Володя».
Юра посмотрел на комбинацию цифр, что Володина рука оставила в конце письма, и молниеносно достал мобильный телефон из кармана джинсов. Он набрал замёрзшими пальцами номер, пошли гудки, а сердце готово было выпрыгнуть из груди, потому что страшно, потому что прошло столько лет, много воды утекло. Юра боялся не услышать знакомого, любимого голоса. Боялся, что слишком опоздал, и Володя мог натворить непоправимое. – Алло? – прорезал гудки мужской голос в трубке. – Володя? – неуверенно спросил Юра, а узел страха ещё больше скрутился где-то в животе. – Нет, – ответил голос. – А кто звонит? Зачем Вам Володя? – Это Юра, его старый…друг, близкий друг. Мы познакомились в лагере в 1986 году. – Понятно. – Учтиво сказал мужчина. – К сожалению, Вы опоздали, Володи нет уже 9 лет. И в этот момент внутри Юры что-то резко оборвалось. В глазах потемнело, он еле сдержал себя, чтобы не закричать. А в голове одна и та же фраза «Володи больше нет, Володи больше нет, Володи больше нет». Словно заезженная пластинка, словно зацикленная кассета, которую никак не могут выключить. И Юра подумал, что попал в свой личный ад, потому что он не хотел, не мог этого слушать, но мысли в голове заглушить не получалось. – Вы ещё здесь? – обеспокоенный тон с того конца провода. – Да... – выдохнул Юра и почувствовал, как по щекам катятся непрошеные слёзы. – Как это произошло? Мужчина горько вздохнул, собираясь с мыслями. По звукам было понятно, что ему самому очень больно не то что говорить, даже вспоминать об этом. Но спустя какое-то время он всё же нарушил тишину: – Он…покончил с собой. Удар в самое сердце. Это именно то, чего он так боялся, читая письмо. Но до последнего надеялся, что неправда, что Володя никогда так не поступит, никогда не сделает нечто настолько серьёзное. Или сделает? Ведь не зря же он причинял себе вред и в лагере, и после него. Не зря он так ненавидел себя, что хотел сделать как можно больнее, лишь бы заглушить эти дурацкие мысли, что он грязный, испорченный, ненормальный. Вот, что на самом деле нужно было лечить! Всё это – тревожные звоночки, очевидно говорящие о том, что у человека есть суицидальные наклонности. А желание быть счастливым и любимым – совершенно нормальное. Оно не делает человека плохим или хорошим, грязным или чистым, больным или здоровым. Ах, Володя! Глупый, глупый, Володя! Юре стало так паршиво и обидно. Он хотел собственными руками придушить всех врачей, что пытались вылечить не от той болезни Володю, чем просто-напросто сломали ему жизнь. В то же время ураганом в голове пронеслась мысль, что Юра тоже виноват в произошедшем. «Ты опоздал. Он приезжал сюда и ждал тебя, пока ты пытался строить новые отношения. Ты тоже виноват в его смерти». Осознание этого факта выбило весь воздух из его легких, сдавило грудь. Юра скривился от боли, от правды. – Мне так жаль, – выдавил из себя Юра, – он оставил что-то, чтобы объяснить причину такого поступка? – Нет. Но за год до этого он куда-то ездил. Сказал, нужно выполнить обещание. А после поездки его состояние ухудшилось, он словно стал медленно угасать. – Проговорил мужчина и всхлипнул, пытаясь скрыть это за кашлем. – Простите, молодой человек, это слишком больно вспоминать. Можем мы закончить разговор? Хоть сын умер и 9 лет назад, но память ещё помнит, рана ещё свежа. – Конечно, я всё понимаю. – Извинился Юра, наконец понимая, с кем именно разговаривал всё это время. – Примите мои искренние соболезнования. Голос сдержанно поблагодарил его и отключился. А Юра продолжил смотреть на телефон, не веря в произошедшее. Как переварить эту новость? Как осознать и принять это? А главное – как жить теперь дальше? Он вновь заглянул в коробку, про которую уже успел забыть. Помимо писем там находились ещё вещи. Нот «Колыбельной» больше не было, зато сценарий и сухая, тающая от любого прикосновения, лилия лежали здесь и – что это? – пальцы нащупали новый предмет, которого раньше не было. Старые разбитые очки в чёрной оправе. Те самые. Володины очки. С 1986 года. Но Юра помнил, что в капсулу они их не клали. Значит, Володя положил их в тот раз, когда приезжал сюда с письмами. И наверно он же забрал ноты – на память. А может в надежде, что Юра заметит пропажу и рванет за ней к нему, словно через тернии к звёздам? Но Юра опоздал, и теперь уже ничего исправить нельзя. Как бы он хотел переместиться во времени и дать себе пинка. Если бы он вспомнил о данном обещании! Если бы только приехал сюда в назначенную дату и час! Всё могло сложиться иначе. Володя был бы жив. Его Володя, его первая настоящая любовь, такая сильная и искренняя, такая яркая и смелая. Володя, ради которого он готов был горы свернуть и менялся в лучшую сторону. Володя, который вдохновил его снова сесть за пианино и начать играть, который подарил ему цель в жизни и мечту стать пианистом. Володя, которого он успокаивал и уверял, что их любовь не что-то гадкое и отвратительное, а самое настоящее и чистое, что может быть. Володя, которому он готов был вверить всё: сердце, душу, тело, лишь бы быть рядом. Какой же Юра дурак! Он сам всё испортил, сам подтолкнул любимого человека к этому. – Володя…– он прижал к груди его очки, горько плача. – Я так виноват, я опоздал. Я так опоздал, Володя... Прости меня! Неожиданно налетел ветер, пройдясь по листве ивы, под которой он сидел. Несколько листочков оторвалось и приземлилось Юре на голову и плечи, словно Володя и правда был там, рядом с ним, обнимая и успокаивая, говоря, что он не злится и прощает его.* * *
Сентябрь 1996 Володя так спешил, так боялся опоздать, ведь именно сегодня – спустя ровно 10 лет – они договорились вернуться в «Ласточку», чтобы открыть капсулу времени, оставленную на их месте под ивой. Безусловно, оставшиеся без ответа письма, звонки в никуда и поиски, не увенчавшиеся успехом, пошатнули его моральный дух, но ведь сегодня Юра обязан приехать, он ведь обещал! А обещания нужно выполнять, правильно? Немного воодушевленный, Володя брел по берегу реки, погружаясь в теплые и радостные воспоминания, связанные с этим местом. В голове рисовалось жаркое лето 1986 года, катания на лодке, водяные лилии, их убежище под ивой, где он вырезал на память инициалы их имен, жаркие поцелуи и объятия. Как он хотел вернуться и всё исправить! Как он хотел увидеть Юру и рассказать ему всё-всё! О том, что любит его, что наконец осознал и принял свои чувства, свою сущность, о том, что готов к отношениям и всегда мечтал только о нём. Только бы дождаться мига, когда они встретятся. Побыстрее бы добраться до места назначения, а остальное совсем неважно. За этими мыслями Володя не заметил, как добрался до брода. Несмотря на прохладную погоду, он закатал штаны и прямо в кроссовках пошел по воде, не обращая внимания на появившиеся мурашки на коже. Юра ждёт, какие там мурашки! Весь остальной мир больше не имеет значения. Спустя некоторое время его мокрые ноги вступили на поляну. Ива всё также росла на их месте, даже больше расправив свои размашистые ветви. Она была прекрасна, но гораздо лучше был тот факт, что она до сих пор сохранила на своей коре драгоценные буквы. Володя провёл по стволу дерева пальцами, невольно улыбаясь. Он присел на землю и стал ждать, когда придёт Юра. Секунды, минуты, часы. Время неумолимо шло, день сменился вечером, начинало темнеть. Володя порядком замёрз. Мокрые ноги неприятно обдавало холодом. Он поёжился в куртке, укутался в шарф, но это мало помогло – он помнил, какими прохладными были летние вечера в «Ласточке», чего уж говорить об осени, тут и окоченеть недолго. Через час уверенность в том, что Юра приедет, стала потихоньку сходить на «нет». Ещё через два Володя совсем зачах, уткнувшись головой в колени. На душе было тоскливо и где-то в глубине поднималась обида, смешанная с отчаянием. «Он не придёт. Он уехал в Германию и живет счастливо без тебя. А ты зря проделал такой путь, зря на что-то надеялся. Как и все эти 10 лет. Ты просто ему не нужен, смирись». И тут плотина, что долго сдерживала бурный поток чувств, рухнула. Он взял лопату, которую принёс с собой, и принялся остервенело раскапывать землю. Долгие годы лечения, давление со стороны общества и родителей, тонны успокоительного – к чёрту! Сотни писем без ответа, просьбы, признания, мольбы в никуда – к чёрту! Единственная фотография, которую прислал Юра, и которую Володя хранил, как зеницу ока, – к чёрту всё! Он так увлёкся, что не заметил, как вырыл приличную яму. Лишь звон лопаты о металлическую крышку коробки-капсулы заставил его очнуться от собственных мыслей. Он моргнул и вытащил клад, который они обещали отыскать вместе с Юрой. Внутри всё осталось также – сценарий, ноты «Колыбельной», гербарий из водяной лилии и связанные между собой красные пионерские галстуки, как символ их связи. Связи, как же… Как глупо было надеяться, что Юра появится, что всё вернется на круги своя, что они хотя бы смогут начать сначала, с чистого листа! Сердце защемило от горечи. Ничего уже не будет, как прежде. Последний лучик надежды исчез вместе с холодным сентябрьским солнцем, которое уже давно скрылось за горизонтом, уступая место ночи. Юра не придёт, теперь это очевидно, как дважды два. Володя вытащил блокнот и ручку, которые предусмотрительно носил всегда с собой, включил фонарик, и начал писать последнее письмо Юре. Как оказалось, последнее в его жизни. В него он старался вложить всю свою душу, всю свою обиду и печаль, любовь и страсть, отчаяние и надежду. Он очень хотел верить, что Юра всё же найдёт этот клочок бумаги и прочитает, даже оставил номер для связи. Он положил в коробку все письма, что когда-либо писал ему, решив, что отныне скрывать нечего – теперь он как открытая книга, готов предоставить всю подноготную, лишь бы помогло встрече с Юрой. Также он привез с собой напоминание о юности – старые разбитые очки. Те самые, которые он носил, будучи вожатым в пионерлагере. Володя давно перешел на линзы и в очках больше не нуждался, к тому же ему показалось, что данный атрибут должен быть здесь, именно здесь его законное место – рядом с красными галстуками, сценарием, стопкой писем и лилией. Вся его жизнь, все его чувства здесь – хоть выстраивай хронологию и пиши мемуары. Только вот ноты «Колыбельной» он решил оставить себе, аккуратно сложил и сунул в рюкзак. Око за око, вещь за вещь.* * *
Юра не позвонил ни через неделю, ни через месяц, ни даже через год. На исходе осени 1997 года Володя уже совсем отчаялся и не ждал ничего. С каждым днём он угасал всё больше и больше. Таблетки перестали действовать – вместо успокоения они только усилили его отчаяние и паранойю. Он видел Юру везде, не понимая, что есть реальность, а что плод фантазии. Он ужасно скучал и медленно утопал в своем нездоровом состоянии, не зная, что ещё сделать. В конце ноября он решился на серьёзный шаг. По сути он ведь всегда был готов к этому, да? С тех самых пор, когда варил руки в кипятке или наносил себе увечья. Просто тогда в нём ещё жила надежда, тогда он был полон сил изменить себя и своё будущее. А теперь нет ни надежд, ни самого будущего. Жизнь давно потеряла смысл, в ней не осталось ничего, ради чего стоило бы просыпаться по утрам. Бизнес? Карьера? Семья? Дети? Всё перестало хоть немного привлекать его, а некоторые вещи и вовсе отталкивали. Он не видел никакого просвета. И промозглым ноябрьским утром человек по имени Владимир Давыдов перестал существовать. А Юрка так и не узнал об этом. Он опоздал. Он так чертовски опоздал…