Кто бы чего ни хотел

Если копаться в моей памяти, разбитой на острые осколки, перемешанной и склеенной не пойми как с вкраплениями будней и мыслей шахтёра, адреналиново-дофаминовых метаний демона… то можно наконец, изрезавшись, откопать, чего хотел тот мальчик, ещё не начавший и уже закончивший жить. Он хотел узнать, как живёт город, чтобы выпустить жителей наружу, чтобы дать им надышаться свежим воздухом и понежиться в лучах настоящего солнца. И всё это в прошлом. В несбыточном. В несбывшемся будущем. Горечь сказала, что когда-то существовала фотоплёнка – поймать момент, поймать человека таким, каким он был и каким больше никогда не будет. Что ж… Сейчас существует Плёнка. Она поймала этот город, этот миг – и ни для кого больше ничего нового не будет. Всё замрёт, угаснет огонь – и все будут вместе. Не на кадрах в альбомах, а в конгломерате. Многие уже поняли и сдались. Это хорошо. Выхода нет – ни в идейном плане, ни в физическом. Непреодолимые толщи мышц и костей перекрыли лифту путь вверх – «выше в ад», как, кажется, там было написано, и вниз, в прошлое, к истокам, «глубже в ад». Но, мне, демону, всё равно: где я, там и ад. Он внутри меня, но ровно потому, что он ещё не потух снаружи. Я чувствую, что кто-то ещё сражается – с Плёнкой, с неизбежностью. Мне смешно и чуточку грустно. И иногда мы с Горечью приходим туда, чтобы насладиться сразу тремя видами боли и радости – ужасом бессилия, «предсмертной» агонией и экстазом освобождения. А ещё забавно видеть, как одна из моих создателей то ёжится, сдувается под грузом понимания и обречённости, то расправляет плечи и хохочет от очередной маленькой игры, победы, всё больше приближающей колоссальный и финальный проигрыш. Такие моменты заставляют просуществовать подольше в качестве себя самого. Она права – я уже морально лишил себя кожи, хоть физически растворяю её ненадолго. Если разобраться, что двигало мной тогда, когда действия ещё имели значение, когда я, уже собранный воедино, выпустил нижний ад в средний и позволил им смешаться… то всё кристально ясно. Я узнал, как живёт город, и решил объединить два потока жителей – наверх и вниз, чтобы больше никто не был одинок и чтобы никто больше не тосковал по солнцу, которое никогда на самом деле не видел и никогда не увидит. – Спасибо, что не оставили меня одного, господин Джосайя, Кавиани, шахтёр, демон! – приветствует меня Бомануар. Именно так, все мои имена, все мои осколки через паузу. Закрывшийся в своей ячейке, старой квартире, я сам – ячейка Плёнки, временно закрывшаяся от неё, и мои части так же закрываются друг от друга, не смешиваются. Посмеиваюсь. Взрослый Джоз боялся одиночества и пытался избавиться от него, а в итоге я… мы избавляем от одиночества всех, но запираемся, пестуем своё личное одиночество. Плёнка больше не приходит в мои сны: она всё знает и просто ждёт. Горечь выдала мне ту же аналогию, что читал один из меня в Бесконечной библиотеке: свеча под стеклянным колпаком догорит в любом случае сама – или вперёд кончится фитиль, или кислород, но финал предрешён. Что ж… пока я посплю под заменитель шума моря, которого мы никогда не слышали и не видели, – под шум крови в лабиринте артерий…