Профессор Со Ёнхо

      Ёнхо трудно дышать.       Тяжело вдыхать и выдыхать горячий воздух в аудитории, когда напротив сидит Юта. Несносный японец напялил белоснежную рубашку, и всё бы ничего, но она просвечивает его тело. Ёнхо отчетливо видит проколотые соски, татуировку и пирсинг в пупке, а также все телодвижения японца; то, как опускается и поднимается его грудная клетка при каждом вдохе и выдохе.       Это медленно, но верно начинает сводить с ума.       Жаркий июнь — пора для сдачи экзаменов и сессий студентов, а для Ёнхо — очередные нервные срывы из-за одного конкретного студента. Мужчина тяжело сглатывает вязкую слюну, что даётся с трудом, когда взгляд падает на каплю пота, стекающую по шее Накамото Юты вниз, очерчивая дорожку до груди. Профессор всё глаз оторвать не может, загипнотизированный. Он очарован своим студентом.       Всем своим существом он хочет Юту — хочет, но не знает, как подступиться. Ёнхо не умеет флиртовать, не умеет делать подарки или проявлять знаки внимания. Ёнхо не умеет показывать любовь. Ёнхо может лишь тяжело вздыхать и завышать оценки японцу, да прощать прогулы его! пар. А ведь он мог бы оставить Накамото на отработку и попытаться трахнуть того на своем столе; разложить среди прочих конспектов и ублажать, пока парнишка не начнет умолять.       Звонок, возвещавший об окончании пар, оглушил, вновь возвращая в реальность. Ёнхо отвлекается от собственных мыслей и наблюдает за студентами, шумно покидающих аудиторию.       Вся проблема Ёнхо заключается лишь в том, что его хотят все — начиная от коллег и заканчивая молодыми студентками, флиртующими с ним постоянно. И единственный, кто не обращает на него должного внимания — Накамото Юта. Тот, кого страстно желает Со Ёнхо. Ему никто больше не нужен.

* * *

      Наблюдать за Ютой издалека стало уже своеобразной привычкой, и мужчина надеется, что делает это до сих пор незаметно. Во дворе университета бо́льшая часть студентов любит проводить время под яркими лучами солнца, развалившись по траве довольной лужицей. И Юта не исключение. Он сидит в окружении своих друзей и весело смеётся, позволяя какому-то первокурснику обнимать себя. Ёнхо ревнует и ничего поделать не может, сжимая пальцы в кулаки недовольно. Он хотел бы оказаться там, рядом с японцем, и обнимать его столь же крепко. Он хотел бы поправлять выбившиеся пряди волнистых волос из небрежного хвостика, и чтобы Накамото Юта улыбался только ему так широко и открыто. Чтобы Юта сидел на его бедрах, чтобы целовал его.       Это уже одержимость. Ёнхо болен, и никакое лекарство его не спасет.       — Профессор… Профессор Со Ёнхо, вы можете уделить мне малость времени?       — Да?       Взгляд невольно падает на подошедшего студента, и мужчина пытается вспомнить его. Кажется, это Ким Донён — третьекурсник с экономического, с безупречной репутацией, староста и отличник. Сплошной идеал, в отличие от Юты.       — Как бы я мог получить зачет по вашему предмету? Понимаете, мне это очень нужно и я…       — Приходи на пересдачу завтра после пар.       — Профессор, а не могли бы вы мне… ну, автоматом поставить зачет? — Донён смущён и переминается с ноги на ногу, нервно дёргая лямку портфеля. — Я все ваши пары без исключения посещал, все работы сдавал в срок и…       — Завтра после пар или незачет, Ким, — Ёнхо не хочет смотреть на студента, чьи щёки уже приобрели розовый оттенок.       — Тогда позвольте узнать, профессор Со, почему моему однокурснику вы поставили зачёт? Точнее, единственному третьекурснику со всего потока? И отнюдь не отличнику. Почему Накамото Юта достоин автомата, а я нет? — кажется, паренёк начинает злиться и уже несвирепо смотрит на преподавателя сквозь очки. — Я пахал целый семестр и…       — Прошу вас не забываться, Ким, с кем и где вы говорите. Если вам так нужен зачёт, завтра вы придёте. Разговор окончен.       Некоторое время Донён всё ещё стоит и недовольно пыхтит, но, сдавшись, уходит, бросив тихую фразу напоследок:       — … небось подставил ему свою задницу или отсосал в аудитории…       Ёнхо ухмыляется — если бы все было так, как сказал Донён… Юта бы на следующий день стоять и ходить вряд ли смог, не прихрамывая. Уж мужчина бы точно постарался вставить своему студенту как можно…       «Прекрати выглядеть озабоченным придурком, Ёнхо. Ты ведь не хочешь возбудиться прямо здесь и красоваться стояком перед ним?»— противный голос дал о себе знать вновь, вынуждая молодого профессора отвернуться от созерцания прекрасного.       Вздохнув, мужчина уходит.

* * *

      Взрослый мужчина с садистским наслаждением хватается за первую попавшуюся под руку вещь — коим оказывается кожаный ремень — и с размаха опускает на дрожащую спину подростка, почти не обращая внимания на всхлипы и мольбы.       Ёнхо встаёт под упругие струи душа и прикрывает глаза, расслабляясь.       Несколько красных полос уже украшают худую спину, что не останавливает его схватиться за раскалённое железо и начать выводить надписи на коже острым концом. Мальчишка под ним заходится отчаянным криком, визжит и хрипит, пытается вырваться из ремней, сковавших его.       — Прекрати визжать как девчонка, тварь. Ты ведь знаешь, что я могу сделать за непослушание, — мужчина шипит и плюётся слюной, наотмашь ударяя подростка по голове тяжёлой ладонью. Слышится легкий хруст и стон, — заткнись, пока не стало поздно.       Ёнхо морщится и регулирует воду наощупь, не желая открывать глаз.       В помещении противно воняет жареным и кровью; подросток боится пошевелиться и всё ещё не уверен, что жив. Адская боль расползается по спине, будто по нему проехался товарный поезд и даже не один. Ему хреново и ему страшно. Страшно до чёртиков, что мужчина вновь вспомнит о его существовании, распивая бутылку соджу в соседней комнате. Внутри закипает злость и обида — дышать тяжело и приходится через раз, чтобы пульсация в носу не отдавала так сильно в голову. Он должен оставаться в сознании.       Ёнхо покидает душевую и накидывает халат, подходя к зеркалу. Он рассматривает лицо, медленно касаясь еле заметной щетины. Нужно снова бриться.

* * *

      Футбольный матч.       Ёнхо не любил их, но после косвенного знакомства с Ютой стал их посещать на регулярной основе. От чего же? Потому что его японец был капитаном футбольной команды университета и привёл свою команду уже не к одной победе. Со частенько любил наблюдать за тренировками, оценивая в первую очередь фигуру парнишки и его навыки как лидера, спортсмена.       Даже случайно попав в раздевалку, мужчине удалось попасть оттуда в душевую футболистов и наблюдать идеальную картину: мокрый Накамото Юта, только с полотенцем на худых бедрах, спрашивал, какого хрена там забыл Со? На тот момент Ёнхо был только рад сыграть роль дурачка и сообщить, что заблудился в незнакомом здании, и наблюдать снисходительную улыбку японца, обещавшего помочь найти выход.       Стоит ли добавить, что с тех пор Ёнхо снились только эротичные сны с участием японца?

* * *

      Юта катается на нём изящно, медленно и словно испытывая стальные нервы на прочность. Оставляет мокрые поцелуи по шее и стонет так громко, что сердце сладко ноет. Внизу живота уже всё давно скрутилось в тугой узел, предвкушая яркую разрядку, но Юта не спешит. Он опускается на чужой член медленно и так же медленно двигается, заглядывая в глаза Ёнхо, прищуриваясь хитро, увлекая. Шепчет развязно, грязно и на беглом английском, умоляя игриво:       — Fuck me, daddy, please… please… — сладкий голос срывается на высокой ноте, и японец вскрикивает, когда мужчина грубо хватается за талию и насаживает жестко, вынуждая принять на всю длину и сразу. Когда Ёнхо берёт контроль в свои руки и толкается в желанное тело остервенело, оставляя багровые следы от зубов по груди.       Когда ему мало и он игнорирует сочащийся предэякулятом член младшего, снова и снова втрахивая его в постель, выбивая все силы. Японец уже не кричит что-то — лишь бессвязно стонет его имя, отчаянно цепляясь пальцами за широкие плечи. Очередной толчок внутрь и…       Ёнхо просыпается в холодном поту, опуская руку к мягкому члену и мокрым от спермы, смешанной с предэякулятом, трусам. Он кончил.       — Сегодня.

* * *

      Ночной клуб «Ирония» один из тех, где всем плевать сколько тебе лет и что тебя сюда привело. Важен лишь кошелёк, набитый деньгами, или услуги, которые ты можешь предоставить в грязном туалете, который давно не видел чистящих средств и качественного ремонта.       Ёнхо не помнит, как именно сюда добрался — в голове лишь туман и желание найти здесь Юту поскорее. Чужие тела притираются к нему, руки лезут к ширинке и что-то шепчут про отсос за долларовые купюры, но мужчина замечает знакомую высветленную макушку у пилона и стремится к ней, морщась от громкой музыки, усиливающейся с каждым мгновением. В помещении душно, и Со расстёгивает пуговицы рубашки, приближаясь к объекту вожделения.       Юта вертится у шеста, будто заправский стриптизер, привлекая внимание толпы и Ёнхо. Мужчина уже ничего толком не рассматривает вокруг, только загипнотизировано следит за каждым плавным движением юноши, его мимикой и полуобнажённым телом. Со упускает из виду то, как близко встал к небольшому подиуму и перестал дышать, когда потный и такой довольный Накамото встал перед ним на колени, разводя их в стороны.       Шикарный вид.       — Профессор Со Ёнхо?.. — на секунду Юта теряет всю смелость и облизывает губы, нерешительно отстраняясь.       Выдержка ломается на куски резко, как и все преграды, что отделяли Ёнхо от Юты, и он грубо хватает парнишку за ноги, утягивая к себе. Толпа верещит теперь громче музыки, а японец всё уверенность себе вернуть не может, медленно скрещивая ноги за спиной мужчины, цепляясь за широкие плечи крепко.       — Если у вас такое большое желание забрать японца на ночь к себе, господин, деньги вперед, — появившийся из ниоткуда малец, явно младше Юты, протягивает ладонь и хлопает ресницами, мило улыбаясь.       Взгляд Ёнхо мутнеет, и он наощупь вытягивает пару смятых купюр, слепо протягивая мальчишке, всё оторвать взгляда от лица японца не желая, не веря.       — Удачно повеселиться вам, господин, — малец хмыкает, пересчитывая деньги, и резко пропадает в толпе.       Руки сами летят к заднице в обтягивающих джинсах, собственнически сжимают и шлёпают с силой, пока губы завладевают шеей. Ёнхо пробирается сквозь толпу быстро, прижимая извивающегося Юту к себе крепко, влетая в туалет с добычей ценной.       — Профессор, я не хочу, чтобы об этом знал кто-то еще, пожалуйста, — японец всхлипывает и смаргивает подступившие слёзы, когда его вжимают в стену жестко, да прикладывают нехило головой к холодной кафельной плитке. — Профессор…       — Мы ведь не в университете. Зови меня Ёнхо, малышка.       Поцелуи обжигающие и грязные — языки сплетаются в страстный танец, пока руки исследуют тело, а мысли покидают гудевшую от напряжения голову. Ёнхо на мгновение отрывается ото рта Юты, расфокусировано наблюдая за дрожащими ресницами и слезами, скатывающимися по лицу. На языке горчит привкус чужой крови и дешёвого алкоголя — для мужчины они, как самый дорогой наркотик, которым он никогда уже не сможет насытится. Хочется всего и сразу: вгрызаться в эту скульптуру античного мастера, отрывать медленно по кусочку и смаковать каждый, наслаждаясь.       — Разденься. Сними с себя всю одежду.       — Что? — Юта тянет неверяще, ощущая, как холодный мороз пробегает по позвоночнику ниже, и мелкая дрожь не желает его тело покидать, пока кислое послевкусие страха оседает на кончике языке.       — Ты прекрасно меня услышал. Сними с себя всё до последней шмотки. Сейчас же, Юта, — Ёнхо прикрывает глаза и грубо стискивает рукой волосы юноши, натягивая до чужого шипения и попытки вырваться. — Иначе я сделаю это сам.       Юте страшно до дрожи в коленках от огней в чужих холодных глазах, но он послушно кивает и проглатывает всё, что ему дают. Ведь ему это нравится больше, чем нежелание вставать голыми коленями в непонятную субстанцию на полу. Такое доминантное отношение к нему его возбуждает. Рубашка и джинсы улетают в сторону быстро, а следом и нижнее белье. Ему за это заплатили, все в порядке.       — Хороший мальчик, — улыбка трогает губы мужчины, и он налюбоваться не может, мягко потрепав юношу по волосам. Вид сверху на обнаженного Юту ахуенен. — Думаю, ты знаешь, что надо сделать.       Расстегнув ширинку, мужчина выдыхает облегчённо, поглаживая стояк сквозь боксёры. Чужие руки быстро избавляют пенис от ткани, и вот уже головка в проворном рту японца. Новая волна горячего возбуждения окатывает Ёнхо с головой, и он грубо поддаётся бедрами навстречу жаркому теплу, окутавшему его. Пока Юта протестующе хватается руками за чужие бёдра и пытается отодвинуться, ибо чужой член отнюдь не маленький, мужчина наматывает на кулак высветленные волосы грубо, жестко проникая по основание, застывает. Ему чертовски хорошо вот так.       Слюна, смешанная с предсеменем и слезами, скатывается вниз по шее, и Юта стонет низко, желая всей своей блядски выгнившей душой, чтобы это представление не кончалось. Колени почти не держат его, и собственный член уже истекает природной смазкой, требуя внимания, ласки.       — Будь хорошим мальчиком, малышка. Не трогай свой член без моего разрешения, — Ёнхо рычит, носком туфель недовольно ударяя по чужим пальцам, обхвативших пенис. — Держи руки за спиной.       Юта мычит разочарованно и всё же послушно исполняет волю Со, теперь уже притираясь пахом к его ноге, в надежде получить хоть какое-то облегчение.       — Ты словно течная сучка, детка. Так напорист, так жаждешь меня, верно? — Ёнхо нравится издеваться, колоть фразами, когда Юта с его членом во рту трахает его ногу, не имея возможности хоть что-то ответить. — Хватит.       Юта плачет, когда мужчина покидает его рот и вынуждает подняться, вжимая в себя, позволяя притираться обнажённым членом к его.       — Он у вас большой, Ёнхо, — выходит хрипло и почти невнятно, но Юта улыбается и тянет руки к чужому пенису, мягко оглаживая.       — Не каждый день тебя таким трахают, да?       — А хотелось бы.       — Не забывайся, детка, я ведь всё ещё твой хён, — Ёнхо проворно скользит руками к чужой заднице и раздвигает упругие половинки, без предупреждения вставляя сразу два пальца.       Юта вскрикивает громко и хватается для опоры за его плечи, раздвигая ноги шире, потому что хён делает приятно. Ёнхо доставляет удовольствие мысль о том, что Юта уже касался себя внизу — его дырка мокрая и растянута; недостаточно, чтобы сразу трахать, но растяжки хватит, чтобы дразнить. Японец всё дрожит и задыхается, утыкаясь носом в чужую грудь, когда два ахуенных пальца его профессора дрочат внутри него. Когда тот невзначай касается его простаты и посылает разряды блаженства по всему телу, заставляя видеть звезды.       — В этом грязном туалете ебут шлюх или же самых конченных мазохистов, которым похуй на всё, малышка, — Ёнхо упивается властью, которая теперь сосредоточена в его руках, и играет, трахая дырку японца уже тремя пальцами, издеваясь. — К какому разряду отнесешь себя ты? Любишь подставлять задницу за деньги или сосать всем ради удовольствия?       — Желание встретить хуй побольше и кошелек, набитый деньгами потуже, хён.       Развернув юношу лицом к покосившемуся зеркалу, изрисованному чёрт знает чем, Ёнхо засовывает ему пальцы в рот. Юта сосет их послушно, слюной смачивая обильно и притираясь задницей к чужому члену, требуя внимания. Вид в зеркале его умиротворяет: сзади стоящий мужчина властен и груб, вынуждает его принять всё и сразу, а Юта только рад.       — Будешь смотреть, как я тебя имею сзади внимательно, малышка.       Юта не успевает сообразить и ответить, как толстая головка пениса прижимается к анусу и тут же проникает внутрь. Если ему было приятно сосать такой член, то чувствовать его в своей заднице ещё лучше.       — Ты тугой, малышка, и так хорошо принимаешь меня, — Ёнхо стонет, медленно проталкивая член в дырку Юты.       Бёдра японца дрожат, когда мужчина толкается сантиметр за сантиметром, заставляя его дырочку приспособиться к такому огромному члену.       — Такой хороший мальчик. Расслабься для меня, детка, — Ёнхо громко стонет, когда погружается внутрь на всю длину. Затем вытаскивает член и снова погружается в японца с силой.       — П-пожалуйста… — Юта взвизгивает, когда его толкают вперёд, вынуждая упереться бёдрами в шаткую раковину, разваливающуюся на глазах. Член растягивает его дырку так широко, что это почти больно. Головка длинного пениса мужчины достигает такой глубины, в которую никогда прежде не проникали, и всё, что Юта может делать — это стонать и задыхаться от боли и удовольствия.       — Какая же у тебя сочная задница, малышка, — не удерживается от комментария Ёнхо, наблюдая, как его член исчезает между упругими половинками.       Ещё один прилив удовольствия проходит через тело Юты от комментария, и чувства становятся ещё сильнее, когда член Ёнхо внезапно попадает в простату, заставляя колени трястись.       — О, боже, — выдыхает он, закрывая глаза.       — Маленькая сучка чувствует себя хорошо? — насмешливо интересуется Ёнхо и замедляет свои толчки.       — Да, хён, — еле выдыхает Юта, потому что это правда.       Оба позволяют наслаждению управлять своим телом и стонут в унисон, не желая останавливаться.       — Чёрт, малышка. Твоя дырка буквально засасывает меня, — начинает Ёнхо, не сводя с Юты глаз, наблюдая за ним через зеркало. — Ты так сильно жаждешь меня.       Голос Юты эхом разносится по грязному туалету, когда Ёнхо на полной скорости вонзается в него, выбивая всевозможные вздохи, стоны и даже крики, врезаясь в его простату. Его разум затуманен от удовольствия похоти, и он наслаждается тем, что может получить прямо сейчас.       Японец, уже наплевав на всё, что оставалось от гордости или самообладания, кричал, срывая голос: «Пожалуйста, ещё. трахни меня сильнее, пожалуйста, еби меня грубее, хён.       — Ты такой шумный, — стонет Ёнхо и отводит ягодицу Юты в сторону, чтобы получше рассмотреть, как покрасневшая дырочка принимает его член. — Ты настоящая шлюха, не так ли?       Юта не переставая кивает, его разум затуманен от удовольствия, граничившего с болью. Он распахивает глаза только чтобы увидеть в зеркале довольное лицо Ёнхо и свой потасканный вид шлюхи, обожающей секс.       — Извини, детка, я не расслышал тебя, — мужчина забавляется, грубо отвешивая шлепки по заднице. — Впрочем, это уже не так важно.       «Сделай ему больно, Ёнхо, давай! Ты ведь хочешь этого, да? Ты любишь Юту, так почему бы не показать ему это? Ну же, давай!» — возглас в голове мужчины оглушает, и он усмехается, когда Юта в недоумении смотрит на руку, обвившуюся вокруг его шеи.       Всего несколько рваных глубоких толчков — и Ёнхо замирает внутри парнишки, кончая. Его оргазм никогда ещё не был настолько оглушительным, ему хорошо. Японец в руках дрожит, сам приходя к финалу и всё пытаясь избавиться от руки на шее, вдруг обмякает, повиснув в руках мужчины.       — Вот мы и познакомились поближе, моя сладкая малышка, — Ёнхо расплывается в улыбке и коротко целует Юту в лоб, блаженно вдыхая аромат чужих волос.       «Умничка Ёнхо. А теперь, свяжи его покрепче и спрячь! Нашего Юту никто не должен видеть, помнишь?» — голос в голове радуется и не скрывает этого, медленно заполняя разум мужчины.

* * *

      Юта никогда ещё не чувствовал себя настолько хуёво. Всё тело будто налилось свинцом и отказывалось подчиняться, он хотел лишь и дальше лежать и никуда не идти.       Университет.       Острая мысль пронзила мозг со скоростью света, и Юта недовольно поморщился, всё же пересиливая себя и садясь на постели. Первое, что его насторожило — незнакомая обстановка комнаты, а комнаты ли? Накамото не заметил ни одного окна или вещи, хоть как-то напоминающей о том, что он у себя дома. Приятный полумрак и голые бетонные стены, от которых тянуло холодом, заставили поёжиться в футболке явно не по размеру.       — Где я, чёрт возьми?       Только не паниковать. Юта не должен паниковать, должен оставаться в ясном сознании, чтобы всякие противные мысли не лезли в голову. Он должен успокоиться и выровнять дыхание, прямо как на уроке по йоге на прошлой неделе. Всё тело напряглось в ожидании непонятного, все чувства обострились, вгоняя японца в состояние, близкое к возбуждению.       — Нужно вспомнить где я был и что… делал, — Юта вздрагивает, усиленно пытаясь восстановить хронологию событий в голове.       Он снова выступал в клубе и танцевал перед толпой наркоманов, пока его не утащил в туалет профессор Со Ёнхо. По коже мурашки от воспоминаний мужчины, нагнувшего его и поимевшего в рот. Юта уверен, что помнит, как кончил и дальше темнота. Он уверен, что очнулся в автомобиле и помнит злое лицо снова профессора Со Ёнхо, будь он уже не ладен. Кажется, его поимели на капоте этого самого автомобиля и снова вырубили, ибо дальше все воспоминания снова как в тумане. Частные участки за Сеулом, большой дом, душ, профессор и новые оргазмы.       — Так много меня ещё не ебали, — Юта морщится, потирая задницу и ноющую поясницу. — Если я дома у профессора, то почему в этом помещении так холодно?       Попытавшись встать, Юта с удивлением и противным комком в горле замечает цепь на своей левой лодыжке, конец которой был ввинчен в стену.       — Что за?!       Накамото больше не может контролировать собственные эмоции и плачет, оседая на пол. Ему теперь по-настоящему страшно. Во рту пересыхает, и мозг выводит отнюдь не радужные картинки, пока сердце отчаянно рвётся наружу, почти разрывая грудную клетку на части. Он не должен паниковать.       Может, его продали в рабство? Юта сам же отрицает это усиленно, ведь какое может быть рабство в двадцать первом веке? Сексуальное. Мозг моментально и услужливо подкидывает новые варианты того, в какую задницу угодил японец, и дрожь по всему телу лишь от одной мысли, что его будут теперь будут трахать постоянно, усиливается. Он не хочет этого, нет.       — Эй, ну ты чего так дрожишь? Здесь ведь не так уж и холодно, малышка. Или ты скучал по мне… Ты плачешь?       Голос знакомый до боли, и Юта неверяще смотрит на дверной проём и фигуру мужчины, смаргивая новый поток солёной влаги.       Нет, нет, нет, нет. Этого не может быть.       — Профессор Со Ёнхо? — губы дрожат, и Юта жмётся к постели, когда мужчина медленно начинает двигаться в его сторону. Пахнет пиздецом и не по-детски.       — Ну же, малышка. Мы ведь не в университете, и я просил, — вздох медленный, будто Со объясняет элементарные вещи ребёнку, а тон мягкий, почти добрый. Вот только Юта готов на стену залезть и выть от страха, потому что профессор не выглядит добрым, похотливо осматривая обнажённые ноги, — называй меня Ёнхо.

* * *

      Начиная с девятнадцати лет для Юты главным приоритетом в жизни — не считая получения высшего образования — стал поиск средств к существованию. Так уж вышло, что родители слишком быстро отошли на тот свет, а родственникам в далекой Японии было абсолютно всё равно, кто он и что ему нужно. Ведь далеко не в каждой семье всё гладко и идеально, поэтому Накамото не отчаивался и лишь искал место подработки, где заплатят побольше, чем в кафе на перекрёстке.       Наркопритон? Юта и раньше посещал подобные заведения, и когда уже встал вопрос о деньгах, он не долго думал — работа не сложная, грязная, но ему подойдёт. Он справится даже с этим, когда кушать хочется каждый день, и платить за квартиру тоже нужно, ведь на улице оказаться японец попросту не мог. Он хотел учиться и любил специальность, на которой оказался, но чтобы работать в этой сфере, ему нужно ещё три года посещать лекции и мотать на ус необходимую информацию.       Японец не единожды пытался найти сахарного папика — такой человек мигом бы помог ему и в финансовом плане, и в интимном тоже, ведь Юта не скрывает, что любит секс. Вот только такие богатые люди на дороге не валялись, и Накамото день за днём пытался не отчаиваться, надеяться, что однажды удача улыбнётся и ему.

* * *

      Мужчина грубо хватает маленького мальчика за лицо и отвешивает звонкую в тишине леса оплеуху, смачно ругнувшись.       — Я ж тебе сказал, выродок. Ещё хоть раз отвернешься, и я заставлю тебя вскрыть этой твари живот руками. Смотри! — в конце фразы он всё же повышает голос на несколько октав и кричит, опуская нож на конечность привязанной к дереву кошке. Любимой кошке маленького Ёнхо.       Мальчик плачет и тут же вытирает слёзы, боясь разозлить ими отчима сильнее, дрожит испуганно и сбитое дыхание выравнять не может. Кошка ведь не виновата. Четвероногий друг кричит и просит о помощи, умоляет, когда мужчина снова делает надрез на брюхе и поливает какой-то жидкостью из флакончика. Ёнхо вымолвить слова не может, старается не забывать дышать и бешено стучащее сердце успокаивает — ему чертовски сильно больно, и кошка ведь не виновата. Крови много, и она на руках мужчины, дереве и ножах. Ёнхо пытается отвернуться и не запоминать, как органы кошки торчат среди скомканной шерсти. Но это всё отпечатывается на подкорке сознания грязной печатью.       — Эти вот выродки похожи на тебя. Не понятно кто их папаша и нахуя их создали, — мужчина ухмыляется и из разрезанного живота кошки швыряет на землю к ногам Ёнхо почти сформировавшихся котят.       Маленький мальчик больше не может сдерживать своих слёз и кричит, пытаясь закрыть маленьких, таких беспомощных созданий своими ладошками, падая на колени, пока мужчина вдавливает их грубой подошвой ботинок в сырую землю. Ёнхо срывает голос и не может поверить, когда из него не вырывается больше ни звука, а котята не шевелятся.       Кошка ведь была не виновата.

* * *

      — Ёнхо, зачем я вам?       — Что?       — Хён, зачем я вам здесь?       Истерика прошла так же быстро, как и началась — Юта удивлён сильно, но ему не страшно теперь. Подумаешь, сексуальный профессор только что вновь его трахнул, но Накамото уже старается не думать об этом и хоть как-то сопоставить факты или размышления. Может, он чем-то ему насолил? Не сдал зачёт? Раз уж профессор теперь так хочет его проучить, Юта не против — пусть только поскорее закончит, и Накамото пойдет спать в свою уютную постельку с мишкой.       Ёнхо застывает у двери всего лишь на мгновение, поворачиваясь к Юте, будто что-то вспоминая:       — Спокойной ночи, малышка.

* * *

      — Я ведь делаю всё верно? — Ёнхо шепчет самому себе, заваривая кофе машинально, всё боясь поддаться соблазну и вернуться в подвал к Юте. Теперь всё его тело сладко дрожит, вкусив долгожданного плода оно требует ещё, чтобы весь Юта отпечатался навечно в нём. — Когда люди… обожают друг друга, то они занимаются сексом, так? Я хорошо ублажаю свою малышку, честно. Я стараюсь для него и встаю на колени, чтобы сделать приятно. Может, сделать ему ужин? Но я не знаю, что он любит… Может, устроить свидание? В дешёвых дорамах так часто делают, но я ведь…       Разговор идет плавно, и мужчина переходит в гостиную, садясь на диван. Чашка кофе на столике, а на идеально выглаженных домашних штанах нет лишней складки. Ёнхо любит порядок.

* * *

      — Одежда должна быть идеально выглажена, слышишь меня, Ёнхо? — мужчина расплывается в гадкой ухмылке, и подростка передёргивает от одного лишь вида его, отвратительного отчима. — Берёшь утюг и очень м-е-едленно гладишь, мальчик мой…       Ёнхо уже забыл имя Бога и не знает кому молиться, когда утюг в руках мужчина проходит в опасной близости от его собственных пальцев. Ему надоело дрожать и бояться.

* * *

      Юта отчётливо понимает, что кричать бесполезно — хуй кто услышит через такие-то бетонные стены его жалобные писки. Если взяли в заложники, то нужно не сопротивляться — в противном случае будет только хуже, и японец почему-то в этом уверен. Надо начать говорить с профессором и попытаться достучаться до него, но вот только как? Накамото теряет счёт времени, не знает, сколько уже прошло и когда вновь увидится с мужчиной. Юта задумывается о том, чтобы угрожать профессору. Да, он явно сам в проигрыше, но если… Накамото решительно отметает эту идею, ведь если что-то пойдет не так, и он сам себе навредит или того хуже — убьёт, сделает этим лучше только Ёнхо. Тот сможет преспокойно продать его на органы и… Юноша одёргивает себя от таких мыслей и решает быть покорным, тихим ребёнком для своей же безопасности. У него ведь грандиозные планы на оставшуюся жизнь, которые хотелось бы воплотить в реальность.       Здесь скучно сидеть без дела, но и трогать чужие вещи нельзя. Может, это разозлит профессора. Юта взвешивает все «за» и «против», после чего убирает волосы в хвост — благо резинка была на запястье, и мужчина её не снял — и внимательно осматривается. В помещении стоят лишь коробки различных размеров, да тумбочка у постели.       — Не густо, учитывая, что я не до всего смогу дотянуться с этой цепью, но и на том спасибо, — довольно шепчет японец, не желая снова думать о плохом.       А точнее, о голоде.

* * *

      У Ёнхо ломка. Ёнхо не может уснуть, хоть до рассвета и осталось жалких четыре часа. Он всё не может перестать думать о Юте, который теперь тут — в шаговой доступности. Ёнхо хочет его ещё. Хочет, но что-то его останавливает. Он не может понять, что именно.       «Ты ведь сам установил в подвале камеры слежения, придурок. Ноутбук рядом, а ты до сих так и не посмотрел, что делает наш малыш? — голос вновь напоминает о себе и смеётся. — Может, наш маленький японец уже добрался до коробки с игрушками и играется с ними, а ты сидишь тут. Может, он пытается удушить себя цепью, а ты…»       — Заткнись, заткнись, заткнись! — мужчина кричит, зажмурившись, бьёт ладонями по лбу. Надеется, что так его прогонит.       Мысль всё же дельная, и Со тянет к себе ноутбук, включая. Сердце снова начинает ускоряться, а в голове звенящая пустота.       Он видит Юту. Он видит Юту в своих старых шортах, еле держащихся на его худых бедрах, и цветастой рубашке, что вытянули из коробки, стоящей ближе всего к постели. Юноша что-то увлеченно читает, медленно перебирая осветлённые локоны. Ёнхо замечает, что ещё несколько коробок распечатаны, но все исключительно с одеждой. На тумбочке замечает упаковку от обезболивающего крема — сам оставил, надеясь, что малышка поймёт.       И почему-то Ёнхо рад, что Юта не нашёл пока коробку с игрушками. Ведь именно сейчас, глядя на такого домашнего парня, ему стало спокойно на израненном куске сердца.

* * *

      Юта просыпается от неимоверной лёгкости в теле и воды. Накамото взвизгивает и распахивает глаза, снова натыкаясь на профессора, обнажённого по пояс. Накамото легко и весело, хочется творить глупости и, конечно же, пересчитать всех бабочек, летающих перед глазами.       — Ах, Ёнхо, ты смущаешь меня. Не смотри так, — Юта тут же хихикает и прикрывает рукой рот, смущённо опуская глаза вниз. Он голый. — Ты меня раздел?       — Да. Ты же хотел бы принять душ? — Ёнхо с трудом отрывает взгляд от воды, стекающей по телу японца, и отходит. — Если это… понадобится может, помощь моя, я буду… тут.       Мужчина тянется к двери и пытается закрыть, но хихикающий Юта его останавливает, призывно поигрывая бровями, да тычется языком себе в щеку.       — Ёнхо, ты разве не хочешь меня? пожалуйста, останься тут, — японец невменяем, и Ёнхо жалеет, что переборщил с дозой наркотика. — Давай, иди ко мне. повеселимся, м?       — Малышка…       — Ты не хочешь меня, да? Я тебе уже не нравлюсь? Я не интересный? — японец, будто ребёнок, обиженно дует губы и руки складывает на груди, чуть ли не притопывая ножкой от негодования. — Значит, я плохо сосу?       — Нет же, малышка, я бы… — Ёнхо хочет умереть на месте, но не выходит, и он лишь делает шаг вперёд вместо положенных десяти назад. — Пожалуйста, не говори так. Ты хорошо сосешь…       — Тогда почему ты бросаешь меня? — губы уже дрожат, а глаза наполняются влагой, и Ёнхо не может больше выдерживать, сокращая ничтожное расстояние вмиг.       — Потому что я зависим от тебя, малышка.

* * *

      С усилием и уговорами, но Ёнхо удается вымыть Юту и завернуть в полотенце, усаживая на барную стойку вымученно. Неугомонный ребёнок хочет теперь всё и сразу, а что радует больше всего мужчину — тот не пытается никуда убежать.       — А мы будем кушать? — Юта болтает ногами из стороны в сторону и головой вертит усиленно, удивленно рассматривая кухню. Ёнхо уже вооружил его ведёрком с мороженым и теперь приступил к более серьёзной пище, всё боясь, что японец куда-то свалится.       — Конечно.       — А что мы будем кушать?       — Очень вкусную американскую кухню.       — А она точно-точно вкусная?       — Да, малышка.       Они завтракают в череде вопросов от Юты и готового на всё ответить Ёнхо.

* * *

      Такую процедуру Ёнхо повторяет пять дней подряд, строго следуя плану. В восемь утра он спускается в подвал и вкалывает Юте новую дозу наркотика, после чего начинает его кормить и вести в душ, всё боясь спросить у опьянённого юноши что-либо, признаться в чём-то.       Тогда что могло пойти не так сегодня? Ёнхо с удивлением смотрит на Юту, сидящего в самом углу постели, испуганно таращившего глаза на шприц в его руке.       — Пожалуйста, не надо. Прошу тебя, хён, — парень выставляет вперёд ладонь, надеясь, что данный жест остановит безумца. Он не хочет подсесть на наркоту, потому что ему уже хочется ещё. — Я буду вести себя как хорошая маленькая собачка, хён. Правда. Я ничего не сделаю поперёк твоего слова, Ёнхо.       Юте кажется, что он несёт бред, но Ёнхо лишь опускает шприц и делает несколько медленных шагов навстречу. Может, не бред всё-таки?       — Хён, что ты от меня хочешь? Я сделаю всё, что попросишь, но только не коли эту дрянь, умоляю…       — Всё сделаешь? — Ёнхо не отводит взгляда заинтересованного, облизываясь, ловит кивок лихорадочный от парня. — Всё, что я тебе скажу, будешь делать беспрекословно. Любая попытка не подчиниться или сбежать… Я за себя не отвечаю, малышка.       Это его шанс.       — Конечно, хён. Всё, что угодно.       Ёнхо улыбается мягко, почти по-доброму, начиная отстёгивать цепь от ноги Юты. Теперь парнишка не дрожит и лишь следит за ним своими невероятными глазищами, комкая в руках футболку. Мужчина тянет Юту за собой, ведёт на первый этаж, в душ. Нужно ведь привести его в порядок?       — Ты будешь смотреть на меня, хён? — Накамото неловко, хоть он уже и был не раз обнажённым перед мужчиной. От чего-то под столь пристальным взглядом к своей персоне он смущается.       — Нельзя?       — Я, просто…       Ёнхо молча отворачивается и застывает статуей, сложив руки на груди.       — Спасибо, хён.       Быстро избавившись от одежды, Накамото залезает в душ и включает воду, блаженно зажмурившись. Пока всё тело расслабляется под прохладными струями, мозг японца усиленно работает, предлагая варианты побега. Может, ударить его по голове и бежать? А что, если он промахнётся? А если в доме есть кто-то ещё? А вдруг во дворе дома злые собаки? Миллион вопросов и ни одного ответа. Юта борется сам с собой, взвешивая в руке стеклянный флакон из-под геля, жмурится. Он боится, что может сделать ошибку, если…       — Какой твой любимый цвет? — слова даются мужчине с трудом, и он прикладывает титанические усилия, чтобы не сдаться на середине предложения, когда во рту пересыхает от волнения.       Флакон выпадает из разжавшихся пальцев и громко разбивается на сотни осколков, отрезвляя на миг Юту. Ёнхо испуганно поворачивается и застывает в нерешительности, разглядывая юношу. Они не могут сказать и слова, все ожидая чего-то.       — Жёлтый — мой любимый цвет, — Юта проглатывает ком в горле и робко улыбается, надеясь заполнить эту давящую тишину. — Знаешь, такой приятный и нежный, что готов тебя согреть даже в самый холодный день. Желтый, который не режет глаз, а наполняет своим светом всё… вокруг.       Ёнхо кивает и молча убирает осколки, чтобы Юта не поранился.

* * *

      Юта ругает себя. Ругает последними словами, что он упустил свою возможность к свободе, да ещё и так глупо. Снова посмотрел в глаза мужчины и не смог устоять, через минуту самозабвенно отсасывая ему. Когда-нибудь его либидо и похотливая натура сведут его в могилу, если ещё не сделали этого.       Юта снова в подвале, но уже не один. Рядом лежащий Ёнхо обнимал его и тихо посапывал во сне, несколько забавляя японца. Накамото всё никак не может выкинуть из головы то, как поступает мужчина. Он не находит логики или мотивов в его действиях, желаниях или скрытых намёков. Юта без понятия, что творится в его голове. Вот только одно он знает точно — его не хотят убить сейчас.

* * *

      Подросток бежал по лесу сломя голову, боясь оступиться или свернуть не туда. Он не хотел возвращаться в дом, где над ним снова будут издеваться. Где его будут унижать. В лесу тихо, и лишь безликая луна наблюдает с небес за Ёнхо, пытающегося вырваться из грязного круга. Руки и ноги уже расцарапаны от случайных веток и сучков, а на лице наливается синяк от недавнего падения. Лёгкие горят огнем, а сердце заходится в бешенном ритме, грозясь разорвать грудную клетку за секунды, но Ёнхо продолжает бежать. Ему нельзя останавливаться сейчас.       Выстрел из охотничьего ружья сзади пугает до чёртиков, а ночные птицы с криком взлетают ввысь. Пропажу заметили слишком быстро.       — Ёнхо! Я ведь предупреждал тебя, маленький гадёныш! — мужской голос слышится слишком отчётливо, и подросток уговаривает собственное тело не сдаваться, не сейчас. — Если хоть раз, блядина, попробуешь убежать… я вскрою тебя живьем, сука!       Слёзы и противное подступающее удушье от недостатка кислорода нервируют, и парнишка старается выровнять дыхание, петляя меж деревьев, будто заяц. Эта погоня закончится для него только победой. Он справится, он сможет.       — Ёнхо!       — Ёнхо, всё в порядке?       Мужчина резко садится в постели, и перед глазами застывает темнота, пока призрак прошлого истошно визжит в ушах. Ёнхо медленно поворачивает голову и смотрит на сонного Юту, поправляющего майку.       — Что я… Что случилось? — собственный голос слишком хриплый, и Со снова ложится, теперь поворачивая голову к Юте, чтобы видеть его лицо так близко.       — Думаю, тебе снился кошмар, хён. Ты слишком быстро начал дышать, будто бежал марафон, а потом что-то шептать, и я не разобрал слов, но в конце ты… проснулся, — Накамото говорит сбивчиво и невнятно, даже не открывая глаз, снова готовится провалиться в сон. — Давай спать дальше, хён…       Ёнхо задумывается всего на мгновение, останавливая взгляд на таких манящих губах юноши. Это последний шаг перед падением в бездну.       — Каждый раз, когда я убегаю от него, боюсь, что он догонит. Эти сны заставляют меня переживать худшие дни моей жизни. Каждый раз я боюсь и ещё ни разу не смог убежать.       — От кого ты убегаешь, хён? — Юта шепчет, боясь нарушить спокойствие Со и его внезапную откровенность. Накамото приоткрывает глаза и прижимается ближе к мужчине, пряча лицо на сгибе шеи и плеча, вдыхая такой приятный запах одеколона.       — От своего отчима.       — Он был плохим человеком? — сон как рукой смахнуло, и японцу теперь интересно узнать что-то из жизни профессора. Всё равно как-то наладить контакт с этим мужчиной надо — не вечно же им только трахаться? Хотя Юта был бы не против.       — Он был ужасным, малышка. Я провёл с ним пять лет и невероятно рад, что однажды мне улыбнулась удача. Мать любила ярмарки, и как-то ей удалось туда вытянуть отчима со мной. Пока они были увлечены покупками, я сбежал и уже больше никогда их не видел.       — Сколько тебе было на тот момент лет?       — Четырнадцать. В двенадцать был совершён неудачный побег, но я не жалел. Я был рад, что во мне ещё остались силы сопротивляться и мозги, чтобы думать о свободе.       — А твоя мать? Разве она ни о чем не подозревала?       — Она была слишком занята бизнесом, чтобы уделять мне достаточно времени. Мы не были так близки, чтобы я с ней чем-то делился, а после запугиваний отчима и вовсе закрылся, — Ёнхо на мгновение видит перед глазами образ матери, но тут же его отталкивает, продолжая: — Отца я плохо помню, только если по фотографиям. Он был военным и служил по контракту в горячих точках, дома появляясь лишь к рождеству. Однажды просто не вернувшись.       — Погиб?       — Я не знаю. Может, ему просто надоела такая жизнь, и он решил исчезнуть из неё.       — Какая такая жизнь, Ёнхо?       — Жизнь, состоящая из контрактов. Свадьба с моей матерью была спланирована, моё рождение, семейная жизнь — всё это ему было не нужно. Думаю, поэтому он и постоянно пропадал на службе. Он явно не хотел видеть нас и посещать светские мероприятия, участвовать там, где ему не рады. Я как-то смирился, знаешь? Мне было обидно, и ненависть к родителям никуда не исчезла, но со временем стала просто менее… острой? Все мои одноклассники… я им всем завидовал.       — Почему ты им завидовал Ёнхо? — Юта шепчет, замечая, как мужчина начинает дрожать, и нерешительно приобнимает его, закусывая губу.       — Они ходили в гости к друзьям, а я сидел дни напролёт дома один. Они ездили с родителями на пикники, а я выходил в сад и ел импровизированный бутерброд в одиночестве. Я хотел хоть с кем-то поделиться своими идеями, мыслями, переживаниями, но день изо дня ни у кого не было на меня времени. Все были заняты лишь зарабатыванием денег и приобретением новой недвижимости. В десять мне понравилась девочка из другого класса, но я снова не знал, что делать. Я ни с кем не мог этим поделиться, никто не сказал, что можно оказывать знаки внимания, дарить подарки. Я догадывался, но когда вечно дарят подарки только тебе — особо не думаешь, что кому-то было приятно тоже их получить, — Ёнхо выдыхает тяжело, а непрошенная солёная влага уже собирается в уголках глаз, нервируя. — Надо мной издевались, подкалывали и всегда искали повод ткнуть в больное. Дети бывают очень злыми. В своё время я не говорил об этом матери, не хотел её разочаровывать, пытался быть лучшим сыном.       — Ёнхо…       — А отчим был садистом. Ему было в кайф найти игрушку для своих развлечений и изо дня в день ломать ей крылья. До сих пор не знаю, что мать в нём нашла, — мужчина корчится и притягивает Накамото к себе вплотную, прикрывая глаза. Ему можно довериться. — Пока мать была в командировках, он любил запирать меня в подвале. Нет, не таком, как этот — тот был грязным, сырым, без света и со всевозможными паразитами, которых я боялся. Я срывал голос и умолял меня выпустить, обещал быть послушным, но его это лишь забавляло. За любую провинность он брался за свой любимый широкий ремень и маленький Ёнхо потом не мог днями шевелиться — так сильно всё болело. Я боялся находиться в собственном доме. Я боялся любого шороха в ночи и долго не мог уснуть, уверенный, что за мной следит он. Он никогда не гнушался любого повода унизить меня, любил мне что-то ломать или избивать.       — Ёнхо… — Юта мягко вытирает ладонью слёзы с лица мужчины и аккуратно целует, надеясь, что так сможет отвлечь от плохих воспоминаний. — Ты не обязан всё это вспоминать, ведь это уже в прошлом…       — Сложно отпускать то, что сделало меня таким ненормальным, малышка. Я чёртов перфекционист, который боится мятой вещи в шкафу и не ровно подрезанного газона, потому что в памяти свежи ругань отчима и тяжёлая подошва обуви на пальцах. Ты знаешь, что он сделал, когда мне не удалось сбежать? Он приковал меня к скамье, избил и раскалённым железом писал на моей спине гадости. Он оставил след на всю жизнь, Юта, — Ёнхо трясётся, и непонятно отчего больше: нахлынувшей злости или обиды, сжимая талию Накамото до побледневших костяшек. — Он вырезал у моей любимой беременной кошки котят, на моих глазах их задавил, и я ничего не мог сделать. Я не мог им помочь, как и другим животным. Он каждую неделю уводил меня в лес на такое «шоу» и каждый раз я надеялся, что это последний. Что больше никто не пострадает.       — Ёнхо, — до Юты медленно доходит, что он уже сам плачет. — Все уже закончилось ведь.       Мужчина чувствует себя жалким, показывая свою слабость перед тем, кто так сильно ему нравится. Вместе с этим приходит и легкость, будто груз, который он несёт всё это время, упал. Ему стало легче дышать.       — Я просто люблю тебя, Юта. Как самый конченный придурок из всех, и жизнь без тебя не имеет смысла. Ты стал для меня центром, что сейчас так близко и отпускать тебя я не намерен. Я хочу быть твоим, но не знаю как, малышка. После всего дерьма, что выпало на мою долю… ты словно лучик света в конце тоннеля, — Ёнхо замолкает и не знает, куда себя деть от внезапной откровенности и стыда. Ему жутко неловко, когда Юта смотрит на него так пристально, приоткрыв рот от удивления. — Спокойной ночи, малышка.       Уснуть Юта смог только под утро, переваривая всю информацию, что на него любезно «вылили».

* * *

      Утром Юта просыпается один. Он чувствует себя потерянным, когда замечает, что дверь из подвала открыта. Это удивляет, ведь Ёнхо всегда её закрывал. Потянувшись, юноша встает с постели, отмечая, что цепи нет, а на тумбочке лежит записка с его именем.       «Бабочки должны летать, верно? Я не хочу ломать кому-то крылья. Береги себя, малышка. P.S. забудь обо всем, что здесь было, прошу.»       Подчерк ровный, и Юта понимает, что Ёнхо его отпускает. Так просто? Где искать подвох? Юта не хочет уходить отсюда вот так просто. Не хочет, но остатки здравого смысла берут верх над желаниями и сомнениями, подталкивая Накамото к выходу из подвала, а после и дома. Он мельком замечает фигуру мужчины, но не оглядывается и спешит быстрее покинуть злосчастное место.       Накамото как в тумане добирается до квартиры, принимает душ и ужинает. Он не может до конца осознать то, что произошло, и всё думает упорно о том, что именно подкинула ему судьба. Новую возможность? Или всё же фобию. Стоит ли покинуть страну или обратиться в органы, заявив о похищении и сексуальном домогательстве, наркотиках. Юта морщится сам же от своих мыслей; бывало и хуже, но тут ситуация иная, другие действующие лица.       «И тебе ведь понравилось. Не отрицай, Юта, это глупо. Профессор явно пришёлся тебе по вкусу».       Накамото устало потирает лицо и смотрит на время. Нужно спать, завтра в университет на последний экзамен.

* * *

      Ёнхо с трудом удаётся сохранить самообладание, когда в аудиторию входит Юта. Юта, который ослепительно улыбается своим друзьям (а друзьям ли?) и смотрит на него в упор, облизываясь. Просыпается дикое желание схватить парнишку и хорошенько так встряхнуть, стянуть штаны и нагнуть над партой, вытрахать из него все крики и заставить умолять о пощаде. Ремнём оставить на упругой заднице следы, которые позже станут шрамами и напоминанием о грубой несдержанности профессора. Исследовать зубами всю шею, с наслаждением чувствуя, как дёргается кадык и из груди вырываются хрипы. Сломать хребет с особой тщательностью и надругаться над телом, используя в угоду ему.       — Профессор? Профессор Со, вы меня слышите?       Ёнхо сбрасывает с себя оковы непрошенных мыслей и смотрит в упор на Юту, который навис над его столом в опасной близости. Мужчина чувствует аромат его парфюма, и голову кружит, хочется притянуть к себе вплотную и не отпускать. Ёнхо сумасшедший.       — Почему вы всё ещё здесь? Накамото, разве вы хотите находиться рядом со мной?       — Допустим, я бы хотел продолжить с вами неформальное общение и за пределами университета. Допустим, в клубе или на нейтральной территории… — слова даются с трудом, но Юта выдавливает их из себя, улыбаясь нервно. — За деньги.       — Накамото, вы… — у мужчины спирает дыхание, и мысли путаются, когда он не даёт отчёт своим действиям, притягивая к себе студента за свисающий галстук. — Вы ненормальный. Бегите от меня пока не поздно. Вряд ли я смогу остановиться и не сделаю вам больно уже по-настоящему.       — А если я хочу? — Юта дрожит, когда чувствует тяжёлое дыхание на своем лице и добавляет почти шёпотом: — Если я хочу трахаться со своим профессором за деньги? Если я нуждаюсь в его члене?       — Ты спятил, — Ёнхо резко встаёт и тянет на себя испуганного парня, заваливая на парту, сжимает с силой запястья над головой. — Но мне это чертовски нравится.       — Только последний вопрос, профессор. Как вы узнали, что я выступаю в «Иронии»?       — Это один из немногих клубов, где со стриптизерами можно трахаться за деньги. Я там один из самых постоянных клиентов.       Ёнхо наклоняется и целует приоткрывшиеся губы жадно.