Ванечка, я всегда любил тебя!

Брагинский никак не ожидал, что очередной поход в гости к Джонсу обернется… вот так. Несносный американец лежал во дворе собственного дома, весь поколоченный и, самое страшное — с кровавым пятном на боку! — Ох, ты ж, мать твою, растудыть твою! — Подавился матами русский и, срезая путь через живую изгородь, посаженную вместо нормального забора, ринулся к раненому. — Федька, охламон, кто ж тебя так?! За что — Брагинский уж спрашивать не стал. Этого дурешку всегда было за что отоварить, и посильнее, чем сейчас. Сам Иван частенько хотел приласкать его по буйной головушке своим верным краником. Живая изгородь оказалась больно «злючей». Кусты ранили Брагинского шипами, цеплялись за одежду, но тому было пофиг на подобные мелочи. — Ты только держись! — Иван опустился на колени перед раненным, правую руку положил на кровавый подтек на животе американца, а левой приподнял голову. В груди клокотала злость, темная аура взметнулась до небес. — «Кто посмел?! Кто, его мамашу, посмел побить моего, моего и только МОЕГО США?! Только я имею право!!!» — Ваня… — Донёсся до разъяренного русского слабый голос Штатов. — Я… Мне кажется… Мне кажется, я люблю тебя… — Ты ранен! Сейчас не время! — Вспылил Иван, в панике соображая — что же делать? Ладно, если б Джонса ранил простой человек! А если кто из воплощений?! Маловероятно конечно, но… А ВДРУГ?! Иначе почему америкос в таком плачевном состоянии?! Тогда и скорая мало чем поможет… Нет! Об этом русский думать не хотел! Хоть и был Джонс занозой в его заднице, хоть и творил всякую муть, и бесил страшно, но… Мир без Штатов будет не тот! Скучно будет! Тоскливо! Одиноко… Кое-как взяв себя в руки, Иван выхватил телефон окровавленной рукой. Всё-таки лучше позвать скорую. Лучше же, чем сидеть и бездействовать! Чёрт! А рука-то не слушается! И скользкая… Ещё и неугомонный Джонс не хочет лежать спокойно. Стонет, жалобно так: — Вань… Ванечка… Ты прости… Прости меня, что я тебя доводил… Что пакостил порой… Я ж не со зла! Нравился ты мне… всегда нравился. А как сказать-то? Тогда ты с Франциском что-то там мутил… А я ж ревновал! Потом… не до этого было. А в двадцатом веке эта чертова холодная война! Но я тебя любил… Всегда любил. Ты же… такой… неповторимый! А какие у тебя глаза! Омут! Я тонул в них каждый раз! И… сейчас тону… — Да помолчи ты! Побереги силы! — Снова вспылил Иван, с трудом сдерживая слезы. Ему ведь тоже был небезразличен этот охламон! Как жить-то без него, если… Телефон выпал из ослабевшей руки, а в глазах появились слезы. И Альфред не замолкал, словно назло, заставляя сердце сжиматься от тоски и боли: — Вань… Я чувствую — мне не долго осталось… — Замолкни! Ты ещё всех нас переживешь! — Возразил Иван, прижимая голову Ала к груди. — Нет… — всхлипнул янки. — Вань… Прошу… Напоследок… Перед тем, как я уйду… Исполни мое последнее желание… — Что угодно! — Иван всхлипнул. — П… поцелуй меня! К…как тогда… после войны за мою независимость! Хочу перед уходом почувствовать их тепло… — Хорошо… — Скрепя сердце, Иван приобнял правой рукой своего несносного американца, прижимая к себе покрепче, и… — Кхем! Кххем! Месье Россия, прошу прощения за то, что прерываю вас, но сейчас сюда приедет скорая. — Раздалось над головой Ивана. — Прошу, приведите себя в порядок. Неприлично же встречать людей в таком виде! Иван с трудом прервал последний поцелуй и возмущённо уставился на брата-близнеца Джонса: — Матвей, да как ты?! Он же — умирает! А ты такой спокойный! Да как так?! Кол-кол-кол!.. Вновь взметнулась в небо темная аура. Но исчезла, едва Мэттью Уильямс, он же — Канада, объяснил ситуацию: — Никто моего братца не ранил! А пятно на животе — кетчуп. — К… как… кетчуп?! — Ошарашенный Ванька округлил глаза. — Кетчуп. — Мэттью протянул руку с бутылкой кетчупа в ней. — Этот неотёсанный чурбан протянул мне бутылку кетчупа ногой! Вот я и… — смущённо поправил очки, — не выдержал такого попрания хороших манер и… выдавил кетчуп на него. Ну он от обиды выскочил вокно! И забыл, что мы сели смотреть кино не как обычно на плазме, в гостиной первого этажа, а а его комнате, на втором этаже. Вот и приложился при приземлении головой. Контузило его! Я сразу позвонил в скорую, а тут и вы подошли, пока я звонил… — Ванечка! — Вновь раздался голос контуженного янки. На это раз более бодрый. — Я в раю! И ты со мною! Зачем же ты, Ванечка, пошел за мною?! Но, боже, как я рад! Я смогу лицезреть твои прекрасные глаза вечность!.. ТЮК! И Янки снова затих, повторно контуженный ударом смущённого Ивана. — Черти что творите, пиндосы развратные! Содомиты! Тьфу-тьфу! — Заотплевывался он, всем видом показывая, что он де — НЕ одобряет подобного разврата! Что это только мужчине и женщине разрешено, но никак не двум парням! И вообще — его в расплох застали! А он — скрепный и благочестивый человек!