Тайны белых роз

      К счастью, гостиница, где специально для иногда приезжающих артистов держали ряд комнат, находилась в соседнем переулке. В город изгнанников, где то и дело встречались следы их былого величия, а по темным углам таилась ересь, попасть было непросто, выехать без разрешения — невозможно. Но кем бы ни были изгнанники, они были важны для короля, а потому он старался баловать их, подобно тому, как непоследовательный родитель старается держать детей в строгости, но и сам не выдерживает, подавая сладости прямо в угол, где стоит нашкодившее дитя.       За быструю и совсем не аристократическую пробежку по улице, барон даже не успел намокнуть, изысканно ругая противную морось, которую он, пожалуй, променял бы на хороший дождь. В гостинице уже знали о случившемся, потому ему оказалось достаточно лишь представиться, чтобы попасть внутрь.       В скромном съемном номере, расположенном на втором этаже справа от старой, но хорошо сохранившейся лестницы, не было и тени индивидуальности, хотя девушка жила здесь уже несколько недель. Не то чтобы Винсент рассчитывал, что Тиана расставит кактусы на подоконниках, но…       По словам директора, глотательница огня внезапно оплатила номер отдельно, хотя обычно делила комнату с кем-то из других девушек цирка. Кажется, его самого интересовал финансовый вопрос. Помог таинственный поклонник? Возможно. Только вряд ли они встречались здесь — все равно, что выйти на центральную площадь.       Качнув головой самому себе, Винсент запалил несколько свечей и приступил к обыску, что в такой чистой комнате не представляло труда. Вещи были аккуратно разложены в широком комоде: все только самое необходимое. Ничего интересного.       Только белые розы. Стояли в вазе на столе, засушенными лежали в шелковых мешочках меж очень скромной закрытой одежды, служили закладками в книгах, лежащих на письменном столе. Томик стихов и женский роман, авторства… Элизабет? Да, точно. Ее псевдоним.       Усмехнувшись, проведя пальцами по имени автора, Винсент присел на край тумбочки, стоящей возле как бы двуспальной, но слишком узкой для этого звания кровати.       Открыл книгу на произвольной странице и тут же попал на сцену расставания влюбленных, драматичной и слезновыжимательной настолько, что это было даже неприлично.       “ — О, Эндрю… — выдохнула Лира, сжимая в побледневших от напряжения пальчиках лацканы его сюртука. — Давай сбежим. Вместе.       Ледяной промозглый ветер пронзал насквозь ее хрупкую фигурку, грозясь то ли насквозь заморозить, то ли и вовсе сдуть с этого ужасного пирса, где она навсегда прощалась с ним. С возлюбленным, по которому так болело сердце, к которому рвалась душа и который уходил от нее туда, за океан, чтобы исчезнуть навсегда. Она смотрела с надеждой, силясь найти ответы, один из которых пронзил ее ножом:       — Уходи, Лира, — выдохнул он, безжалостно отцепляя ее пальцы от своей одежды, едва переборов себя, чтобы не согреть их в своих ладонях, не украсть ее, любовь всей своей жизни, и не увезти на другой конец мира, туда, где их не достанет ее отец. Вот только он достанет их даже за границами миров”.       Неужели ее читательницам, — право слово, он не мог представить мужчину, читающего нечто подобное — действительно нравилось? А самое страшное — это нравилось Элизабет. И на что она растрачивала свой талант…       Чуть скривив губы, Винсент мельком взглянул на объем книги. Где-то одна четвертая. Впереди было еще страниц триста душевных терзаний и драм. И, конечно, все закончится прекрасно и все будут счастливы, переженившись. Элизабет любила подобное. Его же такое завершение историй все больше раздражало. Свадьба все портит — все украшает смерть.       Отложив книгу, Винсент открыл ящик стола, содержимое которого было все так же минималистично, если не сказать аскетично. Письменные принадлежности, записная книжка и аккуратно подвязанная белой атласной лентой стопка черных конвертов.       Вытащил ее, чтобы небрежно сорвать ленту и начать изучать короткие, но эмоциональные письма с признаниями в любви и требованиями встреч. От письма к письму накал страстей повышался: между строк читался праведный гнев, а безупречные линии письма начинали напоминать морскую волну. И пусть незнакомец не оставлял подписи, идеальный острый почерк был Винсенту хорошо знаком. Поджав губы, барон убрал пачку писем во внутренний карман плаща и, нервным движением затушив свечи, поспешил прочь.       Томас еще не вернулся, а потому Винсент поднял воротник и зашагал вверх по залитой водой улице. Брусчатка под ногами была невыносимо скользкой, но любой житель Старой Столицы в дождливую погоду вел себя как заправский эквилибрист — город, построенный в столь уникальной местности, словно зажатый между горным массивом и буйным морем, просто не оставлял им выбора.       Иногда, возможно, не уследив за временем, проведенным в опиумных курильнях, понатыканных по городу едва ли не чаще, чем булочных, приближенные к мэру люди высказывали идеи, одну безумнее другой, что ландшафт города стоило бы немного сгладить. Видимо, таскать свои трехсот, а то и четырехсот фунтовые туши вверх по бесконечным лестницам и покатым подъемам становилось им не под силу. Благо совладать со сверхпрочной горной породой, тоже.       Возможно, Великий, вырубивший из этой породы сердца небесных светил, снисходительно посмеивался над их бессилием. Возможно, их предки, построившие этот город, брезгливо кривили губы, из Тьмы следя за их потугами. Но факт оставался фактом — никто не смог приручить этот материал. Все, что им оставалось — ломать голову над загадками прошлых веков и терпеть этот немой укор собственной никчемности. Последний, возможно, только чудился им.       Вечер уже сменялся ночью, в окнах загорался свет, прохожие скрывались в домах, прячась от дождя, темноты и опасностей, что таилась в ней. По-прежнему преследуемый странным ощущением, посетившим его в цирке, он несколько раз оглядывался, но не заметил ничего, даже краем глаза. Не иначе игра воображения, вызванная недосыпанием и очередным срывом режима.       Добравшись до особняка Кэмпбеллов, казалось, упирающегося шпилем одинокой башни в нависшие низко над городом чернильные тучи, надеясь пробить брешь для солнечных лучей, Винсент остановился у ступеней. Проверив наличие в кармане писем, тяжко вздохнул. Слишком тяжелый разговор для и без того насыщенного дня…       Дверной молоток в виде скворца чуть скрипнул, намекая, что неплохо бы его и смазать, но задачу свою все же выполнил, и уже через минуту на пороге появилась озадаченная и чуть напряженная горничная — никто не любит поздних гостей. Не к добру это. Знала бы она, насколько...       Проигнорировав поползновения прислуги забрать плащ, Винсент встряхнул мокрую челку, отмахиваясь от девушки, будто от надоедливой мухи. Поспешил подняться, минуя как широкие лестницы, так и узкие коридоры, стены которых украшали фамильные портреты. Все они сливались в один. И не то чтобы Винсент бежал так, что картинка перед глазами внезапно оказалась смазанной — просто все Кэмпбеллы, сколько бы поколений их не разделяло, были на одно лицо. Мужчины, во всяком случае.       Преодолев последнюю крутую винтовую лестницу, замер, на мгновение прикрыв глаза, справляясь с головокружением. Резкий подъем… А может, просто густой запах благовоний сшибал с ног.       В Святилище время остановилось, казалось, еще столетия назад. Сейчас оно оставалось ровно таким, каким его описывали многочисленные исторические опусы, выходившие из-под пера Беррингтонов.       Небольшое помещение, пропитанное пряными ароматами и увитое белыми розами, будто бы растущими из стен, освещало лишь темно-фиолетовое пламя, поддерживаемое в медных чашах по обе стороны от алтаря. Где-то под сводчатым потолком тихо поскрипывали подвешенные на тонких цепях позолоченные птичьи клетки. Как символ оков, в которых все они жили…       Покачав головой, Винсент вытянул из высокой вазы срезанную белую розу и мягко подступил к блондину, преклонившему колено перед алтарем. Эван Кэмпбелл тихо и истово шептал молитву за ушедших.       Словно сошедший с одного из портретов, он имел мягкие светлые, чуть вьющиеся волосы, глаза цвета беспокойного моря в обрамлении пушистых, отчего-то темных ресниц, чуть пухлые губы и мягкие черты лица. Легкий, будто перышко, и звонкий, как весенний ручей — такое он создавал впечатление еще в детстве и со взрослением не огрубел ни на йоту, ни телом, ни душой.       — Думаешь, твои молитвы смогут помочь несчастным вернуться? — тихо спросил Винсент, тем не менее обрывая нежные лепестки, прежде чем мягким движением бросить их в ритуальную чашу.       — Нам не дано возвращать мертвых, Винсент, хотя наши родители и пытались, — мягко отозвался молодой учитель изящной словесности, тяжело поднимаясь с небольшой шелковой подушечки, которую подкладывал под больное колено. Также взял розу, чтобы отдать лепестки в дар пламени второй чаши. — Я лишь прошу за тех, о ком больше некому просить. Адам был последним в роду…       — Только ли за Адама, Эван? — хмыкнул Винсент, вытащив из кармана пачку писем и небрежно кинув их на алтарь, прежде чем принести в дар последние лепестки, что, мгновенно вспыхивая, не оставляли после себя даже пепельной пыли.       Кэмпбелл недоверчиво поднял связку, и узнавание явственно отразилось на бледном, красивом лице:       — Откуда они у тебя? — пальцы скользнули по бумаге, хранящей письма, компрометирующие Эвана Кэмпбелла, пылкости которого неожиданно хватило не только на проповеди для юных аристократов.       — Я имел несчастье стать одним из свидетелей последних минут жизни Тианы Хэндстен, — тихо отозвался Винсент. Едва успев придержать за локоть внезапно смертельно побледневшего жреца, мысленно чертыхнулся. Уж кем-кем, а гонцом, приносящим ужасные вести, он становиться не собирался. Вот только слухи, обычно расползавшиеся по городу со скоростью грязевого селя, внезапно изменили своим привычкам.       Мягко, но уверенно высвободив руку, Эван расправил плечи, словно убеждая то ли себя, то ли Винсента, что он в порядке. Хрипло спросил:       — Во время представления? — получив в ответ утвердительный кивок, отступил к стене, чтобы медленно опуститься на кованный табурет, также увитый цветами. Металлическими. — Я умолял ее бросить опасное занятие и… Но она лишь смеялась над моими страхами.       Вряд ли отдавая отчет своим действиям, он сорвал ближайшую розу, не обращая внимания, что ранит руку.       Едва слышно вздохнув, Винсент покачал головой. Преодолев разделяющие их два шага, опустился перед Эваном на колено, дабы вложить в его ладонь платок, немедленно пропитавшийся кровью.       — Эван… Я не знаю, как это объяснить… — он осекся на мгновение, даже понимая, сказать необходимо. — Она вспыхнула как факел. Возможно, кто-то подстроил несчастный случай, но… Мне кажется, я что-то видел.       Несколько бесконечных мгновений Эван Кэмпбелл смотрел будто сквозь него, Винсент даже не был уверен, что услышан. Но вот окровавленные пальцы сжались, стискивая ткань в кулаке.       — Видел? — нахмурился собеседник, пытаясь подняться, но лишь тихо зашипел от боли в колене. — Сущность?       — Не знаю, — качнул головой Файнс, помогая кузену подняться на ноги. — Я видел лишь тень. Где-то на грани восприятия. Даже не уверен, что это имело место быть. Идти можешь?       Тот коротко кивнул, мыслями находясь далеко от Святилища, и, прихрамывая, направился к выходу, отчего-то повторив, подобно приговору: Адам не оставил наследников. Он хотел увидеть место трагедии лично, проведя необходимый обряд, и, как бы ни хотелось Винсенту уложить Эвана в кровать, напоив травяным успокаивающим чаем, он не посмел отказать. Слишком глубоко отложились в голове старые легенды, передающиеся из поколения в поколение. Страшные сказки… Возможно, оставившие после себя черное пятно на песке арены.       В амфитеатре не было даже охраны, а преодолеть ограждение, выставленное полицейскими, не составило никакого труда. Запалив свечу, Винсент помог кузену пробраться ближе и опуститься на колено подле застекленевшего песка. Поджав побледневшие губы, Эван осторожно коснулся его пальцами, судорожно вздохнув. И чуть вздрогнул от гневного окрика помощника инспектора, выросшего буквально из-под земли:       — Что за чертовщина, барон?! Кого вы притащили?       — Не забывайтесь, Ричардсон! — раздраженно рявкнул Винсент в ответ, закрывая кузена спиной. — Не хотите, чтобы здесь находились “посторонние”, так дежурьте на месте, а не ухлестывайте за циркачками! Там снаружи тип какой-то топчется, лучше бы его проверили.       Пристыженный, помощник инспектора оглянулся на дверь, ведущую в безмолвствующий холл, еще раз смерил взглядом Кэмпбелла и, посоветовав ничего не трогать до его возвращения, поспешно вышел.       — Давай, Эван, у тебя есть минут пять, — поторопил барон, проводив Ричардсона взглядом.       Повернувшись к Кэмпбеллу, увидел, что тот уже чертит на песке символы, чтобы через пару мгновений рассечь себе ладонь и уронить на причудливый симметричный рисунок пару тяжелых алых капель. Те тут же расползлись по рисунку подобно змеям, в процессе меняя цвет на чернильный. Запах серы резко ударил в нос, и Винсент закашлялся, пропустив момент, когда кровь вспыхнула и погасла, оставляя после себя пепел с идентичным запахом. Собрав его и растерев в пальцах, Эван нахмурился.       — Осадка быть не должно, — пробормотал он себе под нос. Стерев подошвой рисунок, уничтожая следы, поднявшись на ноги, потянул Винсента к выходу. — Никогда не думал, что эти книги действительно нам пригодятся…       Кэмпбелл двигался с такой прытью, будто и не получал никогда травму, свалившись с дерева, на которое они полезли за самыми вкусными грушами, теми, что были на самой верхушке дерева, конечно. Поджав губы, Винсент поспешил следом, чувствуя, как противно болезненно кольнуло сердце. Шанс ошибиться становился все меньше и меньше, а ошибиться он хотел, как никогда в жизни.       За четверть часа, которые они пробыли в цирке, на улице разыгрался настоящий шторм. Ветер бил в лицо острыми каплями дождя, казалось, готовый всерьез пронзить случайных прохожих насквозь. Зонт, что Эван прихватил из дома, не спасал совершенно, и им оставалось лишь безнадежно кутаться в отчаянно тяжелеющие плащи и шагать в сторону особняка.       Дом встретил их светом высоких окон и теплом, в которое хотелось упасть, как в горячую пенную ванну, но угроза, нависшая над всеми, не позволила расслабиться ни на мгновение. Скидывая насквозь мокрую верхнюю одежду, Винсент краем глаза уловил на лестнице движение прежде, чем услышал встревоженный женский голос:       — Дорогой, что происходит?       Разбуженная не то их возней, не то предчувствием, присущим большинству женщин, в холл, придерживая рукой живот, спустилась глубоко беременная баронесса Кэмпбелл.       В домашнем мягком темно-фиолетовом платье с завышенной талией, она казалась какой-то мягкой, уютной… Быть может, дело было в резком контрасте между прежней Джульеттой — тонкой и точеной, со скулами, о которые можно было порезаться, и этой — с округлыми формами и очаровательными щечками-персиками, как сказала бы Элизабет. И Винсент склонен был с ней согласиться.       — Прости меня, Джульетта, пришлось ненадолго украсть твоего мужа, — виновато улыбнувшись, ответил Винсент, опережая хозяина дома, который мог и прифыркнуть на супругу, не справившись с нервным состоянием.       Баронесса тихонько вздохнула и, осторожно спустившись с лестницы, расцеловала старого друга в обе щеки.       — Насквозь промокли… — посетовала она и крикнула в сторону комнат прислуги. — Кикки! Подай травяной чай и сухую одежду господам!       Нервными движениями стягивающий плащ, Эван на супругу даже не взглянул. Пришлось крутиться самому, отправив разнервничавшуюся бедняжку обратно в постель, заверив, что на сегодня прогулки окончены и им просто надо разобрать кое-какие бумаги. Потому, переодевшись, они удалились в небольшой, но уютный, светлый кабинет, закрыв дверь на ключ.       Пройдя за изящный дубовый стол, на котором ровными стопочками высились книги и документы, Кэмпбелл отодвинул портрет их общего предка, обнаруживая в стене нишу, хранящую металлический сейф. Подобную новомодную вещицу с мудреным зубчатым замком, реагирующим на определенное количество поворотов целого ряда шестерен, Винсент видел только у мэра и еще в столице, куда его личным распоряжением вызвал его величество.       Поддавшись с мнимой легкостью, тяжелая дверца, содержащая в себе около сотни фунтов стали, открыла взору полки, уставленные тяжелыми старинными фолиантами, некоторые из которых насчитывали бесчисленное количество лет.       Надев мягкие перчатки, Эван вытянул с полки один из талмудов, опутанный цепями и замками так, словно тот готов был кинуться на хозяина подобно озверевшему псу. На самом же деле, надежные запоры хранили от посторонних глаз содержащуюся в книге информацию, а ее саму от покушения.       Отомкнув их все, по-прежнему не произнося ни единого слова, Эван открыл бестиарий. Кончики пальцев едва ли касаясь посеревших от времени страниц, покрытых слоем тончайшей вековой пыли, заскользили вниз по строкам, оставленным витиеватым почерком предка. Губы беззвучно шевелились, повторяя отдельные слова, вырванные из контекста. Винсент давно успел допить остывший чай, когда скольжение вдруг прекратилось.       Последний глоток встал поперек горла, и Винсент болезненно прокашлялся, прикрывшись ладонью. Сморгнув выступившие слезы, хрипло спросил:       — Что-то нашел?       Не поднимая взгляда от исписанной страницы, Эван вздохнул, нервно потерев бровь:       — Из-за смерти Адама печать ослабла и к нам пробралось одно из существ низшего порядка. Посмотри, его же повадки?       Он повернул книгу к кузену, позволяя заглянуть в святая святых своего рода.       Натянув вторую пару перчаток, Винсент отринул присущий ему научный скептицизм, что был хорош для церковных баек и смертных суеверий, но никак не в такой ситуации. Осторожно коснулся страниц, чтобы скользить пальцами по буквам, не в силах избавиться от ненавидимой родителями привычки, которой он то и дело грозился подпортить бесценные книги, хранившиеся в библиотеке отца.       “Попелави — небольшое полуэфемерное существо низшего разряда.       Относится к энергетическим вампирам, однако в отличие от остальных представителей группы, он быстрый маневренный хищник, который убивает свою жертву перед тем как “выпить” ее.       Как и всех существ Древней Тьмы его привлекает Наша энергия.       Внешне представляет собой небольшой организм, сокрытый в клубах дыма, на которые может распадаться во время побега. Передвигается быстро, в тени, увидеть его очень трудно из-за его сути, однако можно заметить боковым зрением”.       — Да, похоже, — согласился Винсент. Бросил быстрый взгляд на кузена, который отошел к залитому дождем окну, сцепив пальцы за спиной. Думал ли Эван о том же, о чем подумалось ему? Осторожно прикрыв книгу, вложив на нужной странице тонкую полоску закладки, он снял перчатки, чтобы подойти, сжав участливо чужое плечо. — Мы должны уничтожить его прежде, чем пострадает кто-то еще.       Кэмпбелл задумчиво кивнул, не отводя взгляда от окна.       — Нужно предупредить Совет. Попелави мог увязаться за вами или даже за мной. Хотя теперь… Возможно, оно до сих пор прячется в цирке, — вздохнув, молодой мужчина устало потер лицо, не в силах сдержать дрожи.       — Нет, — Винсент вернулся к книге. — Я видел что-то по дороге сюда. В первую очередь мы должны обеспечить безопасность Джульетты, а потом найти тварь и отправить ее туда, откуда она вылезла.        — Я поставлю защиту на особняк, — согласно кивнул Эван, также отойдя от окна ко все еще открытому сейфу, чтобы вытянуть из него очередной фолиант.       Кинув на него мимолетный взгляд, Винсент мысленно содрогнулся. В детстве их отгоняли от данной книги, запугивая тем, что она будто бы сделана из человеческой кожи. И у барона не было поводов сомневаться — так оно и есть. Более того, теперь он легко мог отличить кожу человека от какого бы то ни было животного. Посмотрев на пару последних строчек, содержащих рекомендации по борьбе с энергетическим вампиром, Винсент засобирался.       — Поеду к Беррингтонам, — решил он. — Надо выработать план. Эван… Не вини себя.       Вновь участливо сжал плечо кузена. Тот мягко накрыл чужую ладонь своей, заметив, что больше ему винить некого.       Покачав головой, Винсент вздохнул и, пожелав удачи, направился прочь. Вот только до выхода так и не дошел, в одном из коридоров натолкнувшись на баронессу. Стоя у окна в легкой сорочке, только покрыв плечи тяжелым халатом супруга, та выглядела как-то слишком болезненно бледно.       — Твой мальчик-слуга подъехал. Всегда тебя находит. Удивительная преданность… — усмехнулась Джульетта, смотря в окно, мягко поглаживая свой живот. Малыш расшалился?       Винсент легко передернул плечами:       — Просто в мире еще существуют смертные, способные быть благодарными, — заметил он, не оставляя своей убежденности в том, что с некоторыми людьми вполне возможно иметь дело. — Я должен ехать. Прошу, не выходи какое-то время из дома, в городе не безопасно.       — Она была красива? — тихо спросила баронесса, все еще не отводя взгляда от окна и словно бы не услышав последней фразы Винсента.       — Мать Томаса? Не знаю, я тогда был еще достаточно мал, чтобы судить о женской красоте. Мне действительно пора…       Участливо коснувшись на прощание плеча, Винсент сбежал по ступеням вниз и поспешил покинуть особняк. Перед тем, как нырнуть в экипаж, бросил последний взгляд на окна второго этажа, но женского силуэта не увидел.       Распорядился ехать в особняк Беррингтонов, надеясь, что посыльные, отправленные из дома Эвана, уже предупредили Совет. Прикрыв глаза, постарался собрать воедино роящуюся в голове информацию. Но факты упрямо распадались на части. Отчаянно боясь упустить нечто важное или показаться умалишенным, Винсент дотянулся до папки с записями, чтобы на чистых листах карандашом наметить примерный план доклада.       Когда экипаж, наконец, остановился возле тонущего во тьме и мокрых розовых кустах величественного особняка, Томас открыл дверцу. Однако, вместо того, чтобы подать господину руку, вдруг ухватил за рукав, коротко кивнув в сторону старого вяза, за которым определенно кто-то прятался. Слежка? Уже проходя в увитую цветами калитку, Винсент бросил на неизвестного еще один быстрый взгляд, и мог поклясться, что тот облачен в серый балахон послушника. Как неосторожно... Благодарно кивнул Томасу, участливо сжав плечо. Не стоит волноваться. Во всяком случае пока. Но сообщить об этом Совету было необходимо.       Особняк Беррингтонов встретил тяжелой тишиной, возлегшей на плечи гостя. Но тот поспешил скинуть едва просушенный плащ на руки дворецкого и попросил напоить продрогшего Томаса горячим чаем.       Сам же он рассчитывал на крепкий кофе в кабинете хозяина дома, тем более разговор предстоял длинный. Однако услышав в гостиной девичьи голоса, отложил встречу с Беррингтоном, чтобы узнать, как чувствуют себя прекрасные спутницы, чей вечер был безжалостно испорчен трагическим событием.       В малой гостиной стоял густой аромат чая с травами и специями, которым несчастные успокаивали пошатнувшийся разум и нервы. Сидя на уютном диванчике, Элизабет нежно покачивала Амелию в своих объятиях. Но едва заметив Винсента, подскочила на ноги, чтобы, преодолев расстояние между ними, крепко обнять. Затем, взяв лицо в свои холодные от страха ладони, обеспокоенно взглянуть в его аквамариновые глаза.       — Ты в порядке? Посыльный все рассказал…       — Как видишь, цел и невредим, — успокоил ее Винсент, мягко обняв за плечи, и более чем целомудренно, скорее отечески, поцеловал в лоб. — Право, я больше за вас волновался.       Поймав на себе взгляд племянницы, с сожалением освободил одну руку, чтобы широким жестом предложить ей присоединиться к объятьям. И, шмыгнув носом, Амелия мышкой скользнула к нему, чтобы испуганно прижаться, тихо всхлипнув.       — Это все так ужасно… — посетовала она, уткнувшись лицом в плечо.       — Отец собрал в малой гостиной глав всех семей, не только Совет… — предупредила Элизабет, поглаживая лацкан его сюртука. — Эван приехал с тобой?       Винсент кивнул, соглашаясь с необходимостью подобного шага. Опасность была слишком реальна, чтобы держать людей в неведении. Достаточно, что они потеряли Крейвена…       — Он должен сперва обезопасить супругу и наследника, и подготовить доклад относительно сущности, с которой мы столкнулись, а также способов борьбы с ней. Эван присоединится к нам позже.       Элизабет понимающе кивнула и чуть вздрогнула в ответ на вкрадчивое покашливание. Подняв взгляд, Винсент увидел застывшего в дверях Даниэля Бейли. Как всегда, надменный и высокомерный, кузен на всех смотрел сверху вниз, с лихвой перещеголяв в этом отца. В линии его поджатых губ явственно читалось напряжение. Что он здесь забыл? Сопровождал отца?       Осторожно высвободившись из объятий барона, девушка скользнула к молодому холеному виконту. Застыв в полушаге, поинтересовалась, нормально ли они добрались. Тот посетовал на накрывший улицы густой туман и, неожиданно сократив разделяющее их расстояние, собственническим жестом, от которого Винсента покоробило, обнял ее.       Мысленно вздернув соперника на огромной люстре, висящей в холле, Винсент сдержанно улыбнулся Даниэлю в знак приветствия. От рукопожатия воздержался. Тот, впрочем, тоже не горел желанием, лишь пронзая Винсента колючим взглядом. Были ли глаза в самом деле зеркалом души, Винсент не знал, но глаза цвета голубого льда заставляли его отринуть любые сомнения. Даниэль Бейли вообще был любопытным человеком. Внешность этого высокого брюнета, будто выточенного из лучшего мрамора, абсолютно соответствовала его внутреннему содержанию. Но Великий любил Бейли и вместо отталкивающей мерзости облачил его Тьму в опасную, хищную красоту. Так были красивы хищные кошки — внешне холеные и мягкие, спустя мгновение они уже вгрызались в глотку жертвы. И не то чтобы скрывали свои намерения.       — И вновь вы всех переполошили, барон, — хмыкнул виконт, удерживая Элизабет в своих объятиях.       Винсент намеренно небрежно передернул плечами:       — Что же делать, если некоторые настолько заросли мхом, что сами не способны разглядеть опасность?.. У Элизабет был тяжелый вечер, позвольте ей спокойно допить чай.       — Конечно, — кивнул Бейли, избавляя девушку от своих притязаний. — Я лишь забочусь о будущей супруге.       — Даниэль… — едва слышно выдохнула та, опустив голову.       — Вы заключили помолвку? — вопросительно изогнул бровь Винсент, стараясь сдержать не самые благовоспитанные порывы, от которых чесались стиснутые кулаки.       — Да, — бросил Бейли, точно перчатку в лицо.       — Нет! — выдохнула Элизабет, осмелившись, наконец, поднять взгляд на бывшего жениха. — Я еще не согласилась.       На мгновение прикрыв глаза, Винсент выдавил из себя улыбку.       — Что ж, я думаю, это будет прекрасная партия. А теперь позвольте откланяться. Меня уже ждут.       С этими словами он развернулся на каблуках и направился в малую гостиную. Остановившись за несколько шагов, сделал пару глубоких вдохов, изгоняя посторонние относительно момента эмоции. Чуть ослабив галстук, придавая образу капельку небрежности, открыл дверь в комнату, где тихо переговаривались, балуясь кофе, главные представители старой аристократии.       — Не самый добрый вечер, господа, — приветствовал он собравшихся. — Позвольте и мне глоточек благословенного напитка.       — Наглость второе счастье, не так ли? — мягко поинтересовался виконт Томас Грант, тем не менее наполняя для него чашечку кофе. Изящные пальцы придворного ювелира чуть подрагивали, но он не пролил ни капли. — Рассказывайте, что произошло. У нас должны быть весомые оправдания перед супругами, почему мы сорвались из дома посреди ночи.       — О, они у вас будут, — заверил Винсент, с благодарностью приняв угощение. Устроившись в одном из кресел, сделал скидку на ночное время и сразу перешел к делу. — Думаю, все вы слышали о Крейвене, но его убийство, как оказалось, не главная проблема. Он не оставил наследников и ключ временно завис где-то в… — он сделал пространный жест рукой. — Так что одна из печатей ослабла и была вскрыта. Это позволило пробраться в наш мир потусторонней твари. И один человек уже лишился жизни.       — Кто-то из наших? — сухо поинтересовался Арчибальд, стиснув в пальцах набалдашник своей трости. На плечи бывшего главы столичной полиции словно бы легла тяжесть всего мира, и его грузное давно уже не молодое тело не выдерживало подобных издевательств. А может, их уже не выдерживал разум, то и дело подвергавшийся ударам потерь и невзгод, коих на своем веку граф Гордон испытал такое количество, что хватило бы всем присутствующим. И даже больше.       — К счастью, нет. Однако охотились определенно на одного из нас.       Сделав глоток кофе, чтобы промочить горло, Винсент слегка поморщился и не поленился встать, бросив в чашку кусочек сахара. Заметив неодобрительный взгляд старшего из братьев Файнс, передернул плечами. Что? Серое вещество необходимо питать! Особенно тем, кому приходится много и напряженно работать головой.       — И все же ближе к делу, — мягко вклинился в беззвучную перепалку взглядов граф Беррингтон. — Что вы обнаружили, Винсент? Чего нам следует ждать?       Повторяться Винсент не любил, но в связи с профессией и положением в обществе, приходилось. Постоянно. К счастью, Совет интересовали исключительно факты, подробности же, касающиеся существа, он оставил на кузена, о приезде которого дворецкий сообщил, едва стрелки часов перевалили за полночь.       Эван выглядел едва ли не хуже, чем пару часов назад, когда Винсент покинул дом Кэмпбеллов. Вероятно, снедаемый мыслями в одиночестве, он окончательно закопался в собственное чувство вины.       Покачав головой, Винсент подумал о том, что неплохо бы напиться после собрания. Но для начала стоило понять, что им предстояло сделать.       Эван, стоит отдать ему должное, взял себя в руки, четко и ясно излагая суть проблемы и то, как ее можно решить.       — То, с чем мы имеем дело — существо низшего порядка, однако и оно, насытившись, может стать поистине опасно. В книгах описан обряд, с помощью которого его можно загнать обратно в Древнюю Тьму, но…       — Но? — вопросительно изогнул бровь престарелый Бейли, и его дребезжащий голос резанул слух Винсента, но он буквально заставил себя не морщиться. Александра Великий любил несколько меньше, чем его сына. В нем была стать, волевые черты лица, но в целом, при всей их схожести он был внешне неприятен. Хотя, возможно, у Винсента было стойкое предубеждение по поводу этого человека, и именно оно искажало восприятие.       — Описание обряда неполное и разнится в нескольких источниках, — закончил свою мысль Эван, выдержав надменный взгляд.       — То есть, вы предлагаете нам собрать сложный обряд из обрывков и надеяться на благословение Великого? — казалось, еще немного, и Бейли-старшего хватит удар.       — Боюсь, у нас нет выбора, — хладнокровно кивнул Эван в ответ.       Винсент поддержал кузена, заметив, что это лучше, чем ничего, и большинство собравшихся с ним согласилось. Все лучше, чем сидеть и ждать. А также, что и после этого не стоит расслабляться, пока ключ не перейдет новому хранителю.       — По моим расчетам, ключ в течение недели перейдет старшему в роду Корвинусов. Это самая близкая родня Адама из побочных линий, — вклинился в разговор Артур. — Он достаточно силен для того, чтобы принять на себя бремя ключа.       Глава Совета удовлетворенно кивнул, кажется, он был отчасти даже рад смене в рядах главенствующих семей. И его можно понять, ведь в последнее время Крейвен совсем отбился от рук, забыл об обязанностях, о их предназначении в этом мире. А знания должны были передаваться дальше из поколения в поколение.       — Это все, безусловно, прекрасно, но, кто займется ловлей этой дряни? — поинтересовался Бейли, не собираясь отступать со своих позиций брюзги.       Он явно не желал ни заниматься этим сам, ни привлекать к этому сына, впрочем, его и не заставляли. Взгляды присутствующих были устремлены в сторону Винсента и Эвана. И Чарльз Беррингтон своим распоряжением просто подтвердил общественное мнение, свалив непростую задачу на их плечи.       — Я, безусловно, помогу, — вновь подал голос Артур, не желая оставлять брата один на один с опасностью.       — Не думаю, что тебе, как главе рода Файнс, имеет смысл рисковать, — парировал Винсент, не бравады ради, в конце концов, неизвестно, сможет ли он принять ключ. — Мы справимся. Обряд проведем у меня.       Категоричный тон брата вновь заставил Артура приподнять бровь, гадая, что еще задумал его брат-оболтус, подаривший Беррингтону многозначительный взгляд, после которого последний поспешил завершить встречу. Впрочем, гнать никого не пришлось. Встревоженная известием, старая аристократия поспешила к семьям. На выходе Эван раздал каждому листки с охранными заклинаниями, должными защитить жилища их от проникновения внутрь потусторонних сущностей.       Как только за последним из них закрылась дверь, Чарльз серьезно посмотрел на Винсента, жестом осадив возмущенного Артура.       — В чем дело, Винсент?       — Когда я прибыл, мой слуга заметил слежку за домом. Вероятно, перед смертью, Крейвен признался, кому передал архив. Послушник, сколь можно судить по одеянию, — барон поднялся и налил себе еще кофе. Ночь предстояла длинная… — Самое время воплотить в жизнь наш план.       — “Наш”? — усмехнулся Беррингтон-старший. — В свой план вы меня так и не посвятили.       — От вас потребуется не так уж много, — хмыкнул Винсент, сделав щедрый глоток и опускаясь обратно в кресло. — Просто передайте мне архив Адама. Все остальное я решу сам.       — Не много ли вы на себя взваливаете, барон? — язвительно поинтересовался Артур, вот только в голосе его явно проскользнула обеспокоенность.        — А по-моему, все очень удачно складывается: убьем двух зайцев в одну ночь. И я, наконец, смогу выспаться.       Устало вздохнув, Артур обессиленно потер лицо, заметив, как все это не вовремя. Винсент хотел заметить, что такое вовремя и не бывает, но брат и без того был на взводе, а потому не стал рисковать. Достаточно, что тот не стал спорить и противиться.       Пока Беррингтон-старший готовил к отправке архив, Винсент выскользнул из кабинета, заглянув в гостиную. Однако, ожидаемо, девушек там уже не оказалось. Горничная, собиравшая со стола посуду, заметила, что госпоже Элизабет стало дурно, и девушки отправились спать. Чуть поджав губы, Винсент кивнул и направился на второй этаж, на мгновение замерев возле резной двери, стиснув в пальцах холодную позолоченную ручку в форме мифического чешуйчатого зверя. Вздохнул, осознавая, что вновь нарушает правила приличий, но оправдывая себя беспокойством о пусть и не ставшей супругой невесте. Воровато оглядевшись, открыл дверь, скользнув в чужую спальню.       Свет в комнате давно погас, шторы были задернуты, и Винсент порадовался, что, ввиду частых ночных бдений, привык ориентироваться по слабым абрисам предметов. Приблизившись к широкой кровати, осторожно присел на краешек перины и, не скрывая нежности, скользнул рукой по волосам девушки, убрав с ее лица упавший локон.       Элизабет тихо вздохнула, не открывая глаз. Сон, тревожный и поверхностный, не выпускал ее из своих объятий. Тяжести прошедшего дня камнем легли на напряженные девичьи плечи. Прикусив губу, Винсент легко провел кончиками пальцев по ее щеке. Вот вечно с ним так, как ни старается сделать все правильно, выходит черт-те что, будто он проклят и обречен жить в одиночестве. Вздохнув, набрался наглости поцеловать спящую в уголок губ, прежде чем уйти. Так даже лучше, если о его авантюрах она узнает уже постфактум.       На выходе его за локоть поймал Артур.       — Ты уверен, что тебе не нужна моя помощь? — тихо спросил он, прикрыв за ним двери.       Рядом с ним стояла Амелия, зябко кутаясь в сюртук отца. Сейчас, полусонная с наспех собранными волосами, она смотрелась так хрупко и беззащитно, что Винсент не смог сдержать улыбки. Маленькие церберы милы, как и все прочие щенята.       Винсент качнул головой:       — Ты должен хранить ключ и защитить Амелию. Эван — сильный жрец, я прекрасно владею как холодным, так и огнестрельным оружием. Так что не о чем волноваться.       — Что ты задумал? — тут же вскинулась девушка, обеспокоенно смотря на Винсента.       — Ничего такого, из чего не смог бы выбраться, — улыбнулся он в ответ, пытаясь успокоить племянницу. — Все будет хорошо, обещаю. Поезжайте.       Тон его неуловимо изменился, и Артур потянул дочь к лестнице, ведущей в холл, где, вероятно, проклинал свою работу дворецкий Беррингтонов. Бедолаге, должно быть, не просто было привыкнуть к причудам господ, имеющим обыкновение заниматься делами и принимать гостей в самое неурочное время.       Проследив из окна, как они сели в экипаж, Винсент отправился искать кузена, который ставил защиту на особняк. И нашел того у входной двери со скальпелем в руке, кощунственно вырезающим на лакированном наличнике из темного дерева древние символы под взглядом недовольного дворецкого. Подойдя ближе, осторожно поинтересовался, насколько это эффективно.       Эван пожал плечами:       — В теории, от мелких существ помогает хорошо. В реальности… Я не знаю.       — Что ж, у нас хотя бы есть теория, — пытался Винсент смотреть на ситуацию с оптимизмом. — Закончишь, подходи к экипажу. Я прослежу за погрузкой архива.       Не дожидаясь вопросов, направился прочь. Наблюдая за тем, как слуги Беррингтонов носят коробки, бросил по сторонам несколько осторожных взглядов, надеясь заметить фигуру соглядатая. Не хотелось бы, чтобы столько усилий пропало даром. И, кажется, даже что-то заметил. А может, просто зрение подводило его от усталости и недосыпания.       Дежурно улыбнувшись зевающему Томасу, он вытянул из кармана портсигар и блаженно сделал первую затяжку, радуясь тому, что рядом нет Уильяма и ему некому подавать дурной пример. Молодые люди в этом возрасте имели пагубную привычку впитывать все как губка. Дурное в том числе, ведь границы их между хорошим и плохим еще слишком размыты и подвержены деформации.       Эван подошел точно к окончанию погрузки, и они забрались в экипаж, отдав распоряжение ехать к дому.       — Попробуй подремать, — посоветовал барон, подавая кузену пример, откидываясь на спинку сидения и прикрывая глаза. — Впереди ночь длинная.       Эван лишь сдавленно и нервно рассмеялся в ответ и попросил у него сигарету, хотя обычно не прикасался ни к табаку, ни к чему бы то ни было другому. Возражать Винсент не стал, безропотно протянув желаемое. Только виновато поинтересовался, не слишком ли крепко — слабый табак давно остался в прошлом. Зато количество сигарет перешло в качество. Прикрыл было снова глаза, но пред внутренним взором встала сцена в гостиной, и он закурил еще одну. А главное ведь — винить некого…       Затянувшись, Эван кашлянул, подтверждая опасения Винсента, но лишь отмахнулся от участливых вопросов, уверяя, что все в порядке. Бедняга не мог даже напиться... Надо вытащить его в бар, когда все закончится.       Скоро в салоне стало слишком дымно, и барон приоткрыл окошко, пуская внутрь свежий ночной воздух. Кузен снова кашлянул, но ничего не сказал, а он не спросил. Именно сейчас ни один из них не нуждался в словах, переживая собственную драму.       И все же, сон сморил его на какие-то четверть часа, поскольку, открыв глаза, Винсент увидел за окном крыльцо собственного особняка. Едва слышно переведя дыхание, выбрался из экипажа, чтобы решительно подняться по ступеням. Скинул верхнюю одежду на руки обеспокоенного Генри и потребовал принести кофе в его кабинет. Им предстояла долгая работа.       Через десять минут прислуга была на ногах: носили архив, готовили поздний ужин... После чего, всем, кроме дворецкого и крепыша Кларка, служившего конюхом и способного не только одной левой завалить коня, но и хорошо вязать узлы, было велено покинуть дом. От греха, как говорили в народе. Ровно от того же греха их оставили за порогом кабинета, когда господа погрузились в изучение книг, что привез с собой Эван.       Натянув перчатки и взяв лупу, Винсент погрузился в изучение текста, не в силах избавиться от внутреннего напряжения. Словно бы он вновь стал маленьким мальчиком, не умеющим читать сакральные тексты. Кроме того, где-то в желудке, противным сосущим чувством осел страх ошибки, забытый им, казалось, в далеком детстве. Он не страдал перфекционизмом, готов был набивать свои шишки и зачастую смеяться над этим. Но исключительно в ситуациях, когда он отвечал сам за себя. Сейчас же...       Качнув головой, барон вернулся к работе, выписывая нужное.       Систематизировать все удалось только к трем пополуночи. Наметить четкий план ритуала. И если в первой части, касающейся призыва попелави, все было предельно ясно и не вызывало сомнений, то во второй некоторые моменты оставались на уровне наития, догадок.       — Надо бы подрядить кого-то переписать все эти книги, а то, боюсь, у следующих поколений возникнут еще большие проблемы, — заметил Винсент, когда они на пару минут примостились на диване с чашечкой кофе.       Эван криво усмехнулся, сделав щедрый глоток напитка, и устало прикрыл глаза. Заметил, что Винсент не иначе как искренне ненавидит его. Ведь работа с этими текстами — его прямая обязанность. А значит, тонны литературы лягут на его плечи. Если он, конечно, переживет сегодняшнюю ночь. На что Винсент его успокоил — он такой будет не один, ведь у каждого рода имеются свои сакральные книги.       Кофе кончился непростительно быстро, да и откладывать ритуал также не имело смысла.       Взяв с собой все необходимое, они направились в малую гостиную, выбранную для проведения ритуала. По просьбе Винсента прислуга раздвинула мебель к стенам, освобождая как можно больше места.       Пока Винсент запаливал черные свечи, Эван опустился на колено посреди комнаты, мелком вычерчивая на паркете октограмму, на концах которой нашли пристанище магические символы.       Они молчали, оставив разговоры, сомнения и уж тем более шутки, на потом. Только несколько раз напряженную тишину нарушали короткие указания Эвана да потрескивание таящего парафина. Воздух в помещении медленно, но неотвратимо сгущался. А может, это волнение и страх неотвратимости сжимало тисками легкие? Наконец, все было готово, и они заняли свои места, помеченные мелом, дабы не нарушить симметрию. Переглянувшись, кивнули друг другу.       Взяв стилет, Эван надрезал себе ладонь. Винсент вторил ему, словно зеркальное отражение. Острое лезвие, выкованное по старым традициям, секрет которых истово оберегали оружейники Гордоны, легко вспороло кожу, выпуская кровь. Легенды говорили, будто эта сталь способна защитить от тьмы, и он ждал и страшился момента, когда сможет подтвердить или опровергнуть данный миф.       Тяжелые капли падали на белесый рисунок, расползаясь по нему словно от мазков кисти. Губы Эвана тихо шептали слова призыва на древнем языке. Свечи же начали нещадно коптить. Дымок, поначалу едва заметный, стягивался в центр печати, сгущаясь. Не веря собственным глазам, младший барон Файнс лицезрел то, о чем говорилось лишь в старых легендах, но никто из них никогда не видел и, да, не хотел бы увидеть. Даже чтобы узнать: безумцы ли они, хранящие веру в несуществующих богов, или потомки их детей.       — Выползает, — выдохнул он.       И действительно — выползало. Небольшое, размером с гончую, отчаянно худое существо, в чьих очертаниях не проглядывалось ни малейшего мышечного скелета, только кости и серая кожа, будто высушенная тем дымом, который окутывал ее, мешая рассмотреть более подробно.       — Скажи, что нам не обязательно ждать, пока оно полностью выберется.       Однако Эван покачал головой, не сводя взгляда с потустороннего существа, находя приготовленный текст, который должен отправить незваного визитера восвояси.       Вот только тот явно никуда не собирался уходить. Недовольно фырчал, встряхивая головой, будто пытаясь отогнать надоевших мух. От этих движений дым вокруг него чуть рассеивался, обнажая иссушенную почти мумифицированную фигуру, чем-то схожую строением с гиеной.       Кивнув, Эван громко, почти нараспев начал читать заклинание, в то время как Винсент взял врученный ему сосуд, еще утром бывший фарфоровой соусницей, и начал водить, обкуривая попелави горькими фимиамами. И поведение гостя переменилось. Недовольство стремительно переросло в крайнюю степень агрессии, и он неожиданно кинулся на жреца.       Уловив напряжение перед прыжком, Винсент в последнее мгновение успел схватить бронзовый подсвечник, выставляя преграду зубам хищника. Мощная, несмотря на небольшие размеры, челюсть сжала внезапно расколовшуюся бронзу, словно тонкую медную проволоку. Эван в это время продолжал читать, невольно ускоряя темп произношения слов, недоступных обычным смертным. На последнем слове, сорвавшимся с его уст, попелави неожиданно сильно рванулся, точно из накинутых на него сетей, и, зарычав, взвился под потолок, чтобы рухнуть вниз, нырнув в зев камина.       — Сбежал, — констатировал Винсент, не скрывая досады.       Согласно кивнув, Эван тихо опустился на подлокотник отодвинутого кресла. Устало потер лицо, ругнувшись столь грязно, что Винсент изумленно приподнял бровь. По кузену и не скажешь, что он такие выражения знает.       — Мы где-то напутали, — заметил он после. — Попелави не должен был выйти на физический уровень и вырваться. Нарушили последовательность.       Он решительно поднялся, направляясь к выходу.       Винсент нагнал его за несколько шагов, и они вместе направились вверх по лестнице. Однако, стоило свернуть в нужный коридор, как хозяин дома нахмурился — дверь кабинета была открыта нараспашку. Из помещения доносились звуки возни. Попросив кузена быть осторожнее, барон влетел в кабинет, застыв на пороге — сцена развернулась… эпическая. Конюх Кларк яростно сражался с тремя церковниками, точно бойцовский пес с дворовыми шавками, Генри с большой чугунной сковородой стоял над клубком тел, выбирая момент, чтобы огреть кого-нибудь по голове.       И он ему представился.       Звук удара эхом разнесся по комнате, хотя, возможно, впечатленному Винсенту просто показалось. В любом случае, церковнику досталось знатно, и он рухнул на пол, словно подкошенный. Второй влетел спиной в книжную полку, отброшенный ударом Кларка, уже вяжущего третьего, самого активного участника, и его засыпало учеными трудами.       Когда вся троица, связанная по рукам и ногам, предстала пред его очи, барон Файнс не мог определиться, чего в нем больше: удовлетворения от удачно завершившейся авантюры или негодования за вторжение и покушение на документы старой аристократии. Все пленники являлись послушниками. Об этом говорили и грубые одежды, и юный возраст. Конечно, вряд ли бы высокопоставленные священнослужители сами полезли в окно чужого дома, но Винсент бы на это посмотрел — зрелище обещало быть на редкость комичным.       Он медленно прошелся перед пленниками туда и обратно, точно размышляя, что делать с нарушителями, после чего предложил сознаться во всем по-хорошему. Поскольку по-плохому им не понравится.       Послушник, получивший по голове, тихо фыркнул. Шмыгнув разбитым носом, заметил, что другого от монстров никто и не ждал. Смотрел смело, почти с вызовом и, наверное, снискал бы каплю уважения барона, не стой между ними древнее и глубокое неприятие. Остальные двое молчали, потупившись, но желанием каяться также не горели.       Ну хорошо…       — Генри, Кларк. Приведите-ка нам парочку наблюдателей, — распорядился барон. — Надо, чтобы признание засвидетельствовала не заинтересованная сторона. А мы пока подготовим наших гостей.       — Как прикажете, милорд, — кивнул Генри, потянув за собой противящегося конюха, опасавшегося оставлять господ наедине с незваными визитерами.       Когда они, наконец, покинули кабинет, Винсент запер дверь и вновь повернулся к церковникам.       — Ну, господа, приступим? Увы, препарат не быстродействующий, а времени у нас не так много.       Открыв шкафчик, достал шприц и склянку с мутноватой жидкостью, открытой еще его дедом. Набрав до половины, устало-небрежно повел плечами, медленно приблизившись к, как ему показалось, младшему из послушников. Жестко вцепился в его волосы, запрокидывая голову и открывая шею с отчаянно бьющейся жилкой, не давая вырваться.       — Ну-ну-ну. Без паники. Ты не умрешь. Я надеюсь.       Ждал ли тот, что вместо иглы ему в вену войдут клыки? Как бы там ни было, он ошибался — всего лишь укол, от которого растекалось по телу ядовитое тепло.       Винсент выждал, когда препарат начнет действовать, беспокоя послушника, заставляя качать головой, дергаться и что-то отрывочно шептать, а потом набрал новую порцию.       — Ну, кто следующий?       И был обложен в ответ эпитетами совсем не церковного лексикона. Не сдержав раздражения, Эван отвесил дерзкому мальчишке смачную оплеуху, сорвав с губ Винсента сдавленный смешок. Ну что ж, выбор сделан. Вот только щенок не давался в руки, мешая сделать инъекцию и грозясь сломать иглу. Пришлось успокоить ударом в челюсть.       К возвращению Генри и Кларка, сопровождавших свидетелей, боязливо озиравшихся по сторонам, видимо, ожидая нападения кровавых монстров, троица достигла нужной кондиции. И это не могло не радовать, так как хотелось вздремнуть за сутки хоть пару часов.       Увидев поджидающих их господ и побитых пленников, фонарщик склонил голову в знак приветствия, пряча поглубже неприязнь — целее будешь. Его сестрица по несчастью, сколь Винсент мог судить по одежде, кухарка, сделала робкий неуклюжий реверанс, что с ее тучной фигурой можно было счесть за подвиг, и почти спряталась за худой мужской спиной.       Генри уже посвятил свидетелей в суть дела, а потому откладывать его не было нужды, и Винсент приступил к допросу словоохотливых преступников, как на духу поведавших собравшимся, кто и зачем отправил их в дом барона. А также о Крейвене. Впрочем, про убийство музыканта они только слышали с чьих-то слов. Однако знали, что того покарали за суть его темную, людям и создателю противную.       Несчастные понятые бледнели и зеленели от страха пред теми, чьи имена слетали с уст послушников. Винсент же лишь поджал губы, когда все его домыслы нашли подтверждение. Мельком взглянул на Эвана: тот продолжал активно записывать, но перо сжимал так, будто готов переломить. Ну или насмерть затыкать виновных. Только вот до бедолаги Крейвена дела ему не было…       Подписывать документ, который положил жрец перед понятыми, те не торопились. Осознание того, во что впутались, тенями легло на их задумчивые лица. Наконец решившись, будто плюнув на все, а возможно, просто устав платить десятину и решив тем самым напакостить раздражающим церковникам, фонарщик оставил на бумаге подпись резким размашистым движением. Следом, опасливо покосившись на барона, будто в омут головой кинулась, расписалась женщина. Опасность близкая и явная, людям простым и недалеким всегда казалась страшнее, чем та, которая лежала за чертой будущего.       Поручив проводить гостей до самого пункта их назначения, а послушников запереть до времени в подвале, Винсент приблизился к кузену, чтобы снова участливо сжать поникшее плечо.       — Они ответят за все.       Эван лишь обессиленно прикрыл глаза:       — Тиану это не вернет.       Крыть было нечем, да Винсент и не собирался, понимая чужую безутешность. Впрочем, главной задачей оставалось избежать последующих трагедий. И он настоял на том, что им следует вздремнуть пару часов, и лишь потом начать все сначала.       Уложив в гостевой спальне кузена, измученного горем и обессиленного обрядом призыва, он, не раздеваясь, рухнул на собственную постель. Вот только сон отказывался приходить к раздираемому мыслями разуму. Не веселыми мыслями. О том, что на месте глотательницы огня могла оказаться Элизабет или малышка Амелия. Что пока ключ не перейдет к Корвинусам, дверь в потусторонний мир останется приоткрытой. Кто знает, какая муть еще может выползти оттуда?.. Что они лишь жалкие потомки, которым осталось немногим больше полузабытых легенд…       — Надо найти способ изловить его, — с порога заявил он поутру Эвану, который пил в гостиной крепкий кофе. Тоже не смог заснуть? — Его надо изучить.       Эван подавился напитком и, едва сумев отдышаться, переспросил:       — Я правильно понимаю? Ты хочешь оставить попелави здесь?       — Именно! — захваченный новой, где-то безумной, он не спорил, идеей, Винсент рухнул в кресло напротив, налив себе благословенного напитка и бросив пару кусочков сахара. — Преступно упускать такую возможность понять, с чем мы имеем дело. Более того, время и наука не стоят на месте, возможно, мы сможем найти более легкий и эффективный способ борьбы с потусторонним, чем наши предки, не располагающие новыми данными и возможностями.       Эван смотрел на него словно на сумасшедшего. Покачал головой.       — Нет. Нет и еще раз нет. Это слишком опасно. Мы не смогли его поймать, чтобы затолкать обратно, а ты предлагаешь удерживать его на протяжении времени. У нас нет ни инструментов, ни методов! Мы даже не знаем, насколько опасно его пребывание в нашем мире! — заводившийся все сильнее с каждым словом, к концу он и вовсе подскочил на ноги.       Винсент, едва не расплескав кофе, последовал его примеру, уравнивая позиции:       — Верно. Однако дверь по-прежнему открыта, и у меня нет желания искать индивидуальный подход к каждой твари, которая может в нее проскользнуть. У них должна быть единая природа в основе своей. Если мы научимся воздействовать на нее…       — А скольких мы можем погубить, пока ты ищешь способы "воздействия"? — язвительность ядом срывалась с бледных губ, пока глаза цвета беспокойного моря темнели от праведного гнева. — Я уже потерял любимую женщину. И не хочу потерять жену и ребенка. Не думаю, что и ты хочешь потерять кого-то, кто дорог тебе.       — Ради Великого... Эван. Ты же жрец! Раз ты можешь оградить дом от проникновения в него попелави, значит, ты можешь и запереть его в нем, когда оно внутри. Не так ли?       Не готов был Винсент легко сдаться, отступившись от своей затеи. В конце концов, кто не рискует, тот и не побеждает.       Поджав губы, Эван категорично заявил, что без одобрения Совета пальцем о палец не ударит. В знак протеста рухнул обратно на стул, стараясь не подать вида, что подвело больное колено.       — Загоняем стариков... Созывать Совет раз в полдня, — Винсент вздохнул. Прекрасно зная кузена, он видел, тот держится на позиции исключительно благодаря упрямству. Дожать немного, и сдастся. Однако бить по больному не хотелось, Эвану и так несладко. — И ты знаешь, каков будет ответ. Никто из них не смотрит в будущее. Не то, которое ждет нас завтра. Немного дальше. Взять хотя бы те же книги, которые вот-вот обратятся в прах… Откуда тогда наши потомки узнают, как бороться с тем, что призваны сторожить?       — Перепишем, — вяло фыркнул Эван, сжав пальцами переносицу. — Ты слишком прогрессивен. И нам это аукнется.       С этими словами, он с трудом поднялся на ноги и покинул столовую, так и не прикоснувшись к завтраку.       Обессиленно вздохнув, Винсент вновь опустился за стол. Сделал глоток кофе, устало потерев лицо. И, возможно, выпал из реальности, потому что книга, грохнувшаяся на стол, заставила его подпрыгнуть. Остервенело листая оную, Эван бурчал, что они погибнут в любом случае, не от попелави, так от рук Совета.       — Я всегда знал, что здравый смысл сильнее в тебе, чем изжившие себя рамки нашего общества, — улыбнулся Винсент, пересаживаясь ближе, чтобы следить за текстом, по которому скользили пальцы Эвана.       — Если мы умрем, я тебя убью, — фыркнул Кэмпбелл, заставив Винсента нервно прыснуть. — Как ты намерен поступить с показаниями церковников?        Ответ казался само собой разумеющимся, потому Винсент передернул плечами:       — Пойду к мэру. Ну, право же, мы были более чем терпеливы с церковниками. Они сами пересекли черту. Пора поставить их на место.       Вздохнув, словно на бредовый ответ нерадивого ученика, Эван чуть качнул головой. Но смолчал, не решаясь высказать свое мнение. Заметил, что с этим нужно разобраться как можно скорее, поскольку один отловом он заниматься не собирается.       — О, не беспокойся. Разве я позволю тебе насладиться приключением в одиночку?.. — подмигнул Винсент кузену, заслужив слабую мимолетную улыбку. — Я отправляюсь сразу после завтрака. То бишь, сейчас. Приложу к ним результаты экспертизы, тем более, мне как раз принесли журнал учета Питерсена. Угадаешь, кто заказывал аммарген?       Эван раздраженно помахал рукой, поторапливая, а по сути: выставляя из собственного дома, но Винсент только и смог, что посмеяться в ответ на это. Поспешил обратно в спальню, где Генри уже подготовил для него костюм. Не являться же на официальную встречу не в свежем.       Дворецкий ловко и быстро помог господину переодеться, не подавая вида, но Винсент слишком хорошо его знал. Мягко поинтересовался, в чем дело, и маска спокойствия слетела с лица мужчины, обеспокоенность осела в опущенных уголках губ.       — Вы уверены, что стоит открыто выступать против церковников, милорд?       — И что же ты предлагаешь? — поинтересовался барон, завязывая галстук простым, но элегантным узлом, секрет которого хотели бы знать и некоторые франты, приближенные ко двору. Увы, мода далеко не всегда бывала практичной и тем более удобной. — Переодеться мстителем в маске и вырезать их темной ночью? Или, может быть, забыть?       — Я предлагаю не повторять чужих ошибок… И не лезть в пекло, — как можно мягче заметил дворецкий, помогая барону с манжетами и запонками.       Он действовал мягко, но пальцы все равно дрогнули, выдавая нервозное состояние. Которое невольно передалось Файнсу, что несколько резко и грубо отстранился, довершая облачение самостоятельно. Напоминание о погибших и не отомщенных больно укололо, возвращая в те тяжелые моменты, когда совсем юного Винсента переполняли невосполнимое чувство утраты и гнев, который он не мог направить на убийц, отчаяние… Бессилие.       — Спасибо, что напомнил. Еще одна причина, по которой мы не можем оставить все, как есть. Они должны ответить! Если не за преступления прошлого, так хотя бы за нынешние.       — Милорд... — с мягким укором выдохнул дворецкий, послушно отступая, чтобы сцепить руки за спиной. — Вы бываете слишком горячны. Как ваш дядя… И однажды это может обернуться против вас.       — Жизнь, Генри, вообще вещь опасная. И дана она нам вовсе не затем, чтобы, цепляясь за нее всеми силами, мы переступали бы через гордость, принципы и предавали предков, — убежденный в своей правоте, заметил Винсент, отворачиваясь от зеркала, найдя свое отражение более чем удовлетворительным для деловой аудиенции. — Мне думалось, ты усвоил это, несколько лет прожив бок о бок с Валентайном?       Генри вздрогнул, точно от удара, породив у господина чувство вины за напоминание о пережитой боли, но послушно склонил голову. Проводил до экипажа, преданно держа над Винсентом зонт, спасая от ледяного проливного дождя, обрушившегося на землю с такой силой, будто даже небеса протестовали против визита к мэру, намереваясь остановить барона. А может, им категорически не нравилась идея пребывания в этом мире инородного существа? Что ж, это их проблемы, ведь отказываться от своего плана Винсент не собирался.       Откинувшись на спинку сидения, он прикрыл глаза, но вовсе не для того, чтобы вздремнуть, компенсируя очередную бессонную ночь. Все же, как бы он ни отрицал опасения кузена и дворецкого, а преподносить подобные известия следовало аккуратно и осмотрительно. Все же церковь и в нынешние времена имела определенное влияние. Перечитав признания послушников, решил делать упор на отдельные чины, не обобщая всю церковь.       В это раннее промозглое утро на улицах было пусто. Только редкие прохожие, да парочка встречных экипажей спешили куда-то по делам. Прочь от резиденции мэра. От этой мысли Винсенту стало не по себе, но он все же предпочел надеяться, что записку с просьбой об аудиенции таки доставили главе города, и тот готов принять незваного визитера.       Впрочем, старый мэр всегда был благодушен к молодому барону, со снисхождением смотря на все его невинные шалости. Вот и в этот раз, не иначе ожидая очередную из них, принял придворного сыщика сразу, как только дворецкий доложил о визите. Перешагнув порог кабинета, как и все в резиденции не лишенного роскоши и помпезности, Винсент Файнс склонил голову в знак приветствия и почтения, символически прижав ладонь к сердцу.       — Господин мэр.       И вернул себе более непринужденную позу, когда ему жестом позволили приблизиться, тем не менее сцепив пальцы за спиной, не в состоянии справиться с захлестнувшим волнением.       Лорд Ричардсон был уже немолодым человеком, среднего телосложения, возможно, даже склонный к излишней полноте, но старавшийся держать себя в форме. Волосы его, слегка покрытые налетом серебра, все еще оставались густыми и аккуратно стриженными по моде прошлых лет.       — О чем вы хотели доложить, барон? — вместо приветствия с ноткой раздражения, так знакомого по голосу его племянника, который служил под началом инспектора Хейлера, начал он. — Право слово, ваша записка больше походит на бред сумасшедшего.       — Увы, господин мэр, но в моем послании не было ни капли фантазии, — заверил Винсент, извлекая из папки показания, но не торопясь их отдавать. — И у меня имеются доказательства не только в лице задержанных на месте преступления послушников, но и письменные свидетельства, заверенные незаинтересованными лицами, а также иные доказательства, которые я готов предоставить по первому вашему слову.       Лорд вопросительно изогнул бровь, протянув руку, готовый изучить документы. Однако стоило ему скользнуть взглядом по идеальному почерку, как он потемнел лицом. На лбу залегла напряженная морщинка. Поджав губы, он перечитал текст несколько раз, прежде чем убрать бумаги в ящик стола.       — Винсент… — вздохнул Ричардсон поднимаясь на ноги, — вы же понимаете, что ни эти документы, ни даже упоминание об их содержимом не должны покинуть пределов моего кабинета?       Поздно. Впрочем, барон Файнс-младший благоразумно умолчал о количестве посвященных в дело людей.       — Разумеется, — согласился он с подобной необходимостью. — Но что же вы предлагаете? Забыть о произошедшем, словно ничего возмутительного не случилось?       — Это будет самым разумным с вашей стороны, — кивнул Ричардсон, вынуждая Винсента поджать губы.       — Но как же, если не закон, то справедливость? — поинтересовался Винсент, сдерживаясь, готовый стиснуть пальцы в кулаки.       — Справедливость — понятие относительное, вам ли не знать, — как можно мягче заметил мэр. — Общественность, вне всяких сомнений, встанет на сторону церкви. Нападки в их сторону настроят простой люд против власти. А этого я допустить не могу.       Внутри все кипело от возмущения. Осознание, что старая аристократия не имела таких же прав на справедливость и защиту, как все остальные, всегда подогревало в Винсенте недовольство и обиду, и сейчас сила кипения достигла предела, за которым последует взрыв. Взрыв, которого нельзя допустить, ибо никому оттого не станет лучше, скорее наоборот.       — Не сомневаюсь, — процедил он сквозь зубы. — И потому не требую судить виновников по закону, не требую афишировать неугодную народу справедливость. Но разве подданные его величества, даже если они монстры и изгнанники, не должны знать, что она существует и для них?       — Я переговорю с первосв… — начал было мэр, но осекся, потому как дверь неожиданно распахнулась, являя взору присутствующих… Первосвященника Азраэля.       — Простите за столь грубое вторжение, лорд Ричардсон, — пожилой мужчина, явно подверженный греху чревоугодия, учтиво склонил голову, мельком скользнув брезгливым взглядом по барону.       Не дожидаясь позволения, словно находился у себя дома, прошел в кабинет.       — Ваше Первосвященство, — открыто улыбнулся ему мэр, жестом предлагая опуститься в вычурное кресло напротив, — ничего страшного. Барон Файнс уже уходит. Не правда ли? А нам с вами есть, что обсудить.       — Конечно, господин мэр… — учтиво поклонился барон и вышел, едва удержавшись от того, чтобы громко хлопнуть дверью.       Пытаясь вернуть себе самообладание, прислонился спиной к двери, глубоко вдыхая, изгоняя адреналин. Дворецкий сунулся было к нему с намерением выпроводить, но напоровшись на взгляд Винсента, способный убивать, отступил, приглядывая с отдаления.       Пальцы чуть дрожали, кровь стучала в висках, и барон не сразу разобрал слова, прозвучавшие за дверью. А может, просто не мог в них поверить?       — Что Файнс здесь делал? — брезгливо поинтересовался церковник.       — Грязно работаете, Ваше Первосвященство, — раздраженно бросил глава города, и кресло, которое он покинул, жалобно скрипнуло. — Обязательно было таскаться по городу с гильотиной и посвящать в дело болтливых послушников?       — Ах вот оно что... Если вас это беспокоит, мы разберемся.       — Будьте любезны. И действуйте аккуратнее. Не раскачивайте лодку. Старая аристократия все еще бывает полезна при дворе. Король не оценит бездумного разбрасывания кадрами, тем более он так ратует за изгнанников. С самой коронации.       — Отец его, да будут открыты ему врата Царства небесного, первым удавку ослабил. Титулы вернул, — первосвященник брезгливо фыркнул. — Чуму они остановили. Неизвестно, кто ее сюда завез.       — Ну-ну, не горячитесь, Ваше Первосвященство. Что сделано, то сделано. К тому же, его можно понять, их девицы бывают чрезвычайно прелестны.       Словно в ледяную воду окунули. Конечно же, Винсент подозревал, что Ричардсон постарается замять неудобное ему дело, на то он и мэр, дабы поступать во благо спокойствия горожан. Однако, что дела обстоят настолько ужасно... Сумев, наконец, сделать вдох, он решительно отлепился от двери и быстрым широким шагом вышел прочь из приемной мэра. Скулы горели, словно ему отвесили по пощечине.       Дышать было тяжело, но Винсент сдерживал себя. Только спускаясь по ступеням к ожидавшему его экипажу, сорвал с шеи галстук, позволяя себе сделать вдох.       — Домой, Томас, — распорядился он, прячась в темноте экипажа от посторонних глаз.