Там, где нет леса

      С вершины холма открывается вид на долину: увядающая зелень, сбрызнутая серебром первого инея, россыпь разноцветно-ярких домов в излучине реки, пока ещё не скованной льдом. Но холодной, такой холодной — он знает, купался на равноденствие.       Здесь почти нет леса, так что чаще он говорит с водой: на земле ли, или в облаках.       Здесь совсем не слышно троллей — Онни до сих пор немного удивляется.       Тогда, на Сайме, когда всё закончилось, Рейнир позвал его в Исландию — и Онни поехал, потому что не знал, куда теперь деваться, как ещё сбежать от прошлого и памяти, от мысли, что он выполнил долг перед семьёй и ему больше ничего не осталось.       Потому, что Рейнир живой, яркий и тёплый, а Онни слишком много времени провёл с мертвецами.       Его дом в стороне от городка, в холмах — вообще-то всего лишь хижина пастуха, но ему хватает. И для мага всегда найдётся работа.       Духи здесь немного другие, но и с ними возможно договориться.       Онни заклинает погоду, ворожит на удачу и на плодородие. Вспоминает то, чего не делал двенадцать лет, но ещё помнит: ритуалы, для которых каждый год, осенью и весной собирались все маги Тойвосаари, даже неукротимая Энси Хотакайнен, которая в магии видела в первую очередь оружие в пару к винтовке, — у деревни никогда не было достаточно хорошей земли для полей, чтобы пренебречь любым шансом увеличить урожай.       Здесь холодный край, и земли тоже не слишком плодородны. В одиночку Онни может сделать не так уж много, но… кое-что может.       А Рейнир учится в академии Сейд и на лето уезжает в Норвегию, к Сигрюн: дочь конунга может позволить себе пригласить на летнюю охоту друга, и то, что он при этом неиммунный исландский маг — это нюансы.       Хорошо, что его специализация — защитная магия. Иначе слишком страшно было бы отпускать его туда. (Сам он не сможет поехать. Не снова.)       Зима подкрадывается тихо и мягко: скорее стылая и ветреная, чем по-настоящему морозная, — но зимой здесь совсем мало солнца, даже меньше, чем было на Сайме и в Кеуруу. Хорошо, что к зиме Рейнир возвращается.       Приходит уже в темноте, так скоро после прибытия вечернего дилижанса, будто почти бежал; бросает отсыревшую куртку на крючок у двери и добродушно шикает на кошку, которая играет шнурками высоких ботинок, пока он их распутывает. А потом шагает навстречу Онни, обнимает, — от него тянет ночной прохладной сыростью, — прижимается щекой к виску, и шёпот — лёгким дуновением по коже: «Я скучал».       (Рейнир всё-таки поверил в опасности мира снов и больше не пытается добраться к человеку, который в реальности в тысячах километров от него. Почти. Ему не хватает терпения на все месяцы летней охоты. Поэтому иногда Онни, обернувшись совой, прилетает сам — по крайней мере, до птицы тварям тёмных вод труднее добраться.)       Рейнир чуть отстраняется, заглядывает в глаза с безмолвным вопросом: что дальше? Чего ты хочешь? Он может тихо обнять, чтобы можно было лежать, чувствуя биение сердца рядом, пока они не уснут; может поцеловать в лоб и заварить свежего чая из листьев смородины и мяты; или уйти, если нужно; может целовать долго и нежно, пока Онни будет отогревать в ладонях его замёрзшие руки; или — жарко, прижимаясь всем телом, будто пытаясь разом добрать всё, чего ему не хватало летом.       Онни тоже так не хватало его.       Он сам заваривает для Рейнира чай; качает головой — «не сегодня», — когда тот предлагает рассказать новости про общих знакомых. На полу тянет сквозняком, за столом — не прижаться друг к другу, так что после того, как Рейнир доедает оставшуюся с ужина ещё тёплую похлёбку, они сидят на постели. Рейнир обнимает его одной рукой, ласкается, утыкаясь носом в шею, а Онни следит, чтобы он, увлекшись, не опрокинул кружку.       Чуть позже — проводит ладонью по плотному замысловатому плетению косы. Расплетать не станет: ему нравятся, очень нравятся распущенные волосы Рейнира, когда они рассыпаются пламенным водопадом, окутывая тело, — но в постели, идёт ли речь о сне или о более откровенных занятиях, они ужасно мешают.       Рейнир спрашивает: «Уже спать, или?..», запускает тёплые руки ему под свитер, предлагает, просит, путается в рукавах и неловко фыркает; Онни целует россыпь солнечных брызг у него на плечах, замирает, прижимаясь щекой.       Рейнир откидывается на постель, утягивая его следом. Ласкает его, забывая о себе, а Онни не успевает откликнуться и позаботиться о нём, может только принимать ласку, бесконечно и бесполезно пытаясь смыть с себя холодные воды Туонелы, ледяное касание каде.       И ненадолго ему станет теплее.       После Рейнир устраивается рядом, обнимая его одной рукой, и натягивает на них одеяло. Потершись щекой об его плечо, шепчет:       — Теперь давай спать?       Онни молча кивает.       Ему хочется плакать, потому что он не заслуживает этого — не заслуживает Рейнира, его тепла, — и не может по-настоящему ответить. И если (когда) Рейнир узнает — это причинит ему боль.       Последнее, что Онни хотел бы — причинить ему боль, но он ничего не может изменить.