Макаровские

17. Я не знаю что меня ждет дальше: какие препятствия для меня приготовила судьба, кто в ответе за покушения и взрыв Газели на мальчишнике, что из себя представляет тётя Света. Я не знаю сколько мне осталось, выиграю ли я в неравной схватке с будущим, с неминуемым взрослением и тяжелой самостоятельной жизнью без помощи брата. Смогу ли я сама пробиться в люди или сгину в нищете? Меня не волнует то, что сейчас я сижу на холодном снегу, а с сигареты падает пепел на брюки. Не волнует предстоящий нелегкий разговор с Димой, и все вытекающие из него последствия. Меня волнует только вкус сигарет на губах, что оставил Рома, его рука на моей щеке, и то, каким нежным Пятифан всё-таки может быть. Дыхание сбилось, а сердце бешено колотилось. И когда кислород в легких все-таки закончился, я отстранилась, жадно глотая воздух. Рука непроизвольно коснулась рта. Стало стыдно. А ещё более стыдно было смотреть на слегка припухшие губы… друга? Кто мы теперь друг другу? Я пересилила себя и посмотрела в глаза Ромки. На лице застыло непонимание, наверное, со стороны я сейчас выглядела так же. Его растерянный взгляд бегал то к моему правому глазу, то к левому. А позже, он его и вовсе опустил голову. — Блять, пепел! — взволнованно прикрикнул Ромка, вынимая из моей руки сигарету, вставляя ее в зубы, и тут же лихорадочно принялся отряхивать мои брюки. Это действительно интересует его больше, чем то, что сейчас произошло? Внутри начала закипать обида. Хотелось встать и уйти. — Тебя это так беспокоит? — озвучила я собственные мысли, перемещаясь обратно на качели. Хоть кому-то по-настоящему есть дело до моих чувств? Взять брата: вроде всегда рядом, всегда защитит, но вопрос «кто ему важнее, я или бизнес», застанет его врасплох. Я была для него любимой сестрой, а стала обязанностью. Было ли точно так же с Пятифаном? Отряхнувшись, он поднялся, и уперев руки в поручни качели, встал напротив меня, закрывая выход. — А я должен был позволить тебе прожечь штаны? Что ж, его правда. Нехотя, я мысленно согласилась с ним, проблемы нужно решать по мере их поступления. Потупив взгляд, я все же ответила, на очевидно риторический вопрос: — Просто после первого поцелуя, я ожидала услышать немного другие слова, — была моя очередь вводить в неловкое положение. Один-один, Ромка. — Я украл твой первый поцелуй? — привычно усмехнулся Пятифан. Что вообще в этом смешного? Либо эта информация его действительно позабавила, либо он попытался сменить тему. В любом случае, два-один, не в мою пользу. — То же мне, друг, — сделав ударение на последнем слове, я закатила глаза на столько, что было ощущение, что они совершили полный оборот вокруг своей оси. — Прости, — вдруг виновато выпалил Рома. В лице вновь появился трепет и обеспокоенность. Такая резкая смена настроения окончательно выбила меня из колеи. Я не понимала как реагировать, а к лицу прилила кровь. Оставалось надеяться на то, что он этого не заметил. Но будто бы опровергая мои мысли, Пятифан легонько дотронулся до моей скулы, остановив ладонь где-то между шеей и ухом, поглаживая большим пальцем щеку. — Ч-чего? — запнулась я с некотором страхом. Было некомфортно — что сейчас сделает Ромка? Он мог поцеловать меня еще раз с таким же успехом, как и ударить. — Чтобы у тебя была жареная башка я тоже не хочу, — опять странно объяснил он. С моего лица на снег посыпалась новая порция пепла. Надо же, как сильно я успела обгореть. А, порой, сигареты не хватает для двух тяжек. А что, если я нужна Пятифану, как эти сраные сиги для всех нас? Задушить страхи и сомнения, вернуться к ощущению себя и обрести тот осколочек жизни, выделенный на каждого? В Ромке вдруг я стала видеть вампира. С острыми клыками и узкими глазами. Энергетического вампира. Сами собой на глаза навернулись слезы. Я всячески старалась скрыть это, но тщетно. — Ревешь? — он взял мой подбородок и приблизил к себе. Знаете, как иногда успокаивают взбесившуюся собаку. А она продолжает скалиться, но это не меняет положение, а только добавляет ударов палкой по спине. Это выглядит так унизительно, как для самого животного, так и для человека. И если с псиной все более-менее понятно, то человек, демонстрируя превосходство окружающим, лишь показывает, какая тварь он сам. Слабых легко сломать и стать на их фоне королем. Рассуждая таким образом, я возненавидела Пятифана. Как он может так со мной обращаться?! — Убери свои руки! — выкрикнула я и отпрыгнула назад. Он без лишних движений отпустил меня. На губах даже промелькнула ухмылка. «Ну, чё дальше?» — будто этим говорил он. А я молчала, словно на горло кто-то наступил. Ветер развивал взлохмаченные волосы, лепил к мокрым щекам. Я горела изнутри и не чувствовала, как слезы обжигают кожу. Я знала, что у меня красные веки, знала, что выгляжу просто ужасно, знала, что это моя последняя битва. Победил Пятифан, и я была его жалким выигрышем. — Макарова… — он шептал и подходил, стреляя огнями глаз, — ты что, дурочка, делаешь? Ты думай хоть как-нибудь. — Отстань! Уйди! Вон! — в панике кричала я и беспорядочно махала руками, словно спасаясь от приведения. Да, это была паника, да, я начинала сходить с ума. Это чудище вело меня к помешательству. — Ася, пожалуйста, давай поговорим! — в ответ орал Ромка и почему-то начал быстро размахивать руками. Я кричала что-то невразумительное. Я сама не помнила, что именно, хотя, наверное из моего рта вылетали звериные рыки, вопли и стоны. Вдруг мальчишка сделал прыжок, набросил на плечи и голову куртку и повалил в сугроб. Мы катались в смертельной хватке, но, как я уже поняла, Ромка зверь во плоти. Он смеялся, гоняясь за мной. Я видела острые клыки, когда он вминал меня в землю. — Что тебе нужно?! Зачем я тебе? — на последнем издыхании завопила я, и мой голос оборвался. — Я не хочу тебя потерять… И все вокруг стало вакуумом. Меня словно погрузили в ванну с холодной водой, и она залила уши. — Ась, почему ты так себя ведешь? Ася! — Ромка тормошил меня, хлопал по щекам, в надежде привести в чувство. Он как-то понял, что я почти умерла. — Зачем я тебе? — шепотом повторила я и без страха взглянула на Пятифана снизу вверх. Это далось большими усилиями. — Я переживаю, — выдохнул он и утер лицо, — просто пойми, когда тебя так воспитали, сложно перестроиться и воспитывать другого иначе. — А кто просил тебя воспитывать? — вклинилась я, но не была услышана. — Как бы ты не пыталась, но мою грубость уже не вышибить. Вот такой я, ребенок улицы и пивных бутылок. Я, честно, пытаюсь переделаться, но пока нихуя не выходит. Он замолчал и отвел взгляд. А я, наоборот, смотрела на него очень внимательно. Этот монолог, это признание — очередная шутка? Он опять «просто пошутил» или говорит серьезно? Если второе, то это очень плохо, потому что надо как-то реагировать. — А в ответ тишина… — протянул Пятифан и всхлипнул. Потом повернулся, врезался в меня глазами и уверенно произнес, — но я сделаю все возможное, чтобы не срываться так на ребенке. Сначала я думала, что мне послышалось. Потом, что Ромка окончательно ебанулся. Через секунду накрыл нервный смех. — Мы же д-друзья, Пятифан! — хихикала я, — д-р-у-з-ь-я, забудь такие разговоры! — Да прикалываюсь я, — отмахнулся тот и тоже заржал. Только в отличие от меня как-то живо и искренне. Также в конце он выдал.— Кончено, к сожалению мы друзья. И всё. Это обреченное «и всё» опять заполнило душу неприятной пустотой. Ромку было жалко. Я понимала, что он тоже что-то чувствует ко мне. Ну, разве ты будешь так грамотно целоваться с совершенно безразличным человеком? И, не будь этой треклятой враки для Димки, кто знает, вдруг у нас что-то получилось. Но счастье любит тишину, а ее уже спугнули. — Погуляем, может? — предложил Ромка и оголил запястье, — если верить этим часикам, времени у нас полно! — Но только с одним условием, — прищурилась я. — Как друзья! — рассмеялись мы хором и поднялись на ноги. Вдруг я стала понимать ту грань между «обычным» словом и «своим». Свои словечки были как-то у Макаровских, но я не признавала их вкуса и постоянно сердилась на Димку, что он постоянно талдычит их. Сейчас же определение «друзья» стало для нас с Ромкой чем-то таким личным, если не интимным. Несколько дорогим, чем «мой парень» или «моя девушка». «Мы встречаемся», «мы пара» и так далее. У друзей нет никаких крупных обязательств, они могут вести себя, как хотят и не бояться, что кто-то что-то подумает не то. Выявив, таким образом, плюсы принятого решения, я, наконец, собрала воедино всю ситуацию. Я не хочу отношений. Таких. Пока. Наверное. Я хочу просто жить и не заморачиваться хотя бы на счет этого. — Эй, Пятифан, айда в снежки! — заголосила я и метнула в него снежный снаряд. — Ну, все, Макарова, ты попала! — весело откликнулся он. Мы бежали по двору, умело уворачиваясь и прячась за детскими лазелками. Ромка не давал мне спуску и без зазрения совести закидывал снежками. Когда пальба была невыносимой, я падала в сугробы прятаться. Это было забавно не сколько со стороны процесса, сколько от Пятифана. Мальчишка недовольно цыкал, когда я погружалась до носа в невесомые снежные хлопья. Это смешило и придавало уверенности, что Ромка не издевается. А на пути уже улица. Перед выходом на проезжую часть Пятифан поймал меня за руку, одновременно запулив в лицо снежок. — Смотри, чтоб машина тебя не переехала, — предупредил он и зайцем поскакал дальше, — а то я недавно чуть так не сдох! — принес попутный ветер. Если бы мне раньше сказали, что я без усталости и одышки пробегу километра два, а в конце дистанции еще и буду громко хохотать. Стало неумолимо легко. У меня словно открылось второе дыхание и выросли крылья. Ромка теперь выступал под другим углом. Его не было жалко, не хотелось его спасти и защитить ото всех. Эгоизм? Возможно. Мы теперь официально друзья? Вот оно, скорее всего. Пятифан, тот самый привычно-обычный Пятифан, гопник с района и подельник старшего брата. Прикольный пацан, у которого можно стрельнуть сигарету и который купит пиво в ларьке даже в полвторого ночи. Преданный и добрый друг, имеющий все права дать подзатыльник или обозвать. Как хорошо, что эти правила распространяются и на меня тоже. Уставшие, но довольные игрой мы брели по пустынной аллее, ведущей к депо. На домиках касс были такие огромные и воздушные шапки снега, что невольно захотелось взбитых сливок. — Давай рюкзак что ль твой понесу. Ебать, ты все это с ним гоняла, — удивился Ромка, глянув мне за спину, — и зачем, спрашивается? — Шоб Жимка не шпалил, — я сунула в рот сигарету и хрюкнула, услышав, что получилось. — Понял, — подмигнул Пятифан и закинул лямку на плечо, — хоть легкий, и на том спасибо. — Все для ва-ас, — я отвесила шутовской поклон, — еп та, это че? — Где? Я резко схватила мальчишку за локоть и остановилась, понадеявшись, что трухлявый ствол акации смог нас скрыть. Ромка удивленно поднял брови. Я молча мотнула головой на железнодорожные пути, где уже долгое время стояла ржавая электричка. По логике приехала она давно, так как мы не слышали ее гул. Вероятно, мальчишка начал это анализировать, морщить лоб и тереть переносицу, в то время как из предпоследнего вагона… Как бы сказать, — выгружали женщину средних лет. Ее буквально вытаскивали из купе, подхватывали под ноги и плечи. Она будто была неживая: не двигалась и не издавала никаких звуков. Нормальный человек уж точно не лежал мумией в такой момент. Да, и еще немаловажная деталь — женщина была в платье, при том, что на дворе конец декабря. Двое мужчин в одинаковых шерстяных черных комбинезонах наконец поставили ее впереди себя. Потом обставили чемоданами и какими-то коробками, которые кто-то невидимый перекидал из вагона. Женщина стояла, не шелохнувшись. Яркое солнце играло складками на ее платье, золотило блестки на коротких рукавах, сделанных под перья и пух. Васильковый оттенок от этой одежды красиво лежал на снегу. — Быстрее, быстрее, шевелитесь, растяпы! — подгонял мужчин властный томный голос. Его обладателя скрывал вокзальный ларек. Я попыталась выглянуть, но поняла, что так только привлеку внимание. — Чё там? — горячим шепотом спросил Ромка. — Тетку какую-то разгружают. Она как кукла, — тоже тихо сообщила я. Немое недоумение я пропустила и продолжила изучать обстановку. Прямо к перрону подъехала машина. Обычно так никто не делал, это нельзя во-первых, и нормального подъезда к станции нет — во-вторых. Хотя, такой джип исколесил бы даже каменистый уступ, до такой степени он был хорош. Пятифан даже невольно залюбовался. Прикусил губу и уплыл в мечты. А кукольную женщину уже грузили. Ой, то есть, сажали на заднее сиденье. Она все же была живой и двигалась. Пусть скованно и ломано, но кого не изматывала поездка в электричке. А может у нее ноги протезированные? Или она имеет проблемы с позвоночником? Но платье у неё, конечно, прикольное… Через минуту машина отъехала, и в скором времени окончательно скрылась. Позади послышался грустный вздох, и я неопределенно хмыкнув пошла дальше. Спрыгнув с перрона, я побрела по рельсам, помогая руками держать баланс. — Пятифан? — не оборачивая окликнула я, проверяя, пошел ли он вообще за мной. — Че? — ответил Ромка, поравнявшись со мной. — К нам вчера мусора приходили, — начала я, — У меня теперь тётя есть. — не дожидаясь реакции продолжила я. Повернувшись к Роме, я отчетливо заметила немой вопрос в глазах, рассказала весь вчерашний разговор. — Не к добру все это… — подытожила я. — Ты совсем её не помнишь? — спросил парень, после продолжительной паузы. Я кивнула, он выругался. — Сомневаюсь, что это совпадение, не доверяй этой тётке. Хуевые перемены грядут для нас, какая-то гнида зуб точит на Макарыча, бля буду. — причитал Пятифан. Все это понимали, но мало кто решался сказать об этом вслух. Я пыталась мыслить позитивно, думать о том, что эта Светлана действительно мамина сестра, и теперь у нас все будет хорошо. Но я была реалистом, и могла сложить все факты воедино. Как «два плюс два». И ответ был не утешительным. Но страшнее было то, что этой женщине верил мой брат. Во времена, когда верить нельзя никому. Глянув на большие часы, что висели на здании зала ожидания, и немного прикинув сколько по времени нам идти, я решила двинуться в сторону базы. Работа не волк, но с Димкой видеться не очень хотелось. Немного потоптавшись у входа, я все-таки дернула за ручку двери. Получив очередной раздраженный взгляд Ромки, я чуть с большей уверенностью зашла на базу. Место вдруг показалось таким чужим… — Все будет хорошо. — в сотый раз успокаивал меня Пятифан. Было ощущение, что все присутствующие будут посматривать на меня с осуждением, ехидно перешептываясь. Такие же эмоции я испытывала, когда оказалась на химическом заводе впервые. Но как оказалось, никому там нет дела до остальных, и вероятнее всего, они не в курсе о том, что произошло утром. Но среди Макаровских я смогла разглядеть сочувствующий взгляд Бяшки и движущегося в нашу сторону Вальта. Настроение последнего я считать не смогла, но лицо Бяши не сулило ничего хорошего. — Макар у тебя сидит, просил чтобы вы зашли, — отчитался передо мной Юра, кинув гневный взгляд на Ромку, — Оба. Я непроизвольно и, кажется, слишком громко, сглотнула. — Хорошо. — ответила я сиплым, каким-то не своим голосом, и на негнущихся ногах пошла к кабинету. Предвещая мою нерасторопность, Пятифан вырвался вперед и уверено скрылся за поворотом. Выдохнув, я поспешила за ним. Обстановка в кабинете не была добродушной: брат нервно перебирал бумаги, сидя в моем кресле, держа в зубах сигарету. Только когда я закрыла за собой дверь, Димка оторвался от документов. Смотреть ему в глаза было страшно и стыдно. Хотелось уйти, выпрыгнуть с окна, провалиться под землю, все что угодно, лишь бы не попасться под испепеляющий взгляд Димы. Сам он, тем временем, кивнул в сторону дивана, что стоял напротив него и мы покорно присели. — Рассказывайте. — в приказном тоне потребовал брат. Мы с Ромкой переглянулись, но отвечать не торопились. Хотя следовало бы, ведь терпение Димки было на исходе. — Рассказывайте, блять! — повысил голос тот, громко стукнув о старенький стол, который даже издал характерный треск. — Мы с Асей никогда не встречались, а только делали вид для тебя, потому что на неё напали, и ей из-за этого нужно было остаться у меня. — кратко выложил Ромка. От услышанного разозлилась даже я. Ну кто разъяренному человеку так подает информацию? Неужели нельзя было сделать это аккуратнее? — Я тебе, сученыш, сейчас колени прострелю! — сквозь зубы проговорил брат, и в подтверждение вынул из куртки пистолет. Я взвизгнула. В горле встал ком, я судорожно перебирала в голове варианты действий. — Дим, послушай… — успокаивала я, хотя у самой голос подрагивал. — Что, блять, послушай? Ты головой думаешь вообще, Ася? — продолжил на повышенных тонах Димка. Отчетливо слышалось отчаянье в его интонации, и еще более наглядно я ощутила пропасть между нами. Было ли мне стыдно за то, что я обманула брата? Да. Но была ли я одна виновата в том, что произошло между нами? Точно нет. Пришло время расставить все точки над «и». Мы с Пятифаном поделились всеми событиями того дня, когда начали «встречаться». От страха я крепко сжимала руку Ромки, а лицо Димы, в процессе нашей исповеди, менялось каждую минуту. Поначалу, слова давались тяжело, но помогло то, что в основном, говорил Пятифан. Ведь тогда, я большую часть времени была без сознания. — Блядство… — тяжело выдохнув, подытожил Дима, — рассказала бы сразу — мы бы уже хуеву тучу времени назад нашли бы этих уродов. Вновь схватив оружие, раздался выстрел. Я тут же повернулась к Ромке, осматривая его на предмет ранений, но удостоверившись, что все хорошо, я вернула внимание к брату, настроение которого я уловить не смогла. Как оказалось, пальнул он в стену, наверное, хотел сбросить напряжение. — Что случилось? — встревоженно проорал только что влетевший в комнату Степа. Прикрыв глаза, Дима двумя пальцами надавил на виски, видимо, обдумывая дальнейшие действия. Увидев это, Соколов стушевался, и продолжил мирно стоять, ожидая приказа. — С тобой дома поговорим, — обратится ко мне Димка, — а нам с Романом нужно еще перетереть. Потупив взгляд, я повернулась к такому же непонимающему Ромке. Он его убьет? Не хочет, чтобы я это видела? — Да иди уже, ничего я с ним не сделаю. — раздраженно прогонял меня брат. Только сейчас я отпустила ладонь Ромы, и нехотя вышла из комнаты вместе со Степой. Не оборачиваясь, я быстрым шагом пошла на последний этаж. Путь лежал на излюбленную крышу, на которой я раньше проводила почти все свое время на базе. Сейчас же, когда у меня есть свой кабинет и работа, я перестала там появляться. Но мне захотелось проветриться, вновь посмотреть на поселок свысока, и снова почувствовать, будто время в этом месте эфемерно. Привычным движением я плюхнулась на бетон, абсолютно не заботясь о том, что все это время Степа шел за мной. — Ась… — неловко окликнул тот, будто боясь меня потревожить, — Ты как? — Честно? Хреново. — Я слышал о вашей ссоре с Макарычем, хуево получилось, — сказал Соколов, присаживаясь рядом и притягивая меня за плечи одной рукой к себе. От такого жеста я едва слышно ахнула. — У меня вообще-то парень есть. — неловко напомнила я. — А я вообще-то слышал не только о вашей ссоре, но и о ее сути, — Степка четко дал понять о том, что расслышал о нашем с Пятифаном спектакле. Стало очень неловко, так глупо попыталась обмануть. Интересно, почему он прибежал, когда услышал выстрел? У нас это не такая уж и редкость, на такое уже никто не реагировал. Может он переживал за меня? Или просто не привык к таким выходкам среди Макаровских? Задать этот вопрос я не решилась, пусть это останется небольшой тайной для меня. Хихикнув собственным мыслям, я обернулась к Соколову, на долю секунды испугавшись тому, как близко он сидит. В глаза сразу бросились еще не зажившие царапины и ожоги от недавнего инцидента. — Если не будешь ухаживать за ранами, останутся шрамы и рубцы — настоятельно проговорила я. А парень лишь улыбнулся, будто не воспринимая мои слова всерьез, что меня немного залело. — Ну, хочешь, можешь намазать меня чем-нибудь, — парировал он, едва ощутимо толкая меня плечом. Идиот. Как можно так забивать на свое здоровье? А если инфекция? Спорить не было сил, поэтому, я выдохнув, отпустила голову. А Степа, в свою очередь, отзеркалив мое движение, опустил свою голову так, что теперь мы соприкасались лбами. Я замерла, ожидая следующих действий парня, но их не последовало. Он продолжал смотреть мне прямо в глаза, привычно улыбаясь. Такое ничтожно маленькое расстояние между нами меня смущало. Все казалось слишком неправильным. Казалось бы, только утром я целовалась в снегу с Пятифаном, а уже вечером непозволительно близко сижу с Соколовым. Первый грубоват, вспыльчив, с идиотским юмором, но всегда рядом, голову расшибет, но поможет. Уже такой родной, будто я с ним знакома тысячу лет, хотя еще пару месяцев назад, мы то и делали, что собачились по пустякам. А второй… Будто с другой планеты: начитанный, воспитанный, вежливый и обходительный. Прям джентльмен. Вечно жвачками заграничными угощает. Но такой далекий, я ведь ничего о нем не знаю. Оба такие разные, поэтому никогда не смогут подружиться. Но я словила себя на мысли, что между мальчиками есть одно сходство: обворожительная, манящая ухмылка, которая цепляет с первой секунды. Какой бы выбор одобрила мама? Она бы одобрила любой мой выбор. Однажды, она сказала, что девушки выбирают мужчин, похожих на своих отцов. Не догадываюсь, был ли папа похож на дедушку, но знаю точно: ни Ромка, ни Степа, не похожи на кого-то из моих родных. Позади послышалась какая-то возня, и я рефлекторно отстранилась. Оказалось, это был Пятифан. — Пойдем, я тебя домой провожу. — буркнул тот, недовольно поглядывая то на меня, то на Соколова. Я быстро закивала, начала подниматься. — Никому не доверяй, — сказал Степа так, чтобы услышала только я. Вновь вернув взгляд к Ромке, что сердито поглядывал меня, я решила проигнорировать слова Соколова, дабы не заставлять Пятифана ждать.

***

Мы шли вдоль леса, луна медленно выплывала из-за макушек сосен и плавилась куском масла на раскаленной сковородке. Мы молчали, только снег хрустел под подошвами, да шуршала моя куртка. Ромка шагал шире, чем я, но все равно пытался двигаться рядом. Тропинка была рассчитана на одного, даже разминуться со встречным казалось проблематично, но он упрямо пыхтел, влезая из сугроба в сугроб. Я решила не заботить этим мозг, мы же друзья. Пусть идёт, как нравится. Я дышала ртом и выпускала клубы пара в черное небо. Кажется еще не было десяти, но зимнее время суток сказывалось на затемненности. Все события за сегодня отразились на внутреннем состоянии. Я опять ощущала себя пустой. Безэмоциональной, холодной эгоисткой. Хотелось сесть под елку, подтянуть коленки к подбородку и расплакаться. — Ася? — Пятифан тронул меня за руку и развернул к себе. — А? — его внезапное обращение помогло выдернуть сознание из пучины размышлений. Я проморгалась и взглянула на Ромку, — чего тебе? — Не холодно? — Да нормально. — Ладно. Мы вновь зашагали под начинающимся снегопадом. Мальчишка закурил. Огонек сигареты отражался от снега и прыгал на темно-зеленые лапы деревьев. Складывалось ощущение, что оттуда кто-то выглядывает. Волк? Маньяк? А может чудища из моей башки? — Не, я так не могу, — решительно остановил меня Рома и вероломно накрутил на шею свой шарф, — ты с голым горлом, потом ангина схватит, — назидательно объяснил он. — Тогда у меня еще и куртку продувает, — невзначай заметила я и потянулась к Пятифану. Тот будто этого и ждал. Положил руку на мою талию и притянул голову к плечу. Я согласно прилегла. Дальше мы шли так, обнявшись. Было тепло, и мы помещались на тропинке. Мы курили, передавая друг другу сигарету. И пусть весь мир скуют вечный лед, пусть начнется апокалипсис или небо упадет на голову, мы не перестанем так идти и дымить. А небо все-таки свалилось. — А о чем ты с Соколовым трепалась? — Со Степой… — я помедлила. С одной стороны, мы друзья, а у них секретов друг от друга нет, да и скрывать по сути-то нечего, с другой — посвящать именно Пятифана в эту тему не хотелось. Я замедляла темп, широко шагая и оставляя ногу в воздухе секунд на семь. — Ой, а что это… — в кармане я наткнулась на что-то чужеродное. Ромка встал и поднял бровь. — Ножик, — я недоуменно похлопала ресницами, но вскоре вспомнила, — это мне Димка утром же дал. От тебя спасаться. Мальчишка прикусил губу и взглянул куда-то позади меня. — Ну и че, как, будешь применять? — качаясь с пятки на носок, с издевательской улыбочкой поинтересовался он. Отшутиться тут уже не представлялось возможным. Не зная, что делать, я повертела «бабочку» и убрала обратно. — Нет, если ты меня боишься, иди, я никого не держу, — в подтверждение Ромка махнул вперед, а сам сделал шаг назад. В его глазах не было боли или грусти, мальчишка, словно, вообще был не здесь. — Ребзя, вы тут на! У-ух, думал не найду! Слушай, на! — к нам подбежал встрепанный Бяша и, не отдышавшись, начал тараторить. Сначала на своем с примесью русского, потом звонко хлопнул себя по лбу и перевел, — мамка твоя, Пятифан, ко мне заявилась, на! Капусты ей от меня надыть! А я где ейную капусту возьму зимой, а? Она орет, что суп у нее не варится, а я шары вылупил, че, какой суп? — Бяша мячиком подскакивал на месте и хаотично размахивал руками. И только когда Ромка с силой толкнул его в бок, объяснил всю суть. — И тока потом до меня доперло. Сходи купи ей качан, а? А лучше два, чтобы она ко мне не-не приходи-ила бо-ольше, — последние он произнес чуть ли не со слезами. — А у нас Макарыч все узнал. Про отношения наши, которые не отношения вообще, — сплюнул в сторону Пятифан, совершенно игнорируя эмоциональный выплеск товарища. Чтобы как-то загладить эту вину, я осторожно обняла Бяшку и заглянула ему в лицо: — Капусту купить? Мы купим, как два пальца, — улыбнулась я и поправила на нем шапку. Удивительно, но Бяша с самого начала нашего знакомства пришелся мне младшим братом. То ли из-за роста, то ли из-за чрезмерной эмоциональности и инфантильности. Хотя сам Бяша пытался ко мне подлизаться. Подлизаться — по-другому я не скажу. Классе в седьмом он таскал мне сопливые вялые тюльпаны и карамельки из киоска по три копейки. Расталкивал для меня очередь в раздевалке и раз подрался со старшаками, потому что один обозвал меня пиявкой. Я, правда, ценила эти подвиги, обнимала Бяшу и ободряюще хлопала по плечу. Он пел, ну, как пел, пытался, серенады под моим окном, что в радиусе двух километров с диким криком разлетались птицы. Димка тогда смеялся, и бабушка смеялась, и я тоже. Я считала это за игру, но ближе к весне, когда на Бяшку уже стали писать заявления в полицию, пацаны рассказали о его любовных мотивах. А потом было лето, и Бяша уехал на родину. Вернувшись, ко мне его чувства охладели, а наши недоотношения переросли в настоящую крепкую дружбу. Мальчишки шли позади меня и тихо переговаривались. Время от времени скрипело колесико зажигалки, я понимала, что Ромка нервничал. Однако влезать в их диалог я не планировала, испорчу только все. В магазине Пятифан вообще впал в ступор. Долгих пять минут он объяснял зевающей продавщице овощного, что ему надо, но так и не объяснил. Бяша без остановки лопотал на бурятском, чем ещё сильнее отдалял нас от нее. Наконец, ангельски хлопая ресницами и максимально обворожительно улыбаясь, я попросила завесить два кочана и получила утвердительный кивок. Расплатилась я тоже сама, так как в дрожащие Ромкины руки сейчас только монеты класть. Но покупки добросовестно тащили ребята. Оказалось, что от «Продуктового» до дома Пятифановых было не очень далеко. Хотя, возможно, мы бежали с горки. Минуя тот самый фонарь, около которого мы чуть не поцеловались с Ромкой, я опустила голову. На лице выскочила противная глупая улыбка, а на душе кошки заскребли. Это же все неправда. — Аська, на! Я пошел, наверное. Тебя Ромыч, если че проводит, окей? — зазвенел под ухом Бяша. — А мы уже пришли? — я окинула туманным взором улицу, где жила половина нашей школы, — хорошо, до завтра. — Не прощаемся, на! Бяша пожал руку Ромке, подмигнул мне и, словно прыткий зверек, поскакал по сугробам к своему дому. Мы же топтались на перекрестке. Ромка жил с краю улицы, это было и хорошо и плохо. — Пойдешь со мной? — вдруг тихо спросил он и со смешком добавил, — не бойся, не сожру тебя. — Пойдем, — я пожала плечами. Даже не помню, сколько раз я была тут гостем. Старая калитка заскрипела, с нее упала шапка снега. Мальчишка предупреждающе постучал ногой о какой-то железный ящик, вероятно для почты, и более уверено зашагал к дому. На пороге квартиры уже стояла его мать в дырявой овечьей шали. — Мог бы и заглянуть ко мне, когда заходил, — немного обиженно произнесла она, когда мы прошли, — а то раз-два, шум, грохот, а даже не заглянул. А я суп боюсь оставить, пришлось вот к другу твоему идти. Телефон то нам никто не починит! Никто не умеет! — Никто. Вот твоя капуста, — оборвал Ромка и всучил ей пакеты. — Нет, вы посмотрите на него. Куда опять навострился? — Асю довести надо, — Пятифан кивнул, и только тут его мать меня заметила, — темно уже, а она одна. Непорядок. — Непорядок ты мне в комнате устроил, я туда даже заходить боюсь! И так топал, так топал! — за причитаниями она ушла в кухню. — А кто топал, если ты все время на базе был? — шепотом спросила я. — Да телек поди у нее топает, — огрызнулся мальчишка, — не вырубила, вот и шумел. — Надо все же посмотреть, — предложила я и вздрогнула, — вдруг воры залезли? — Ага, воры, — Ромка криво усмехнулся, но потом бесцеремонно залез в мой карман и вынул нож, — пригодится, — прокомментировал он свои действия. В его комнате было тихо. Никто не ходил и ничего не громил. Чего там, даже следов, ведущих к порогу, мы не нашли. Даже воды от снега или бычка сигареты. — Никого там нет, материна шиза, — притаившись за углом, заявил Ромка и, выставив вперед лезвие, с ноги открыл дверь. — Ни хрена себе… — вырвалось у меня, но я прикрыла рот рукой. — Е-ебать… Я же это неделю разгребать буду! — более реалистично передал эмоции Ромка и медленно сполз на пол. Небольшая комната была перевернута вверх дном. Стулья и шкафы валялись на полу в распотрашенном виде, постельное белье было перешвыряно и лежало на подоконнике. Под опрокинутым столом мялись учебники и тетради. Кстати сам рюкзак был неподалеку, но в разрезанном виде. Кожаные лепестки также висели на люстре, которая только чудом осталась жива. На ватных ногах Пятифан подошел к кровати. Матрас был облит чем-то пахучим и зеленым, а старый плед, покрывавший место прорыва ткани свисал на пол. Но даже травяной запах не перебивал отвратительный смрад. — Это что еще такое? — кашляя, спросила я и спряталась за Ромкиной спиной. — Секунду, — тот был совершенно спокоен, — дай мне лыжную клюшку, — ты стоишь на ней. Я послушно передала ему, что требовалось. Мальчишка затаил дыхание и как-то напрягся. — На счет «три», скидываю плед, — отдал распоряжение он и стрельнул глазами, — да не ссы ты. Я кивнула. Голосом диктора спортивного канала, Ромка досчитал и, выждав мгновение, поддел плед рукоятью. — Фу-у-у, — завизжала я, — это че такое? Рома-а! — Я говорю, не ссы. И не ори, желательно, — совершенно равнодушно он встретил получивший волю красный ручей. Потом мальчишка наклонился, почти лег на пол, прищурился и сообщил, — свинья. Я уж приготовился трупак тут увидеть. Облом. Я хватала ртом воздух и пыталась устоять на ногах. Как можно быть таким спокойным, когда у тебя под кроватью… — Там башка свиная и все. С пятачком. Я закрутилась на месте, брезгливо щурясь. — Ну ты посмотри, она же не страшная. Даже чем-то на Соколова твоего похожа, — захохотал Ромка и посветил под кровать фонариком, — жаль, конечно, что не целая, а то засолили бы. — Пятифан, сделай что-нибудь! — не своим голосом вопила я, а потом резко всхлипнула, — что все это значит? Обыск? У тебя что-то искали, но что? И зачем эта голова? Зверюшку жалко! — А нас тебе не жалко? — сразу же посуровел Ромка и отбросил клюшку, — ты реально не понимаешь? Ой дура ты, Аська, ой дура-а. — Че? — я уже откровенно плакала, — пусть дура! Пусть! Я уже устала! Я хочу спать! Я хочу домой! А не эти головы с пятачками смотреть! — Ася, за тобой приехали! — донесся крик матери Ромки, — брат твой. Немедленно выходи! — Ну, выходи, раз устала. Ах, да, извините, — Пятифан протянул мне ножик, — вот теперь иди. Я соскребла с его ладони «бабочку», утерла нос рукавом и, последний раз взглянув на лужу крови, пулей выскочила из комнаты, а там и из дома. На улице меня поймал Димка. Схватил за плечи, стал трясти и что-то кричать. Я же, как в лихорадке, твердила одно слово: «Домой». Наконец, брат понял, что сейчас от меня ничего не получится добиться. Он подхватил меня на руки и отнес в машину. Через секунду в окне замелькали фонари и деревья, а я видела лишь отрубленную голову свиньи. С большим розовым пятачком.