«Как раньше»

Щепки брызжут в стороны. Стальной прут оставляет зазубренные вмятины на краю стола. — Сомнительных поступков нет. — Твердо рубит Джабар Каюм. Бьет. — Есть преступление. Снова удар. Треск дерева. — За ересь наказание… Лупит и лупит, бой прута оглушает, хлопает в окна, звенит в ртутных лампах. — Смерть! Хруст. Лязг железных квадратных ног по гранитному полу. Грохот гибели старой мебели. В тишине Джабар обводит всех безразличным взглядом. Тень его неизбежно наступает, и вот он заносит руку с прутом над Майей: — Видно? Она не шевелится, и эхо в учебной комнате шепчет всем за него: — Я разобью тысячи парт, прежде чем сталь согнется. — Он подносит неровный изогнутый прут к самому ее лицу. — И прут обязательно согнется через сто или тысячу жертв. Какой тогда от него прок? У него было много суровых уроков, но этот ярче прочих всплывает в памяти. Прежде казалось, это предостережение — закостенелый ум и слепая вера приведут всех нас к одному концу. Несправедливому и бесславному. Теперь же мне понятно: каждый — стальной прут в руке Джабара Каюма, и вот, наконец, сломался последний. Ну, Майя, вопрос поставлен: какой от тебя ему прок? Ответ очевиден. Вот и все. Поклонись бесплодной пустыне в сердце и признай, что живешь лишь памятью об ушедших, и эта жизнь — не то, чему стоит служить. Не то, что нужно оберегать. Перестук гранатовых камешков у левого уха смолк, по горящему шелку плавятся золотые цветы. Падай вслед за своим лицом в пасть голодной беззубой ночи, омывающей тело Левиафана. Пора признать, Джабар — не отец. Он не придет вытереть тебе сопли и выразить сожаление, а ведь именно его ты так ждешь, Майя. Его глаза пытаешься разглядеть в неприветливом докторе, в нервном ученом, в бармене, который не умеет писать. Больно. Больно утратить в огне последнюю память о Руфь. Больно вдруг потерять — нет, не маску, — свое лицо, свое Имя и дом. Больно в кровь кусать кулаки, как кусала она, и думать, что не придет кто-то близкий и дорогой, чтобы держа за руку обещать — все обязательно станет как раньше. Да и нужно ли оно это «как раньше»? Максум, обойди Тьма дух его стороной, научил меня: и в самый паршивый момент своей жизни, не щелкай по сторонам. Чудо может случиться с тобой, даже если булькаешь из самой грязной лужи. Просто с чудом всегда так — его важно не проморгать. Чудо — это нелепый танец во славу Лика. Чудо — когда простые сладости помогают говорить о таких непростых вещах. Чудо — это палец, приставленный к губам: молчи! И рука, увлекающая прочь из безрадостных владений мрачного доктора. Чудо — это люди. Она ужасно милая и словно себя пришла вытащить из-под надзора доктора. Чудо — рассмеяться, когда, казалось бы, все потеряно. Если подумать, мне никогда не доводилось совершать побег. — Могу я как-то помочь с маской? С остальными разговаривать так… Неудобно. Даже на Садаале. С госпожой де ла Крус — непривычно, но почему-то легко. Может, потому что уже говорили открыто. «Я… ценю. Не знаю, что тут сделать. Новой маски на Майре не изготовить». Слова даются несложно. Сложно смотреть на нее, не опуская глаз в пол, ожидая, как кто-то уставится, проходя мимо. Ну, а как не уставиться? Без маски, расселась в саду, даже вот рубашку больничную не сменив. Если подумать, голой задницей озарила коридоры первого класса. «Меня словно… наголо обрили и без одежды выкинули в люди. Это вот, на деле, от действительности не далеко, но, признаюсь, страшно. Стерли меня как будто. И все, что я деала. Все будут смотреть на тебя, а ты — без имени, и ни бирра не стоишь». Сады здесь, конечно, красивые, да жаль только, что такие ненастоящие. Даже карпы в пруду послушные, как прирученные пустынные коты у контрабандистов с Дабарана. «Как… в этом мире начинают новую жизнь?» Госпожа де ла Крус и сама не знает. Она попыталась, но тут и там эта новая жизнь напоминает ей старую. И глаза горят, когда она слышит про расследования, тайны и заговоры. В ее новой жизни, — даже я вижу это, — сомнение? «Чтобы начать с нуля, думаю, важно меняться, научиться принимать другие решения. И не быть одному. В одиночку не стать другим человеком». А вот — я. Хочу ли действительно стать другим человеком? Пожалуй, нет. Сегодня я хочу убежать, спрятаться от людей в каюте и забиться в дальний угол за синим бархатным креслом. Это понятное и простое желание, но ведь прячась и лелея горе, ничего хорошего не достигнешь. Да вообще ничего не достигнешь. Но завтра хочу жить иначе. Помнить, и больше уже не вспоминать потерянного. Попробовать стать собой, не Призраком с Садааля, а может, даже Майей Машаль. В конце концов, это ли не испытание? Кто-то бежит из трусости, но иным на побег необходима смелость. Я не верю в судьбу, поэтому построю себе свою собственную жизнь. А это путь, который не пройти в одиночестве.