Согрейся в нем

♪ ♫ ~ динь-дон ~ ♫ ♪

Звонок в дверь сбивает Фёдора с размышлений, и он, пару раз удивлённо моргнув, идёт в прихожую. Он смотрит в глазок и совсем не удивляется, когда видит в парадной на лестничном пролёте Колю. У него на голове вязаная шапка с помпоном, видимо, на улице и правда очень холодно, раз даже никогда не мерзнущий Гоголь соизволил надеть шапку, а в его руках пакет с чем-то. Фёдор не открывает, он устало прислоняет голову к двери и говорит, напрягая голос, чтобы было слышно сквозь стену: — Уходи, Коля. Я хочу побыть один. — Дость-кун, я просто принёс тебе кое-что. Если ты не хочешь, чтобы я был здесь, я уйду, только позволь отдать тебе, что я купил. — ... — Достоевский размышляет какое-то время, а после Николай с той стороны двери слышит как щёлкает замок. И он выглядит как щенок, который безумно рад видеть хозяина, не иначе. Дверь открывается, и Федя отходит на пару шагов назад, впуская Колю внутрь. Тот стягивает с головы шапку и расстегивает огромную куртку. Боги, да если бы у Коли был хвост, то сейчас он бы крутился сильнее пропеллеров вертолёта, превышая скорость звука! Он тут же залетел внутрь, опасаясь, что дверь может закрыться прямо перед его носом. Наконец-то можно снять эту стягивающую голову шапку, отчего соломенные из-за очень редкого мытья волосы встают торчком, электризуясь, и расстегнуть душную куртку. Это странно, но на секунду, всего на секунду, Фёдор думает о том, что было бы, наверное, невероятно тепло, стоять на остановке с утра, прижимаясь к Коле в этой расстегнутой куртке и прятать нос в её плюшевой изнанке... или... Или в Колиной шее. — Ну так, что ты там принес? — Я просто, эм.. Как бы сказать... Коля не успевает ничего ответить, как вдруг Фёдор сам берёт из его рук пакет, открывая его и заглядывая внутрь. Достоевский видит то, чего совершенно не ожидал увидеть. Куча сладостей и абсолютно все они... с вишней. Вишнёвый мармелад, шоколад с вишнёвым повидлом внутри, кексы с вишней, просто упаковка глазированных вишенок и, наконец, пирожное, очень похожее на то, что было в столовой у Сигмы сегодня, тоже с вишенкой на верхушке. Достоевский некоторое время стоит в полном ахуе ауте, пока Коля говорит. — Я просто подумал.. Я весь город обошёл, Дость-кун, я взял все сладости с вишнями, которые только нашёл, и ещё я очень долго искал такое же пирожное, и в одной пекарне на Невском я смог найти только похожее, так что, если что, прости, что оно не точь-в-точь такое, но я могу купить завтра то, что в столо-.. — Ты... Ты купил это все, потому что считаешь, что я хотел ту вишенку? — А Дость-кун разве не хотел? — и этот вопрос прозвучал так искренне и наивно, что Фёдор на секунду почти забыл о своей злости, но потом в его голове снова промелькнула картина, как Гоголь ест с рук Сигмы, и он сдержался, хотя был в шаге от того, чтобы обнять белобрысого. Коля чуть расстраивается от мысли, что не угадал с подарком. И дело даже не в деньгах, а в лице Фёдора. Он совсем не улыбается. Даже в глазах улыбки не читается. Это слегка расстраивает. — Дело вовсе не в вишенке, Коля. — А в чем? Достоевский взглянул на Колины руки. Шут ковырял пальцем кожу от волнения. Ему явно не по себе. Черт. — Прости. — очень тихо говорит Фёдор, отворачиваясь, но Коля всё слышит. — За что, Дость-кун? — Прости за то, что ударил тебя по руке. Я не должен был... Это было глупо. Достоевский взял Колину руку в свою ладонь. Странно, Коля только что пришёл с улицы, а руки у него горячее некуда. А у Фёдора холодные, как всегда. Достоевский замялся, надеясь, что Коля больше никогда не спросит его в чем дело, если не в вишенке. Потому что сидя в полном одиночестве, единственное предположение, к которому смог прийти Фёдор, - то была ревность. Чёртова ревность. И Достоевский считал, что это не есть хорошо, испытывать подобное. Особенно, к лучшему другу. К другу ли? Колю в детстве мало обнимали, и он радуется любому касанию, но сейчас он невероятно счастлив. Гоголь не помнит, чтобы когда-либо был так рад просто касаться чьей-то руки. У Фёдора ужасно холодные руки. Просто ледяные, как у трупа. Не спрашивайте откуда Коля знает, какие руки у трупов. Было видно, что слова извинения тяжело дались Достоевскому. Он просто опустил глаза, глядя на их руки и молча поджал губы. Даже в двух парах носков ему, должно быть, холодно. Коля ласково улыбается, сжимая его руку в ответ. Он, разумеется, тот ещё идиот, но сейчас он точно догадался, в чем дело. Но вслух не скажет. Незачем, они ведь оба знают правду. Коля лишь молча гладит Фёдора по тыльной стороне ладони, прежде чем поднести его руки к своему лицу. Он полностью спрятал их в своих ладонях, прижимая к своим губам, выдыхая жаркий воздух, лишь бы согреть эти вечно холодные пальцы. Коля чуть-чуть улыбается, оставляя на них краткие и лёгкие, словно касания крыла бабочки, поцелуи. — Дость-кун... — М? Ничего не говоря в ответ, Коля лишь тянет Фёдора к себе поближе и обхватывает руками, крепко обнимая. Пусть Достоевский и холодный, но от его прикосновений Коле очень тепло внутри. Больше, чем от чьих-либо других. Фёдор пару секунд просто стоит в его объятиях, после чего прячет уже чуть согретые, но всё ещё холодные руки под Колиной курткой, утыкаясь носом в его плечо. Гоголь ласково улыбается, круговыми движениями разглаживая складки на одежде Фёдора, разгоняя по телу тёплую кровь. — Всё хорошо. Правда ведь? — Правда. — Дость-кун, ты замёрз? Или голоден? Мы можем-.. — Коля, пару минут... помолчи. — Оки, Дость-кун. Коля действительно замолкает, продолжая лишь крепко обнимать Фёдора, прижимая его к себе. Сейчас они не на улице. Значит теперь можно. Но ведь не только обниматься можно? Коля ненадолго отстраняется и прикрывает глаза для того, чтобы оставить лёгкий поцелуй на сжатых губах Фёдора, после чего вновь заключая его в свои объятия, словно он невероятно быстрая дикая птичка, способная выскользнуть в любой момент и улететь. Такое сокровище нужно было сдержать любой ценой. Николай зарывается носом в чужие, короткие по сравнению с его шевелюрой, волосы, вдыхая приятный аромат прохлады и чёрного чая. Он молча покачивается, стоя на месте и оглаживая Фёдора по спине. Через несколько бесконечно долгих минут молчания Достоевский отстраняется, нехотя вытаскивая свои руки из-под теплой куртки. — Всё. Пойдём пить чай. Надо же съесть весь этот... Взрыв на вишнёвой фабрике. — М? Пф... ххахахахахахаха, взрыв на вишнёвой фабрике, Дость-кун, ахахаха?! — А как ещё это назвать? Пойдём уже. — Иду, иду, Дость-кун! Досмотрим "угрозу для парня номер 1"? — Ну уж нет.

***

Коля снова остался на ночь. Достоевский уже привык к тому, что Коля у него ночует, привык пить с ним чай, смотреть его очередное аниме, кормить с рук попкорном из микроволновки, и ещё много к чему привык. С этим долдоном, жутко навязчивым, попробуй не привыкнуть. Единственное, что напрягало Достоевского в тот вечер, так это то, что Коля так и не переспросил. Люди вокруг могли говорить, что хотят: что Гоголь дурак, придурок, пустомеля, что он шут и клоун, что он всех веселит своей глупостью, но, пожалуй, только Фёдор знал, какой на самом деле Коля умный. Он многое знает, и о многом молчит, хорошо скрывает то, о чем не хочет говорить, и, возможно, иногда он и впрямь поступает жутко глупо и опрометчиво, но... Если Коля с чем-то его не достаёт, значит Коля и без слов Достоевского всё прекрасно знает. «А о чем знает? Я сам не понял, что это было. Ревность? Не более чем догадка.» — думает Достоевский, но Коля снова ложится головой на его колени, и всё как-то... забывается.

***

На следующий день, в пятницу, надо было приложить последнее усилие перед выходными, которых было целых четыре дня, с субботы по вторник, из-за праздников. Фёдор встал пораньше, чтобы исполнить свой немного коварный план. Когда Коля спит, его и танком не разбудишь, если бы не его Дость, он бы вечно просыпал в универ. Так что Фёдор немного тормошит вновь распластавшегося по всей кровати Гоголя, и тянет его за собой в душ, пока он не очнулся. Плевать на пижамные штаны, пускай намокнут, Фёдор сажает Колю в ванну, и пока тот ещё не понял, что происходит, Достоевский расплетает ему косичку и мочит голову. «Словно солома. Ты бы вообще мыл голову, если бы не я, Коля, дурак?» Гоголь очень недовольно бурчит, а Фёдор распределяет по его длинным пепельным волосам шампунь. Он делает это очень осторожно, чтобы мыльная пена не попала Коле в глаза. Через пару минут, долдон просыпается окончательно, и хочет начать возмущаться, но Достоевский шикает на него: — Будешь вертеться и болтать, мыло в рот суну, понял? И Гоголь слушается. Но Фёдор подозревает, что он слушается не потому что Достоевский угрожал накормить его "dove" с ароматом кокоса вместо завтрака, а потому что... Ну, потому что его волосы трогает Дость-кун. Коля очень хочет приготовить завтрак сам, и Достоевский ему позволяет. Гоголь достал с балкона вафельницу и чуть подпалил вафли, они получились немного не такими хрустящими, как он хотел (вообще-то, они были очень мягкие и совсем не хрустящие), но Достоевский всё равно улыбнулся, когда ел их, и раньше он правда не замечал, насколько его улыбка - высшая награда для Коли. Черт. Коля действительно его волнует. Долдон. Фёдор аж дёрнулся от такой мысли.

***

Снег за ночь успел выпасть и уже наполовину растаять. Повсюду грязь, слякоть и разводы бензина. Питер. Федя и Гоголь идут на трамвайную остановку, как вдруг Достоевский видит его. Да, это определённо точно Сигма... В окружении каких-то странных парней. И даже Коля, который, стоит ему завидеть кого-то из знакомых на улице, уже яростно машет рукой, сейчас стоит замерев. Ситуация нехорошая. Сигма явно в опасности, и Фёдор тяжело вздыхает, анализируя ситуацию быстрее, чем новейший компьютер. — Коль. У них 3 ножа минимум, в куртках держат, тот, что в красной куртке левша, осторожнее, не напорись, у того, что в желтой, наркота скорее всего в рюкзаке. Вероятность, ммм, 74 на 26 в пользу "да", смотри, чтобы не подкинул. А ещё, ты справишься. Двое на кулаках драться не умеют, другие двое... Ну, среднячок. — Понял, Дость-кун. — говорит Коля, разминая пальцы, и он уже готов ринуться в бой мутузить пидорасов, как вдруг он оборачивается на Федю и спрашивает — Дость-кун, скажи... А ревновать меня не будешь, как вчера? — ... Долдон. Ситуация совсем другая. Молчал бы. — Дык я не умею. — Коля улыбается во все тридцать два. — Иди уже, дурень. Не буду. И когда Коля уже лезет с кулаками в бой, Федя тяжело вздыхает, и очень-очень тихо добавляет: — Если обнимать его не будешь никогда, и с рук его есть тоже не будешь, может и не заревную. Колин рот расплывается в хищной улыбке, на грани с поистине сумасшедшей, парень сжимает кулаки и тут же срывается с места. Подпрыгнув, он вмазал с ноги в живот ближе стоящему, и бедняга отлетел на метр назад, не меньше, шлепнувшись задницей на грязный асфальт. Он схватился за свой живот, крича всевозможные маты, которые только существуют в русском языке. Пока ещё один из них не успел понять, что случилось, Коля сбил его с ног, уронив на землю, а после сел тому прямо на грудь. Удар. Ещё удар. Мужчина под ним пытался закрыть лицо руками. "Хрясь" — послышался неприятный хруст в районе челюсти. Кажется, последним ударом Коля выбил ему зуб. Гоголь уже хотел было ударить его локтем в нос, как вдруг со спины его схватили за шею, так резко дернув на себя, что Коля невольно прохрипел, раскрыв рот и упав на грудь тому, кто схватил его, и снова... "Хрясь". Николай резко дёрнул головой назад, со всей силы вмазывая затылком ему по носу. Тот с громким хрустом сломался. Обеззубленный мужчина встал и полез рукой в карман за ножом. Коля, не вставая, сперва дал ему сапогом по колену, заставляя согнуться, а потом другой ногой по лицу, повалив на землю, и, кажется, он отключился. Похоже, тот, кого Коля отправил валяться на пол в первую очередь, наконец-то смог оклематься, поднявшись не без помощи своего дружка-барыги в жёлтой куртке, и уже успел достать нож. Не очень хороший расклад. Но Коля не был бы Колей, если бы в его сумке и карманах не было бы всего на свете. Он нырнул рукой во внутренний карман своей куртки и вытащил оттуда небольшую круглую, словно бочонок, штуковину, с какой-то непонятной пимпочкой на верхушке. Да, это выглядит как просто нелепое устройство, случайно выпавшее из какой-нибудь машины, но... Щёлк. Коля нажал на ту самую пимпочку сверху, и тут же небольшой бочонок расправился, превратившись в длинную железную палку. Гоголь ловко прокрутил её в пальцах, ухватившись двумя руками, и с хитрой улыбкой... кинулся куда-то в сторону. Мужчина, считавший, что этот улыбающийся псих побежит на него, уже замахнулся ножом и хотел было опустить руку вниз, ожидая встретиться с плотью, но вместо этого пронзил лишь воздух, пошатнувшись от неожиданности. Какого ху-..? Ему по спине тут же прилетело со всей дури железной палкой. Нож выбился из его рук, и Николай пнул его ногой, отшвырнув на проезжую часть, где его переехала машина, разломав пополам. Мужчина упал на землю, закрыв голову руками, пока Коля наносил резкие, грубые удары по его рукам и ногам. Коля действительно справился уже с тремя в одиночку, и как раз когда он рассекал башку того, что в красной куртке, о стоявший рядом гидрант, Фёдор протянул Сигме руку, чтобы увести его чуток подальше. — Сигма, пойдём, опасно. — Спасибо, Фёдор... — Можешь звать меня просто Федя. — А, да? Извините, мне показалось, вы меня вчера невзлюбили. — Вовсе нет. — говорит Фёдор совершенно спокойно, однако при следующих его словах у него начинает в страхе биться сердце, он сам от себя не ожидал, но... — Просто Коля мой парень, так вышло, и мне слегка не понравилось, что он ел с твоих рук. В этом нет твоей вины, Сигма. Это он дурачье. — Ой. Какой ужас. То есть не вы с Колей, я не против любых ориентаций, но... Я не знал, извините! — Нет-нет, ничего. Но будет хорошо, если ты об этом никому не упомянешь, даже Коле, ясно? Это секрет, сам понимаешь, в какой стране живём... — Я вас понял. — К чему эта официальность... — Фёдор вздыхает и закатывает глаза. Главное, чтобы Коля об этом никогда не узнал. Никогда.

🦋 Это действие будет иметь последствия 🦋

Убедившись, что трое первых лежат на асфальте не в силах пошевелиться, Коля наконец решил заняться барыгой. Коля обернулся, ожидая его увидеть, но тот видимо слишком сильно испугался и уже сбежал. Ха-ха-ха! Это даже смешно. Коля подхватил валяющийся на полу брошенный рюкзак и подошёл к железному люку. Руками подцепив его, открыв и оттащив в сторону, Гоголь распахнул рюкзак, порвав молнию, и высыпал все пакетики с содержимым туда, с удовольствием слушая, как они плюхаются в воду. Коля уже развернулся, намереваясь вернуться к Феде и Сигме, как вдруг почувствовал, как кто-то выплеснул на его спину какую-то жидкость. Гоголь, всё ещё с улыбкой на лице, обернулся, заметив того беззубого мужчину, с пустой бутылкой в руках. Вода? Серьёзно? Как ребёнок, ей-богу. Коля уж было рассмеялся, вновь готовясь напасть, как до слуха донесся тихий характерный звук. "Чирк" — звякнула зажигалка, и на её конце загорелся небольшой огонёк. Гоголь не успел среагировать, как небольшой язычок пламени коснулся его мокрой куртки. Рукав вспыхнул словно спичка. Коля вскрикнул, пытаясь потушить пламя ладонью другой руки. Это была вовсе не вода, а бензин, но Коля понял это слишком поздно. — Фу фу фу, уйди, плохой огонь! Больно, перестань, больно!!! Огонь неумолимо полз от рукава к плечам, разгораясь всё сильнее. Коля упал на землю и стал кататься по асфальту в попытке хоть как-то унять ужаснейший жар по всему телу. Ужасно больно. Хотя нет, скорее страшно. Парень зажимал уши руками, натягивая белоснежные пряди волос на руки с такой силой, будто хотел снять с себя скальп. Ужасно болели руки и бока. Просто ужасно, такой боли, смешанной со страхом, он не чувствовал уже очень и очень давно. И он правда надеялся, что больше никогда этого не почувствует. Фёдор как раз уверял Сигму в том, что ему не стоит никому распространяться о прошлых его словах про Колю, как вдруг заметил очень испуганный взгляд Сигмы, направленный куда-то за спину Достоевского. Опять же, он дружит с Колей очень и очень давно, достаточно давно, чтобы ожидать увидеть позади себя что угодно: Колю, который пытается распилить болгаркой одного из этих придурков, Колю с абсолютным безумием во взгляде заводящего бензопилу, Колю, который уже давно всех отпиздил, и теперь сидит на горе полутрупов, Колю, который вот-вот расплачется из-за порванной плюшевой резинки на волосах из "Детского Мира", Колю, который скидывает уже не полутрупы, а трупы в канализационный люк, но не... Огонь. В глазах Достоевского мелькает фиолетовый отблеск страха, и он действительно боится за Колю. Но что работает у Фёдора лучше всего, так это мозги. Им он доверяет безоговорочно. Он всегда анализирует окружающую обстановку, его мыслительный процесс не останавливается, кажется, никогда. Он видит, что горит рукав Колиной куртки и немного спина, что сама куртка плотная, хоть и осенняя, и Федя догадывается, что Коля, который начал кричать, орет скорее от страха, чем от боли, ведь горит не кожа, максимум, он немного обжег кисть руки. Он оставляет Сигму около здания, а сам подбегает к Коле, стягивая с него куртку, огонь немного обжигает ему кожу на большом пальце левой руки и Фёдор морщится, но сейчас не до этого. Он втаптывает куртку в землю, чтобы потушить пламя, а после... После он падает на колени, и ему совершенно плевать, по крайней мере сейчас, что его идеально чистые брюки пачкаются в питерской слякоти. Он обнимает Колю и прижимает к себе так сильно, как только может. Его руки сцепляются замочком за спиной Гоголя, и он правда хочет посидеть так ещё немного, но они на улице, у домов стоит перепуганный Сигма, а ещё они уже опаздывают в универ. Черт, как же этот долдон напугал его... — Дость-кун? — спрашивает Коля удивлённо, и глаза его похожи на глаза потерявшегося котёнка. — Тебе лучше? Где-нибудь больно? — спрашивает Достоевский, сам чувствуя как побаливает ожог на кисти левой руки. — Вовсе нет. Всё хорошо! Видел как я горел? Это же прям как... — Достоевский почти уверен, что "прям как в аниме" и останавливает Николая. — Помолчи. — Ладно. Коля прижался к Фёдору щекой, и Достоевский облегчённо выдохнул. С ним всё в порядке. Живой, здоровый. Он изгоняет страх из своей головы, и нет, Фёдор испугался вовсе не огня. Он испугался, потому что Коля мог пострадать. Может, другим и кажется, что Гоголь непробиваемый, но Достоевский всегда знал, что это не так. Ни у кого не может не быть слабых мест, и никто не живёт вечно, к сожалению. — Коль, домой? Как ты без куртки-то пойдёшь? — Дость-кун, мне совсем не холодно! Я теперь поджаренный хлебушек! О, знаю! Я гренка! — Долдон. Замёрзнешь же. — Я был бенгальским огоньком, Дость-кун! — Твою мать... Как знаешь... — Горячие новости, Коля Гоголь отпиздил уебанов! — кричит закадычный друг Фёдора на всю улицу, и Федя всё же не может сдержать улыбки. — Умница, Коленька. — и он видит как Коля тает от этих слов. — Пошли быстрее, я тебя лечить потом не собираюсь.