Букет чайных роз

      Открывать ранним утром глаза тяжело. Особенно тяжело это делать, когда голову буквально разрывает от похмелья. Ведь вечером, когда вливаешь в себя большую дозу алкоголя, о последствиях особо не задумываешься. Вернее, о последствиях не думаешь вообще.       Юля еле как нашла в себе силы разлепить тяжелые веки. Внутри черепной коробки стоял нереальный гул, а в горле пересохло до такой степени, что она готова была выпить целый бассейн воды.       Приложив холодную ладонь ко лбу, проморгавшись, девушке удалось, наконец, сфокусировать взгляд. Картинки минувшей ночи стали всплывать в голове. Обрывками, правда, но суть того, что ночь она провела сегодня не одна, все же удалось словить.       Сев в постели, прикрывая обнаженную грудь одеялом, Юля огляделась. До боли знакомый интерьер спальни был погружен в полумрак из-за плотно задвинутых штор. Одежда валялась в хаотичном беспорядке на полу, а простыни смялись под двумя разгоряченными телами.       Переведя взгляд влево, она наткнулась на мирно сопящего Пчёлкина. Тот, в своей привычной манере спал на животе, уткнувшись лицом в подушку. Бедра были прикрыты одеялом, а под кожей спины напрягались мышцы, ему, вероятно, что-то снилось. На спине виднелись полосы от её ногтей, которые она оставила вчера в порыве страсти. Волосы, уложенные вчера обильным количеством геля, сейчас были в культурном хаосе. Только если раньше они торчали в разные стороны и на затылке, сейчас их там было в разы меньше, чем когда-то.       Юля осторожно, чтобы не издавать лишних шорохов и не разбудить Витю, поднялась с постели, натягивая платье, чья дорогая ткань была вся в заломах. Окинув ещё раз взглядом спальню, она сквозь открытую дверь проскользнула в коридор, оказываясь после в ванной комнате.       Короткие волосы были все взлохмачены. Она вспомнила, как Витя крепко сжимал между пальцев темно-каштановые пряди, когда она ритмично двигалась на его члене, сидя верхом. Помимо приятной тяжести внизу живота, о минувшей страстной ночи напоминали синюшные засосы на тонкой шее.       Тушь под веками вся осыпалась. Умыв лицо прохладной водой, ей стало легче. Это помогло взбодриться, несмотря на пробежавший по нежной коже холодок. Юля до последнего не понимала, как могла вчера позволить себе выпить столько лишнего, чтобы позволить этому случиться.       Покинув пределы ванной комнаты, она, по-прежнему, стараясь не издавать лишних шорохов, чтобы не разбудить Витю, тихими шагами прошла в прихожую. По пути, в тени квартиры, Юля отмечала на настенных фотографиях скопившиеся слои пыли.       На цветных картинках, спрятанных под стеклом, были будто кадры из какого-то фильма. Пчёлкина уже и забыла, что когда-то она была в главной роли одного из таких фильмов. Мелодрама, с печальным концом.       Вот тут они на фото вдвоем на фоне родильного дома, Витя держит на руках маленький розовый сверток, пока Космос их фотографирует. Рядом Юля стояла одна возле какой-то известной достопримечательности, во время их медового месяца. Самой крайней была их фотография со свадьбы, где они танцевали свой первый танец в качестве мужа и жены. В альбоме хранилось ещё большое количество подобных.       Раньше они были счастливы. А сейчас этого нет. Все превратилось в пыль.       Набросив пальто, она, окинув последний раз взглядом квартиру, осторожно открыла дверь, оказываясь в холодном подъезде. Несмотря на то, что закрыть за собой дверь она старалась также неслышно, Пчёлкин от этого звука все равно проснулся. Но окликнуть спросонья не успел, девушка уже сбегала по ступенькам на улицу. ***       Юля размешивала сахар в черном чае, стоя на балконе. За окном шел дождь, но в одном шелковом халатике, холода, пробирающего кости, она не ощущала. Крупинки бергамота, медленно завершая свой танец, оседали на дно чашки. Слишком уж давно девушка не ощущала некогда любимый вкус напитка на языке, отдавая предпочтение в основном горькому кофе.       Аромат чая в последнее время ассоциировался у неё с прошлой жизнью. С той, где она была по-настоящему счастлива. Или это счастье было не настоящим? Иллюзией? Плодом фантазии и не более того. Юля только сейчас поняла, что не замечала тогда очевидных вещей. Ну, или не хотела замечать. В её голове Пчёлкин был донельзя идеализирован.       Ноябрь почти подходил к концу. Пожелтевшие в начале сентября листья, уже осыпались, оставляя голые ветки, тем самым устилая сырой от постоянных дождей асфальт. Массивные капли падали с неба уже второй день подряд, все было затянуто тучами.       В хрустальной пепельнице дотлевала сигарета, из которой девушка сделала всего пару затяжек. Сейчас дым, наполняющий легкие, не приносил нужного расслабления, а лишь раздражал органы дыхательной системы, вызывая легкое першение в горле, как тогда, когда она впервые попробовала курить.       Все эти два дня Юля обдумывала ту ночь, проведенную с Витей. Мысленно она ругала себя, корила за эту слабость. Пару раз даже впивалась длинными ногтями в кожу ладоней, оставляя царапины. Она не понимала, как могла потерять самообладание и позволить такому случится.       Половину она, конечно, списывала на своё опьянение. А вторую… Юля просто не знала, как это оправдать. Какое можно придумать себе смягчающее обстоятельство? Неужели, та трезвая часть её мышления не смогла вовремя очнуться, чтобы оттолкнуть Пчёлкина от себя? Юля ведь не понаслышке знала о том, как действуют чары Вити. Они моментально опьяняют, не давая шанса исцелиться.       Не ты ли сама, Колесникова, убеждала себя, что больше никогда в жизни его к себе не подпустишь? А теперь что? Переспала с ним и не знаешь, что делать. Идиотка.       На улице поднялся сильный ветер. Ветки деревьев грозно колыхаясь, ударялись кончиками о стекло. За своими мыслями, вихрем крутившимися в голове, она не сразу заметила, вернее, не заметила вовсе, как во двор заехала знакомая черная машина.       Мелкий дождь сменился настоящим ливнем.       Юля услышала сквозь толщу балконной двери звонок в дверь. Сделав глоток уже почти остывшего чая, отставила чашку на подоконнике, поспешив открыть дверь столь настырно звонящему гостю. Чертова привычка, сидевшая в ней еще с юности, сейчас вновь дала о себе знать, когда она не посмотрела в дверной глазок. Просто взяла и открыла. Даже не поинтересовалась «кто там».       Перед ней, собственной персоной, предстал Пчёлкин. Облаченный, как и всегда, в классический костюм, поверх которого было наброшено черное пальто, он упирался плечом о стену, ожидая, когда же дверь перед ним распахнется. Он знал, что Юля дома и был уверен, что она откроет.       Девушка, завидев Витю, хотела захлопнуть дверь, но он не дал ей этого сделать, резко схватившись за ручку. Бесцеремонно он перешагнул через порог, заставляя Юлю отойти на пару шагов назад. Провернув ключ в замке, он на всякий случай спрятал связку в карман пальто.       — Уходи, — она испуганно вжалась спиной в стену.       — Неужели ты думаешь, что я тебя обижу? — Витя подошел практически вплотную. — И как давно ты стала меня бояться?       — Зачем ты приехал? — его вопрос остался без ответа.       — Поговорить.       — Нам с тобой говорить не о чем.       — А мне кажется, есть одна вещь, которую нужно обсудить. Не догадываешься, о чем я?       — Если ты о том, что было после дня рождения, то можешь на свой счет не принимать. Не обольщайся.       — Хочешь сказать, что для тебя это ничего не значит?       — Абсолютно, — отчеканила Юля. — Это была лишь минутная жалость к твоей персоне. Ничего не значащий для меня секс.       У Пчёлкина от такого ответа закипела в жилах кровь. Буквально забурлила. Он резко преодолел остававшееся между ними расстояние, которое было и так ничтожно маленьким.       — Не ври, — склонившись над ней, уперся рукой в стену, прямо рядом с её лицом. — Я же знаю, что это неправда. Ты сама этого хотела. Тебе понравилось.       — Обычная человеческая потребность. Тебе ли не знать.       — Послушай…       — Нет, это ты, Пчёлкин, послушай, — перебила его Юля. — Неужели ты и вправду решил, что что-то изменится после той ночи? Думал, что я соберу вещи и прибегу к тебе обратно? Чтобы ты там себе не надумал, этого не случится никогда. Ты — самовлюбленный эгоист, который думает только о себе, и очень жаль, что я не смогла понять этого раньше.       — В какой момент ты стала такой?       — Какой?       — Ведешь себя, как настоящая стерва.       — Стерва я лишь потому, что высказываю тебе правду в лицо?       — Раньше ты себе в таком тоне не позволяла со мной разговаривать. Вот я мысленно и удивляюсь, когда же все успело так резко измениться.       — А ты сам как думаешь? Вероятно, в тот момент, когда ты до поздней ночи торчал якобы на работе, а я разрывалась дома между бытом и годовалой Ариной. Еще и тебя нужно было ублажать, потому что у тебя, видите ли, потребности. А в тот момент, когда мне было чертовски тяжело, ты вместо того, чтобы поддержать и быть рядом, просто развлекался с другой.       Юля буквально выплюнула ему эти слова в лицо. Ощущалось это, словно на кожу попала серная кислота, что медленно разъедала волокна тканей, доходя до самых костей, превращая и те в крошку.       До Пчёлкина, видимо, только в этот момент стало доходить, что чувствовала Юля тогда. Он и подумать не мог, что обида спряталась так далеко. Надежда на то, что она когда-либо сможет его простить, угасала с каждой секундой все больше и больше.       В тот период, когда он был ей очень нужен, предпочитал зависать в офисе, а после, когда у них стала работать Ковалёва, проводил время в её компании. И только сейчас понял, насколько же по-свински вел себя тогда. Насколько Юле было неприятно, когда он начинал приставать к ней, буквально как озабоченный сексуальный маньяк.       — Убирайся отсюда. Ты мне просто противен, слышишь?       Витя закусил нижнюю губу, потупив взгляд. Не в его приоритете было так просто сдаваться, отдавать победу в руки другого человека, даже если этот человек мать его ребенка, но тут он был бессилен.       Достав из кармана ключи, спрятанные самолично туда десять минут назад, он еще раз взглянул на Юлю. Девушка выжидающе смотрела на него, ожидая, когда он соизволит, наконец, покинуть пределы квартиры.       Открыв дверь, Витя бросил связку на комод и, переступив порог, оказавшись в подъезде, громко хлопнул дверью, отчего бывшая Колесникова вздрогнула. Хлопок этот, вероятно, было слышно даже на самых верхних этажах.       — Мамочка, — послышался из-за приоткрытой двери испуганный детский голосок. Удивительно, но ни Юля, ни Витя, не услышали, как едва слышно Арина приоткрыла дверь своей комнаты, когда услышала знакомый голос любимого папы. — Мне страшно.       — Что такое, принцесса? — Юля, подойдя ближе, присела перед ней на корточки. — Чего ты испугалась?       — Почему вы с папой кричали так громко? Папа что, нас больше не любит?       Витю Арина видела редко. Когда Юля собрала их вещи и ушла, узнав про измену, девочка была ещё слишком маленькой, чтобы помнить резкий переезд из одной квартиры в другую. Но, когда стала чуть постарше, начала задавать вопросы, почему папа приезжает так редко. Юля всегда отвечала, что у папы много работы.       — Ну, что ты такое говоришь, Аришка? Папа нас очень-очень любит.       — А почему не приезжает тогда к нам? Или почему мы к нему не ездим?       Юля не знала, что отвечать. В последнее время ответ, которым она пользовалась всегда до этого, про работу, Арину уже не устраивал. Девочка сейчас как раз была в том возрасте, когда буквально на каждую фразу отвечала «почему?».       И глядя на дочку, с каждым разом все больше и больше убеждалась в том, что малышка умна не по годам. Дочка замечала все изменения в каждом взрослом, будь то любимый дядя Валера, либо же Белов, которого она видела крайне редко. Порой могла обратить внимание даже на такие вещи, которым другие могли не придать значения.       — Если хочешь, сходим погулять на выходных вместе? — как бы противен не был мужчина Юле, ради дочки, чтобы та была по-настоящему счастлива, она готова поступиться своими принципами. Но только ради Арины, не иначе.       — Хочу! — девочка радостно захлопала в ладошки. — А мы будем мороженое кушать?       — Уже холодно для мороженого, Аришка, — усмехнулась Юля. — А вот сладкую вату — сколько угодно.       — Ура! Спасибо, мамочка! ***       Декабрь, 1996 год       Год подходил к концу. Столичные улицы засыпало снегом, словно накрывая серый безликий асфальт теплым пушистым одеялом. Центр города был украшен яркими гирляндами. Несмотря на сильный снегопад, казалось, что все население высыпалось на улицу, из-за чего и без того постоянные пробки увеличились раза в два.       Ресторан «Аврора» находился в сердце Москвы — на Арбате. На улице, однажды служившей местом притяжения творческих людей. Когда-то давно на этих улочках проживали такие личности, как Пушкин, Чехов, Гоголь. Признание улицы обусловлено уникальным духом старинного города, неповторимым очарованием, созданным архитектурным обликом, а также творческой атмосферой, пропитавшей воздух: уличные музыканты, художники, фокусники Арбата чувствуют себя, словно находятся дома, в родных стенах.       Юля вошла в здание, стряхивая с поверхности пальто снежинки, что постепенно впитывались в ворсинки. Прямо у входа её встретил невысокого роста швейцар, в классическом белом костюме, поверх которого была надета красная жилетка.       — Вас ожидают? — поинтересовался мужчина, принимая у девушки верхнюю одежду.       — Да, я к Сафонову, — ответила Юля, поправляя невидимые складки на новом платье. Сегодня она нервничала с самого утра, ведь хотелось, чтобы все прошло идеально.       — Пройдемте, — улыбнулся мужчина, следуя в просторный зал с множеством столиков.       Несмотря на вечер субботы, людей было не очень много. Народ, вероятно, не хотел отсиживаться в кафешках или других заведениях, предпочитая гулять на свежем воздухе. В помещении было достаточно тепло, официанты на подносах подносили клиентам дорогие блюда и напитки.       — Здравствуй, — поприветствовал Юлю брюнет, поднявшись со своего места. В руках его тут же оказался пышный букет белых роз. — Не знал, какие ты любишь, поэтому решил взять чайные.       — Спасибо, — улыбнулась девушка, принимая цветы. — У тебя отличный вкус. Ты угадал, это мои любимые.       — Присаживайся, — отодвинув для неё стул, помогая присесть, произнес он. — Ты прекрасно выглядишь.       — Спасибо, — смущенно ответила бывшая Колесникова, отдавая букет подоспевшему официанту, который, передав им меню, удалился ставить цветы в воду.       — Может, расскажешь о себе побольше? Вроде как работаем не первый год вместе, а друг про друга ничего толком и не знаем, — предложил мужчина, отрезая кусочек горячего стейка, только что принесенного официантом.       — Что конкретно хочешь узнать?       — Слышал как-то, что ты в Питере вроде как жила раньше. Почему вернулась?       — Родителям здесь должность предложили по работе, поэтому и переехали обратно, я как раз в тот год школу окончила.       — А кем родители работают?       — Отец раньше простым преподавателем был, сейчас до заведующего кафедры дослужился. Мама тоже вместе с ним работает, на кафедре прикладной химии. А у тебя кто родители?       — У папы свой завод по изготовлению автомобильных запчастей в Нюрнберге. А мать свою я и не помню-то толком, она умерла, когда мне и пяти лет не было.       — Мне жаль, прости.       — Да, ничего, ты ведь не знала, — добродушно улыбнулся Вадим. — Все нормально. Я когда школу оканчивал, отец был против моего поступления на журфак, грозился даже наследства лишить. Хотел, чтобы я по его стопам пошел, тоже в Германию с ним уехал, но я настоял на своем.       — Мои тоже были против поступления, хотели, чтобы как они, химию изучала. Тоже, кстати, в Германию переехали несколько лет назад. За все это время удалось к ним только один раз вырваться, вместе с дочкой.       — А как дочку у тебя зовут?       — Арина.       У Сафонова в этот момент что-то защемило внутри. Он видел, с какой теплотой в глазах Юля говорит о дочери, как о самом ценном в её жизни. Вадим тоже, когда-то давно, кажется, в прошлой жизни, говорил так о своем будущем ребенке. О ребенке, которому так и не суждено было появиться на свет.       — Она в садик ходит, пока ты на работе?       — Нет, муж был против, чтобы мы её в садик отдавали, она с няней, — накалывая на вилку кусочек поджаренного до золотистой корочки куриного филе из Цезаря, ответила девушка. Обсуждать Пчёлкина — последнее, чего бы ей сейчас хотелось.       — Юль, послушай, — мужчина, прочистив горло, отложил столовые приборы. — Со мной ты можешь не притворяться.       — Ты о чем?       — Я знаю, какого это, когда тебя придает близкий человек, уж поверь. Ты извини, конечно, если я лезу не в свое дело, хочу просто сразу дать понять, что со мной ты можешь быть самой собой.       — Спасибо, — кивнула девушка. Она, безусловно, не ожидала таких слов, поэтому слегка опешила. Вадим читал её, словно открытую книгу.       — Я, честно, и не думал даже, что ты согласишься встретиться.       — Ну, я же уже как-то обещала тебе, что подумаю над твоим предложением, — улыбнулась шатенка.       — Надеюсь, ты согласилась не из жалости? — с хитрым прищуром в глазах, лукаво спросил мужчина.       — Знаешь, последнее из чувств, которое ты можешь вызывать — это жалость.       — Тогда предлагаю выпить, — он поднял ввысь бокал с красным вином. — За нас.       — За нас, — в тишине зала, прерываемой негромкой классической музыкой, послышался звон бокалов.       — Может, пешком лучше прогуляемся? — глядя, как мужчина достает ключи от машины из внутреннего кармана пальто, спросила Юля.       — Боишься, что я слишком пьян? — усмехнулся Вадим.       — Вовсе нет. Погода хорошая, почему бы мышцы не размять после ужина? — с некой лукавостью она склонила голову набок.       — Ну, раз дама просит, то я не смею отказать, — протянув к ней руку, ожидая пока она вложит свою ладошку, ответил Сафонов.       Пешком идти было прилично, минут сорок пять. А учитывая огромные сугробы, время увеличивалось. Снегопад закончился пару часов назад, но можно было заметить редкие мелкие снежинки, пролетающие мимо яркого желтого света уличного фонаря.       Они разговаривали обо всем на свете. Просто не спеша шли, держась за руки, прямо как ничем не обремененные подростки. Юля, несмотря на все свои внутренние страхи, сопровождающие её весь сегодняшний день до момента встречи, чувствовала себя рядом с Вадимом очень легко. На удивление, о своем бывшем супруге, она даже не вспоминала, хотя думала до этого, что мысли о нем будут сопровождать её постоянно.       Сафонов тоже чувствовал себя, как будто перенесся в то самое время, когда был счастлив. Давненько он не испытывал такого. В душе была какая-то немыслимая легкость. В свободной руке Юля крепко сжимала подаренный Вадимом букет. На белые лепестки оседали фигурные снежинки, сливаясь воедино с цветками.       — Мы пришли, — остановившись напротив подъезда, проговорила девушка. Время было около десяти, свет в комнате Арины не горел, няня уже уложила её спать. Как бы сильно не хотелось заканчивать этот день, нужно было возвращаться с пушистых облаков обратно на землю, в реальность. — Спасибо за сегодняшний вечер, это было волшебно.       — Рад, что тебе понравилось, — Вадим ненавидел эти неловкие паузы, возникающие при прощании после свидания.       — До встречи?       — До встречи.       В следующие мгновение Юля, преодолев все внутренние барьеры, чуть подалась вперед, оставляя на гладкой мужской щеке невесомый нежный поцелуй. Трудно сказать, что почувствовал он тогда. Давно забытое чувство. Хотелось опустить руки на её тонкую талию, прижать ещё ближе и накрыть пухлые губы в поцелуе.       Но ещё рано. Как бы не бурлило в нем это желание, давить он на Юлю не станет. По собственному горькому опыту знает, что лучше уж пускай все происходит постепенно, чем накрывает, как разгоряченная лавина.       — Пока, — постепенно отходя к подъезду, лучезарно улыбалась она. Их руки все ещё были соединены, а пальцы крепко переплетены между собой. Но сцепление все же пришлось разорвать.       — Пока, — проговорил Вадим в пустоту двора, когда подъездная дверь за девушкой захлопнулась.       И лишь человек, сидящий в неподалеку припаркованной машине, находившейся в тени деревьев, самолично лицезрел картину счастливых лиц этих двоих, набирая попутно на мобильнике номер своего начальника.