Бал у Малфоев был пафосным — будто могло быть иначе. Но в этой пафосности был и свой уют, атмосфера. Вечноцветущие цветы, под знаком которых прошел весь год, все выкрашены были в искристо-белый, снежный. Негромкая мелодия, закуски и алкоголь. Стилизованный под лед пол и ледяные же узоры на любых поверхностях.
Гарри в толпе чувствовал себя вполне уверенно, спокойно. Цедил шампанское, время от времени мигрируя то туда, то сюда, создавал иллюзию собственной «занятости», чтобы не так кидаться в глаза. Впрочем, он не сомневался, что кто хотел — его заметил. Просто еще не время.
«Без никаких клубов» же сегодня.
— Рад видеть вас, мистер Смит, — подошел, вежливо улыбаясь, Малфой со своей спутницей. Представил ту: — Моя жена, Кэтрин Малфой.
— Безмерно приятно, — улыбнулся и Гарри, склонился в изящном поклоне над протянутой ручкой, поцеловал сам воздух, чтобы кинуть, не разгибаясь, мягкий взгляд на женщину. Повторил: — Безмерно, леди.
— Взаимно, мистер. И можно просто Кэтрин, — светло улыбнулась она.
— Для вас — только Гарри. Оставлю свою безыскусную фамилию вашему мужу.
— Ох, Гарри, ему как раз в самый раз.
Они, переглянувшись вновь, рассмеялись, а Малфой рядом закатил глаза — вот только Гарри успел уловить еще одну эмоцию.
Интересно. Хоть и ожидаемо.
— Еще увидимся сегодня, но сейчас… Дорогая, нам пора.
Гарри отсалютовал бокалом им вслед, улыбаясь теперь намного искреннее, чем раньше. Интересная личность эта Кэтрин Малфой. А еще он явно ее знал в своем прошлом-будущем. Вот только никак не мог вспомнить — откуда? Явно не как мать Люциуса, Мерлин, он ведь никогда и не задумывался про бабушек-дедушек Хорька. Да даже про своих…
— Скучаете, мистер Смит? — протяжному голосу Риддла из-за спины Гарри почти и не удивился.
Это было ожидаемо и совсем не забавно — приедаетесь, мистер Риддл, ай-ай, как нехорошо.
— Ничуть, мистер Риддл, — не спешил оборачиваться Гарри, неторопливо отпивая шампанское и наблюдая за редкими танцующими парами. — Выбираю себе партнера для танцев — душа просит… праздника.
— Души порывам следует угождать, — в пару преисполненных изяществом движений Риддл уже стоял перед Гарри, протягивая ему руку. — Вы позволите?
«Какой ловкач», — Гарри усмехнулся. Легким пассом отправил бокал на ближайший свободный левитирующий поднос.
— Прошу, мистер.
Классический вальс — танец несложный. Он был способен испугать Гарри в четырнадцать, когда ноги были что те макаронины непослушные, вечно с вилки соскальзывающие. В без малого сорок, со всем опытом балов и приемов, Гарри мог станцевать даже танго, было бы желание. Джинни могла им гордиться — если бы они общались чуть чаще, чем раз в год, да.
Танцевать с Риддлом было легко — ох уж эти доминанты. Всего лишь расслабиться и позволить себя вести — Гарри не невротик, чтобы это было проблемой. Он даже получал удовольствие, легко улыбался. И улыбнулся только шире, когда Риддл нарушил молчание:
— Мистер Смит… Не думали перейти на имена? Столько знакомы… — закрутил Гарри волчком, а тот легко подчинился, изящно переступая.
— Даже не знаю… Том ведь на язык ложится совсем не так загадочно.
— Зато Гарри — имя столь же обычное, как Смит, как у вас удобно совпало.
— Родители были теми еще шутниками, — доверительно поясняет Гарри, почти скалится — нежно.
Весело.
— Действительно, — вторит и словам, и мыслям Гарри Риддл, улыбается самыми кончиками губ, а в глазах огонь. Ох, обжигает.
Хорошо!
— Так что же, Гарри, еще один тур? — спрашивает Риддл, стоит музыке на миг замолкнуть, перед сменой композиции.
— Пожалуй пропущу, То-ом, — тянет гласную Гарри, усмехаясь насмешливо.
Риддл подводит его к своей компании, представляет, а сам Гарри играет в увлекательнейшую игру: угадай, чей предок перед тобой. Угадывается большая часть, да и Гарри неплохо помнит, кто же там был, в том первом составе «псов». Вроде они сейчас даже по-другому называются, и на миг его колет любопытство — а как же тогда?
Но Гарри просто улыбается, спокойно принимает полный бокал от Лейстренджа. Влиться в разговор нетрудно, но вместо этого Гарри молчит, только улыбается еле-еле. А когда явно не отличающийся терпением Гойл насмешливо спрашивает:
— Почему же вы молчите, мистер Смит? Не имеете собственного мнения относительно нынешней сложной политической ситуации с Восточной Европой?
Гарри, не переставая улыбаться, кивает на недавно подошедшего к ним Малфоя — уже без жены:
— Наш любезный хозяин обещал мне вечер без любых «клубов по интересам».
Глаза Риддла на миг недовольно сверкают, Гойл будто осекается, а Малфой невозмутим, словно ледяной пол. Сразу видно связь: чары и их создатель.
— Но всё же, Гарри, обычный интерес — какие клубы? — улыбается Риддл, чуть ведет рукой, будто приглашает.
— Считайте это моим капризом. Подарком тебе, Том, на день рождения — не утомлять собственными скучными и пустыми размышлениями. Да и много ли стоит ждать в политике от самого обычного продавца из Лютного?
— А если я предпочту обратный подарок? Твое мнение мне интересно, Гарри. — Риддл говорит проникновенно, чуть наклоняет к плечу голову — хорош, мерзавец.
Да только Гарри не переполненный гормонами подросток. Он ведет лишь бровь, почти что демонстративно — о, Риддл точно считывает подтекст. И отступает. А Малфой приглашает Гарри на танец — «я ведь обещал — никаких клубов». Гарри протягивает руку, и вновь он ведомый.
Раз-два-три, раз-два-три… Назад, в сторону, вперед; и еще раз.
— Отличный бал, лорд-мистер, — улыбается Гарри, подчиняясь при повороте сильным рукам.
— Благодарю, мистер Смит. — Малфой чуть улыбается, едва-едва, но искренне.
Малфои все так похожи — из поколения в поколение. Они все красивы — почти как аксиома. Но красота каждого, что удивительно, — индивидуальна. Отца никогда не спутать с сыном — так Абраксас и Люциус, Люциус и Драко различны между собой. И именно красота Абраксаса ближе всего Гарри, в ней есть… что-то. Изящность и сила, чуть грубоватые черты лица, но идеальные для его формы.
«Да я поэт», — фырчит в мыслях Гарри.
И всё же, настоящая улыбка красит любого Малфоя. А в целом — так и почти любого человека. Если на него не всё равно.
— Шампанского? — Малфой приглашающе ведет рукой, и Гарри, хмыкнув, кивает.
После танцев действительно хотелось пить.
— В следующем вести буду я, — улыбается Гарри, прежде чем отпить, пряча лукавый блеск за опущенными ресницами.
— Абраксас, — хитро улыбается Малфой, а Гарри качает весело головой.
Кивает, соглашаясь на нехитрую сделку:
— Гарри.
Бал сближает — хотя бы внешне.
Гарри вновь отпивает шампанское, вертит в ладони тонкую ножку бокала, осматривается, что-то негромко отвечая Малфою. И натыкается глазами на свою копию, комично замершую почти что напротив, вытаращив глаза. Копию, с поправкой на цвет глаз, да.
Гарри бросает острый взгляд искоса на хитро скалящегося Малфоя. А затем вновь смотрит на «копию», быстрым шагом идущую к ним. «Копию», которая, подойдя, небрежно кивает Малфою:
— Абраксас.
— Флимонт.
А затем, без паузы, обращается к Гарри:
— Вы кто?!
— Гарри Смит, — скалится вежливо-насмешливо Гарри, в лицо… своему деду?
— Ублюдок? — деловито уточняет Флимонт, и, фу, как невежливо.
— Увольте, — насмешки что в голосе, что в улыбке только больше.
Малфой прячет смех в бокале, и Гарри мысленно обещает себе ему это припомнить. Зараза белобрысая.
— Не родственник я вам. Аж никак. Никогда не слышали, что у каждого человека есть восемь двойников?
Флимонт задумчиво хмурится, непонятно что считая — очень говоряще шевелятся у него губы.
— И какой же по счету ты? Седьмой? — насмешничает Малфой, только приподнимая бровь на не самый добрый взгляд Гарри.
— Самый лучший, неужели были сомнения, Аб-рак-са-с.
— Мама всё равно не поверит… — вздыхает наконец-то Флимонт, потирая переносицу. — Бедный папа.
— Светлая память, — словно тост говорит Малфой, и они, переглянувшись, все трое пьют, демонстративно перед этим взмахнув бокалами.
— У тебя вроде, Абраксас, была колдокамера? — задумчиво щурится Флимонт.
— У тебя вроде тоже, Флимонт.
— Но у тебя модель новее.
— Нет.
— Абраксас.
— Флимонт.
Гарри негромко смеется, качая головой. Салютует подошедшему Риддлу, который даже без своей свиты — чудо чудное.
По крайней мере, теперь он знал, что «сучность» — общая черта всех Поттеров, а не только отца и его. Стиль жизни такой, своеобразный. Просто изящество в нем требует времени, а у Джеймса… этого времени не было.
— Абраксас, тебя Кэтрин не потеряет?
— Ей только в радость.
— Как скажешь. А ты, Гарри, не скучаешь? — Риддл смотрит внимательно, читает. — Возможно, стоит перейти в зал с камином, обычная беседа образованных людей — и никаких «клубов», что бы ты не имел под этим в виду.
— Спасибо, Том, но всё же откажусь. Тем более, что мне был обещан танец в ведущей роли. Абраксас?
В танце Малфой подчинялся движениям Гарри удивительно послушно, им даже разница в росте не помешала, а ведь Гарри ниже на голову. Но иногда партнер действительно играет роль, и с Малфоем было легко. Абраксасом.
***
— Была я извечно и вечно пребуду…
— Проблемы с самоидентификацией?
— Тогда уж, скорее, с самопознанием, — хмыкнул Гарри и откинулся на кресле. — Но откуда вообще столь странный «диагноз»?
— С последнего симпозиума. Речь шла о влиянии трансфигурации тела на человека и его разум, — начал рассказывать Альбус, развалившись в кресле напротив, не дожидаясь уточняющих вопросов. — Затронули и анимагию, обсуждая, насколько звериная сущность влияет на человека. А потом кто-то выкопал из медицинских архивов случай, когда некий мужчина ежедневно пил оборотное с женским волосом — где-то год или два… И в конце концов начал и сам считать себя женщиной.
— Занятно.
— Да… Особенно занятен был балаган, в который всё скатилось вскоре. — Альбус мечтательно почесал бороду. А затем достал из нее мелкий цветочек. — О, еще один. Не заметил…
— Это, я так понимаю, последствия «балагана»?
— Мастера трансфигурации же, друг мой. Цветочки — еще цветочки…
Гарри покосился на него и фыркнул, ясно давая понять, что он об этом думает. Цветочки-то может и цветочки, но…
— А кто докладчиком с такой интересной темой-то был?
— Мастер Тормульд, — хитро улыбнулся Альбус.
Гарри кивнул, прикрыв глаза. Кто бы сомневался, в самом деле. Поговаривают, что это именно от Тормульда так старательно прятался Фламель, что стал считаться обычным мифом у всего необразованного населения. А еще поговаривают, что все старания «Николя» были напрасны.
***
Библиотека Малфоев чарует не хуже Хогвартской, пусть и собрание книг в ней меньше. Но и их подборка слегка другая, и пусть даже уже давно не в первый раз Гарри в нее попадает, каждый раз на миг замирает, наслаждаясь видом ровных рядов стеллажей, что уходят вдаль.
Гарри уже привычно идет к стеллажам со всякой пророческой тематикой, привычно же сдерживая желание поморщиться. Он не может терпеть предсказания и всё подобное еще со школы — спасибо, Трелони, огромное. И дело даже не в том пророчестве, что лишило его родителей — с учетом всех вводных и так шанс, что те не сложат голову до его совершеннолетия, был до обидного мал, — а даже в банальном запахе прокисшего хереса. В дурманящих травах и слабости.
Энергетический вампиризм — Трелони скрывала не один секрет за своими стрекозиными очками.
Знаки и предзнаменования, особенно если те связаны с временем — он выписывает все, пусть даже это кажется той еще глупостью. Какие-то подчеркивает для себя жирной чертой, не жалея чернил. Но всё еще не в состоянии разгадать, что может значить таинственное «блаженства пик».
Ну в самом деле. С сотню значений для «пик», не меньше для отдельного «блаженства» — от рождения к смерти, на любой вкус. Но ни в одной книге — что из Хогвартса, что в здешних — эти два слова не стоят вместе.
Кроме того жизнеописания владелицы гарема, но это явно не его случай. Гарри и вовсе желал бы не знать ту книгу — почему-он-постоянно-ее-вспоминает-Мерлин!
— Когда мы договаривались о библиотеке, я почему-то думал, что тебе нужны какие-то черномагические талмуды, или хотя бы что-то о животных… А не это. — Абраксас с отвращением листает книгу из стопки тех, что Гарри уже просмотрел.
А Гарри даже не заметил, как он подошел — это плохо.
— Мои интересы многогранны. — Гарри хмыкает, откидывается на кресле, небрежным движением закрывая книгу и отправляя ее в стопку прочитанных.
— Я бы сказал — излишне.
— Высокомерие дома Малфоев… Когда-то оно погубит вас. — Гарри улыбается, еле-еле.
— Это будет когда-то. — Абраксас возвращает книгу обратно в стопку, бедром опирается на кресло, чуть склоняется к Гарри. — А пока он — полон величия, — шепчет почти в лицо, и Гарри глубоко вдыхает запах перечной мяты из его рта.
— Во всех его проявлениях? — Гарри выгибается в кресле, теперь его лицо совсем рядом с Абраксасом, но всё же не вплотную.
Дюймы, ах эти дюймы!
Как много они значат!..
— Всегда можешь проверить всё… наглядно. Как исследователь.
— Как ловец, — в тон отзывается Гарри.
… и как они ничтожны порой.
***
— Руфус, я тебя не ждал сегодня. Более того, изначально предупредил, чтобы ты не приходил.
И Гарри совсем не жаль промокшего до нитки парня на его пороге — чары защиты от дождя учат еще на первом курсе школы, в самом деле.
— Мы не виделись… сколько?.. С Рождества? — Руфус игнорирует его слова, почти бормочет, но всё же напоказ. — Ах, нет, с двадцать седьмого числа! Потому что Рождество вместе ты проводить тоже не захотел!
Гарри бы очень хотел сказать «ты пьян, иди проспись», захлопнуть дверь, но он не может — точно знает, что Руфус сейчас трезв. Но что пьяный, что трезвый — оправдание для этой сцены как-то слабовато. И жалкой троечки не будет.
— Поговорим завтра. Сейчас я занят. — Гарри оглядывается назад, прислушивается, но пока всё вроде тихо.
— Ты вечно занят.
Гарри не успевает ответить, когда слышит «началось» в шипении Герцога. Кидает последний грозно-усталый взгляд на Руфуса и идет вглубь магазина, так и не закрыв дверь. Сейчас у него дела поважнее любых недовольных любовников, в самом деле.
Рядом с насестом Дунхана теперь насыпана куча нетающего снега, а саму кучу венчает кривоватое гнездо — уж какое получилось соорудить совместными усилиями всех «жильцов» магазина. Искристо-голубое яйцо, которое лежало в том гнезде, теперь всё вибрировало, почти что подпрыгивало. Понемногу трескалось — тихо-тихо. И Гарри затаил дыхание, наблюдая за вылуплением своего нового питомца.
Друга.
Азартно сжал кольца Герцог, когда первая заметная трещина прошлась по скорлупе. Нервно замахал крыльями Дунхан, и Ненси пришлось хлопнуть его лапой, чтобы чуть успокоился. Распушился пуще прежнего Брайан, а Тони, зафырчав, спрятался за Гаррину ногу.
Птенец отчаянно пищал, пытаясь открыть глазки, весь перемазанный слизью. Серое невзрачное оперение, излишне прямой клюв, набок прилизанный недохохолок… Он был прекрасен.
Гарри взмахнул палочкой, еще сильнее остужая температуру вокруг гнезда. Чуть не навернувшись с насеста в процессе, в гнездо слетел Дунхан, начал чистить малыша. И Гарри с теплой улыбкой отступил назад.
— Звери тебе дороже людей. — Руфус стоял у прилавка, так и не потрудившись высушиться.
Гарри спокойно встретил его взгляд, приподнял бровь:
— Да. И ты это знал — я не раз говорил.
— Я не думал, что… — Руфус в раздражении взмахнул рукой.
— Верно, зачем думать, когда головка трахаться велит? Вот только у нас с тобой был уговор. И ты сам на него согласился. Сам его хотел. Ты.
— Но не так! Гарри!
— Силенцио. Слух у птенцов ледяной птицы очень нежный в течение первых часов после вылупления — формируются специальные мембраны, что защищают этих птиц от влияния пения сородичей и некоторых родственных видов заодно. Поэтому или говори тихо — или уходи. Финита.
Хлопнула дверь.
