аккуратным острым почерком старшего брата, резали ножом по сердцу. Словно только сейчас Винсент действительно осознал. Все. Артура больше нет. Пелена застелила глаза, и он зажмурился, сдерживая себя. Нет.       Прадедушка как-то сказал, что война — это скорбное время, но это не время для скорби. А что сейчас, как не война?       Выдохнув, Винсент вновь вчитался в текст.       Артур явно пошел с козырей, вопреки традициям, отписав дочери весьма значимую долю имущества. Треть денежного состояния, акции, в которые вкладывался — это правильно, девочке нужен стабильный доход. И… малый особняк в центре. Тот самый, который облюбовал Винсент, после пожара в особняке Ибрайтесов. Винсенту же доставался фамильный особняк с его библиотекой и лабораторией, оставшаяся часть денежных активов и прочее имущество. И, конечно, ему доставалась Амелия. Как будто это требовало особых указаний. Пока Винсент жив, он не бросит племянницу на произвол судьбы.       — Ты все же настоял на своем, вернув меня домой… — вот только без брата тот был пуст. Выронив документ на стол, не в силах его удержать, будто ослабевшие пальцы жгло каленым железом, Винсент зажмурился и сжал переносицу, сдерживая то ли непрошенную влагу, то ли зреющую внутри головную боль.       Даже не услышал, как открылась дверь, и оттого удивленно поднял взгляд, вместо Генри обнаружив в кабинете матушку. Поставив на стол поднос, та скользнула рукой по его плечу в сдержанной скупой ласке. Хотела было безмолвно ускользнуть, но Винсент вдруг перехватил ее руку, удерживая. Притянув к себе, не поднимаясь с кресла, по-детски обнял за талию.       Зажмурился, судорожно выдохнув. Готов был в любое мгновение отстраниться, чтобы не нарушать ее личного пространства. Матушка не любила объятий. Его объятий. Он понял это еще тогда, в детстве, когда она обнимала его после приступов, и он буквально чувствовал ее отторжение…       Ее руки скользнули на его плечи, не отстранилась, нет, просто замерла, как замирает, к примеру, кот, терпящий приступ нежности своего хозяина. Внутри противно заныло и, едва слышно переведя дыхание, Винсент усмирил свой порыв, ослабляя объятия и позволяя матушке подчеркнуто тактично отстраниться. Откинулся на спинку стула и из-под прикрытых век наблюдал, как баронесса Файнс разливает по чашкам мятный чай. Руки ее, имевшие скрытую силу, тем не менее были нежны, а движения их легки и тактичны. Как и у всякого, занятого тонким кропотливым трудом. Он с детства любил наблюдать за ней во время работы: занималась ли она документацией, своими склянками или банальной вышивкой. Было в этом что-то гипнотическое. Как и в тонкой нити чернильного рисунка, обвившего ее безымянный палец. Скромно. Элегантно. Но с характером. Не каждая представительница старой аристократии пошла бы на это. Не каждый представитель даже.       Винсент и хотел бы присоединиться к семейному таинству, но слишком высок был риск аллергического шока. Так что он гордился матушкой, в какой-то мере.       Непостижимая женщина.       Напоминающая глыбу льда. Ни взглядом, ни жестом она ни разу не упрекнула отца. Никогда не проявляла жестокости к навязанному ей сыну. Была в меру строга, учитывала его интересы, заботилась о нем. Но лишь в рамках должного и не более того. Была ли то ненависть? Ни в коем случае. Просто нелюбовь. Можно ли было упрекнуть ее в этом? Даже бабуля Файнс с ее крутым нравом не рисковала. Винсент тоже не пытался. Открыто же выпрашивать любовь он даже в детстве не рисковал… Разве что сблизиться, по-детски неловко, хотя тогда это, конечно, казалось ему верхом изящества. Когда он сам, прежде называвший жену отца просто Эвой, рискнул назвать ее уважительно, матушкой… На это, несомненно, требовалась смелость. Впрочем, назвать ее мамой, он так и не смог. И не был уверен, что вопрос только в том, что он чтил память своей давно ушедшей во Тьму родной матери. Женевьева Ибрайтес давно осталась для него не более чем призраком, источавшей одуряющий аромат жасмина озорной девчушкой с маленького портрета в кабинете дяди.       — Мы справимся, — вдруг разорвав пелену чужих размышлений, заверила его баронесса Файнс, прежде чем подать чашечку ароматного чая.       — Как Эван? Мне надо с ним посоветоваться, — попытался переключиться он на более насущные проблемы.       — Восстанавливается, — отозвалась матушка, прежде чем отступить от стола, чтобы опуститься в кресло, оправив складки черного как смоль платья. — Ему предстоит долгий путь. Но… не сегодня. Я не могу тебя отпустить.       Винсент хотел было возразить, но под строгим взглядом матушки, лишь кивнул. Ему на сегодня и в библиотеке хватит работы. Вот только от воспоминаний о пустом постаменте, по телу пробежала стайка мурашек, и он сделал глоток чая, оттягивая момент.       И словно бы почувствовав его смятение, матушка чуть поджала губы, осторожно спросив:       — Что тебе снилось, Винсент? — Этот, казалось бы, странный не к месту вопрос заставил барона вздрогнуть, от острой иглы дежавю, вонзившейся в сердце. Она всегда задавала его после самых страшных ночей.       Кинул на нее вопросительный взгляд, но матушка только мягко улыбнулась в ответ:       — Ты же знаешь: страхи боятся, когда о них говорят.       — Это как никогда не было похоже на сон, — возразил Винсент, для пущей убедительности покачав головой. — Великий сошел с постамента, и я утонул в его объятьях, оказавшихся океаном тьмы. После чего я очутился словно бы в другом мире. На месте сына Великого, кем бы он ни был...       Именно оказался, а не видел его со стороны, как было в его видениях прежде. И это пугало еще сильнее.       — И что случилось в твоих видениях? — спросила она как можно небрежнее, но Винсент видел, как нарастает ее напряжение.       — Битва со смертными, поддавшимися Тьме. Мой друг и слуга был смертельно ранен, и я… обратил его.       Картинка вновь встала перед глазами, ясная и почти осязаемая.       Матушка же взяла паузу, прежде чем осторожно спросить:       — Что пугает тебя? Помни, это был не ты, как бы реальны ни казались видения.       — Я боюсь лишь одного: что схожу с ума. Было бы весьма прискорбно узнать, что реальность продолжается лишь в моих видениях, а сам я томлюсь в лечебнице Бейли. И в то же время, я, пожалуй, буду рад сему обстоятельству. Мы сможем посетить библиотеку вместе? — отогнав неуместные сейчас сомнения и страхи, спросил он, возвращаясь к делам насущным.       — Конечно, — понимающе кивнула женщина, поднявшись на ноги.       Там все осталось как прежде. Фигура Великого по-прежнему зазывала в свои объятия. Винсенту даже чудилось, будто мягкая усмешка исказила бледные губы. Чуть вздрогнув, он поспешно отвел взгляд и нахмурился. На столах лежали открытые старинные фолианты и толстые исписанные тетради.       — Почему книги лежат в свободном доступе?       — Потому что я отошла лишь на минутку, — заметила Амелия, сбегая вниз по лестнице с очередным фолиантом в руках. — Прости. Я взяла на себя смелость начать то, что ты не успел.       Работа всегда спасала людей, помогая отвлечься от горестных мыслей, пережить тяжелые жизненные перипетии. Вот и на личике племянницы через тень скорби просвечивало воодушевление и даже… страсть. О, это знакомое каждому исследователю чувство…       — Ты умница, — Винсент улыбнулся в смятении. С одной стороны, он был рад, что племянница могла раскрыть свой потенциал, с другой — радость отчаянно горчила, и горечь эта была отнюдь не изысканной. Но говорить что-то Винсент не рискнул, боясь оказаться неуклюжим и отбить у Амелии какое-либо желание. А спустя мгновение и вовсе потерял дар речи.       — Мисс Файнс, куда это положить? — следом за Амелией, с огромной стопкой книг в руках появился Уильям. Положив книги на указанный стол, радостно улыбнулся Винсенту: — Ваша милость! Рад видеть вас в здравии!       — И я рад вас видеть, Уильям. А почему вы, собственно, не на работе? Уволили?       Младший помощник инспектора как-то подозрительно передернул плечами, но через мгновение улыбка вернулась на его лицо:       — Отгулы взял, чтобы мир спасти.       — Прекрасное начинание, — Винсент чуть улыбнулся. — И как успехи? Начнем с малого. Полиции удалось выяснить хоть что-то?       Уильям лишь удрученно покачал головой:       — Судя по всему, начальство получило втык, но это никак не повлияло на рвение подчиненных. Высший офицерский состав пальц о палец не ударил. Несмотря на предоставленные им копии нашего осмотра, жалуются, что им не с чем работать. Свидетелей тоже никаких не нашлось. Да и какие свидетели в той части города?       — Как я и ожидал, — задумчиво отозвался Винсент, стараясь не выдать смеси гнева и разочарования. Натужно улыбнувшись, взглянул на Амелию с матушкой, что вновь принялись листать тяжелые фолианты. — Ну а вы, прекрасные дамы?       — По твоим заметкам и описаниям Виктора, я попыталась распознать ритуал, что проводили культисты, — отозвалась Амелия, обращаясь к своим записям, судорожно перерывая тетради. — Из того, что я нашла… Хм, можно сделать вывод… — девушка прикусила губу, не прекращая поисков. — Кажется, забыла ее… Сейчас.       Амелия вспорхнула вверх по лестнице, скрываясь из вида. Проводив ее взглядом, Винсент перевел дыхание и поджал губы, вновь посмотрев на юного полисмена:       — Врать вы совсем не умеете, мой друг. Весь как на иголках. В чем дело?       Парнишка совсем посмурнел и сконфуженно потер нос:       — Приказ сверху. Подослали охранять вас, в городе шумиха. Слишком много смертей. Но по сути — следить… Клянусь, я ничего не докладывал! Только воспользовался ситуацией.       Винсент мягко улыбнулся в ответ, опустившись на стул — слабость давала о себе знать.       — Я вам верю. На подлость вы не способны, к счастью для всех нас.       — На самом деле, мистер Барретт показал себя очень преданным и честным человеком, — заметила матушка, подойдя к нему со спины. Он явственно слышал в ее голосе улыбку — большая похвала. Да и Уилл зарделся, подобно спелому томату.       Винсент благодарно кивнул матери, признавшей смертного достойным находиться в этом доме. Бросив быстрый взгляд вверх, не желая, чтобы их слышала племянница, повернулся к Барретту:       — Уильям, вы упомянули о волнениях. Надеюсь, горожане не собрались идти с вилами и топорами против старой аристократии?       Бывало ведь уже такое в их не столь отдаленном прошлом, а подобные вещи, увы, без кардинальных перемен, имели неприятную склонность повторяться с завидной регулярностью.       Юноша задумчиво покачал головой:       — Не думаю, ваша милость. Люди скорее заинтересованы происходящим, пускают грязные сплетни, перетирают всплывающие подробности… — сконфуженно признался Барретт. — Вы же знаете людей.       — К сожалению, — согласился Винсент. Впрочем, сплетни за спиной уже давно его не волновали. Привык, оставаясь выше этого. Вот Амелии же еще только предстояло. И Винсент хотел отложить это время на как можно более отдаленное будущее, о чем и сообщил, попросив не озвучивать сей факт в ее присутствии.       Вовремя. Легка на помине, племянница уже сбегала вниз по лестнице. А может, плыла… Винсент на миг незаметно смежил веки, чтобы прояснить реальность. В любом случае, ему ничего не оставалось, кроме как собраться, пытаясь вникнуть в слова племянницы, повествующей о старинном обряде из легенд. Который пытались провести приверженцы Темных, чтобы вскрыть печати и вернуть запертых богов в мир смертных. Именно тогда Великому пришлось самому спуститься во тьму.       В это мгновение боль прострелила виски, а чья-то невидимая костлявая рука стиснула горло, мешая сделать вдох. Что-то настойчиво рвалось наружу, то ли жесточайшая мигрень, от которой спасал только лауданум, то ли чужие, болезненные воспоминания. И это уже не удалось скрыть ни от кого.       — Ваша милость?.. — подскочил Уильям, откидывая его на спинку стула, чтобы уберечь от падения.       — Все хорошо, — едва слышно выдохнул Винсент, не сумев придать голосу уверенности. Какая к черту уверенность? Мир стремительно терял свои очертания. Желудок болезненно свернулся узлом. Барона прошиб холодный пот, в голове шумело, и в этом словно белом шуме он, казалось, слышал слова, но не мог их разобрать. — Пусть кто-нибудь сварит кофе покрепче.       Уж уложить себя в постель, в столь ответственный для всех момент, он никому не позволит. Превозмогая накатившее недомогание, Винсент вынул из руки племянницы трактат, вчитываясь в истертые местами строки. Итак, глупцы пытались призвать в мир Темных богов. Именно для того, чтобы ослабить печати, они убивали носителей ключей. Но в смерти Крейвена, открывшего череду смертей, были виновны церковники. Совпадение? Или кто-то намеренно спровоцировал их?       Барон чуть качнул головой, и мир вновь поплыл перед глазами.       — Милорд… — Уильям осторожно сжал его плечо, как только баронессы поспешили прочь, за слугами, за доктором… Винсент был уверен, что и его притащат. — Все же, вам нужно отлежаться. В столь дурном состоянии вы не сможете работать. Тем более, работать эффективно. Скажите, я могу вам как-то помочь?       — Принесите трактат мне в постель.       Не долго раздумывая, попросил Винсент, в следующую минуту покорно сдаваясь в руки слуг, что повели его в спальню. Доктор Балинжер уже ждал его там, встречая справедливым, конечно, упреком, и первым делом проверил реакцию его зрачков.       — Я не могу позволить себе валяться в постели сейчас, — попытался оправдаться Винсент, отведя взгляд.       — Но и не можешь себе позволить свалиться на неделю-другую, — недовольно фыркнул Балинжер, уже принимаясь наполнять шприц. — Воспринимай это как игру на долгой дистанции. Сохрани силы сейчас, чтобы суметь сделать последний рывок.       — При такой игре главное, чтобы конь под тобой не сдох раньше времени… — подхватил любимую Энтони тематику Винсент, вспоминая, как тот впервые взял его на скачки. Сейчас уже и не верилось, что когда-то он был таким неискушенным и восторженным, едва ли не с открытым ртом, вертя по сторонам головой. Сколько было эмоций… Особенно, когда первая же ставка принесла ему прибыль. Новичкам везет… — Впрочем, мне действительно не помешает вздремнуть пару часов.       Довольный ответом, доктор кивнул, помогая Винсенту устроиться на подушках. В его руках появилась новая ампула.       — Это поможет тебе быстрее восстановить силы, — пояснил он, нащупывая с детства очень тонкие вены. — Старая аристократия не бездействует без тебя. Но, если ты сляжешь окончательно, будет туго. Побереги себя.       Нега вместе с лекарством разливалась по телу. И Винсент хотел было нахмуриться: снотворное… Но сил не было. Тем более, горничная уже услужливо накрыла его одеялом, подоткнув край, чтобы не надуло. Точно он дитя…       Мысль вяло мелькнула и растворилась в накатившей дымке сна. Лишь где-то на периферии сознания звучал знакомый уже голос. Звучал гораздо громче, чем прежде, и Винсенту казалось, он даже начал понимать суть. Еще немного, и он получит ответы на важный вопрос, но луч солнца, стоящего в зените, разбудил его.       — Проклятье… — выдохнул он.       Тяжело поднялся с постели, чтобы задернуть кем-то неосторожно забытые шторы, но, подойдя к окну, ослепленный этим светом, за которым, казалось, не было ничего, едва не упал, пораженный осознанием. Вцепился пальцами в тяжелую портьеру, пытаясь привести мысли в порядок. Ну, конечно! И все, наконец, встанет на свои места. Взгляд зацепился за трость отца, таящую в себе смертоносную сталь, и рукоять ее, точно по волшебству, послушно легла ему в ладонь.       Несколько стремительных шагов, и вот он уже распахнул дверь, чтобы тут же шагнуть за порог и напороться на доктора Балинжера.       — Винсент? Ты почему подскочил? — удивленно выдохнул небрежно одетый, точно со сна, Энтони, обеспокоено осматривая барона. — Тебе дурно? П…       Вместо очередного вопроса с губ доктора сорвался удивленный хрип. Право слово, Винсент никогда не думал, что отцовская шпага пронзает тела, словно подтаявшее масло. Не глядя, как Балинжер медленно сползает на пол, оставляя на стене кровавый след, Винсент направился в библиотеку, справедливо полагая, что милые дамы сейчас все глубже зарывались в проклятые старинные фолианты, которые давно пора было сжечь. Ведь время ланча еще не подошло. При воспоминании о еде, желудок тоскливо заныл. Надо поскорее закончить с этим и перекусить…       В фамильной библиотеке было тихо. Матушка склонилась над книгой, от сосредоточения шевеля губами. Пыталась расшифровать очередную старую сказку? А вот племянницы на месте не было. Оно и к лучшему. Внутри отчего-то всколыхнулась жгучая ядовитая обида. Не к Амелии, конечно. Его девочка, его маленький цербер всегда была светлячком в этом море безумия.       Мать. Эва. Всегда в своих книжках, поездках, экспедициях. Всегда бежала. От мужа, от сына, от приемыша. От нелюбви бежала. Своей и чужой. Ну ничего. Он избавит ее от страданий.       Рука мягко обвила ее затянутую в корсет талию. В последний раз...       — Винсент?.. — удивленно выдохнула Эва, а уже через мгновение ее горячая кровь уничтожила, обильно оросив, старые трактаты.       Вот же черт. Манжет запачкал.       Задушенный вскрик позади заставил Винсента резко развернуться на каблуках. Зажав рот узкой белоснежной ладонью, на нижней ступеньке лестницы стояла Амелия. Все видела. Прискорбно. Впрочем, ее страдания не будут долгими, он постарается. Он улыбнулся ей, успокаивая, и сделал шаг вперед. Поскользнулся на крови, капающей с клинка, и девушка, воспользовавшись драгоценным мгновением, бросилась бежать.       Сейчас поднимет прислугу на ноги…       Нагнав ее в дверях, Винсент отбросил клинок, обвив сзади рукой тонкую шею.       — Не бойся, Амелия. Так будет лучше, — заверил он, сжимая все сильнее. — Так надо...       Его маленькая девочка билась подобно бабочке в паутине. Ее коготки впились в руку убийцы, раздирая до крови. Сражалась. Как ее и учили. Маленькая смелая Амелия. Настоящий боец. Вот только за что биться? За жизнь? Существование здесь? В свете, что был им чужероден. В мире, несущем лишь боль и страдания… Нет. Тьма благосклонна к ним. Тьма примет ее в свои объятия и подарит безмятежную вечность.       Но жажда жизни всегда так упорна. И в хрупком на вид теле оказалось так много силы… Вот только он все равно оказался сильнее. И спустя пару минут бесконечной, казалось, агонии, все было кончено. Аккуратно опустив Амелию на пол, Винсент откинул с ее бледного, застывшего лица непослушную прядку. Погладил по щеке.       — Я вам даже завидую, — по секрету поделился он. — Хотел бы я отправиться с вами… Но мне предстоит освободить еще многих.       Вот только он не ожидал, что процесс окажется столь выматывающим: морально и физически. Все же он еще слаб… Следовало подкрепиться и отдохнуть, прежде чем ехать в очередное гнездо страданий, к Кэмпбеллам.       Велев непривычно бледной горничной накрывать на стол, он тяжело рухнул на диван в гостиной. Откинулся в ожидании на спинку, прикрывая тяжелые от слабости веки. Как же он устал…       Боль, до того существовавшая где-то на фоне, стоило ему немного расслабиться, тут же начала экспансию, захватывая почти каждый уголок сознания. Она парализовывала, мешала дышать. Не было сил даже открыть глаза. Но их необходимо было открыть. Это казалось панацеей от всеобъемлющей боли, казалось, вонзающейся в мозг.       Винсент не мог сказать, сколько прошло времени, когда он, наконец, распахнул глаза, с облегчением обнаружив, что голоса в голове замолчали. Удивленно посмотрел по сторонам, не понимая, как попал в гостиную. Вот только провалов в памяти ему не хватало… Потер лицо рукой, замечая на манжете красные пятнышки, и столь желанные воспоминания обрушились на него, повергая в ужас. Нет! Он не мог этого сделать! Но в памяти, сейчас как никогда отчетливо, звучали голоса. Освободить… Великий! Они предлагали убить дорогих ему людей. Убить… Он яростно потер рукой пятнышки на манжете. Превозмогая слабость в коленях и боль, бросился прочь из гостиной.       — Амелия! Матушка!..       И буквально за порогом налетел на племянницу, в ужасе вскрикнув, прижавшую к своей груди плед.       — Великий! Винсент… — судорожно выдохнула Амелия, которую он крепко обнял, желая ощутить ее тепло, горячее дыхание, понять — жива… — Винсент… У тебя кровь.       Девушка попыталась мягко отстраниться, но разомкнуть объятия казалось выше его сил. И только мягкая теплая ладонь, опустившаяся ему на плечо, заставила Винсента освободить пленницу и обернуться к доктору Балинжеру.       — Давно ты начал лунатить, Винсент? — словно ненавязчиво поинтересовался тот, протянув платок, без слов предлагая утереться.       Впрочем, кровь, что шла носом, успела высохнуть. Для приличия, барон все же попытался вытереть ее следы, но отчего-то был уверен, что только натер кожу. Покачал головой:       — Первый раз. Абсолютно точно первый раз. Можете спросить у Генри. Что я делал в таком состоянии? Почему вы меня не разбудили? — Винсент старался сохранить самообладание, не выдать того ужаса, что охватил внутренности.       — Будить сомнамбулу? — скептично поинтересовался доктор Балинжер и покачал головой. — Ничего толком не делал. Побродил немного по дому и продолжил дремать на диване.       — Я тебе плед принесла, — робко вклинилась Амелия, обеспокоенно осматривая Винсента.       — Спасибо, милая, — погладил Винсент ее по щеке, не упустив возможности еще раз прикоснуться. Всем сердцем и разумом надеясь, что видение было раньше, а не теперь. — Сильно напугал?       — Главное, что ты в порядке, — отозвалась девушка, коснувшись его щеки в ответ. — Как ты себя чувствуешь? Люди требуют собрать Совет. То, что от него осталось. Сформировать новый. Огласить завещание отца…       От перспектив захотелось вернуться в постель и сказаться больным — никто бы не усомнился, но Винсент не мог позволить себе подобного. Тем более, сколько не беги от проблем и тяжелых моментов, пройти через них все одно придется. А посему, он приказал принести черные конверты и бумагу из кабинета сюда, в гостиную, неуверенный, что осилит сейчас лестничный пролет. Да, сейчас было не до традиций, но именно сейчас их соблюдение было важно, как никогда. Если дух их совсем упадет, миру конец...       Пока он собирался с мыслями, в комнату, неся стопку конвертов и бумаги, скользнула матушка, следом за ней с канцелярскими принадлежностями семенила горничная. Опустившись рядом с ним и положив бумагу на кофейный столик, матушка, как бы невзначай, предложила написать текст за него. Но Винсент мягко отказался. На что он тогда вообще способен, если не в состоянии сделать такую элементарную вещь? Да и враги не упустят случая воспользоваться его слабостью. Нет, он должен быть сильным.       Винсент взял на себя смелость пригласить не только глав родов, хранящих ключи, но и побочных линий. Им следовало быть готовыми: к внезапному переходу ключа, к опасностям, что угрожают им, к битве не на жизнь, а на смерть.       У него снова не имелось за душой добрых вестей, но он уже начал привыкать. Остальные, впрочем, тоже не питали особых иллюзий, оттого и последний совет напоминал скорее похороны. Или тризну. По всем, кто покинул их, и тем, кому еще предстояло. К счастью, отвечать в одиночку Винсенту не пришлось. Впервые на совете держала слово Амелия, доказав, что достойна своего отца.       Все слушали ее внимательно. Арчибальд сидел темнее тучи, до побеления в пальцах сжимая набалдашник трости.       — Мы поняли вас, мисс Файнс, — подал голос Максвелл Флеминг, стоило Амелии умолкнуть. — Но все же, мне, да и нам всем, хотелось бы услышать несколько более авторитетное мнение, нежели ваше. При всем уважении.       — Мое мнение для вас более авторитетно, я надеюсь? — тоном Эванджелины Файнс, казалось, можно было заморозить океаны. А под тяжелым взглядом хотелось провалиться сквозь землю. Ее ладонь сжимала плечо Винсента, то ли сдерживая его порывы, то ли сама сдерживаясь от того, чтобы не вонзить коготки в наглую физиономию недовольного Максвелла. Дождавшись его кивка, продолжила: — Я абсолютно солидарна с Амелией. Особенно исходя из тех данных, что у нас есть.       Флеминг чуть скривил губы. И что за муха его укусила? Впрочем, когда оставшийся из старейшин совета зачитал завещание Артура Файнса, тот, казалось, и вовсе вот-вот взорвется. И тут уже никто не удивился. Слишком остро у них стоял вопрос финансов, ресурсов в целом. Накопление богатств в довольно стесненных условиях становилось проблематичным. Традиционно при прерывании основной ветви весь капитал переходил по наследству новым обладателям ключа. Дополнительная гарантия выживания хранителя. Дополнительный повод грызть друг другу глотки. Так что Максвелла можно было понять — такой куш из-под носа ушел… Он даже пытался оспорить волю родственника, но Гордон решительно пресек его возмущенную речь.       — Довольно, Максвелл! — отрезал Арчибальд, чуть поморщившись. — Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Мы мрем как мухи, наши дети сиротеют. Хотел бы ты, чтобы твоя Катарина, оставшись сиротой, зависела от чьей-то милости? До замужества, смею напомнить, ей еще далеко. Артур распорядился своим имуществом, как пожелал. И имел на это право. Тем более, так или иначе, Винсент является ее опекуном. А значит, имуществом будет распоряжаться он.       — Благодарю, ваше сиятельство, — Винсент склонил голову в уважительном поклоне. Не только от себя, но от имени Амелии, которую пытались выставить вещью.       И тот сдержанно кивнул в ответ, принимая эту благодарность. Вздохнул, прежде чем перейти к третьему вопросу на повестке дня:       — Поскольку нас еще ждут жизненно важные решения, а времени, судя по всему, остается все меньше, предлагаю не тянуть с выбором нового совета.       Необходимость, которая, наверняка, далась Гордону не легко, ведь привыкаешь доверять и полагаться на проверенных людей, которых, увы, больше нет рядом. Лишь Томас Грант, что с не меньшей тоской взирал на жалкое подобие того, что прежде называлось советом.       — Чтобы через неделю собраться вновь, когда большая часть из них отправится в чертоги Великого? — скептично предположил Асмус Корвинус, оптимистичный, как и все Корвинусы и Крейвены, уже ушедшие во Тьму. Даже не слишком близкое, их родство чувствовалось за милю.       — Оставлять старую аристократию фактически обезглавленной в столь критичной ситуации неразумно, — вклинился Лангерус, до того стоявший в тени и лишь изредка кидавший обеспокоенные взгляды на друга.       — Поддерживаю, — неожиданно подал голос Эдмиан Блэк, владелец сети табачных магазинов, встав на сторону своего представителя за пределами Старой Столицы. — Как ни прискорбно это признать, но нашу братию следует держать в крепкой узде. Иначе мы сами закончим то, что начали церковники.       Он бросил презрительный взгляд в сторону Флеминга.       Ну, хоть Гранту повезло с гипотетическим наследником… Эдмиан, несмотря на то, что являлся весьма успешным коммерсантом, всегда придерживался принципов чести и достоинства и не стал бы рвать глотки своих же за наследство, которое ему не светило. Винсент чуть поморщился. Максвелл, Максвелл… Неужели и его уже похоронил?       Впрочем, за четыре дня мысленно можно успеть не только получить наследство, но и вполне успешно его промотать. А тут такое недоразумение… Флеминга было даже где-то жаль, но жалость та отдавала злорадством.       — Ну что ж, раз с необходимостью выбора совета все согласны, то предлагаю для начала выбрать главу, который наберет себе команду, — твердо произнес Гордон. — Наши амбиции сейчас ничего не значат. Важна лишь эффективность. Есть предложения?       Он обвел присутствующих взглядом, и по залу тут же пронесся легкий, будто шелест ветра, шепоток, и Винсент успел заметить, как переглянулись Энтони и матушка. Едва приметно качнул головой, загодя отказываясь от должности, которую ему еще не предложили. Ну какой из него глава? Не сегодня-завтра преставится или окончательно лишится рассудка.       Поднялся, чтобы объявить свое мнение:       — Все это время старейшины вели нас, достойные из достойнейших, не думаю, что стоит менять коней на переправе.       — Старейшин не осталось, — резонно ответил Гордон, пока Винсент старался не содрогаться от тяжелого взгляда матушки, устремленного аккурат меж лопаток. Была б ее воля — придушила бы на месте. — Старая политика здесь и сейчас себя не оправдывает, так что речь не о конях и переправах.       Неожиданно оказываясь рядом, точно перекатившись туманом, превращение в который иногда приписывали им особенно суеверные смертные, рядом оказался Виктор. Чуть склонившись к нему, как если бы справиться о самочувствии, шепнул:       — Это твой шанс, Винсент, установить собственные правила. Разве не ты говорил, что наше общество слишком консервативно?       Позволь они себе подобную вольность, матушка и Энтони тоже нашли бы аргументы, и Винсент мысленно взвыл, понимая, что его слово ничего не значит, за него уже все решили.       Обреченно прикрыв глаза, Винсент едва слышно усмехнулся:       — Глава совета из побочной линии — это достаточно прогрессивно? Сейчас выдвину тебя, и будешь расхлебывать.       — Не успеешь, — хмыкнул Виктор и сделал шаг вперед, привлекая внимание присутствующих. — Господа, предлагаю кандидатуру барона Файнса на пост главы совета. В данной ситуации, он куда более сведущ, нежели все мы вместе взятые.       Вот сволочь.       Винсент уже открыл было рот возразить на заявление Лангеруса, но собравшиеся начали поднимать руки “за”: матушка, Балинжер, Корвинус… Элизабет. И тут Уэбстер заявил протест относительно ее голоса, обвинив не только в личной корысти, ввиду их не столь отдаленных отношений, но и как представителя рода. Матиас фактически мертв, а значит, она не могла представлять его интересы. Лиззи Беррингтон побледнела, невольно накрыв уста ладонью — бедняжка по-прежнему верила, что брат поднимется, и этот удар оказался больнее дискриминации. Винсент стиснул зубы, поднимаясь.       — Томас, следите за языком! — вспылил он. — Матиас жив, Элизабет его законный представитель…       — Матиас — овощ, — отрезал Уэбстер, поджав губы. — И жив только пока. Даже ваш покойный брат не давал ему шансов. Элизабет не имеет права голоса. Она не его жена, родившая ему наследника. Не его мать.       — Томас, при всем уважении, мы все живы только пока, — вклинилась матушка. — А когда встал вопрос об опекунстве несчастного, ты что-то не сильно горел желанием. Что остается юной девушке? Мой муж давно мертв, мой сын уже взрослый — так что же мне, тихонько отсиживаться в углу, по твоему мнению? Когда нужна была помощь, так ко мне и ты бежал, смею напомнить: переговорить с советом, подготовить новые препараты для обработки материалов, договориться о возможности выез…       — Легко помогать через постель короля, дорогая, кто бы спорил, — ядовито выплюнул Уэбстер, заставив баронессу Файнс осечься и шокировано умолкнуть.       — Что?..       — Томас! — возмутился Арчибальд, пока Виктор чуть ли не за шкирку удерживал Винсента от расправы над заносчивой сволочью.       — Это уже переходит всяческие границы, — заметил Томас Грант, чей голос с трудом пробился через возмущенный ропот собравшихся. — На правах старейшины, я лишаю вас, Томас Уэстор, права голоса за нарушение хода совета и оскорбление. Оскорбление женщины, — последнее ему, как истинному джентльмену, казалось еще более возмутительным. — Выйдите. Сядьте, барон. И запомните, что кулаки — последняя мера. Тем более, не стоит марать их о подлецов.       И также поднял руку за его кандидатуру.       Гордон последовал его примеру, не обратив ни малейшего внимания на с треском захлопнувшуюся дверь.       Мысленно выдохнув, Винсент уже смирился с неизбежным и надеялся лишь на то, что сможет сдержаться, и эпоха его правления не начнется с внутренних чисток. Впрочем, до этого нужно было еще дожить, пока же он легким движением поправил челку и расправил плечи, поблагодарив совет за оказанную ему честь.       А что оставалось? На эшафот нужно восходить с гордо поднятой головой.       — Мы верим в вас, барон, оправдайте это доверие, — кивнул ему Гордон, и слова его тяжелым грузом легли на плечи Винсента. Не то чтобы до этого мгновения он не осознавал ответственности… — В ближайшие часы сформируйте вокруг себя тот совет, на который действительно сможете положиться. Список разошлите письмами. Пока же, вынужден откланяться. Я должен проконтролировать изготовление клинков. Нужны еще день-два, не более.       Тепло попрощавшись со всеми, Арчибальд Гордон грузной походкой направился прочь. Остальные потянулись следом, будто стремясь как можно скорее покинуть зал, где их постигли разочарования: в делах и в людях…       — Да, кстати, Винсент, — вдруг остановился в дверях выходящий последним Флеминг, странно усмехнувшись. — Рекомендую вам найти компаньонку для племянницы. Негоже юной девушке оставаться жить в доме наедине со взрослым мужчиной, сами понимаете. Слухи еще пойдут…       Все, что спасло Максвелла от немедленной расправы, это то, что его сальный намек Томас Грант осознал прежде Винсента, и буквально взашей вытолкнул негодяя из гостиной, захлопнув за его спиной дверь.       — Уму непостижимо, — поморщился Грант, стоило ему повернуть щеколду, кинув на Винсента суровый взгляд. Не время для разборок. Все так, но, видит Великий, ему понадобится очень много сил, чтобы не начать репрессии, не дожидаясь конца света… Наполнив с дозволения Файнсов бокал отменным виски, ювелир вдруг тенью скользнул к притихшей Элизабет, вложив его в девичью ладонь. — Выпей, дорогая… Устроили кошачью драку за лоток.       Матушка, что темнее тучи поглаживала Амелию по плечу, чуть усмехнулась:       — О, Томас… Боюсь, это еще не все, на что они способны. Каждый хочет править миром, даже если ему осталось всего пятнадцать минут.       Срок, отпущенный матушкой этому миру, отрезвил, и Винсент шумно выдохнул. Игнорируя взгляды, полные тревоги и укора, плеснул виски и себе в бокал, одним глотком осушив до дна.       — Дайте срок, я разберусь с устаревшими обычаями, — пообещал он дорогим своим дамам и всем женщинам старой аристократии в их лице. — Сейчас же, главное успеть спасти мир.       — Будь осторожнее на поворотах, революция — не всегда чистое благо. В конце концов, именно стойкость и твердость традиций помогли нам выстоять в годы тяжелейших невзгод, — мягко заметил Томас Грант, пытаясь остудить чужой пыл. — Но в одном Максвелл в любом случае прав — Амелии нужна компаньонка в твоем доме. Ни к чему давать общественности повод для пересудов. Особенно после истории с Бейли. Право слово, безумие многогранно, как и всякое проявление Тьмы…       — Я начну с поправок в существующие законы, — пообещал Винсент. Кроме того, он собирался действовать в согласии с советами старейшин. Бросил взгляд на Элизабет. Ну, а кого еще? Кроме того, это был прекрасный шанс: или сблизиться, или убить друг друга. Да и девушкам будет безопаснее вдвоем. — Лиззи, — позвал он. — Как ты смотришь на то, чтобы перебраться к нам?       Девушка обреченно прикрыла глаза, глубоко вздохнув, осторожно взяла пальчики Амелии в свою ладонь, согревая. Конечно, она не могла бросить подругу в такой ситуации…       — А как же Матиас? Эван с Джульеттой?       — Они под присмотром Энтони, помнишь? — успокоил девушку Винсент. — Он не только врач, поцелованный Великим, но и способен постоять за себя и тех, кто вверен его заботам.       — Постойте, — неожиданно вступила в беседу Эванджелина Файнс, поднимаясь, чтобы встать за спиной юных леди, оставшихся без опоры. — Может, не стоит торопиться? Кроме того, я планировала покинуть город, как только все закончится. И… — ее ладонь скользнула по светлым кудрям внучки, — хотела бы позвать Амелию с собой.       — Что? — выдохнул Винсент одними губами, подозрительно взглянув на матушку.       Прикрыв глаза, будто прося Великого о терпении, матушка глубоко вздохнула:       — Винсент, у тебя довольно бурная жизнь… тебе ведь будет совсем не до девочки… А я смогу выбить разрешение на выезд. Амелия сможет увидеть мир, заниматься наукой…       Сердце больно кольнуло. В словах матушки звучала истина. Разве не этого он хотел для своего маленького цербера? Но мысль о расставании казалась невыносимой.       Вот только…       — Все так, но кто откроет ей возможности фамильной лаборатории, кто даст практические знания и навыки? — все же посмел возразить он, предоставляя Амелии более широкий спектр возможностей, делая ее выбор более сложным, но и полным одновременно.       Видимо, понимая и разделяя его позицию, Томас Гранд заметил:       — Думаю, решение должно быть за юной леди. И ей нужно время.       Благодарно кивнув, девочка с надеждой взглянула на Винсента.       — Обсудим это позже. Пока нужно разобраться с делами, — повернувшись, она взглянула на Элизабет: — Так останешься?       Элизабет зажмурилась, стискивая в пальцах ладошку Амелии, и та, понимая состояние подруги, что-то шепнула ей на ухо. Слов Винсент не разобрал, однако бывшая невеста, тяжело вздохнув, кивнула. Вновь взглянула на барона.       — Можно подготовить мне спальню рядом с комнатой Амелии?       — Разумеется, — Винсент улыбнулся уголком губ. — Если тебе еще что-то понадобится, только скажи.       Впрочем, казалось, девушкам вполне достаточно друг друга. В какой-то момент, Винсент даже почувствовал иррациональный укол ревности.