***
Звонок в дверь прозвучал гвоздем по стеклу. Брагин хотел его проигнорировать, но пришедший уходить явно не собирался. Пришлось вставать и ползти на выход. — У тебя совесть есть, нет? — вместо приветствия возмутилась Нина. — Что? — сонно протянул Олег. — Пятнадцать минут я набираю на мобильный, ты не подходишь, — предъявила Дубровская. — Домофон у тебя не работает, хорошо, женщина открыла и лифт есть. Хотя я еле с коляской туда запихнулась, не потащусь же я на пятый! Я родила недавно, если ты не забыл, — ехидно напомнила она. Брагин начал включаться: — А сколько времени? — Одиннадцать, а ты все дрыхнешь. Мы же с Пашкой договорились гулять, — освежила память друга женщина, наблюдая за переменами в его лице. Олег потянулся, было, потереть глаза, но в последний момент вспомнил, что не стоит: — Щас, подожди, я быстро. Заходи, — пригласил гостей внутрь. — Чай будешь? — Не буду я ничего и заходить тоже. Раздеваться долго, и Пашка тепло одет, запарится. Давай внизу. — Щас, я быстро, — повторил Брагин и стал собираться. Павел Евгеньевич благополучно проспал всю прогулку, а на улице было хорошо и тихо, поэтому променад прошел спокойно. После Олег вытащил Пашку из коляски, помог Нине его раздеть и не захотел отдавать. Сел и стал покачивать, с умилением разглядывая маленькое личико: — Щеки такие, — радостно констатировал, будто впервые увидел. — Щеки — это хорошо, это просто прекрасно. Дубровская понаблюдала за другом минут десять и покачала головой: Михалыч всегда любил детей, и эта любовь с возрастом, кажется, только возросла. Но все равно удивляло. А еще такой большой Брагин с таким крошечным Пашкой на руках выглядел комично и мило одновременно. Надолго Нину не хватило: — Что-то ты странный какой-то. Подозрительно томный, — сообщила она, попивая чай. — Чет задумал? Олег усмехнулся — смекнул, к чему клонит подруга: — Че тут думать-то. Все передумано давно уже. Да? — скорчил для Пашки очередную мордочку. Мальчик посмотрел на него непонимающими голубыми глазищами, и Брагин легонько, одним только пальцем, погладил его по щечке. — Очень плохо, — констатировала Дубровская. — Слушай, ты будешь что-то делать, чтобы Маринку вернуть, или не будешь? Мужчина улыбнулся, но грусть в глазах выдала его с головой: — Что делать-то? Заставить ее, что ли? Так это насилие какое-то получается, я так не хочу. Хочу, чтобы ей хорошо было. А Марина не хочет со мной быть, и я ее понимаю, — голос все-таки подвел, и закончил Олег мрачновато. — Значит, будет так. — Дураки вы дурацкие, — с какой-то плаксивой интонацией резюмировала Нина и внезапно потребовала. — Отдай мне сына, ты его слишком сильно укачиваешь! Брагин, хоть и удивился столь резкому перепаду, комментировать не стал, а молча передал ребенка Дубровской. Посмотрел, как хаотично она его осматривает и ощупывает, и не сдержался: — Нинуль, ты че? Думаешь, я что-то не то сделал? — Да нет, все нормально, не обращай внимания, — нервно отмахнулась женщина. Олег сощурился: — Странная ты какая-то. — Не осуждай меня, ты не рожал! Особенно так, как я, — Дубровская положила сына в коляску и с претензией посмотрела на друга. — Да я не осуждаю, ты че, — пошел на попятную Брагин. — Осуждаешь. И не ты один, — припечатала женщина. — Че я, не вижу, что ли? «Так, понятно», — про себя заключил Олег и распахнул руки для объятий: — Иди сюда. И потом, укачивая подругу, как дите в колыбели, осторожно предложил: — Нино, может, тебе к психологу сгонять, а? — он бы назвал психиатра, но предполагал, что за такое его сразу побьют. Ногами по лицу, включая глаза. А этот орган Брагину, с недавних пор, стал особенно дорог. Дубровская трепыхнулась: — Зачем это?! — Ну так, — уклончиво протянул мужчина. — Расскажешь, что беспокоит. Может, посоветует тебе чего. — Свой совет себе пусть советует. А у меня все нормально.***
— О, Олег Михайлович, с возвращением! — поприветствовала регистратор Рита. — Спасибо, — Брагин продемонстрировал ямочки на щеках. — Скучала по мне, Ритуля? — А как же, — подыграла она. За спиной мужчины послышались знакомые голоса: — ОлегМихааааалыыч! — в два голоса обрадовались Костя и Салам и, забыв о субординации, кинулись обнимать наставника. Брагин, естественно, ответил. «Приятно все-таки, когда тебя ждут». — Че тут у вас, эскулапы? Отделение цело? — Все в порядке, — отозвался Гафуров. — Если уж вы его не смогли его развалить, то мы и подавно, — парировал Лазарев. Олег показал ему кулак. Костя сделал вид, что испугался. Но Брагин на него уже не смотрел, потому что в приемном появилась Нарочинская с, вероятно, Голицыным. Вряд ли в институте Склифосовского образовался второй красивый мужик, с которым Марина бы так оживленно разговаривала. — Брагин, — женщина остановилась. — Нарочинская, — в тон отозвался он. Марина сощурилась: — Тебя точно выписали? Олег закатил глаза: — А я похож на самоубийцу? — Честно? — женщина хмыкнула. — Бывает. — Я тебя тоже люблю, — фыркнул Брагин и, прикидываясь, что не замечает офигевших синих глаз, отвисшей челюсти Кости и изумления во всей позе Салама, кивнул Голицыну. — Драсьте. Тимофей, кажись, как вас по батюшке? На лице Голицына не дрогнула ни одна мышца: — Денисович. И вам добрый день, — прохладно отозвался он, — знаменитый доктор Брагин. — Ух ты, — притворно восхитился Олег, — не заметил, когда это я успел стать знаменитым. Тимофей кивнул: — Да, Марина говорила, что у вас проблемы со зрением, — и, не меняя тона, переключился на регистратора. — Рита, я на плановую, Иван Николаевич просил ассистировать. Голицын ушел. Затем, пытаясь не палиться, что оглядываются, последовали и Лазарев с Гафуровым. Брагин посмотрел на Нарочинскую исподлобья: — А что ты еще ему поведала? Всю мою биографию выложила? О том, что неправ, Олег понял еще до того, как услышал реплику Марины: — Я, в отличие от некоторых, не страдаю повышенной болтливостью.