ᴘᴀзҕитоᴇ сᴇᴘдųᴇ ҕыстᴘо нᴇ излᴇчиωь.
С рождением близнецов, двух солнышек, как их ласково называла Ирис из-за рыженьких волосиков на макушке - ещё одно напоминание об Ольгерде - в доме фон Эвереков стало шумно. Дети плакали, когда были голодными или требовалось поменять пеленки, что-то по-детски лепетали, когда играли с матерью, бабушкой или приезжающим дядей. Ирис также не заканчивала свою преподавательскую деятельность, на это время с близнецами, которых назвали Армином и Алексием, сидела Аврора. И хотя девушка уставала, на её лице расцветала улыбка, когда она видела своих малышей в колыбельке. Весть о том, что в роду фон Эвереков родилось два наследника, наверное, разлетелась со скоростью света. Для Ирис и малышей было прислано несколько десятков подарков, как и от других дворянских семей, так и от крестьян, которые жили в Драконьей долине. Часть подарков Ирис оставила детям, а другую пожертвовала на благотворительность. Лишнего ей точно не было нужно. На протяжении года Ирис ждала, что вот-вот, услышав слухи, Ольгерд появится в имении, чтобы убедиться в их праведности, но атамана всё не было, поэтому художница оставила свое желание вновь увидеть дорогого супруга. Не впасть в уныние ей помогли только мать и два ползающих по ковру рыжих солнышка с золотистыми, как у нее, глазами.***
«— Почему Ольгерд решил избавиться от О'Дима? Он получил что хотел. — Он заметил, что стал меняться. Его сердце стало холодным, как лёд. Он отвернулся от своей жены, ради которой пожертвовал братом. Так он потерял всё, что любил.»
Ольгерд всегда был человеком слова. Он давал слово невесте, что они обязательно будут вместе, и он сдержал его. Но ценой, которую не каждый был готов заплатить. Мужчина пожертвовал братом, думая, что выиграл у судьбы, а оказалось, что проиграл. Атаман стал замкнутым. Перестал ночевать в одной кровати с возлюбленной Ирис, в которой души не чаял. Начал заниматься гоэтией и тёмной магией. Но все его попытки призвать Зеркало и разорвать договор потерпели крах. Он стал жестоким и безжалостным. С каменным сердцем, он покинул родовое имение, оставляя Ирис в одиночестве, на попечении у трёх демонов. Умом он понимал, что поступает как последний ублюдок, но он больше ничего не чувствовал. Сожаления об уходе не было. И Атаман пустился во все тяжкие. Набеги Реданской компании стали яростнее. Фон Эверек подставлялся чуть ли не под все удары, в надежде, что хоть так он что-то почувствует. Но нет. Физическая боль не приносила ничего абсолютно также, как и моральная. Ольгерд медленно гас на глазах своих друзей. Больше не было азартного огонька в его глазах. Лишь не предвещающая ничего хорошего ухмылка из под рыжих усов. Слухи, о рождении наследников в его собственном роду, дошли до него, когда он был в Новиграде. Сначала атаман подумал, что это какая-то шутка. Ирис не говорила ему ни о какой беременности. Потом была мысль, что девушка завела себе любовника, но и она была отметена. Во-первых, Ирис бы никогда его не предала, а во-вторых, Ключник и кот с псом никогда бы не подпустили никого к брюнетке. Поэтому, мужчина встал со своего места, подходя к говорившим о его жене, и в наглую уселся рядом с ними. Серые глаза блеснули из-под бровей. — День добрый, милсдари хорошие. Краем уха я услышал ваш разговор про род фон Эверек. Это правда, что там родилось два наследника? Сидящие мужчины переглянулись между собой, да плечами пожали, решив, что поговорить с кем-то ещё об этом будет не плохой идеей. — Правда, милсдарь. Госпожа Ирис родила двух близнецов, прекрасных мальчиков. Чудо то, что она смогла выносить их и выжила во время родов. По словам тамошней прислуги, роды были тяжелыми. — Прислуги? — Да. Говорят, что после того, как муж многоуважаемой Ирис покинул имение, девушка перевезла туда свою матушку, и та уже занялась всеми делами. До сих пор не могу понять, как можно было оставить свою беременную жену. А ещё дворянин, ха! Мужчины продолжали что-то говорить, но Ольгерд их уже не слушал. Его жена, его милая Ирис, была беременна, когда он уходил. А он даже и не заметил. И она ни слова не сказала. Атаман сглатывает тяжело. Получается, раз он ушел полгода назад, а родила она недавно, девушка была примерно на третьем месяце беременности, когда происходили все те события. Всё ещё не обращая внимания на продолжившийся разговор мужчин, фон Эверек поднялся с места, выходя из кабака на более свежий воздух, и прислонился к стене, обдумывая всё услышанное. Пару дней назад у него родились двое сыновей. Двое сыновей от женщины, которую он должен любить. И любил когда-то. Мужчине нечем дышать, и это не приступ болезни. Он сплетает пальцы в замок, прислонясь к ним лбом, сжимая крепко челюсти, пытаясь держать себя в руках из последних сил, но не может подавить в себе те слабые проблески эмоций, что пытаются завладеть им и вынудить превратиться в человека, потерявшего внутреннее равновесие. У него в мыслях сейчас тысяча вопросов и оправданий не в свою пользу, а также разбросанных не до конца мотивов. И Ольгерд совсем не знает, что с этим делать. Не говоря ни слова своим товарищам, атаман седлает свою лошадь, отправляясь в сторону Драконьей долины. Скача без остановок, мужчина прибыл к имению к ночи следующего дня. Коня он привязал за углом стены, там же и перелез через нее. У мужчины не было в планах попадаться кому-то на глаза. Он лишь хотел посмотреть одним глазком, на тех, кого, по идее, должен был прижать к своей груди сразу после Ирис. Прячась в темных углах, когда мимо проходили редкие слуги, фон Эверек добрался до места, что находилось прямо под балконом их с Ирис спальни. Почему-то он был уверен, что его супруга именно там и осталась жить. И сейчас там были их сыновья. Забравшись по крепким лозам на балкон, Ольгерд заглянул в приоткрытую дверь, из-за которой слышался женский голос. Некогда любимый голос.Не тревожьте землю птицы, Не ищите ветра в поле. Превратите копья в спицу, Я птенцов собой закрою.
Ирис сидела на теплом ковре, качая двойную люльку, явно сделанную на заказ, из которой доносилось детское улюлюканье. Девушка с улыбкой напевала старинный напев, и мужчина разузнал в нем колыбельную, что когда-то она пела и ему, когда атаман долго не мог уснуть. Воспоминания чуть было не накатили на него, но Ольгерд сдержал этот порыв, не желая раскрыть свое присутствие. Он продолжал смотреть на близнецов и слушать тихий голос.Спите дети, сны в лукошке, Под подушкой тихо спрячу. Щечки в теплую ладошку, Засыпай скорее крошка.
Дети в люльке слабо возились, рассматривая то мать, что сидела перед ними, то потолок над головой. Ольгерд тоже поднял взгляд к нему, тихо усмехаясь в свои усы. Для своих детей, Ирис даже разрисовала потолок, чтобы те смотрели не на простое белое плотно штукатурки. На потолке были изображены различные положительные герои детских сказок, которые, художница вероятно собирается рассказывать сыновьям.Небо засыпай, баю-баю-бай. Сердце тише, не мешай. Силы отдавай, возврати их в край, Где цветёт сирень, где кружится Май.
Ольгерд, стараясь не издать ни одного звука, присаживается за стеной, смотря в появляющиеся на небе звезды. Теперь он убедился, что дети эти точно его собственные, взявшие его рыжие волосы. Насколько он знал, у Ирис в роду рыжих не было, поэтому сомнения точно сошли на нет. Что ж. Атаман был рад, что род не прервется на нем с Ирис, но больше ничего в его душе не колыхнулось. Каменное сердце продолжает быть таковым.Заведите песнь синицы, Пусть им мирный дом приснится. Не смотрите так сестрицы, Верю их спасёте птицы. Неужели ночь в зените, Солнце в поле заманите. Утро в окна не пустите, Мне б ещё теплом напиться. Небо засыпай, баю-баю-бай. Сердце тише, не мешай. Силы отдавай, возврати их в край, Где цветёт сирень, где кружится Май.
Фон Эверек не знает, сколько он здесь просидел в раздумьях. Он не заметил ни как голос Ирис стих, ни как в комнате погасли почти все свечи, кроме одной, что стояла у люльки. Но это было сделано для того, чтобы младенцы не испугались, если проснуться вдруг ночью. Атаман тихо поднимается на ноги, бесшумно проходя в комнату, и смотрит на спящую девушку. Чёрные волосы растрепались по подушке, а лицо было умиротворённым. Ольгерд любил раньше наблюдать за спящей женой. Та выглядела настолько мило, прямо как и сейчас. Мужчина слабо улыбнулся, поворачиваясь к люльке возле кровати. В ней так же спокойно спали маленькие наследники фон Эвереков. Слегка прищурившись, рыжеволосый заметил, что над каждой макушкой малышей, на резной спинке колыбельки были выведены имена. — Армин и Алексий, — едва слышно прошептал мужчина, усмехнувшись. — Добро пожаловать в нашу семью, дети мои. Не удержавшись от желания, атаман погладил малышей по пухлым щечкам кончиком пальца, проделал тоже самое и с женой, и также тихо выскользнул в окно, и за стену, что ограждала его имение. Сев в седло, Ольгерд последний раз осмотрел резиденцию, и отправился обратно в Новиград.