...и я по уши влюблен в Майкрофта Холмса

Меня зовут Джеймс Мориарти. Мне семнадцать лет и я по уши влюблен в Майкрофта Холмса. Я был заинтересован им, после он мне понравился, а теперь я с уверенностью могу сказать, что я, блядь, запал на этого зануду. Он такой нелепый, смешной. Ругается на меня за мат, закатывает глаза, когда я курю. Просто невыносимый. У него совершенно глупые рыжие кудряшки, совершенно глупые веснушки на теле, до невозможности глупые оттопыренные уши. И что, спрашивается, в нем может понравиться? А вот, что-то да может. Иначе я никак не могу объяснить то, что у меня так бешено колотится сердце при его приближении, что я так отчаянно краснею в его присутствии, что у меня так трясутся руки. Три дня назад я поцеловал его. Не знаю, каким богам мне теперь молится за то, что он ответил мне взаимностью, потому что он поцеловал меня в ответ. Очень смешно поцеловал, так, прижимаясь губами к моим (явно не целовался до этого никогда). Ещё за плечи мои цеплялся, а потом долго обнимал меня, не глядя мне в глаза. У него плечи такие острые, просто жуть! Он такой весь нескладный, глупый... И такой милый. А сегодня у нас был секс! Ну, если можно так назвать то, что я ему отсосал. И хоть до этого я просто мечтал, что разложу его на столе и выебу во всех известных мне позах, то сегодня почему-то засмущался. Я и смущение, комедия в двух словах! Но это так. Я стоял перед ним, хватал ртом воздух и не смел ничего сделать. Он смотрел на меня своими по-детски чистыми и невинными голубыми глазами и тяжело дышал, отчаянно краснея. Я тогда не придумал ничего лучше, чем плюхнуться на колени и начать стягивать с него штаны. Я хотел его. Чертовски хотел, но мне не хватало никаких моральных сил, чтобы сделать что-то большее. Но этот маленький шаг я старался сделать абсолютно идеальным. Никогда и никому я ещё с таким старанием не делал минет, как ему. Выверял каждое движение, обдумывал каждый свой дальнейший шаг. Он до крови прикусывал свою руку, чтобы не застонать в голос. Ах, как многое я бы отдал за то, чтобы он не сдерживался тогда! Он тяжело дышал, сжимал свои пальцы у меня на затылке. Никому я не давал права тягать меня за волосы, кроме него. А потом, уже когда он кончил, я с упоением зацеловывал все его тощее тело, каждую ебанную веснушку. Потому что красиво. Потому что этот придурок стесняется их, будто это не солнечная россыпь, а уродство, вроде горба у Квазимодо. А они у него просто везде! На лице, на шее, на плечах, на груди, на спине, на животе и даже на бедрах. Я даже представить не мог, что у человека может быть столько веснушек! Майкрофт, Майкрофт. Мой солнечный гепардик. Такой красивый, нежный чувственный и... Мой. До сих пор не могу в это поверить.