Макаровские

10. — Не так быстро, Ась, — из толпы голосов выделился окрик Димы. Это получается, она пришла, она здесь? Я вскочил с кресла, чуть не уронив его и не разбив нахрен. Где она? Где Ася? Ага. Стоит в дверях и глазами хлопает. Думаешь, не заметили тебя? Я слегка помахал. Она не заметила, уже базарила с Макарычем. — У меня, а точнее у Юры, есть приятная новость! — кивал в его сторону Димка и нет-нет, да осматривал Аську. Чует че-то, блин. — Короче, пацаны, женюсь я! — донесся радостный крик Юрки откуда-то со стороны. Пацаны тот час обернулись к нему, побросали жратву, а бутылки наоборот прихватили. Какой-то новенький, видимо, чтобы за нами закрепиться, даже облил жениха пивом. Началась движуха, будто женился не незаметный серенький Юрка, которого некоторые вообще обходили за километр, а все разом же на какой-нибудь Анджелине Джоли. Для порядка я тоже пару раз свистнул, но среди тощих спин и ободранных локтей искал Аську. Обнаружилась она довольно быстро: стоит в сторонке, ручки скрестила и пальчиками перебирает. Зыркает на Макаровских, но не подходит, боится, что ли… Улыбнулась! Я не боялся, что кто-то заметит, как я по ней тащусь. Атмосфера была не та, ну, как не та, она была подталкивающая на признания, на громкие слова. — Ася! Макарова! — вполголоса позвал я, но ее уже не было на прежнем месте. Ушла. Я доел консервы, не задумываясь сжевал горьковатую корочку и нырнул в веселье с головой. — Ну Юрец, ну молодчина! — послышалось где-то справа. Со всех сторон сыпались поздравления и вопросы: — А кто она? А когда свадьба? А давно вы вместе? А назови сына в честь меня! — все эти крики слились в один сплошной ор. Голова стала побаливать. — По-здра-вля-ем! — хором, по слогам отчеканили все, взявшись за плечи и образовав круг с центром Юркой. Я подключился лишь на последних буквах, но вложил в них максимально эмоций. За Юрку я был рад, честно. — Спасибо, пацаны, спасибо! Настоящие кенты! — немного по-детски благодарил тот. — В честь такого события, приглашаю всех на мальчишник! — потирая ладони, он заговорщически ухмыльнулся. — А девочки будут? — крикнул кто-то. — Обижаешь! — проорал прям в ухо Макарыч, все это время издевательски сжимающий мне руку. — У нас же не выпускной в детском саду! Фраза сопроводилась громовым хохотом. Димка как всегда о своем, ничего не меняется. У лучшего друга свадьба на носу, а ему лишь бы девчонок. Я вздохнул. Вот она — мужская солидарность. Хуйня, а не солидарность. Да и неправильно по отношению к будущей невесте это все, я бы Аську… Я затравлено прикусил язык. — Ну че, Ромыч, ты с нами? — неожиданно кто-то хлопнул меня по спине. — Не должно тебя ебать, — буркнул я и решительно двинулся к выходу. Вдогонку меня еще сильнее обматерили, но как же мне было все равно. «Хуйня какая-то произойдет», — пролетело в мыслях, а грудь сковало странное чувство тревоги. Может не надо было так резко уходить? Ладно… Резко захотелось курить, это ли не повод без обиды слинять на улицу? Мозги проветрить от всего этого. Зима — темнеет быстро. В пять уже сереет, на сугробах словно пыль лежит, а из-за леса медленно выходит луна. Она похожа на подтаявшее масло в каше. По-хозяйски оглядев пустырь перед заводом, я сел на единственную каменную ступеньку. Пальцы сами полезли за сигаретами и зажигалкой. Хотелось прям надышаться табаком, чтоб он сжег к чертовой матери все опасения. Огонь плясал красиво — то падал, то вырывался, как из сопла ракеты. Ракета. Сколько их сейчас в небе? Я задрал голову, но вместо серого в клочьях туч неба уткнулся взглядом в… Чмо ржавое? Петуха? Ладно, пусть будет просто в Соколова. Сигарет на всех их не накупишь. — А ты в курсе, что курить вредно? — выдохнул он и присел рядом, больно и, зуб даю, специально, задев затылок. Попиздел что-то под нос, пораскачивал ногами. Поправил рыжую челку и хитрожопо на меня посмотрел. — Я, конечно, по мнению некоторых, быдло необразованное, но читать умею, — для наглядности покрутив перед ним пачку сигарет, отозвался я. — Вот же, черным по белому: «Курение убивает». — Здорово! Отличное достижение для твоего возраста, — Степа прищурился. — Угостишь? — Лишь бы чем пасть тебе заткнуть, — Я миролюбиво протянул пачку. Соколов заметил эти действия и убрал руку от моего лица. Странно, что я не заметил. Он, че, хотел мою сижку спиздить? — А можно было чем-то другим? — криво улыбнулся Стёпа, чем еще больше меня раззадорил. — Благодарю. А ты че кислый такой? — А ты че такой любознательный? В жбан давно не получал, соскучился? — прошипел я, крепко сжимая свободную ладонь в кулак. Сразу же ссадины на них начали трескаться. — Ты не ссы, это я быстро могу исправить. — Ром, успокойся, сделай несколько глубоких вдохов и выдохов, — Он вынул сигарету и зажал между пальцами. Выпустил дым прямо на меня. — Знаешь про дыхательную гимнастику? Отлично помо… — Я те чё, педик? Какая, нахуй, гимнастика, мне проще тебе в челюсть прописать! — теряя контроль, проорал я и стукнул кулаком по коленке. — Насилие порождает насилие, — абсолютно спокойно проговорил Соколов и пожал плечами. — Ты меня че, учить пришел? — Нет, помириться. — Че то как-то не очень выходит, не заметил? — подметил я и полез за новой сигаретой. Так хотелось расквасить этому рожу, так хотелось… Но нельзя. Пока. Здесь. Думая не о том, я как-то неправильно вдохнул, дым попал не в то горло, и я зашелся кашлем. Перед глазами запрыгали цветные пятна, спина покрылась потом и мурашками. Степа недолго смотрел на мои мучения, потом, я сам не заметил как, перехватил под спину, перевернул на живот и устроил себе на колени. Я прикусил язык, буквально врезавшись в его железные кости. — Блять! Ты чё, сука творишь? — по возможности я вывернулся на Соколова, но он ткнул кулаком между лопаток. Опять я лежу, смотрю на заваленный пеплом снег и нюхаю его штаны. Ебать дожил! — Зато ты не помираешь, — вздохнул Стёпа и помог мне сесть. — Вернёмся к прерванному разговору. Да, я заметил, что, что-то не клеится наше общение. А еще я заметил, что как только попал к вам, начал вести себя, как баран, по отношению к некоторым личностям, а мне это отнюдь не нравится. — Он прикурил и продолжил, глядя как-то заискивающе. — Мне просто Аська понравилась, хотел хорошее впечатление произвести, не знал, что она твоя. При её упоминании, внутри что-то кольнуло. В голове стали проматываться, как в кино, чёрно-белые кадры, как Ася пострадала, когда пыталась прекратить нашу недодраку. Ее пистолет, будто сейчас выстрелил в меня, а не в чертову лампочку. Наповал, в сердце. И на его осколках уж точно никто не поранится, сердце у меня больно мягкое. Больно мягкое у меня сердце! Я не знаю, закричал ли я это, но Соколов вдруг с пониманием взглянул на меня и осторожно погладил по плечу. Я быстро задышал от страха и горести, кольцом сковавшим горло. Дыши, дыши, мать твою! Я видел перед собой, растерянно улыбающегося, Степу, чувствовал, как сводит от холода лодыжки, ощущал ветер разгоряченным лицом, но умом был не здесь. Мне десять. Мы переехали. Новая, хотя прилично старая, отданная чуть ли не за бутылку водки квартира казалась необитаемым островом. Зеленые обои лианами свисали со стен. В кучках мусора находились разные интересные вещи. Однажды, вернувшись с улицы я нашел в кладовке щенка. Черного, маленького, игривого. За ужином отец почему-то говорил о ценах, что, мол, скоро клей начнем жевать, как в сороковых. Мать охала и показывала на Уголька. Я так назвал щенка, и это имя ему подходило. Мне одиннадцать. Исполнилось только вчера, и вчера у нас были гости. Папин брат с женой. А сегодня я не нашел Уголька, как обычно под своей кроватью. Вчера меня завалили подарками: домино с «Ну, погоди!», акварельные краски и пластиковая рота солдатиков. А сегодня я потерял Уголька. Я спросил у мамы, а она молча подвела меня к холодильнику и показала оставшиеся котлеты. Я все понял, ведь мне исполнилось уже одиннадцать лет. А когда пришел папа и спросил меня о щенке, я расплакался. Я катался по полу и рвал на себе волосы. Я кинул домино в раковину и налил воды, выбросил из окошка солдатиков. Папа зло посмотрел на меня и сказал: «Ты никогда не станешь мужчиной, ты слишком мягкий». -… Ася, — Стёпа все это время что-то говорил о ней. Он выглядел довольно, прикуривая уже мою сигарету. Поняв, что я опять в этом мире, он шмыгнул носом, — простишь меня, хотя бы ради Аси? Не хотелось обрести статус каблука, но долго наезжать и избивать Соколова тоже был не вариант. Ася… Ради нее, хотелось уничтожить все разногласия на корню, поэтому, я угрюмо согласился: — Проехали. Я наверное тоже вел себя, как последний мудила, — нехотя признался я, только лишь затянуть разговор и не возвращается больше к событиям пятилетней давности. — Ну что, мир? — спросил Степа и с опаской протянул руку. Перешагнув через «не хочу» и проглотив ложку рыбьего жира «надо», я ответил на рукопожатие и понадеялся, что переломал этому рыжему все пальцы. Соколов тихо засмеялся. — Да-да, дружба и жвачка, — шутя, добавил я. Некоторое время мы сидели молча. Тишину нарушали лишь потоки ветра, что бились в дверь, и глухие голоса. Разговоры расслышать не получалось, но тон явно было позитивный. Наверное, все еще радуются предстоящему мальчишнику. — Может пропустим чего-нибудь? — смело предложил Степа, тем самым выводя меня опять из сгущающегося у горла болота мыслей. Я взвесил все «за» и «против» и согласился. На базе не могло не оказаться двух бутылок тонизирующего — Макарыч, как главный, за этим пристально следил. — Это нормально? — выгнув тонкую бровь, бесяче поинтересовался Соколов, когда я протянул запотевший «Симбел». — Ништяк, привыкай, — буркнул я и поспешил выйти обратно на улицу. Усевшись на прежнее место, я бесцеремонно вскрыл крышку стеклянного горлышка ключом. Степа покосился на меня, как на одноклеточного, но открыл бутылку таким же способом. — Не хочешь прогуляться? — отпив и поморщившись, предложил он. — Здесь душно как-то. Я пожал плечами. Душно мне было везде, но размяться, правда, не помешало. Под мелкий снег мы побрели прочь от базы. Степа — гордый, вышагивающий, как истинный петух на бойню, шел впереди, я плелся сзади. На нейтральной территории Соколов подождал меня. Ничего не поменялось. К сожалению или к счастью, даже не смотря на развязывающий язык алкоголь, разговор не клеился. Снегопад превращался в пургу, маленькие льдинки залетали за шиворот, тело часто сводило холодной судорогой. Как ватой, закрывались протоптанные черные тропинки, постепенно исчезали горы мелкого мусора. Мысли вновь начали трахать мозг. Я остановился и закрыл глаза. Да, может я и не мужик, но я пиздец устал от всего этого. — Эй, Ромк, ты чего? — Соколов вернулся за мной и встал над душой. Так всегда говорила мне бабка. Я молча посмотрел на него и из-за всех сил понадеялся, что в измученном взгляде Степа прочитает, что надо и уйдет. Однако, видимо, тупой тут не только я. Маленькие, пушистые снежинки то и дело падали ему на нос. Соколов, в свою очередь каждый раз недовольно щурился или чихал. Это было смешно. — Че ржешь? — нервно спросил Степа и еще раз чихнул. — Выглядишь пидорковато, — откашлявшись, заявил я. — Да пошел ты! — притворно обижено ответил он и уложил пустую бутылку в сугроб, попутно набирая снега. — Пизда тебе! Докрутив снежок, он тут же отправил его в меня. Точное попадание! Ну, все, тебе не жить! Я юркнул в кусты и наскреб штук пять снежков. Обстрелы не прекращались. Один снаряд просвистел над ухом и разбился о коленку, я же вслепую запулил снежок. Приглушенное ругательство стало признаком поражения цели. Чтобы закрепить успех, я вылетел из куста, с прижатыми к груди снарядами. Снежное стрельбище набирало обороты. Каждый раз, перебегая через дорогу приходилось нагибаться, петлять и изворачиваться. Делать все, лишь бы не попасть под шальную снежную пулю. Снег клубился, от нас тоже шел пар. Переглянувшись, мы одновременно сбросили куртки и продолжили бой налегке. Мороз обжигал разгоряченное тело, дыхание сбивалось, горло горело. Алкоголь переливался в крови и буравил вены. Подстегивал к чему-то опасному, слепо гнал вперед. Мы почти добежали до городка: разбитая проселочная дорога становилась шире и покрывалась асфальтом, редкие деревянные домики стали сменятся надежными сталинками и хрущевками. Я думал прыгнуть к кому-нибудь в огород, но в ментовке тогда много чего повесят. Разведу этого рыжего на перекрестке. Туда-сюда, выпад в сторону. Соколов стоит напротив, согнувшись и приставив руки к коленям. Дышит ртом, выпуская пар. Глаза бешено бегают. Трясется все тело в ожидании рывка, броска, азарта. Адреналин бьет в голову, я кидаюсь вслед за ним. Слишком поздно замечаю черную Волгу. Резко пахнет соляркой. Также резко я падаю, подвернув под себя обе ноги. — Черт, Рома! — слышится отдаленно, словно из старого приемника. Видимо, звук отстает, или уши мои лежат где-то отдельно. Невыносимая боль под ребром. Правым, левым — не имею понятия. Что-то тяжелое наваливается и сковывает движения. Мы катимся вниз, я пытаюсь высвободиться. По инерции бью это что-то кулаками. Не помогает. Последнее, что я помню — жгуче холодный песок во рту, испуганное раскрасневшееся лицо Степы и тупую боль в затылке, которая отключает окончательно.

***

— Сука-а, — хрипло протянул я, трогая ушибленный затылок, еще не до конца осознав, что произошло. «Точно шишка останется» — это беспокоило меня больше всего. Назойливая мысль крутилась в голове, до тех пор, пока ее не вытеснили другие, более важные и стоящие. Где я? Так, ну это просто, я на базе. Что произошло? Покумекав немного, я все же вспомнил обрывки: игра в снежки, перекресток, черная Волга, и такое же черное небытие после. Хорошо, с этим разобрались, что дальше по списку? Как я здесь оказался и какого хуя я живой? На эти вопросы я себе ответить не мог, нужно искать помощь. И пришла она незамедлительно, в комнату ввалился Степа. И тут меня как током ебнуло. Всплыло еще одно воспоминание — толчок. Сильный, спасительный толчок в спину. — Т-ты спас меня? — заикаясь спросил я. — Очухался наконец, — Сокол едва замешкался, но все же ответил, — Да, что-то типа того. Не дав мне переварить информацию, он выдал новую, из-за чего мой мозг окончательно вскипел. — Ты кстати победил. Хорошо, что мы не играли на желания, — невозмутимо продолжил он. Голова гудела от удара, и я непонимающе вытаращился на него. — Че? — все что я смог выдавить из себя. — Ну как че? Снежки. Ты победил меня в снежки, — продолжал спокойно говорить Степа, чем еще больше вызывал мое недоумение. Может он тоже головой приложился? — Ты реально только из-за этого искры метаешь? — я попытался вскочить, но слабость дала о себе знать. Голова закружилась, я плюхнулся обратно на диван, так и не успев встать. — Че ты резвый такой? Тебе лежать надо. Я опешил. Его невозмутимый тон меня вымораживал. — Ты под колеса прыгнул, чтобы я копыта не отбросил! — я наконец нашел что ответить, — Ты сейчас мог бы быть жмуриком! — Но обошлось же. — Соколов, не беси. Наверное, я должен был поблагодарить его по-человечески, сказать, что я его должник, и вообще он теперь мой лучший кент. Но. Слишком много было «но». Он по прежнему меня раздражал и казался мне мутным типом, упадок сил не давал нормально связать два слова, да и гордость не позволяла в конце концов. Буркнув какое-то обозленное «спасибо», я вновь попытался встать. Нужно было найти что-то холодное, приложить к черепу. Далось мне это трудно: тело ломило, в голове стояло четкое ощущение того, что меня каток переехал. Миссия была выполнена, на помощь вновь пришло пиво! Войдя в огромную залу, на душе стало спокойнее. Это место лишь отдаленно можно было назвать уютным. Высокие, потрескавшиеся потолки, со стен отваливалась краска, в некоторых местах виднелись дырки от огнестрела. И кому вообще пришло в голову стрелять здесь? «Ну, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось» — ответил я сам себе, плюхаясь на диван, попутно вспоминая как мы его с пацанами тащили сюда. Лето, жара, а Макарыч захотел гнездышко обустроить. Ну и купил это старье за три копейки у какого-то деда. А мы, с этими злоебучими диванами, провозились целый день! Думал меня вперед ногами будут потом выносить. Но это еще цветочки были! Оказалось, дед нас подъебал чуток, клопов потом нашли. И нет бы выкинуть эти вшивые (почти в прямом смысле) диваны, Димас купил дихлофос. Так мы там чуть вместе с клопами не откинулись, надышался этой химозой и весь следующий день блевал дальше чем видел. В общем Макарыч любитель то ли заморочиться, то ли поиздеваться. — Воскрес, на! — вскочил Бяха, подсаживаясь ко мне, — Не друг ты мне больше, понял? — Схренали? Я походу знатно приложился башкой, вообще ничего соображаю. — Загуляли, на! — обижено скрючился бурят, — Променял меня на Ржавого. — Ой, Бях, завались. И без тебя башка трещит, — отмахнулся я, но в качестве извинений протянул ему ту самую бутылку, которую до этого, неотрывно держал у головы. — На, успокойся. Друг радостно принял мои «извинения», конфликт был исчерпан. Перебранки с Бяшей были обыденным, и обязательным атрибутом нашей дружбы. Какой хуйни мы только не творили вместе… Помню, года два назад, Бяшке нравилась телочка какая-то, он и так, и эдак пытался к ней подкатить, а она все в отказную. Чего мы только не делали, на какие ухищрения не шли, реакции ноль. Ну и в очередной раз, получив отказ, Бяша предложил выпить. По сусекам наскребли на какой-то дешман, купили, пошли на озеро. В планах было напиться до упора. И вот, упор наступил, Бяха на внешние раздражители уже не реагировал. Это означало, что в таком состоянии ему домой нельзя, решил к себе. Повезло, хоть мамки не было. С трудом дотащил его до двери, поставил, а он на дно тянется, на грязный пол сползает. Открыть ключом дверь и одновременно держать этого кабана было задачей непосильной. Пришлось его пристроить к лестнице, перекинув через перила, где он мирно повис. И вот, я со спокойной душой пытался вставить ключ в скважину. Идея казалось мне гениальной, ровно до тех пор, пока эта алкошня не плюхнулась в лестничный пролет. Я в ахуе, спотыкаясь, бегу в низ. Смотрю, а это чучело, лежит весь такой недовольный, так еще и без двух зубов. И смех, и грех проще говоря. Обстановка на заводе была спокойной, вполне привычной для меня. Многие уже расходились по домам, кто-то сидел в своих кабинетах, кто-то в спальных комнатах. Некоторые пацаны, имеющие проблемы с жильем, оставались тут. Макарыч оборудовал несколько помещений под спальни, поэтому проблем никаких не было, еда, вода, толчок и кровать. Что еще нужно было для жизни? Да и ему это было выгодно: никакая шваль не обнесет. Я и сам тут пару раз ночевал, Бяха тогда в очередной раз с мамкой сцапался, ну и сбежал сюда. А я с ним, Бяша ссоры с родными в штыки воспринимает. Всяко лучше, чем в лесу в палатке. — …гуманитарка приедет, надо будет разгрузить, — услышал я лишь конец фразы Димы. Если бы не строгий напоминающий отца голос, я бы и не обратил внимание. Каждый раз, когда речь заходит о делах, Макарыч будто становился другим человеком. Не просто так его когда-то лидером выбрали, настоящий авторитет. — Ой, Макар, ядло закрой. Нормально же сидели, а тут со свой работой опять, дай хоть отдохнуть, — лениво ответил Юрец. — Валет, если бы не твоя свадьба, всю морду бы тебе разукрасил. Юра манерно махнул рукой и залпом допил остатки напитка. — Юр, — подал голос я, и тут же получив в ответ вопросительный кивок, продолжил, — Почему тебя Вальтом называют? Послышались сдавленные смешки, Юрка с Макарычем переглянулись. Только у первого застыла ехидная улыбка, а у второго недовольство. — Ты че, правда эту историю не знаешь? — спросил Валет. Я кивнул. — Ну нахуй, я эту парашу слышал хуеву тучу раз. Пойду лучше за пивом пока сгоняю, — подорвался Димас. — И мне прихвати! — в догонку крикнул Юра, — Ну, значит слушай, малой. Нам с Макаром лет по тринадцать было, еще Аська тогда с нами увязалась, вообще малая еще была. Ну и мы от нефиг делать в карты на желания играли. Димка её тогда мухлевать научил, ну и она, думая, что мы ничего не заметили, из игры вышла первая. Че с нее взять, со шпаны этой, продолжили вдвоем. Проиграл я в итоге. Дает мне Дима свою шапку и ножик-бабочку, сказал киоск обчистить. Ну, а я че, за базар отвечаю, продырявил шапку, натянул типо балаклаву, ну и поплелся к киоску. Подхожу, и весь такой важный говорю: «Гони жвачки, это ограбление!». — Губа не дура, на! — прыснул Бяша, за что получил затрещину от меня. — Не перебивай, — буркнул я, переводя заинтересованный взгляд на Юру. — Короче, продавщица эта выбежала с магаза, а она такая, крупная была, — он раскинул руки, показывая примерный размер, — и как треснет мне по черепушке. А потом еще раз, и еще, и еще пару раз. Живым думал не уйду. Взгляд перевожу, а там Димас с Аськой выглядывают из-за угла, угорают. Я кое-как вырвался, она в догонку меня трехэтажным матом посыпала. Прибегаю, к ребятам, а Дима мне такой… — Дама бьет Вальта, — продолжил за него, только что вошедший, Макарыч. Не успел он пройти к нам, как со второго этажа донесся крик. Оглушительный и нечеловеческий. Даже задрожали стекла. Я обернулся, как бы не свалились ржавые перекрытия, а когда вернулся в прежнее положение, Димки уже не было. Он буянил где-то на лестнице, гепардом перепрыгивая по четыре ступеньки. — Воо так всегда, на, — обратил на себя внимание Бяша и вскочил, — погнали позырим че там. Че там? Там Ася! За секунду я протрезвел, будто кто-то вылил на меня ведро холодной воды. Что случилось? Около самой двери «кабинета» я нагнал Макарыча и решительно схватил за воротник. — Стой! Погоди! — ткань хрустела под пальцами, но хватку я не отпускал. Я понимал, что мог к чертям разорвать Димкин прикид, понимал, что могу элементарно задушить, но… — Ты забыл, кто я, Пятифан? — прохрипел он и отскочил к противоположной стене, вывернув мне локоть. — Назад, псина, там моя сестра! — Там моя Ася! — заголосил я и рванулся к порогу. Дернул дверь. Под натиском она треснула на две части, нижняя из которых послушно отвалилась. Я влетел в комнату. Ася сидела за столом, положив голову на согнутые руки и треслась, как в лихорадке. На полу валялись разодранные листы, печатная машинка покоилась под пружинным матрасом. Я ничего не слышал, в ушах отбойным молотком отдавалось сердце. Я стоял и не мог пошевелиться, только хлопал глазами. Истерика, приступ? Я видел и не такое, просто, это Ася. Толкнув с боков, к столу подбежали Димка и Бяша. Стали тормошить ее, спрашивать, пытались пару раз оторвать голову и заглянуть в лицо. Херли. Тогда они отошли. Просто, сука, отошли. Один стал подбирать бумагу, другой оценивал урон, который понесла машинка. — Вы конченные? Вы сто пудово конченные, — прошептал я и попытался подавить нервную улыбочку, — что с ней?! Что?! Почему вы оставили её?! Я смеялся. Показывал на обездвиженную Асю, и чувствовал, что схожу с ума. И, видимо, это было правдой, потому что, спустя секунду, я прописал Макарычу в морду. Не целился, наугад. Но под костяшками что-то хлюпнуло и переместилось. Ответного удара не последовало, хотя я его и не ждал. — Сваливаем нахуй, — донеслось распоряжение из-за спины, — больной какой-то. Еще одна выходка и я звоню ментам. Последняя фраза, была адресована мне, но я даже не повернулся. Потом послышались удаляющиеся шаги. Шаркающие и быстрые, твердые. Когда все стихло, мне вернулись силы. Закусив губу, я стал медленно подходить к столу, к Асе. Расстояние в два метра казалось вечностью. — Ч-что? — лишь смог я выдавить, видя ее, бледную до ужаса. Красные глаза были дырами на худом лице. Черные волосы прилипли к щекам из-за слез. Ася шмыгала носом и исподлобья зло смотрела на меня. Она подняла брови, открыла рот, чтобы что-то сказать, но безуспешно покачала головой. Я видел, как слезы капали с ее ресниц, видел, что она дрожит, но ничего не мог с собой сделать. Догадавшись, что я вряд ли буду способен на большее, Ася утерла рукавом нос, кашлянула и выпрямилась. Я сел перед ней на корточки. Она положила ладони на колени, а потом схватила мои пальцы. — Сегодня шесть лет, как их не стало. Говорили авария. Н-да? Серьезно? — Ася вымученно улыбнулась и покачала головой, — чтобы Макаровы, да не смогли управиться с железякой? Дудки… Подрыв, бомба. — Она замолчала, вздохнула и спустилась на пол. — Рекетиры, завистники. Они предупреждали и хотели убить всех нас. И меня, и Димку, и бабушку. Всех. Но остановились только на родителях. Мамочка и папочка, как же вам было тогда страшно. Но сейчас уже нет. Давно нет. — Ася посмотрела на меня как-то ласково, с семейной теплотой и заботой. Она обняла меня одной рукой и будто стала успокаивать. — Им сейчас хорошо. Они сейчас в раю. Все говорят, что рая нет, а я говорю, что есть. Мамочка и папочка были очень хорошими людьми, они обязательно там. А рекетиров еще накажут. Мы их накажем. И все будет хорошо. Они видят, что мне хорошо и не бояться у себя в раю. Так ведь? — Д-да, — заикнувшись, отозвался я. — Да-а. А я вот, хороша дочь! — Ася стукнула себя по лбу, — я забыла, представляешь! А как снег пошел, вспомнила. Все вспомнила. Надо на могилу сходить. Сходишь со мной, Ром? Она облокотилась на мое плечо и смотрела сбоку, чуть наклонив голову. Я кивнул. А еще через час мы стояли на кладбище. Я в стороне, под фонарем, а Ася сидела перед каменной плитой и укладывала у ее подножья цветы. Небольшой букетик гвоздик. Я подумал, лучше купить их и не купить сигареты. Звездочка на небосклоне мигнула. Она, наверное, была тоже согласна с таким выбором.