Если любить, то вечно

После похорон прошло около месяца. Первую неделю было очень тяжело, ноги были ватными и встать с кровати было равносильно смерти, но семья быстро донесла до Маши, что ей есть для кого жить. Слободина услышала их и снова вышла на работу, и она правда пыталась начать смеяться и жить как раньше, только вот это у неё совсем не получалось. Весь этот месяц телефон в квартире Слободиных просто разрывался от звонков, все спешили выразить свои соболезнования. В какой-то момент уже всем надоело слушать одну и ту же заготовленную фразу, произносимую каким-то дежурным голосом.     Апрель вступал в свои законные права, на улице начал таять снег, а Свердловск продолжал находится в том самом угнетении. Машин живот уже начал немного расти, и девушка была вынуждена отказаться от обтягивающих кофточек и блузочек, да и брюки с юбками стали на размер больше.    Был обычный четверг. Маша как всегда работала и из-за шума станков не сразу расслышала голос начальника цеха.  - Слободина! Тебя к телефону! - девушка молча подошла к трубке и сняла её. - Да!  - Марусечка, нам из турклуба звонили,- начала Алевтина Александровна,- документы просят Русины забрать, да и твои тоже надо бы. Я подумала, тебе же по пути, может забежишь за ними?  - Хорошо, мам.  - Ну ладно, аккуратнее только, давай хорошенько.  - Пока.  Смену Маша закрыла только через час, и сделав глубокий вдох, отправилась в УПИ. За этот месяц и он изменился. Больше он не был царством смеха, знаний и студенчества, он стал храмом воспоминаний, которые бесконечно продолжали разбивать Машино хрупкое сердце.      Маша аккуратно постучалась в дверь, и не дожидаясь ответа, зашла в кабинет. За столом сидел Лев Семёнович, в последний раз он виделся с Машей на похоронах, но знал что обязательно встретит её ещё раз.  - Маша, здравствуй!  - Здравствуйте, Лев Семёнович! - Я уже подготовил документы Рустика, вот, держи,- сказал мужчина, протягивая девушке плотно набитую папку. - Я свои тоже хочу забрать. - Ты уверена? Восстановить тебя будет сложно, ты же у нас больше не учишься. - Я уверена.  - Ладно, тогда подожди немного.  - Хорошо.  - Слушай, может и Дятловские документы заодно заберёшь? Просто, я уже месяц прошу Елену Ивановну их забрать, а она всё никак. - Хорошо.  Через 10 минут Лев Семёнович дал Маше две большие папки и тяжело вздохнул.  - Ну всё вроде.  - Прощайте Лев Семёнович.  - До свидания, Маша.  Выходя из кабинета Слободина в глубине души понимала, что никогда больше её нога не ступит в этом университете. Она шла медленно, оглядываясь по сторонам. Каждый сантиметр этого здания был наполнен какими-то воспоминаниями. Например под планом безопасности, висящим возле турклуба, она первый раз встретилась с Игорем. Он, студент первокурсник, врезался в неё и обронил все бумажки, которые только что взял у Льва Семёновича. А она стояла и слова сказать не могла, не отводя взгляд от его серых глаз. На лестнице Маша вспомнила как познакомилась с Юркой Кривонищенко, а возле столовой с Зиной Колмогоровой и Юрой  Дорошенко.      Девушка села на нужный автобус и отправилась к Елене Ивановне, чтобы отвезти документы Игоря. Сердце стучало сильнее обычного, когда она подошла к нужному дому. Заглянув в нужное окно на первом этаже, Слободина увидела маму Госи, сидящую на кухне. Ребёнок тут же напомнил о себе, боль раздалась внизу живота, а лёгкие начали поглощать воздух больше обычного.  - Бабушку почувствовал?- спросила Маша, положив руку на живот.  Она зашла в подъезд и постучалась в дверь. Елена Ивановна открыла практически сразу. За этот месяц, который они не виделись, Дятлова значительно постарела. Она по-прежнему была одета во всё чёрное, а любимый нагрудный платок Игоря всё так же был у неё в руках.  - Машенька! Как я рада, что ты зашла!- сказала женщина, обнимая бывшую невестку. - Здравствуйте, Елена Ивановна! Я тоже скучала.  - Проходи скорее, у меня как раз чайник вскипел.  Маша сняла пальто и разулась. Путь к кухне лежал через всю квартиру, а соответственно мимо комнаты Игоря. Когда Слободина проходила мимо, та невероятная скорбь, пронизывающая до мозга костей, снова окутала её.  Все воспоминания, которые она прятала в своём сердце вырывались наружу и  к глазам подступили слёзы. Но вырвался их поток лишь тогда, когда на кухне она увидела фотографию Игоря с чёрной лентой сбоку. Дыхание спёрло, а слёзы начали неприятно обжигать кожу. Маша не хотела показывать Елене Ивановне свою боль, ей и без этого было плохо. Однако скрыть свои чувства Слободиной не удалось. Мама Игоря как раз развернулась, чтобы поставить чайник на стол.  - Манечка, бедная моя девочка, иди ко мне,- Елена Ивановна поставила чай, обняла девушку и расплакалась. - Госечке там хорошо, он там со своими друзьями, с Рустиком.  - А нам без них плохо!- не сдержалась Маша и расплакалась с большей силой. - Марусь, помнишь как они походы любили, больше всего на свете. Вот они и ушли в вечный поход. Но они рядом с нами, рядом с тобой, где бы ты не была. - Я так по ним скучаю! -  Я знаю миленькая, знаю. Я тоже скучаю, но вот видишь как я сделала, дала себе месяц на скорбь и всё. Как только проходит месяц я начинаю жить для себя. А мне уже сорок семь лет. Ты молодая, у тебя вся жизнь впереди. Ну отпусти ты их, дай им спокойно уйти из нашего мира и остаться в воспоминаниях. - Я не могу… я не хочу, я не знаю как жить без них дальше. Елена Ивановна, простите, что я вот так, как снег на голову, вам и так тяжело, а тут я ещё.  - Марусь, ну ты чего, ты мне как дочка, ты можешь приходить ко мне когда захочешь.  - Спасибо вам,- женщины сели за стол, и Елена Ивановна накрыла своей рукой руку Маши.  - Манечка, как там Алевтина Александровна с Владимиром Вольфовичем?  - Папа хорошо держится, ему надо семью содержать. А мама, ей совсем плохо, неделю назад из больницы только выписали.  - Боже мой! Что случилось? - Инфаркт. Она совсем расклеилась после похорон, так ещё и на заводе проблемы начались и её уволили по состоянию здоровья. Так что она теперь дома сидит, Людой занимается.  - Ну может оно и к лучшему. - Может. А вы как? - Ох, мне в школе отпуск дали, а я дома и минуты просидеть не могла, уехала к тётке в Мариуполь, только вчера вернулась, пытаюсь вот как-то привыкать жить здесь. - А здоровье как? - Да слава богу, не жалуюсь. А ты чего ко мне зашла? Забрать что-то? - Наоборот, я в турклуб ездила, документы забрала, личные вещи.- Маша встала из-за стола и принесла из прихожей папку Игоря. - А какие личные вещи? Нам же всё ещё до похорон отдали. - Не всё, тут их дневники.  - Ой, Манечка, я тебя прошу, документы я конечно оставлю, но дневник забери пожалуйста, я не выдержу иначе.  - Хорошо.  - Я утром разбирала его вещи, что-то раздала, что-то выкинула, а самые любимые оставила. А это, я думаю, у тебя должно быть.- женщина достала из кухонного ящика картонную коробочку. Слободина открыла её и увидела их с Игорем обручальные кольца. - Он их от меня так долго прятал,- с улыбкой сказала она.  - Ага, прятал он их в коробке из под конфет, которые ты не любишь- усмехнулась женщина.  - Гося сказал, что это сюрприз, а ещё что в очереди за ними неделю стоял.  - Да, приукрашивать он любил. Дядька его из Москвы ему привёз и все дела.  - Вот обманщик! А я то думала, вот молодец какой.  - А помнишь, как он тебе предложение делал?  - Помню конечно, стоит весь бледный, думаю ну всё, сейчас в обморок упадёт. Стоим с ним около дома, он с ноги на ногу переминается, мысль сформулировать не может. Я тогда подумала, что что-то страшное случилось, а он вдруг собрался и сказал, будь моей женой. У меня прям камень с души упал. - женщины посмеялись и замолчали. Они пили чай в немой тишине, как вдруг живот девушки резко заколол. Маша поняла, что ребёнок всё чувствует, но сказать Елене Ивановне, что она скоро станет бабушкой, было категорически нельзя. Что она подумает? Замуж выйти не успела, а уже беременная. Нет, Слободина уверена, она обязательно расскажет, но точно не сейчас. - Елена Ивановна, я пойду наверное, не хочу маму лишний раз волновать.  - Ну ладно, Манечка, ты заходи ко мне почаще, только ты у меня и осталась, больше ведь никого нет. - Хорошо, до свидания! Маша села в автобус и уехала. Всю дорогу ребёнок давал о себе знать и заставлял свою маму нервничать. Слободина пыталась с ним разговаривать, ловя на себе осуждающие взгляды окружающих. Люди могли подумать, что она совершенно сошла с ума и разговаривает сама с собой. Эх, знали бы они всё, не смотрели бы на неё, как на сумасшедшую.  - Я дома!- крикнула девушка, закрывая за собой дверь. - Марусечка пришла!- обрадовалась Алевтина Александровна, вставая с дивана. - Как ты моя девочка? Как ребёночек?   - Я хорошо, документы забрала и к Елене Ивановне зашла.  - Как она? - Держится. - Ты не говорила ей?  - Я не смогла. Я обязательно скажу, но попозже, когда боль утихнет.  Маша зашла в комнату и положила папки в стол. Напротив её кровати с недавнего времени стоит кроватка, в которой совсем недавно засыпала внучка их соседки- тёти Нюры. Как только кровать Рустика вынесли из квартиры, засыпать стало значительно легче. Ненужные мысли и воспоминания не лезли в голову и не влекли за собой слёзы. Слободина включила прикроватную лампу и принялась читать походные дневники Игоря и Рустема.  25.01.1959.   Марусь, этот дневник я пишу для тебя. Я уже представляю, как ты будешь локти кусать, что с нами не пошла…  28.01.1959.   Марусь,тут невероятно красиво! Солнце сегодня порадовало нас и светило весь день. Как только поженимся, сразу сюда с тобой пойдём. Тебе обязательно понравится. Лес, реки, склоны и бескрайние горы- это потрясающе!…   30.01.1959.   Марусь, я очень соскучился по тебе. Иногда смотрю на ребят, все весёлые, вдохновлённые, и думаю, как же тебя не хватает… 01.02.1959.  Сегодня почти дошли до вершины, но быстро стемнело и мы решили остаться ночевать на перевале. Метель сегодня страшная, погода нас не жалует. Завтра поднимемся и пойдём обратно. Итак уже на 2 дня из графика выбиваемся, представляю, как ты будешь переживать. Ребята всё такие же весёлые. Юрка и Рустик написали нашу походную газету и назвали её „Вечерний Отортен“, а у Люды с Колей Тибо намечаются любовные чувства, а я всегда знал, что она не безразлична Коле. Ложимся спать, завтра тяжёлый день. Я тебя очень люблю, и очень хочу поскорее увидеться.    Маша читала этот дневник сквозь слёзы. Да уж, локти кусать она начала, но не от зависти, а от собственной бесполезности. Слободина не понимала стоит ли ей читать записки брата, как это отразится на ней и какой отпечаток это всё оставит на её вечно скорбящей душе. Любопытство взяло верх и девушка открыла блокнот.  25.01.1959.  Сегодня очень холодно, но настрой у всей группы невероятный. Я боюсь только одного, проболтаться Госе, хотя о таком секрете даже писать страшно… 29.01.1959.   Солнце уже второй день радует нас. Бескрайний лес и величественные горы, я кажется попал в сказку. У нас очень душевно. Я каждый вечер играю на мандолине, Юрка Криво читает стихи, мы все поём и уже не можем дождаться покорения ещё одной вершины… 31.01.1959.  Сегодня ходил за лапником и увидел, как Тибо и наш многоуважаемый завхоз целуются. Наконец-то смог выдохнуть, а то Люда просто задушила меня вниманием. Подумал сегодня о том, что после похода обязательно скажу Лене Верещагиной, что она мне нравится. Надо было конечно Машку раньше слушать, сказать об этом ещё до похода, ну ладно. Юрка Дорошенко рассказал, что хочет Зине предложение прямо на горе сделать. Так здорово! Я за них очень рад… 01.02.1959.  Мы все скоро уже будем ложиться спать. Сегодня долго провозились с лабазом, началась метель и мы поздно начали подниматься. Остались ночевать на перевале. Не нравится мне эта идея, но Гося не стал меня слушать, как обычно сделал всё по своему. Упёртый, как баран. Я ему говорю, давайте к лабазу вернёмся, там хоть деревья есть в случае чего, но он ни в какую. Как Машка вообще с ним жить будет?…    - Я тебе говорила, Игорь. Твоё упрямство до добра не доведёт,- покачала головой Маша. Она закрыла блокнот и убрала его к документам Рустика.     „Что же с вами случилось“? Этот вопрос Слободина до боли долго прокручивала в своей голове. Кто виноват в том, что восемь молодых ребят и целый инструктор Кауровской турбазы не вернулись домой? Кто понесёт наказание за ужасную боль, с которой теперь должны жить не только близкие и родственники, но и весь город?