12 августа, 7:30
Прошло полторы недели с тех пор, как начался наш КМБ. За это время многие немного подтянули свои навыки и выдавали вполне неплохие результаты, но было и человек десять отстающих. Эта несчастная свора постоянно выхватывала и от майора, и от капитана, из-за чего всем остальные одновременно и жалели их, и ненавидели. У меня же пока всё шло довольно легко. Мои показатели по большинству дисциплин были одними из лучших в роте и их ставили в пример всем остальным, от чего мне вечно было некомфортно. Такое ощущение, что мы опять вернулись в школу, ей богу! Сейчас все сидели на завтраке, за которым последуют долгие и изнурительные занятия. Многие не особо хотели снова пахать на этих проклятых тренировках, но оттянуть время не могли, поэтому их глаза были на мокром месте. Мученики недоделанные! Практически все курсанты ели без лишних разговорчиков, лишь ефрейтор Лебедев перешёптывался с четвёркой парней, сумевшей набиться к нему в друзья. С аппетитом поедая гречку, я не обращал особого внимания ни на что, пока ко мне не прицепился Андрей Соколов — один из тех, с кем я подружился ещё в первые дни пребывания в учебном центре. — Володя! — зашептал он. — Чего тебе, Сокол? — я перевёл взгляд на товарища. — Ты задолбал уже меня Соколом называть! — Андрейка надулся, но через пару секунд всё же соизволил поведать причину своего обращения: — Слушай, помнишь, тебе прыжок с парашютом снился? — Помню. — вспомнив этот сон, губы сами собой расплылись в улыбке. Наверное, это — самое приятное и крутое, что снилось мне за всю не особо длинную жизнь. — Так вот. Мне приснилось всё тоже самое! Абсолютно со всеми деталями, которые ты описывал! Только вместо тебя — я. — пока Соколов тараторил это, в его ярко-зелёных глазах горел огонёк. Он тоже явно наслаждался своим сном. — Круто. — я усмехнулся. — Да-а, Сокол… любишь же ты делиться каждой мелочью из своей жизни. Чуть что произойдёт — через пятнадцать минут ты уже вынесешь этим мозги всей роте! — А знаешь, что я не люблю? — Андрей нахмурился и скривил губы, убрав со лба прядь рыжих волос. — То, что ты называешь меня чёртовой птицей! Когда тебе надоест, а? — Никогда. — на моём лице сверкнула хитрая улыбка. — Смирись. Внезапно, наш разговор услышала компашка Лебедева, и они впятером громко заржали, глядя на Сокола, как на последнего дурачка. — Чё ты имеешь против птичек-то? — мерзким голосом произнёс один курсант, не менее гадко хихикая. — Очень смешно. — практически невозмутимо отчеканил Соколов, стараясь быть выше этих придурков и не вступать с ними в стычку, тем более при Суханове, который уже сверлил нас крайне недовольным взглядом. — Да ладно вам, парни, чего к словам цепляться-то? — как бы отшучиваясь, я продолжал хитро улыбаться. Через пару секунд ефрейтор и его банда наконец обернулись назад… надо было заснять их лица, когда они поняли, что капитан всё это время следил за ними! Даже это вечно злое и недовольное существо в погонах немного рассмеялось, увидев их. После такого все моментально заткнулись. Я быстро смёл оставшуюся на тарелке гречку и принялся медленно попивать компот, снова погружаясь в свои мысли. Чем ближе подходил день присяги, тем сильнее мне не терпелось увидеть настоящее училище, а не эту дурацкую учебную базу. Но до неё всей роте предстоит ещё много чего пройти. Например, три прыжка с парашютом, которые почему-то слегка задержали. Крюков рассказывал, что в его КМБ всё шло чуть быстрее и к четырнадцатому числу августа они прыгали уже второй раз. А мы же ещё не прыгнули ни разу. Скорее всего, из-за отстающих. Завтрак вскоре окончился и нас всех погнали на занятия. После всяких трассировок, окопов и прочей неинтересной, хотя и важной шелухи, мы оказались на занятии по стрельбе. Перед стоящими в линию курсантами стоял небольшой деревянный столик, а в метрах пятнадцати от него из земли торчали штук двадцать мишеней, сделанных из то ли из гипса, то ли ещё из какого-то не слишком прочного материала. На столике лежал уже знакомый нам всем АК-74, по которому так же проводились занятия — сначала по разборке-сборке, потом по чистке, а затем уже по стрельбе. Слева от автомата слегка небрежно лежало столько же магазинов к нему, сколько было курсантов в нашей роте. — Итак, бойцы, — заговорил стоявший чуть вдали от нас майор Данилов, — у вас уже было три занятия по стрельбе и пора проверить, как хорошо вы усвоили полученные знания, а заодно подтянуть вашу скорость. Сейчас вы, вставив магазин в автомат, должны будете в одиночном режиме стрельбы сбить все эти мишени за 15 секунд, а затем вынуть магазин и встать обратно в строй, освобождая место следующему курсанту. Учтите, что патронов во всех магазинах столько же, сколько и мишеней — двадцать, поэтому если хоть раз промахнулись, то считайте, что уже проиграли. Однако каждому будет дана вторая попытка. Всем ясно? — Так точно! — синхронно ответили курсанты. — Вот и отлично. Итак, первым будет… Коваленко! Слегка растрёпанный парнишка вышел из строя, подошёл к столу, взял автомат и вставив в него магазин, начал палить по мишеням. Наблюдая за ним, я понял, что режим стрельбы уже выставлен на одиночный и его не придётся переключать вручную, что было весьма неплохо. Коваленко отстрелялся без особых проблем и сбил все мишени, после чего отсоединил пустой магазин от автомата, положил его на правую часть стола и оставив автомат посередине, вернулся обратно в строй. — Девять секунд. Неплохо. — прокомментировал результат курсанта Данилов, а затем вдруг глянул на Крюкова, что тоже сейчас, как и всегда, был с нами. — Крюков, верни мишени на место! — Есть! Сержант вышел из строя и начал снова втыкать поваленные мишени палками в землю, закапывая их туда руками. Мне, как и другим курсантам, казалось, что они просто снова попадают, но этого не случилось. Вскоре все двадцать мишеней опять гордо возвышались над землёй, хоть в каждой из них и было по дырке. Закончив поручение, Крюков спокойно вернулся к нам. — Спасибо. — майор благодарственно кивнул ему, а затем вызвал следующего испытуемого. — Орлов, ты следующий! В среднем, результаты других курсантов были тоже в районе восьми-девяти секунд, только Соколов, которого вызвали раньше меня, смог управиться за семь секунд. Однако был у нас парень лет девятнадцати, который отличился, причём в очень плохом смысле. — Топольский, ну вот как так, а? — разговаривая с ним, Данилов снял с головы кепку и крутил её в руках, обнажая очень короткую прилизанную белокурую причёску, которая была абсолютно незаметна под головным убором. — Объясни мне: как можно было за две попытки сбить всего 8 мишеней и потратить на них все пули? — Н-ну… ну… — Ну-ну… загну! — офицер тяжело и раздражённо вздохнул. — У нас остался один только Макаров. Прошу. Тихо вздохнув, я подошёл к столу, взял автомат и вставив в него последний заполненный магазин, начал стрелять по мишеням. Стараясь делать всё как можно быстрее, мне совершенно было всё равно на то, что происходит у меня за спиной. Но вскоре все мишени были сбиты, а пушка положена обратно на стол уже без магазина. Мой взгляд сам собой скользнул в сторону Данилова. — Семь секунд. Хорошо, Макаров. — он лишь улыбнулся мне. Уже вечером, после того, как Суханов нас всех пересчитал, из его уст прозвучали весьма интересные и слегка неожиданные слова: — Прежде, чем прозвучит команда «отбой», я хотел бы сообщить вам кое-что важное. Как вы все знаете, за период прохождения курса молодого бойца, каждый десантник должен совершить три прыжка с парашютом. А в этом году их задержали из-за товарищей отстающих, которые так долго учились правильно подготавливать парашюты, что мне заранее страшно подумать про непосредственное использование. — капитан на пару секунд замолчал, окидывая десятку бедолаг презрительным взглядом, а затем продолжил. — Но мы не сможем оттягивать момент первого прыжка вечно! Руководством училища был дан приказ, по которому вы все должны будете прыгнуть завтра. Поэтому, дорогие мои, готовьтесь — вечером, после остальных занятий, вас ждут по-настоящему острые ощущения!***
13 августа, 16:00
Вечерело. Все занятия давно уже закончились и мы в полном десантном обмундировании, да ещё и с оружием, в две полосы стояли перед гудящим самолётом Ил-76, ожидая, когда нам позволят зайти внутрь. Я находился в правой полосе и молчал, в отличии от большинства других ребят, которые непрерывно галдели, словно надеялись таким образом утихомирить своё волнение. Однако вскоре была дана команда идти в самолёт. Оказавшись в салоне, мы расселись по откидным креслам. После посадки нам ещё раз бегло повторили, как должен быть закреплён парашют и система стабилизации. Благо, у всех всё было правильно. — Ну что, бойцы, — произнёс майор Данилов, смотря на нас с лёгкой улыбкой, — весь наш путь займёт часа полтора и лететь мы будем долго, поэтому кто хочет — может вздремнуть. Но большинство курсантов не спали. В самолёте снова начался тихий галдёж, все делились друг с другом своими переживаниями и нервно посмеивалась. Однако какие-то конкретные фразы было крайне тяжело услышать из-за оглушающего гула самолёта, да и я особо не интересовался чужими разговорами. Меня на этот раз никто не трогал, даже Соколов, поэтому, погрузившись в свои мысли, я через время всё-таки заснул, будто убегая от своего волнения. Следующие полтора часа прошли как секунды, прежде мой сон и сон некоторых других бойцов разрезал громкий возглас: — Приготовиться! Все тут же открыли глаза и наш выпускающий начал быстро пристёгивать к туго натянутому металлическому тросу камеры стабилизации каждого из нас за специальный карабин, а затем пристегнул карабин своей камеры к фалу, прикреплённому к отдельному тросу у двери. До прыжка оставались считанные минуты. Когда все наши карабины были пристёгнуты, мы сели обратно на свои места, максимально собравшись, как нас учили до этого. Курсанты застыли, устремляя серьёзные взгляды перед собой. На их лицах не было ни единого признака волнения, ни одной лишней эмоции. Я тоже застыл, изображая полнейшее хладнокровие, хотя моё сердце от переживаний билось так, что рисковало взорваться, как граната. Вскоре открылась задняя рампа самолёта и слегка прохладный воздух ударил в салон. Ещё через минуту открылись боковые двери и поднявшись со своих мест, мы мелкими шажками подошли к двери и начали выпадать из неё один за другим. За несколько секунд до того, как пришла моя очередь, я встретился взглядом с Даниловым. — Страшно? — с хитрой, но доброй ухмылкой поинтересовался майор. Я лишь глупо улыбнулся ему, а затем выпрыгнул. Дальше для меня был один из самых страшных, но и одновременно захватывающих моментов за всю жизнь. Несколько секунд свободного падения казались целой вечностью, ветер свистел в ушах, нагоняя ещё больше волнения. С моих губ сорвался негромкий вскрик, а затем парашют раскрылся и крик превратился в короткий нервный смех. Подо мной плыли красивейшие пейзажи, пока я медленно опускался обратно на точку вылета. Леса, поляны, реки… все они казались такими маленькими, словно игрушечными. Разглядывая их и чувствуя, как ветер подгоняет меня, лаская спину, мой разум испытывал истинную, непоколебимую эйфорию. Спуск занял не больше двадцати минут. За пару секунд до того, как мог случиться очень печальный финал, моя расслабившаяся башка вспомнила, что надо свести ноги вместе и вовремя успев это сделать, я шмякнулся левым боком об землю. На вечернем построении нас не забыли спросить о впечатлениях. — Ну что, товарищи, как вам первый прыжок? — спросил Суханов. Мы все дружно переглянулись и поняли, что думаем об одном и том же, не зная, как выразиться цензурно. — А материться можно? — осторожно поинтересовался Лебедев. — Можно. — с широкой улыбкой во весь рот встрял Данилов, перебив капитана. — ЭТО ОХУЕННО!!! — воскликнула вся рота.