Поворот

Склонившись над умывальником, Штольман вылил на трещавшую с похмелья голову кувшин воды. Кроме головы болело еще где-то, но надворный советник решил не обращать на это внимания - с утра прибегать к излюбленному лекарству он себе не позволял. Черт дернул его вчера упорствовать в убеждении Мироновой, что негоже девице заполночь посещать одиноких мужчин. Почему она не понимает? Умная, казалось бы, девушка. Но ему-то какое дело, почему он не мог остановиться? Яков вытер волосы полотенцем. Что он ляпнул Анне? Дело молодое? Идиот, право слово. Хоть не сознался, что был бы рад, если бы она вновь пришла к нему ночью. Этого Штольман не произнес бы и под пытками - это было его тайной мечтой, о которой он позволял себе грезить крайне редко. Да и не было в этих грезах никакого смысла, он бы тут же отправил позднюю гостью к Мироновым. Он вспомнил, что после вчерашнего эпизода Анна может и не прийти больше в участок. Не будет её милого голоса, непонятных духов и невообразимых видений. Не будет вздымающейся груди, так притягивавшей к себе взгляд, не будет мелькающего в двери турнюра. Штольман стукнулся лбом о зеркало и застыл, ощущая прохладную поверхность. О ком он, к дьяволу, думает? О девице девятнадцати лет от роду? Раскрыв бритву, Яков потянулся за помазком - небритым на службу начальник сыскного отделения еще ни разу не являлся, и сегодня начинать не стоило. … - Аня, к тебе пришли! - донесся до девичьей спальни голос Марии Тимофеевны. Анна спустилась вниз. Родители улыбались крайне умильно. Такие улыбки были явным признаком того, что кто-то новенький в городе решил посвататься, ведь все давние жители Затонска, желавшие поухаживать за девицей Мироновой, уже знали, что им не повезет. Почти так и оказалось. В холле за корзиной цветов мялся молодой офицер. - Моя дочь Анна, Иван Алексеевич Шумский, - отец Анны представил молодых людей друг другу. - Лейб-гвардии кирасирского полка поручик. Возможно, ты помнишь его, Аннушка, он наш бывший сосед, и лет десять назад вы вполне могли играть вместе. Он заходил вчера, и сегодня мы были рады видеть его вновь. Господин Шумский попросил разрешения прогуляться с тобой по парку. Офицер щелкнул каблуками. В последовавшей процедуре обмена любезностями Анна вспомнила, что ей советовал дядюшка - принять ухаживания какого-нибудь приятного молодого человека, стараясь не попадаться Штольману на глаза. Улыбнувшись, Анна взяла цветы. Высокий поручик был симпатичным, милым и воспитанным. Тем более он глянулся родителям. - Разумеется, я помню вас, Иван Алексеевич. Я буду готова через несколько минут. … Младший из братьев Мироновых едва не захлопал в ладоши при виде полного мужчины, приподнявшего при встрече шляпу. - Алексей Егорович! Как я рад вас видеть! - Доброе утро, Петр Иванович! Извините, спешу. Дела, знаете ли, нужно оповестить жителей города о происшедшей беде! Вы ведь знаете, что ... Хотя Ребушинский делал вид, что торопится в участок, он с удовольствием остановился поболтать. Мужчины обсудили смерть инженера, другие недавние слухи, и только затем Миронов пожелал журналисту успехов в освещении важных для Затонска событий. Довольный, Петр Иванович купил утреннюю газету. Семена были посеяны. ... - Проводите господина Ребушинского! - рявкнул в коридор Штольман. Следователю не удалось избежать разговора с надоедливым журналистом, ведь тот прямо таки вломился в кабинет и потребовал полного описания событий, имевших место вчера вечером. И все бы было ничего, если бы пронырливый писака не проронил между вопросами, что Анна Викторовна, оказывается, уже вовсю гуляет с неким офицером. И почему-то голова надворного советника тут же заболела вновь. Штольман не мог расспрашивать журналиста об этом известии, а уж отчитываться о деле инженера не собирался никому, кроме начальства. Поэтому полицейский просто выпроводил жужжащего Ребушинского за дверь. … Марья Тимофеевна зашла к модистке. Сопровождавшая мать Анна не желала разговоров о нарядах и уже несколько минут в одиночестве прогуливалась по тихому переулку. Завидев знакомую фигуру, Анна замерла. Штольман при виде девушки также остановился. Нервным движением трости он сдвинул котелок со лба. - Анна Викторовна, - как-то необычно тихо произнес Яков. Он был бледен, морщины в уголках глаз стали заметнее. Анна не знала, что сказать. Ей было очевидно, что разговор должен начать следователь, но тот молчал и просто смотрел. Девушка почувствовала себя неловко. Он что, не решается заговорить? Вчера он кричал на неё и не смущался ничуть, а сейчас слова вымолвить не может? Но почему же он выглядит таким… разбитым? Вон и на лбу испарина. Неужели Нина была права? Нет, тогда бы Анна слышала дыхание перегара, как это бывало с дядюшкой, а от Якова Платоновича сейчас чудесно пахло мятой и крепким кофе. Ох, Нина же! Вспомнив самое важное, Миронова решилась. - Я… - начала было она. … Пухлые губы Анны были так же хороши, как и день назад, грудь была так же высока, но сейчас Яков не мог остановиться на каких-либо деталях. Его полностью заворожил облик девушки. Он не ожидал встретить ее так быстро и сейчас абсолютно забыл, что надо сделать хоть какой-то шаг к примирению. Что если не извиниться за вчерашнее, Анна так и будет гулять с офицерами, и бог знает, чем это закончится. Выдохнув, Яков понял, что если сию секунду не коснется Анны, больше этого может не случиться никогда. Он взял девичью руку в ладонь и поднес к губам. Заговорившая о чем-то Анна замолчала. Штольман чувствовал, как дрожит рука в его руке. На секунду задержав приветствие дольше положенного, он отпустил ладонь, но к своему удивлению, ощутил её на своем лбу. - Яков Платонович, вы хорошо себя чувствуете? Мне кажется, у вас... - во взгляде Анны было беспокойство. Прохладная ладонь на лбу Штольмана в тот же миг уняла головную боль и принесла отдохновение. Якову вдруг показалось, что они с Анной - одни, и вокруг на мили нет ни офицеров, ни призраков. Он почти не дышал, не смея прервать чудесное мгновение. Ему представилось, что они с Анной катаются на лодке по озеру, что ласковый ветер касается его лба, а девушка напротив - улыбается. Эта картина была такой невозможной, что Яков закрыл глаза. - Вам больно, Яков Платонович? - Анна все-таки отняла руку, но не отступила ни на шаг. - Нет, что вы, Анна Викторовна, - наконец смог заговорить Штольман. - Вы... Речи ему сегодня определенно не давались. Он уставился на нежные губы, краем сознания отметил появившийся на щеках Анны румянец и с трудом отвел взгляд от приоткрытого рта, чтобы тут же окунуться в прохладу ее глаз. Вновь все вокруг перестало существовать. … - Аннушка! - воскликнула Марья Тимофеевна с крыльца модистки. Вздрогнув, Анна отвела взор от Штольмана. - Да, мама. - У Настасьи Сергеевны есть для тебя чудное платье, зайди на примерку! Именно его ты сможешь надеть на ужин, на который придет Шумский, и оно очень тебе пойдет. Примеришь, убедишься. Здравствуйте, Яков Платонович, - мать Анны коротко кивнула следователю, не заметив, как замкнулось его лицо. Поздоровавшись со старшей Мироновой, Штольман сухо спросил: - Анна Викторовна, неужели у вас свидание? Не рановато ли? От заботы и нежности во взгляде Анны не осталось и следа. Едва не задохнувшись от негодования, девушка вспылила: - Мне, если вам угодно знать, почти двадцать, и некоторые считают, что… Она осеклась. То, что некоторые считают её старой девой, Штольману знать не следовало. Нет, но каков, а? - Яков Платонович, я считаю ваш тон непозволительным! - бросилась на защиту дочери Мария Тимофеевна, посчитавшая замечание следователя упреком. - Мы с мужем вполне можем проследить за благопристойностью встреч нашей дочери с молодыми людьми! И кстати, я вышла замуж за Виктора Ивановича, когда мне было восемнадцать! Всего наилучшего, Яков Платонович! Идем, Анна! … Когда Мироновы удалились, Штольман вытер вспотевший лоб платком. Что на него опять нашло? Всегда Яков беседовал с дамами в рамках светского этикета. Всегда, как считал сам Штольман, он был учтивым кавалером, но сейчас? «Делом займитесь, господин советник», - буркнул про себя следователь, и, вспомнив наконец, зачем вышел из участка, поправил котелок. … - И он так и не извинился, дядюшка! - выпалила Анна, рассказав Миронову о встрече с полицейским. - В следующий раз при встрече я ему слова не скажу! Он просто хам! Мне даже показалось, что он не про юный мой возраст говорил, а совсем наоборот! Петр Иванович выразительно потер руки. - Язвить изволит господин Штольман? Аннет, это же прекрасно. Продолжай, умоляю тебя. - Что продолжать? - Гулять с Шумским, разумеется! Он тебя не обижает? - Что ты, дядя, - вздохнула Анна, - бог с тобой. Мне кажется, он с меня пылинки готов сдувать. - Ну вот видишь! - Это, знаешь ли, несколько утомительно. Анна Викторовна то, Анна Викторовна сё, не будете ли вы так любезны, позвольте принять мои глубочайшие заверения. Все в таком духе. Девушка вновь вздохнула. Церемонность Шумского ни шла ни в какое сравнение с редкими фразами Штольмана и тем, что следователь при любом удобном случае старался коснуться Анны. Миронов улыбнулся. - Тебе не угодишь, дитя мое. - Мне кажется, что я не дождусь того прекрасного момента, когда Яков Платонович будет готов меня выслушать, - немного успокоившись, заметила девушка. - Отчего же? Она вспомнила сегодняшний вопрос полицейского о возрасте и прыснула. - Раньше я его опять стукну.