Сборник Дриммитов

Высокий подросток бежит по безлюдной улице, от чего странно заметить на нём только лёгкую хлопковую футболку и свободные несколько мешковатые штаны, очень напоминающие скорее пижамные нежели уличные. С неба неумолимо лил ливень, от чего вещи его уже давно промокли насквозь настолько, что вода ручьями стекала с него, капая на тротуар. Будто бы издеваясь над мальчишкой ветер пронзительно завывал, отдаваясь для мальчика сильной дрожью и плеядами мурашек по продрогшему телу. Его ноги то и дело заплетались от чего он чуть ли не падая наклонялся то в лево, то в право, виновен ли был в этом холод или ветер, а может и вовсе кеды, что тот, судя по всему, не удосужился даже завязать, от чего некогда белые шнурки волочась по грязной улочке изрядно под пачкались. В прочем подростку не было до них никакого дела. Как и любой другой человек, попавший на улицу в сильный ливень с по мерзостному, холодным ветром он желал лишь одного — поскорее найти, хоть какое-нибудь подобие укрытия, чтобы перевести дух и согреться. Как на зло у мальчика было не так много вариантов на этот счёт, всё же на несколько улиц простилались одни только жилые дома с не самыми доброжелательными жителями, а те немногие продуктовые магазинчики, что стояли у концов улиц уже час как закрыты. От чего беготню мальчика можно было, по правде, назвать бессмысленной тратой сил, всё равно бежать некуда. Однако он продолжал. Резво перебирал ногами не разбирая дороги, то ли от мокрых волос, предательски спавших на глаза и закрывших половину обзора, то ли от того вороха мыслей, что кружились в его головушке, сбивая с толку своей тяжестью подобно ветру, что сейчас морозил его самого. А парнишке было над чем подумать. Ведь события совсем ещё недавнего времени яркими образами всплывали в его голове, ударяя по вискам и саднящей от пощёчины щеке, за которую мальчик держался весь свою маршрут прямо от своего дома, куда вернуться он не хотел ни при каких обстоятельствах. — Пап, говорю тебе это не я! Вилбур просто опять хочет свалить это на меня! — Яростно защищался подросток. Он не оправдывался, нет, совсем нет, зачем ему оправдываться если он знает, что прав? Однако ему действительно приходилось защищаться. Защищаться от собственного родителя. От собственного отца. Он смотрел на мужчину чей возраст превышал его в два раза и немного больше глазами полными изумления и непонимания, предательства. Отец был ниже его, однако парню казалось совсем иначе, будто он резко стал маленьким ребёнком, не выше кухонного стола, едва дотягивающимся до ручек серванта. Страх, смешанный с искренними печалью и гневом, томился в груди, эхом отдаваясь в ушных перепонках. Вся эта ситуация была неправильной, так не должно было быть. Он не хотел быть в этой ситуация, чувствовать себя мелким птенцом, выпавшим из гнезда, на которого уже нацелил свой взор старый ворон, готовый вцепиться своими когтями в крохотное тельце. — Томми прекрати свои пустые оправдания. — Голос отца, словно ведро холодной воды, заставляет вздрогнуть, ссутулиться сильнее чем есть. Неприятно, мерзко. Хочется сбежать, сбежать от этого взора полного разочарования и бесконтрольного гнева. — Это не оправдания! Я могу… — Вновь находит в себе силы и мужество возразить Томми, голос уже начинает ломаться, дрожать. Сложно не прогнуться под собственного родителя, коего ты безмерно уважаешь и любишь, однако он пытается. И терпит очередное поражение. — Томас, я сказал прекрати. Ты ведёшь себя, как ребёнок. — Глава семейства осаждает его резко, не щадя. В горле Томми появляется ком, который он не в состоянии проглотить. Стыд ударил по его щекам, ушам и скулам. Нет, нельзя, нужно быть сильнее, умнее, доказать, что папа не прав. Он не ребёнок, он знает это, как и то, что он прав и должен отстоять свою точку зрения, как настоящий взрослый. — Я не… — Томми хочет начать спокойно, не торопясь, вдумчиво и с расстановкой. Нужно впечатлить, дать понять отцу и дяде, что он твёрд в своих словах, что не намерен отступать. Но как на зло в дверном проёме мелькает знакомый силуэт. Вилбур. Он сейчас хихикал? Смеялся? Над кем? Над Томми? Почему? Зачем? Неужто так рад, что смог выставить младшего брата виноватым? Или ему так забавно наблюдать за семейной перепалкой? У Томми вена на лбу готова вздуться от такой наглости. Как только совести хватает, чёртова королева драмы. — Нет, это не так я же знаю! Я прав! Не Вил! — Срывается он не в силах более терпеть такое отношение к себе, почему он должен сдерживаться если по отношению к нему никто не сдерживается? Он хочет справедливости чёрт подери. Он видит копошение брата краем глаза, кажется ему кто-то позвонил. Хотя кто знает, может придурок просто решил тактично свалить, поняв, что его заметили и Томми не собирается выбирать выражения, он выскажет всю правду. Всё, что можно. — Томас! — Голос отца звучит ещё более осуждающе. Это уже не гнев, это ярость, самое настоящее беженство. У старика пот выступил и лицо покраснело от всех эмоций, явно не положительных. Мальчишка готов поспорить, что увидел в глазах отца… Презрение? Отец презирает его? Его? За что? За то что он не делал? Смотрит на него, как на чужого человека, который вторгся в его дом и посягнул на самое дорогое. Сердце отдаёт болью, это чёрт возьми больно. Губы поджимаются сами собой, как сводятся брови к переносице, а глаза начинают намокать. Он не плачет, не ребёнок, но ему больно, у него есть право злиться. Томми оглядывает комнату ища что-то абстрактное, в чём мог бы найти помощь, когда на его глаза попадается его крёстный. Техно. Точно, а ведь он был здесь с самого начала смотрел, наблюдал. Почти, как Вилбур, только в отличии от него не из подтяжка, прямо не скрывая, того, как его острый взгляд буравил отца. Быть может… Быть может он мог бы найти поддержки в его лице раз уж собственный отец не желает и слушать его якобы пустую болтовню? Да, это может сработать. Техно всегда был бесстрастен в таких вещах, умел сохранять холоднокровие и не делать поспешных выводов. Он точно поможет, наверняка уже понял, какое большое недопонимание появилось между ним и отцом. Техно успокоит и убедит старшего мужчину в том, что всё это ошибка. — Техно, хотя бы ты, скажи ему я бы ни за что так не поступил! Не с мамиными пластинками. — Томми несколько стыдно, что он так очевидно давит на жалость, однако выбора у него не было, нужно дать понять, как можно лучше — он не виновен, это ложь и обман. Он смотрит, как дядя снимает свои очки, позволяя им повиснуть на цепочке, что обвивала его шею, прежде чем дать ответ на чьей же он стороне, очевидно младшего крестника. Нет. Он слышит смешок. Хриплый, как будто крёстный услышал от него, какую-то будничную глупость. Томми смотрит на него и видит лёгкую улыбку больше похожую на ухмылку. Внутри что-то разбивается на кусочки. Он тоже не верит? Даже Техно не считает его достойным такой простой вещи, как доверие? А ведь он не чужой, его крестник, сын его лучшего друга. На душе тошно. — Тесей, послушай… — Крёстный начинает свой монолог в привычной манере, безэмоциональной интонации с неким холодом, что на деле был безразличием. Однако Томми уже не слушал, не хотел слушать. Ему уже дали понять, никого на его стороне здесь нет и не будет, он один. Один окружённый, казалось бы, родными людьми. Сил терпеть не было, слёзы всё сильнее подступали к глазам наровясь выскользнуть. Нет, такого позора он не вынесет. Ни за что. — Блядство. Ну и славно, ну и блядь прекрасно. Не хотите слушать, пожалуйста, больно надо! Иди нахуй Вил, иди нахуй Тех, иди нахуй Фил! — Срывается с места мальчик, пряча глаза за упавшей чёлкой. Он рывком направляется в прихожую, где наспех натягивает свои потрёпанные кеды и не тратя времени на шнурки и даже куртку. Пошли они все нахуй, если они не хотят слушать его здесь делать нужно. — Томми! — Звучит ему в след перед тем, как он с хлопком закрывает за собой дверь, убегая от этого дома как можно дальше по улице. На секунду ему показалось, что вслед ему кричали все трое, но какое Вилбуру до него дело? От злости уже галлюцинации пошли. Одежда, как и волосы промокают насквозь в первые же пару минут, но ему всё равно. Возвращаться он не планирует. И вот он здесь, уже не настолько активный, изрядно замёрзший, не менее промокший бредёт в темноте, что время от времени освещали фонари. Они и так работали из ряда вон плохо, а в дождливые дни их и вовсе предпочитали не использовать, чудо, что в такой день их не отключили. Как назло, будто бы прочитав мысли парня ближайшие фонари затухают, оставляя Томми в гнетущем одиночестве и темноте. Ему холодно и страшно, как бы он не храбрился всё казалось таким ужасным, что хотелось просто исчезнуть в этой самой темноте. Мальчик уже не бежал, а шёл, силы покинули его, и он просто пытался найти хотя бы подобие навеса, чтобы чёртов дождь перестал лить на него. Однако на глаза ничего не попадалось, да и без фонарей было сложно что-то разглядеть. Спустя несколько минут брождения он наконец-то заметил его — свет. Слабый белый огонёк в конце снизу по улице. Томми пытался припомнить, что это может быть за свет, но в голову ничего не лезло, в последнее время он мало выходил на улицу, да и если бы выходил чаще всё равно не запомнил, смотреть по сторонам он не любил. И вот он снова спешно перебирает ногами пытаясь поскорее добраться к источнику света, даже если там не будет места, где можно укрыться, он хотя бы сможет вновь видеть всё вокруг себя. Источником света оказался фонарь у остановки, немного потёртой и отдающей старостью. Неужто она стоит здесь так давно? Томми не мог вспомнить была ли на этой улице остановка. Хотя он и сказать на какой именно он сейчас улице сказать не мог, точно помнил, как спустился со своей на последующую и повернул направо один раз, а дальше всё по прямой. Подросток крутит головой в попытках разобрать, где он находиться, однако мало что выходит, и он сдаётся. К чёрту, думать всё равно не хочется, голова начала неприятно побаливала. Похоже из-за холода или из-за всего происходящего в целом, сложно сказать точно, когда не разбираешься в теме. Спешно забегая под навес остановки, Томми наконец-то выдыхает со спокойной душой, на него больше не лилась до мерзкого холодная вода, а благодаря фонарю, что похоже единственный героически продолжал работать, хотя все ближайшие уже давно потухли. Он плюхается на вероятно грязную лавку, которую даже рукой протереть не удосужился, ему всё равно, штаны и так мокрые насквозь, хуже уже не будет. Подросток упирается затылком и спиной о стену остановки в попытке отдохнуть, но выходить весьма нелепо. Тело болит и мёрзнет, хочется в дальнюю комнату на втором этаже третьего по счёту дома с начала улицы. Его комнату, его дома. Он поджимает губы, не в силах сдержать всех тех чувств, что томились внутри, вся та обида и гнев, пожирающие его изнутри. Он хотел вернуться, но не мог, ведь брата, крёстного и отца он не хотел видеть больше. В груди что-то мерзкое кололо его сердце и сжимало лёгкие. Влага в глаз стремительно увеличивала своё количество. Томми не был уверен хотел бы он дать им волю, но и не был уверен желал ли обратного. Он честно совсем не понимал, что чего хотел бы без единого исключения. Чего бы он хотел? — Похоже опять задерживается. — Раздался мягкий голос с другого конца автобусной остановки. От неожиданности Томми дёргается, слегка ударяясь о ту стену, на которую с такой радостью опёрся. Он шипит себе под нос, пока незнакомец на другом конце остановки тихо посмеивается. Как же он его сразу не приметил, похоже голова и правда не в лучшем состоянии. — Чего? — Он откашливается, то ли от испуга, то ли от признаков болезни, что начали постепенно проявляться. Подросток окидывает взглядом того, кто прячется в тени, что так удачно падает именно на его часть. Кто это? Голос точно не женский, мужской. А мужской ли? Может тоже подросток. Хотя какая разница, что ему нужно от него? Томми внезапных разговоров с незнакомцами, конечно, не боялся, но не приятный осадок всё равно присутствовал. Или это просто его чувства всё чаще напоминали о той обиде, что он поселил в груди с недавних пор. Он не знал. — Автобус. Автобус задерживается. — Повторяет человек из тени всё тем же мягким голос, он казался теплее, когда он издавал те смешки. Этому человеку шёл смех. Автобусная остановка. Стоило догадаться, думает Томми украдкой поглядывая на дорожный знак, что стоял совсем близком. Не выставил ли он себя в глазах незнакомца недалёким или быть может просто невежественным человеком. Хотя какая разница, незнакомцы на то и незнакомцы, что с ними не стоит думать о подобном. — Ясно, спасибо. — Отвечает он, стараясь не выглядеть тревожно. Что сделать сложно, учитывая, где он находиться, в каком состоянии находиться и с кем находиться. Здравый смысл в больной голове подростка всё ещё пытался до него достучаться, кто знает, когда и его старания окончатся крахом. — Не видел вас раньше, недавно переехали? — Будто мурлыча протянул незнакомец из тени. Казалось, у него на уме было что-то странное и в то же время до глупости человеческой понятное. Однако Томми всё не мог уловить, хоть что-то, что помогло бы ему понять мотивы своего собеседника. Быть может, это должно было его напугать, но в голове и мысли о подобном не было. Ну что за бедовый ребёнок. — Я не… — Невнятно начинает мальчик, сам не понимая, что именно хочет опровергнуть. В прочем это было не столь важно, всё равно его прервут не дослушав. — Шучу. Присяду? — Он наконец-то выходит из тени, показывая себя во всей красе. Мужчине перед ним нельзя было дать и тридцати, да и в целом сложно представить, что ему было близко к третьему десятку, скорее напротив ко второму. Убрать щетину и синяки под глазами, Томми бы вовсе спутал его со своими ровесниками, настолько молодым неизвестный парень выглядел в глазах подростка. Однако не это привлекло взгляд мальчика. От мужчины не веяло опасностью, ничего такого. Томми был уверен, встретись они при других обстоятельствах он ровно так же не вызывал бы у него настороженности. Для подростка не было чем-то необычным чувствовать, что не стоит доверять всем подряд, даже если это знакомые семьи, сам ведь он не знает их так же хорошо. Но этот незнакомец… не вызывал и толики тех же негативных чувств. Казалось перед ним что-то чистое, заведомо хорошее. — Ты был здесь раньше меня. — Неловко бубнит себе под нос Томми, прижимая свои холодные руки ближе к телу. Ему несколько стыдно, до него дошло, что он буквально пялился на незнакомого человека. — Тоже, верно, однако вежливость никогда не бывает лишней. Так я сяду. — Переспрашивает он, не выражая ничего кроме тепла. Словно маленькое личное солнышко для Томми в эту угрюмую дождливую ночь, мужчина чуть ли не светился, смущая мальчишку, что был похож на бездомного потрёпанного котёнка. Мальчишка нервно кивает, зачем-то отодвигаясь в сторону от насиженного места, зачем, если и так полно пространства? Он и сам без понятия. — Спасибо. — Незнакомец плюхается на скамью совсем близко с Томми, едва ли не касаясь его собственным бедром, которое должен признать, подросток выглядит весьма больше его. Мужчина в принципе выглядел более хорошо сложенным нежели подросток, он на его фоне больше напоминал нелепый скелет, на который натянули кожу и может из жалости чутка мяса. — Не за что. — Пытается улыбнуться Томми, но выходит нелепо. Уголки губ так не к месту подрагивают, создавая картину будто бы он натягивает её через силу, хотя на самом деле искренне старается улыбнуться. — Это уже не тебе решать… Парниша? — Но мужчина не реагирует на это, всё так же приветливо смотря на подростка рядом с ним. У него волосы сухие и взъерошенные, совсем не Томины мокрые. Как одуванчик. — Томми, а ты? — Отвечает парнишка со смешком и ёрзает на месте, слегка задевая соседа бедром, волна тепла сразу же пробегает по нему, а следом за ней и стыд. Чёрт побери, у него же штаны мокрые насквозь, кому понравится если к нему будут липнуть в мокрой одежде? — Дрим. Знаю-знаю, глупое имя, но поделать уже ничего нельзя. — Смеётся мужчина и двигается поближе к подростку окончательно касаясь мокрой одежды и оставляя на своей мокрый след. Если бы Томми не был таким глупым, он бы сразу понял, что его собеседник не страшна влага раз уж он так беспечно подошёл и сел с ним рядом, а не продолжал беседу из своего дальнего угла. — Всегда есть выбор, можно сменить имя. — Признаться честно подросток и сам удивился тому, что сказал. Да ему определённо нравился такой взгляд на жизнь, где всё можно исправить и сделать комфортным для самого себя. Однако он сейчас явно не в том положении, чтобы отстаивать свои убеждения. К тому же говорить подобные вещи про имя, не слишком ли он резок? — Ты опять прав Томми. — На удивление мальчишки, старший спокоен, как удав. И кажется напротив, только и рад тому, что услышал. Вон даже лицо оживилось, парнишка ему явно приглянулся. — Однако я говорил не об этом, мне нравится моё имя не подумай обратного. Но я не понаслышке знаю, что такое носить глупое имя. Люди бывают грубыми, резкими и не редко жестокими. — Он говорит не спеша. Его рассказ не самый радушный, однако на его лице нет ни капли грусти, будто бы его уже давно не волнует. — Мгм… — Кивает он в знак согласия. Его никогда не травили из-за имени, но ему не нравилось своё. Но от чего-то он понимал Дрима и разделял его позицию. Ему понравилось слушать старшего. У него голос приятный и речь поставлена, совсем не скучная бубнёшка большинства старших людей, с которыми он знаком. — Что насчёт тебя Томми? — Вдруг спрашивает старший, поворачиваясь к мальчику лицом. — А? — Удивлённо вскидывает брови подросток, чутка дёргаясь назад, напуганный резким движением. — Говорю, что насчёт тебя Томми. Прости возможно я груб, но в такой дождь не каждый будет разгуливать в такой лёгкой одежде. — Дрим наклоняет голову на бок, как большой пёс, наблюдающий за кем-то поменьше, ожидая что же сделает этот маленький комочек. У мальчишки в кончики пальцев от такого внимания подрагиваю. Как же ему неловко от самого себя, кадык то и дело вздымается то верх то вниз, когда он взглатывает накопившуюся слюну. — Это не твоё дело. — Жмётся Томми от всей той близости, что резко получил. Не то чтобы он был недоволен, скорее смущён и не готов. — Знаю, но твой вид заставляет мою совесть трепетать. Автобус похоже задерживается в разы сильнее обычного, думаю у нас есть… Минут двадцать? А может у нас всего пять, возможно больше часа, кто знает, не подъезжает ли он уже и будет меньше, чем через минуту. — Без стеснения рассуждал вслух Дрим и как-то особенно радостно посматривал на подростка. Словно одними своими поглядываниями хотел согреть мокрого котёнка. — Ты типа философ? — Усмехается Томми опуская плечи и закинув голову назад. Ему сейчас было так хорошо, что даже страшно. Не делает ли он очередную глупость, о которой пожалеет? — Я программист. Но если тебе угодно считай тем, кем считаешь нужным. Не так уж и важно кто я есть, сейчас я просто Дрим с автобусной остановки. — Хохотнул мужчина, заставляя сердце Томми потеплеть в грудной клетке. У этого человек была фантастическая аура очарования, казалось не проникнуться им было невозможно. Или это подросток слишком нерационален? Неважно. — Пхахх, и вправду. Просто Дрим с автобусной остановки… Тогда я просто Томми с автобусной остановки, приятно познакомиться. — Он протягивает ему руку для излюбленного жеста. Нет, не его любимого. Ему это не нравилось это, но и дядя, и отец, и брат, и все знакомы здоровались подобным образом, пареньку было сложно не привыкнуть. Не сразу поняв собственную оплошность, Томми с укором подумал про себя какой он не далёкий, уже ожидая знакомое чувство сжатой до неприятных ощущений ладони, которое он так не любил. — Солидарен. — С улыбкой Чеширского кота Дрим принимает руку, пожимая её. В голове Томми что-то щёлкает. Было совсем не больно. Старший сжимал его руку крепко и сильно, но он не ощущал и капли боли или простого дискомфорта, напротив, казалось, это небольшое касание вселяло чувство какой-то уверенности, надёжности, спокойствия. Подросток пытался вспомнить ощущал ли он раньше такую же безмолвную поддержку от кого-то ещё, на ум никого не приходило, Дрим стал первым, первым и единственным. Мальчик смотрел на руку, что держала его и не мог отвести взгляд, может его заколдовали? Глупость, какая. У него просто рука тёплая, он замёрз слишком сильно, вот и отпускать не хочет. — Так, что же тревожит твоё сердце Томми. — Старший разжимает руку подростка давая той спокойно зависнуть в воздухе. Он наваливается на стенку остановки, ожидая, что же ответит ему его новый знакомый, не скрывая своего игривого любопытства, совсем не стыдясь той детскости, что обычно не присуща стереотипным взрослым. — А теперь он поэт, пытаешься быть крутым? В прочем даже если нет у тебя получается. — Откашливается мальчик, прижимая тёплую от прикосновения Дрима руку к груди. Его не заботило то, как он будет выглядеть в глазах старшего, ему было приятно ощутить хоть и маленький, но источник тепла. Только после того, как его подразнили чужим теплом, он понял, как ему не хватает своего собственного тепла. — Спасибо. — Хихикает Дрим, Томми готов поклясться, что увидел довольный блеск в его глазах. О чём только он думал, странный такой. — Это не комплимент. — Фыркает подросток. Он не хочет грубить, сил нет, но устоять перед возможностью не мог, уж простите его характер. — Хах, как скажешь. Так ты ответишь или всё будешь избегать, да уворачиваться? — По-доброму усмехается старший, закидывая ногу на ногу. Томми от этого в груди что-то ёкнуло. Он хотел было отмазаться или вспылить, чтобы к нему потеряли интерес, как и большинство с кем он общался, будь то учителя, друзья или семья. Однако что-то упорно протестовало этому, что-то внутри. Оно кололо рёбра и низ желудка. — Ну… Даже не знаю, что и сказать в таком случае. С чего начать то? — Как-то отстранённо говорит мальчишка. Дрим смотрит на него и у того в глазах читается, что зря он так резко. Парнишка перед ним сжался ещё сильнее чем до этого сидел и уж точно не от холода. Старший вздыхает не в силах более игнорировать слона в посудной лавке и встаёт с насиженного места. Томми же от такого дёргается, не понимая, что же он сделал не так, что от него так резко отдалились. Сам же допытывал, а сейчас сбежал? Малец уже хотел было встать и начать возмущаться. Только вот не вышло, ему и подняться не дали. На плечи вдруг упало что-то тёплое и немного тяжёлое, от чего уже успевшему привстать Томми пришлось обратно сесть. Это чего сейчас на него накинули? Слегка касаясь подушечками пальцев, он трогает край того, что сейчас покоилось на его плечах, спине и голове. Куртка? — Начни с начала не ошибёшься. — Улыбаясь во весь рот ответил ему Дрим. Он присел напротив него на корточки и запахнул куртку, спрятав парня в подобие кокона. Подросток сразу же почувствовал, как тепло окутало его, словно одеяло и тот не в силах противостоять ему послушно растворился в нём. Стыдливо его уши покраснели, а тело предательски затряслось. По холодным щеками Томми стекло несколько слезинок, тёплых и солёных. От стеснения он постарался спрятать лицо под так удачно спадающим на лицо капюшоном, однако вышло нелепо. Словами не передать, как сильно подросток хотел исчезнуть прямо сейчас, раствориться в той всепоглощающей холодной тьме, в которой он бродил совсем недавно. Слёзы стекали с его щёк одна за другой, пока не превратились в неостановимый поток, а из сомкнутых губ мальчика раздался первое сдавленное скуление. Не совсем ясно для кого из двух людей это стало последним спусковым крючком, но стоило только этому произойти, как оба больше не смогли сдерживаться. Старший обрушился на парнишку, заключив того в свои крепкие, защищающие объятия, а Томми перестав сдерживаться заплакал в плечо Дрима, без грамма стеснения хныча и завывая от всего того, что терзало его сердце. Непонятно сколько они простояли в этом положении, но им с головой хватило этого времени, чтобы Томми выплакался и его истерика поутихла. А пока младший плакал, Дрим заботливо приобнимал его гладя по спине и баюкая, как ребёнка. Наконец-то он рассказал всё, подросток высказал всё что думал и всё о чём его просили. О друзьях, о семье, о дяде, о брате, об отце. Он рассказал обо всём, что его гложило. Забавно, но ни первого, ни второго ни капли не смущало, что они всё ещё незнакомцы с автобусной остановки. Может они узнали имена, а Дрим и чуть больше, однако они всё ещё оставались незнакомцами, не знающими больше данного. Автобус приедет спустя пятнадцать минут, опоздав в итоге почти на час. Дрим извиниться смазано, стыдливо погрев руки мальчишки напоследок и попрощавшись уедет в темноту, не оставив и шанса на новую встречу. А Томми будет смотреть ему в след греясь в ещё тёплою и пахнущей, обнимающим его ранее мужчиной. Со временем и его заберёт испуганный до невозможности Вилбур. Усадит в прогретую до предела машину и всю дорогу будет извиняться перед ним. Будет объясняться и говорить о том, что не хотел, чтобы так получилось, о том, как все жалеют о случившемся, пока Томми продолжит ютиться в куртке на несколько размеров больше его собственного, даже краем уха не слушая болтовню брата. Дома его встретят с объятиями и кучей извинений, а он всё будет думать о Дриме с автобусной остановки.