Останься со мной

      — Что ж, доброй ночи, детектив, на новом месте, — Ким в последний раз затягивается сигаретой и тушит окурок о подошву ботинка. Снежинки робко оседают на ярко-оранжевом нейлоне авиаторской куртки и тут же тают; ветер ерошит слегка выбившиеся из-под укладки тёмные волосы. За спиной лейтенанта тёплым живым пятном сияют “Танцы в тряпье”, разрезая мрак, в который погрузился вечерний Мартинез.       — Спасибо, — киваешь в ответ ты.        Тебе почему-то хочется сказать что-то ещё, пока вы, единственные живые души на улицах в этот час, стоите в блёклом свете уличного фонаря.        — Славно поработали сегодня! —  Ты начинаешь жалеть о сказанном уже на середине фразы. Брови Кима взмывают вверх, глаза за стёклами очков округляются, но почти в тот же момент он успевает вернуть себе самообладание.        — Наверное, детектив. Но мы снова получили больше вопросов, нежели ответов.       Ты чувствуешь, как от лейтенанта волнами исходит усталость и разочарование. Сегодняшний день вы потратили на исследование побережья и это вымотало вас и физически, и морально. Труп преспокойно продолжал болтаться на заднем дворе “Танцев”, постепенно вживаясь в роль местного арт-объекта. По всем стандартам, трупом вы должны были заняться ещё в первый день расследования, но с самого начала всё пошло не так. Трудно сказать, где вообще лежит это самое начало и в каких плоскостях вселенной искать разрывы, но ты знаешь точно, что твоя роль здесь далеко не последняя.       Труп явно заботит Кицураги больше, чем исследование проклятой торговой зоны или поиск криптидов, но он всё равно соглашается на это. Он верит тебе и твоему "это-совершенно-точно-имеет-отношение-к-делу". Правда, тебе всё ещё не удалось убедить его, что это расследование "совершенно-точно" носит потусторонний характер и "совершенно-точно" связано с тростником. Но в то же время ты, кажется, впервые за свою жизнь боишься потерять чьё-то доверие. Как будто держишь в руках хрупкую фарфоровую фигурку. И если она разобьётся, осколки будут долго терзать твоё сердце.       — Завтра обязательно займёмся трупом, Ким, — подбадриваешь ты напарника.        — Конечно. Выбора у нас нет, — уныло отвечает лейтенант и протягивает руку для прощального рукопожатия. От того, как он своими длинными тонкими пальцами сжимает твою ладонь, кажущуюся на их фоне громадной, тебе вдруг становится тепло.        — Пока, Ким.       Кицураги кивает и разворачивается в сторону "Танцев". Снегопад постепенно усиливается. Тень лейтенанта появляется в прямоугольниках жёлтого света и исчезает за стеклянной дверью. От порыва ветра мокрые пряди волос неприятно прилипают к лицу. Завеса над пустотой в груди снова приоткрывается.        Твоя ладонь всё ещё теплится прикосновением Кима. Ты "совершенно-точно" не хотел отпускать эту руку.       Обратный путь в рыбацкую деревню кажется тебе нестерпимо долгим — ветер норовит сорвать плащ, под ногами хлюпает каша из грязи и тающего снега. Заросли тростника, так и не дающего тебе покоя, стелятся по земле под силой ветра. Ты практически наугад пробираешься к своему новому пристанищу, ориентируясь на пару робких огоньков в соседнем доме. В это время деревушка выглядит жутко — словно всё живое, что здесь оставалось, покинуло мир, оставив лишь чернеющие полуразрушенные хижины да скрипящий на ветру причал.        Комната, предложенная старухой-прачкой, встречает тебя стылым мраком. Из убранства всё только самое необходимое; на кровати высится гора линялых, застиранных одеял, принесённых, очевидно, старушкой, чтобы ты не окоченел за ночь. Серо-синяя ночь заполнила пространство за грязным оконным стеклом, от порывистого ветра хилые доски, из которых сделаны стены, натужно скрипят. В "Танцах" сейчас несравненно лучше — в общем зале тепло, стоит гул разговоров, из динамиков льётся расслабляющая музыка, в воздухе витают ароматы свежеприготовленной пищи. Кстати, о пище. Внезапно ты вспоминаешь, что сегодня вы с Кимом даже не нашли время на перекус. Да что время, у тебя и денег-то на это нет. Гарт, ещё не отошедший от твоих диско-похождений, чуть не убивших его бизнес, маловероятно расщедрится ради тебя даже на засохшую корочку хлеба, а просить у кого-либо деньги тебе и самому уже опротивело, особенно после нескольких раздражённых комментариев Кима о “лице” РГМ.       Желудок, обрадованный твоим вниманием, начинает сокращаться в болезненных спазмах, к горлу подкатывает тошнота. Силы вдруг резко покидают тебя. Ты садишься на скрипящую кровать и сгибаешься, прижимая голову к коленям, чтобы хоть немного облегчить состояние. Боль чуть-чуть отступает, но желудок продолжает дёргаться и рычать, требуя пищи.       Искать еду посреди полумёртвого Мартинеза звучит крайне глупой затеей, тем более, что сил у тебя осталось только чтобы скинуть на стул мокрый плащ, стянуть покрытые слоем грязи туфли и улечься на кровать, зарывшись в одеяла. Резкий запах дешёвого стирального порошка ударяет тебе в нос. Тебе всегда нравилось, как пахнет свежее постельное бельё, однако этот запах имеет мало общего с твоими воспоминаниями. В них ты и Дора наслаждались прекрасным солнечным утром, нежась в вашей постели, а тонкие ароматы порошка и мыла дополняли приятную атмосферу дома. Теперь ты даже не помнишь, где твой дом и есть ли он вообще. У Кима Кицураги наверняка есть дом и он “совершенно-точно” помнит, где он стоит. Возможно, там его ждут чудесные жена и дети, и поэтому ему хочется скорее разобраться с этим делом и вернуться домой. А что будешь делать дальше ты?        Мысли о самоубийстве стали твоими верными спутниками. Они то отпускали, то становились настойчивее, заставляя устраивать шоу перед невинными посетителями “Танцев”. Вряд ли кто-то будет оплакивать тебя. Может, Ким и Дора пару раз сожалеюще вздохнут и через несколько дней оттеснят это воспоминание на самый край сознания, чтобы оно не мешало жить их нормальную жизнь. В которой нет диско, алкоголя, наркотиков, абстиненции, бешеных переработок, разбитого сердца, рыданий посреди ночи и приставленного к виску пистолета. Вот раскроешь дело и тогда…       Ты не сразу обратил внимание на этот звук, трудно различимый сквозь завывания ветра. Кто-то стучал?       — Детектив? Это я, Ким.       Ты надеешься, что не впал в голодную кому и это не один из твоих дурацких снов. Негромкий, с ясным ревашольским акцентом голос твой слух различает безошибочно. Ты поднимаешься с кровати и наспех закидываешь ноги в мокрые туфли. Первым в открытую дверь врывается ветер с порцией снега, а затем вспыхивает заветная ярко-оранжевая куртка, по которой даже в такой мрак не различить лейтенанта невозможно. Что у него в руках?       — Ким? Что ты… Прости, заходи скорее!       Кицураги благодарно кивает и проходит в хижину. Ты закрываешь дверь и поворачиваешься к гостю.       — Что-то случилось? Узнал что-то новое?       Ким в это время бегло оглядывает твоё новое пристанище. Голос внутри тебя подсказывает, что даже это убожество нравится ему больше, чем твой номер в “Танцах”. В руках он продолжает держать какую-то коробку, а под мышкой ты ухитряешься разглядеть ещё какой-то продолговатый предмет.       — Нет, ничего. Я просто.. я принёс вам поесть, — в голосе проскальзывает неуверенность, что для тебя достаточно необычно. Такого Кима Кицураги ты ещё не видел. — Я вспомнил, что мы с вами за весь день ничего не ели и что у вас совсем кончились деньги…       Ким ставит на стол продолговатый предмет, оказавшийся термосом, и контейнер, очевидно, с едой.       Ты стоишь столбом, переваривая информацию. Кажется, ты делаешь это слишком долго, потому что смущение Кицураги нарастает в геометрической прогрессии, а пространство между вами будто уплотняется.       — Если вы не хотите, то я унесу. Извините за…       — Нет-нет! О, Ким, я не знаю как тебя благодарить! — Радость от предвкушения ужина затмевает сознание, поэтому удивление от поступка лейтенанта ты откладываешь на потом.       — Простого "спасибо" было бы достаточно, — с улыбкой отвечает лейтенант. Во мраке комнаты, к большому сожалению, не видно лица Кима, но от одной интонации голоса комната словно наполняется теплом.       — Спасибо, Ким. — Теперь твоё внимание переключается на заветную еду. В контейнере оказывается ещё тёплая варёная картошка с рыбой, а в термосе свежезаваренный чай. — Как только получу зарплату, обязательно верну.       — Не стоит, детектив. Это за счёт “Танцев”. Гарт сегодня расщедрился мне на ужин за счёт заведения, хотя и ворчал по поводу болтающегося трупа. Я решил попросить добавки и тайком принёс вам. — В голосе Кицураги слышится лукавство, он явно очень доволен этой небольшой афёрой.        — Раз так, тогда спасибо ещё раз! — От ароматов еды желудок снова начинает бешено урчать и ты накидываешься на ужин, не стесняясь присутствия Кима. Тот в свою очередь продолжает стоять и делает вид, что смотрит в окно, хотя в нём не видно ни зги.       Тебе непонятно, почему он не уходит спать, но, с другой стороны, ты и не против провести в его присутствии пару лишних минут. Ким отворачивается от окна и осторожно присаживается на край кровати.       — Мне жаль, что ваш участок так с вами поступает.       От неожиданности ты чуть не давишься куском картошки. С минуту вопрос висит в воздухе. Ким не позволял себе вмешиваться в твои непростые отношения с участком, но, наверное, со стороны это и правда выглядело странно.       — Может, я заслужил это? Я же говорил, что ничего не помню. Даже своих коллег по участку.       К твоей амнезии Ким все ещё относился настороженно. Ты готов поклясться, что даже сквозь темень видишь как искривились его тонкие губы.       — Это просто непрофессионально.       — Разбивать служебные машины и терять пистолеты, знаешь ли, тоже, — горько усмехаешься в ответ ты.       Кицураги ничего не отвечает. Пространство между вами снова уплотняется, в нём повисает нечто невыраженное и слишком размытое для вашего понимания.       Тем временем ты расправляешься с ужином. Теперь тебе несравненно лучше, по телу разливается благодатное тепло, веки тяжелеют.       — Спасибо, Ким. Ты спас мне жизнь!       — Пожалуйста, детектив.       На долю секунды ваши взгляды встречаются, но тут же неловко разбегаются в стороны. Тебе кажется, что от присутствия Кима комната стала уютнее, а тьма за окном — не такой пугающей и давящей.       — Я пойду в номер. Завтра нам предстоит сложный день, — Кицураги устало поднимается с кровати и подходит к двери.       От мысли, что Ким сейчас уйдет, тебе снова становится грустно. Останься он, ваш разговор неминуемо ушёл бы в обсуждение расследования, но может тебе удалось бы хоть немного приоткрыть завесу над личностью твоего напарника. Он крайне сдержан и, в отличии от тебя, не готов изливать душу каждому встречному, а все его ответы на личные вопросы кратки и подаются с оттенком "это-совершенно-точно-не-имеет-отношение-к-делу". В таком случае, никто не может помешать тебе начать новый ментальный проект и назвать его "Тайны Кима Кицураги".       — Конечно. Доброй ночи, Ким.       — Доброй.       Ким уже хватается за дверную ручку, но на пару мгновений замирает.       — И да, Гарри. Вы не заслужили этого.       Тебе кажется, что после этой фразы в твоём теле вспыхнуло несколько тысяч лампочек. Это точно не голодная кома? Ты смотришь на неясную, расплывающуюся в темноте фигуру Кицураги. Тебе определённо не хочется, чтобы он уходил. Ты еле держишься, чтобы не схватить лейтенанта за руку и не начать просить остаться на эту вьюжную ночь вместе, как бы глупо и странно это не звучало. Потому что ты слишком устал просыпаться каждую ночь в ледяном поту от кошмаров и утыкаться лишь в скомканное постельное бельё. Потому что ты слишком устал быть… Кицураги аккуратно прикрывает за собой дверь. Снова чернота, снова холод. Снова один.       От пронзающего сердце одиночества ты готов выть. Как можно было настолько потеряться и столько потерять? Кажется теперь тебя спасёт по меньшей мере чудо. Но отчего-то ты понимаешь, что оно ближе, чем кажется. Может, дело всё-таки в тростнике?