«Беспредел»

Рано утром прозвенел будильник. Точнее, завопил телефон, требующий, чтобы его владелец проснулся и пораньше начал заниматься делами. Гриша нехотя открыл глаза, отлип от тёплого тела спящего Славы, которого, видимо, обнял во сне, и ответил на звонок от Феди. Тяжко вздохнув, когда короткий разговор был закончен, он отложил телефон в сторону и потёр сонные глаза. Ещё ничего не осознающий спросонья мозг едва ли усвоил какую-то информацию, но отчетливо уловил, что пора собираться по делам. Опрокинув взгляд на сладко сопящего Славу, Гриша ещё раз потёр глаза и легонько коснулся чужого плеча. — Малыш, просыпайся, — затянул он ласково, но громко и чётко. — Тебе пора домой. — Прямо сейчас? — пробурчал он едва различимо, не желая расставаться со своим сладким сном и мягкой шёлковой подушкой. — Да, — Гриша на пару секунд зарылся носом в его горячую шею, но осознав, что после ночного инцидента либидо на нуле, разочарованно вздохнул, отдалился и вылез из постели. — Вставай. — Может, чуть попозже? — протянул Слава бессознательно, крепко обнимая подушку. — Не наглей, — посмотрев на него укоризненно, Гриша дёрнул на себя одеяло и размашисто шлёпнул Славу по сочной заднице, которую прятало теперь только нижнее бельё. — Я сказал, что тебе пора. У меня работа, нет времени с тобой возиться. — Если ты такой злой из-за того, что мы вчера не потрахались, — начал Слава с ещё большей наглостью, явно сейчас не думая о том, чтобы подбирать слова. — То можешь выебать меня, пока я сплю. — У тебя есть время поспать, пока я в душе, но лучше бы ты потратил его на то, чтобы сделать мне кофе, — бескомпромиссно сообщил Ляхов. — Будь хорошим мальчиком и не зли меня, ладно? Слава промолчал и засопел громче прежнего. Гриша закатил глаза и направился в ванную — дай бог, это чудо соизволит хотя бы глаза открыть, когда ему в плечо уткнётся снайперская винтовка. Однако, у самого выхода из спальни Ляхов услышал какое-то неразборчивое бурчание. — Что? — переспросил он раздражённо, застряв в дверном проёме. — Какой кофе? — повторил Слава более понятно и даже подтянулся на постели, чтобы сесть. Он так мило зевнул и потёр глаза, что Грише даже стало немного стыдно за то, как грубо он ему ответил. — Две ложки, без сахара. Если молоко не скисло, то добавь немного. Себе тоже можешь сделать кофе, если хочешь. — мягко улыбнулся Ляхов, позволив себе ещё пару секунд понаблюдать за тем, как младший борется с сонливостью. Вода в ванной зашумела. Слава огляделся, осведомился о времени и пошаркал недовольно на кухню. Он вчера заснул поздно, но Гришу так и не дождался. Страшно подумать, сколько же часов Ляхов, в таком случае, спал. Дай бог часа четыре — при самом лучшем раскладе. Обнаружив только растворимый кофе, Слава сильно обрадовался. Почему-то у него в голове прочно сидел стереотип, что обеспеченные люди вроде Гриши пьют исключительно свежесваренный кофе, который перед приготовлением нужно ещё перемолоть и собрать в каких-нибудь заморских странах, но оказалось, что это не так. Конечно, у Гриши нет времени варить себе кофе. Возможно, он даже не умеет это делать. Слава, например, не умеет, поэтому найди он у Гриши турку и кофемолку, убежал бы без единого слова. Нахер надо со всем этим разбираться, даже если за это можно получить машину. — Ты не варишь кофе? — первым делом спросил Слава, чем и сбил с толку только вышедшего из ванной Гришу. — Ну, я только растворимый нашёл. — Если ты это делаешь, я могу купить нерастворимый, — усмехнулся Ляхов, усевшись за барной стойкой и неимоверно обрадовавшись тому, что кто-то за него поставил чайник и залил кипятком кофейные зёрна — это такая мелочь, но так приятно себя этим не утруждать. — Я не угараю по всей этой херне. Один мой друг говорит, что я пью негритянскую мочу. Мы ездили за границу, и он водил меня по навороченным кофейням. Я знаю разницу между кофе, к которому люди относятся как к отдельному виду искусства, и кофе «Якобс» из пакетика, но мне так плевать. Ты бы знал. — Не-не, мне тоже плевать, — сразу отмахнулся Слава, оглупившись от собственного вопроса. — И так нормально. — В моём детстве кофе вообще был большой редкостью, — улыбнулся Гриша тому, как по-стариковски он звучит. — Какого ты года? Девяносто первого? — Ага, — кивнул Слава, прилепившись губами к кружке. — Ну я родился ещё в совке, но он в том же году распался. Просто я родился в январе, а СССР развалился… — Я знаю, когда это произошло, — усмехнулся Гриша, заметив, как Слава напряг мозги, чтобы вспомнить точную дату. — Мне было девять лет, уже считай осознанный возраст, так что такое не забудешь. Не то что бы я плохо жил при совке или после него, но всё-таки. — Мне было ноль лет, — посмеялся Слава, чем и Гришу зацепил проронить смешок. — Ты во сколько вчера вернулся и что случилось? — Часа в три, может, чуть позже, — прикинул Гриша, сделав небольшой глоток слабо разбавленного молоком кофе. Он любил, когда молока побольше, чтобы горечь не так сильно чувствовалась, но нужно было взбодриться и приготовиться к загруженному дню. — Ничего особенного не случилось. — Тогда зачем тебя так срочно куда-то дёрнули? — почти по-детски обидевшись на загадочный голос из телефона, помешавший их увлекательному занятию, спросил Михайлов. — Когда я говорю, что ничего особенного не случилось, это значит, что никто не умер, а не что меня попросили приехать, чтобы поздороваться и спросить как у меня дела, — объяснил Гриша терпеливо. — Тебя вообще не касается моя работа, так что постарайся быть менее любопытным. — Мне просто стало интересно, что может быть важнее секса, — мрачно брякнул Слава и отвёл взгляд в сторону, рассматривая прокрадывающееся сквозь шторы солнце. — Важнее настолько, что это нельзя было отложить хотя бы на пятнадцать минут, чтобы мы закончили. — Это прозвучит очень несправедливо, но что угодно, — кратко хохотнул Гриша и заставил себя почти целиком опустошить кружку. — Чем ты занимаешься? Не считая уничтожения дерьмового порошка через свои ноздри. — Ещё траву курю, — ответил Михайлов шутливо. — И пью пиво. — Замечательно, мне бы так жить, — подивился Буда и наконец-то осилил последние пару глотков, что были на дне кружки. — Допивай и собирайся, мой водитель отвезёт тебя домой. Я позвоню, как буду свободен. — Мы даже не поебёмся перед тем, как ты поедешь выбивать дерьмо из должников? — удивился Слава, который не то что бы сам пылал от желания, но был твёрдо убеждён, что Гриша его в покое не оставит, пока он ему хотя бы не отсосёт. — Нет. — кратко сказал Гриша и поднялся, удалившись в спальню, чтобы одеться. Он сам был до глубины души разочарован, что так ответил, но ему нужно было немного времени, чтобы отойти от последних событий. В последнее время всё чаще Гриша стал замечать за собой, что внешние обстоятельства слишком сильно влияют на его желание заниматься сексом. Возможно, годы берут своё, возможно, стресс задавил его морально настолько, что сексуальная разрядка уже не способна магическим образом избавить от всех переживаний. Но так или иначе, у него не было настроения трахать Славу, хотя времени бы точно хватило, чтобы немного развлечься перед выходом в свет. Когда Слава приехал домой, Уланса не было, а Роберт молчаливо собирался на работу и едва ли нашёл в себе силы поздороваться. Михайлов ничего не понял, но не стал с утра пораньше закидывать уже проснувшегося уставшим Роба наводящими вопросами. Дел никаких не было, поэтому Слава переоделся в домашнее и грохнулся в постель с намерением доспать недостающие часы. Уланс вернулся около двенадцати и первым же делом поднял Славу на ноги. — Ну что, сколько? — пытливо спросил он. — Чё? — не догнал Слава, хотя не чувствовал себя таким уж сонным. — Сколько у него сантиметров? Больше, чем у тебя? — допрашивал Уланс, хитренько поглядывая на Славу. — Мог бы сначала поздороваться. Или там… Доброе утро сказать, хер знает, — закатив глаза, осудил его Михайлов. — Я ебу, сколько у него сантиметров? У нас не было ничего. А если бы и было, то последнюю свою линейку я просрал классе в восьмом и не смог бы измерить. — В смысле… — искренне изумился Познакс. — Как это ничего не было? Ты во сколько вернулся? — Около восьми, — примерно сообщил Слава, осознав, что вообще на время не смотрел, когда приехал. — Ты не ночевал дома, что ли? Тебя где носило? — Сначала ты мне ответь, почему вы не потрахались, — условился Кристалл требовательно. — Не по-пацански отвечать вопросом на вопрос. — Да только мы собирались, как ему позвонил какой-то хер солёный, и он уехал. Вернулся чёрт знает когда, не будил меня. А утром напоил кофе, посадил в машину, и выглядело, честно, будто меня нахуй послали. — неохотно поделился Михайлов. — Думаешь, ты что-то не так сделал? — обеспокоенно спросил Уланс, будто его судьба была бы разрушена, если бы между Славой и Гришей что-то не сложилось. — До того, как ему позвонили, прям нормально всё было? — Ну если то, что он мне в глотку пистолет засунул — это нормально, то да, — фыркнул Морти, потирая глаза. — Он сказал, что позвонит мне, когда будет свободен. Хуй его знает, может, реально позвонит, но на собеседованиях так говорят, когда хотят послать к чёрту. — Пистолет?.. — широко раскрыв глаза, Уланс скосил тёмный взгляд куда-то в угол и подумал явно не о том, что на самом деле происходило. — Он тебя чуть не грохнул, что ли? — Нет, забей, — отмахнулся Слава, не желая во всех подробностях описывать, как сосал пистолет из-за Гришиного желания подтянуть его умения. Слава вообще не понял, зачем обмолвился про это. — Но он меня точно не хочет. Такое ощущение, как будто что-то случилось без моего участия. Сказал что-то страшное, пока спал, не знаю. То он без конца пиздит, как хочет меня выебать, то посылает как попрошайку в переходе. — Посмотрим, — не обрадовавшись услышанным новостям, вздохнул Познакс. — Если всё было нормально, то, наверное, что-то нервное на работе случилось, и к тебе это не относится. — Я спросил, случилось ли что на работе, и он сказал, что нет. — продолжал рассуждать Слава, оказавшись сильно оскорблённым тем, что Гриша не захотел переспать с ним с утра. — Ты реально рассчитывал, что он начнёт с тобой про своих коллег сплетничать? Конечно, он сказал тебе, что ничего не случилось. Только ему не хватало трепаться о своих делах со всеми малознакомыми людьми, — хмыкнул Уланс, не скрывая снисходительной улыбки. — Расслабься ты, он позвонит. Тебя невозможно не хотеть, а если реально не хочет, значит там, куда он уезжал ночью, ему яйца отрезали, и он теперь просто не может. — Продолжишь также, и я решу, что ты подкатываешь, — усмехнулся Слава, будучи не в силах не улыбнуться своеобразности его поддержки. — Вообще можешь не успокаивать меня, мне пофиг позвонит он или нет. Лучше скажи, где ты был. — У Даши, — ответил Уланс, уже забыв, что они успели начать эту тему. — Мы с Робом поругались немного ночью, вот я и ушёл к ней, чтобы отвлечься. — Пиздец, я давно её не видел, — подивился Слава, как только его поразило осознание того, насколько давно он не пересекался с Тарасовой. — А чего вы посрались? — Из-за работы, — уклончиво ответил Познакс. — Он заебал рассчитывать, что я перестану продавать. Я прекрасно понимаю, что это не самое безопасное занятие, но мне и кирпич на голову может упасть, пока я за хлебом хожу. Что теперь, хлеб не есть? Не выходить из дома? Не жить? Его чрезмерная забота уже все границы переходит. — Ну он не прав, — без суда и следствия определил Слава. — Как ссыкло себя ведёт, сам же с тобой туда полез, а теперь жалуется, что это опасно и аморально. — Ты не лучший советчик, — улыбнулся он грустно, опустив глаза. — Но я с тобой согласен. Может, мы с тобой оба придурки. Я в любом разе не хочу, чтобы нашей дружбе пришёл конец из-за этой херни. Мы вместе прошли огонь, воду и медные трубы, нельзя вот так. — А вашей дружбе чё, конец прийти может? — удивился Михайлов и аж выстрелил взглядом в старшего. — Ты чё, брат. Ты же сказал, что вы «немного» поссорились. — Немного поссорились на очень серьёзную тему, — поправил себя Уланс. — Я понял, что у нас пиздец как взгляды на жизнь расходятся. Я бы хотел найти какое-то решение проблемы, но даже не знаю, возможно ли это. — Ну типа… Ты прими, что он вот такой, — косо сформулировал Слава, сильно задумавшись над тем, как ему своими советами всё только не испортить. Не дай бог же догадался послушать его, человека, который не единожды по своей же глупости хоронил отношения с близкими людьми. — А он пусть примет, что ты такой. Иначе далеко не уедете. — Легко сказать, — вздохнул Уланс и грохнулся на спину, уставившись тяжёлым взглядом в потолок. — Ты же понимаешь, что претензии всё равно копятся? Я думаю, что у меня есть серьёзный повод злиться. Но этот повод не давал мне права говорить ему обидные вещи. Мне было очень досадно, когда он сказал Кизару, что я должен перестать торговать, и мне хотелось, чтобы он… Не знаю, почувствовал хотя бы часть той обиды, которую чувствовал я. Но это неправильно. — Он сказал Кизару, что ты должен перестать торговать?.. — возмутился Слава вместе с тем, как оказался шокирован таким поступком. — Это ведь не ему решать, он в курсе? И если ты перестанешь торговать, на что жить будете? На его зарплату официанта? — Вот именно! — зацепившись схожими точками зрения, воскликнул Познакс. — Я о том же. Мы не чужие люди и всё такое, но буду я продавать или нет — не его решение. — Кизару его послушал? — тут же Славу осенило осознание того, что ещё больше его взволновало. — Ты теперь не у дел? — Не, — отмахнулся Уланс расслабленно и сложил руки на животе. — Кизару спросил, хотел бы я свалить, и когда я сказал, что нет, велел мне типа… «Разбираться со своими семейными проблемами, чтобы Берт ему мозги не ебал больше». — Ну ясное дело, — кивнул Слава. — Было бы странно, если бы он послушал Берта. Вообще не ебу, с чего он решил, что может на что-то повлиять. Не ему в обиду, но всё же. Это чисто факты. Он для Кизару не авторитет. — Да, и этот вполне очевидный факт наталкивает меня на одну мысль… Будто Берт вообще головой своей не думает, когда кто-то… Я не знаю, — стушёвано начал Уланс, осознав, что не может произнести своих мыслей вслух так, чтобы они не звучали странно. — В смысле, это так глупо, отчаянно и в какой-то степени… Мило. Я хотел сказать… После того, как меня порезали, он, не думая, пошёл к Кизару за меня заступаться. Да, это по-идиотски, но он это сделал явно не от того, что ему на меня плевать. — Очевидно, что ему не плевать, — Слава лишь пожал плечами. — Он же всегда из-за тебя какую-то дико тупую херню творит, не заметил? Кто бы там не был прав или не прав, вы не теряйте друг друга, окей? Робчик бывает делает стрёмные вещи, но он тобой дорожит, это видно. — Наверное, мне стоит поговорить с ним вечером, когда он вернётся, — подытожил Уланс, сложив в голове итоги этого разговора и ночного разговора с Дашей, которая ему велела непременно помириться с Робом как можно скорее. — Ты съебёшь куда-нибудь ненадолго? Ну, чтобы мы могли спокойно всё обсудить. Без обид. — Да никаких проблем, погуляю. — Слава безразлично пожал плечами, даже и не собираясь обижаться. — Спасибо, — Уланс улыбнулся, и поднявшись на постели, обнял Славу здоровой рукой. — Ты охуенный друг. И только лишний раз подтвердишь это, если через пару часиков сгоняешь со мной на работу. — Что, уже? — немного растерялся Михайлов, скосив взгляд на забинтованную руку Уланса. — Забинтованный барыга выглядит не очень внушительно, тебе так не кажется? — Наоборот, будут знать, что я опасный тип, — гордо заявил Познакс. — К тому же, Кизару велел мне выходить с больничного, поэтому выбора у меня нет. Так что, составишь мне компанию? — Окей, почему бы нет, — без долгих уговоров согласился Слава, вспомнив, что в прошлый раз, когда он отказался, всё обернулось не очень хорошо. — Всё равно делать нехуй. Дашь мне пушку или что-нибудь такое? — Ты стрелял когда-нибудь? — поинтересовался Уланс недоверчиво. — Нет, но это разве сложно? — удивился Михайлов и непонятливо вскинул брови. — Вообще-то да, я могу объяснить теорию, но ты охуеешь от своей первой отдачи, плечо болеть будет так, что ёбнешься, — рассказал Познакс со знанием. — Не факт, что придётся стрелять, и я, блять, даже надеюсь, что не придётся. Но давай лучше я тебе нож дам, а с пушкой сам погоняю. — Ну хорошо. — немного расстроенно согласился Слава. Он чувствовал себя немного задетым от того, что ему не доверили пистолет. Случаи, когда бывают перестрелки, не такие уж частые. Обыкновенно обходится без этого, и если бы Славе дали огнестрельное, он бы молился, чтобы не пришлось спускать курок. Но всё же было обидно получить отказ на свою просьбу, ему хотелось бы почувствовать себя настоящим гангстером, и уверенности бы точно прибавилось, болтайся на поясе пушка.

***

Они катались по центральной части города, разговаривая о какой-то ерунде, и Дима внимательно разглядывал незнакомые пейзажи за окном, крайне редко натыкаясь на смутно знакомые улицы. Никита ехал без навигатора — несложно догадаться, что он здесь местный, и город знает довольно хорошо. Дима же, мало того, что только приехал, ориентировался в местности куда хуже других ребят из банды, поскольку те активно осваивали территорию, пока он посещал исключительно свой дом и, будь он проклят, ресторан Кизару. Периодически Королёв выходил подышать свежим воздухом после работы и бесцельно бродил по району, но истаптывание одних и тех же панельных дворов нельзя было в полной мере считать за изучение города. Никита пообещал ему показать какое-то жутко живописное место, в котором на него всегда нисходит вдохновение. Дима думал осведомиться о том, не дом ли это его барыги, но приехали они в какой-то лесопарк и остановились у озера. Окно у водительского сидения было открыто всю дорогу, поэтому в салоне было полно свежего воздуха, смешавшегося с каким-то приятным ароматом. Однако, было приятно вылезти из машины после долгой поездки и размяться. — Красиво, правда? — Никита высыпал себе на тыльную сторону ладони немного порошка, убедившись, что поблизости кроме них никого нет, и смачно шмыгнул ноздрями, втянув в себя очередную порцию кокса. — Будешь ещё? — Не, мне хватит уже, — неуверенно отказался Дима, проследив за этой картиной. — Но здесь реально красиво. Никита пошмыгал носом, утёр его пальцами, чтобы не осталось следов, и махнул Диме рукой, предлагая следовать за ним поближе к берегу. Спустившись к воде, он сел на землю и умиротворённо, с блаженной улыбкой провёл ладонями по длинной траве вокруг себя. Дима сел рядом, закинув руки на колени, и обрисовал взглядом противоположный берег, пестрящий перешёптывающимися деревцами. Его отпустило легко и без последствий, что искренне радовало. Как же хорошо не быть зависимым — он даже и не вспомнит, когда последний раз употреблял синтетические наркотики, потому приход был мощным и дико вдохновляющим, а выход плавным и практически незаметным. Вопреки тому, что эффект от наркотика, вселяющего уверенность в правильности любых взбалмошных действий, закончился, Дима продолжал чувствовать себя хорошо. Никита по-прежнему был ударно настроен, но вёл себя куда спокойнее, чем после первой дозы. Нравится или нет, а с каждой дорогой вставляет всё меньше, и теперь Святковский выглядел более сдержанным. Дима подумал, что проводить с ним время не так плохо. Вокруг было безлюдно и тихо, и он не чувствовал себя напряжённым, как это обычно бывало, когда поблизости сновали полчища незнакомцев. Дима ненавидел их — серую массу, толпы чужих лиц. Он прекрасно выучил, что каждый из них потенциально опасен. Незаконная деятельность также завещала ему беспрерывно быть начеку и подозревать в каждом предателя. Никите он доверять не собирался, но ничто не мешало, раз уж им нужно сдружиться, совместить приятное с полезным и вылезти ненадолго из своего панциря. — Любишь смотреть на облака? — поинтересовался Никита, бросив в воду подобранный с земли камушек. — Не понимаю, что в них такого, чтобы я на них смотрел. — безразлично ответил Королёв, проследив ленивым взглядом за пластом упавшим в воду камнем. — Ты попробуй. — Никита потянул его за плечо и опрокинулся на спину, засмеявшись тому, как забавно Дима дёрнулся, когда он его коснулся. Вздохнув, он опустился на землю и угрюмо сморщил брови, когда уткнулся взглядом в крону раскидистого дуба. Зелёные листочки дёргались на ветру и всё что-то шептали. Никита чуть отодвинулся в сторону и потянул его за собой, чтобы им обоим было видно раскиданные по небу клочки голубого неба. — Никита, руки, — буркнул Дима неловко, чувствуя какой-то дискомфорт от того, что его так часто касаются, и только после того, как утихло возмущение, вспомнил о вежливости. — Пожалуйста. — Ты когда успел выучить новое слово? — подколол его Святковский. — Расслабься. Протрезвел, да? — Ага, — скомкано бросил Дима, попытавшись найти нечто прекрасное в самом обычном небе и самых обычных облаках. — Твои шутки оскорбительны. Меня воспитывали. — Не заметно, — продолжил подшучивать Никита, не сдержавшись от самодовольного смешка. — Ты же говорил, что детство тяжёлое было. — Это растяжимое понятие, — вполне очевидно разъяснил Дима. — Узко мыслишь для человека под коксом. — Ты же мне не рассказал, — упрекнул его Никита, но сделал это слишком безобидно, чтобы в ответ ему возмутиться. — Расскажи о своей семье. — Вот блять, — хохотнул Королёв нервно. — Дальше что, с мамой тебя познакомить? Нет уж, аккуратнее на поворотах. — Жаль, что ты протрезвел и больше не хочешь, — разочарованно вздохнул Святковский. — Я только собирался тебя поцеловать. — Если ты это сделаешь, я тебе зубы выбью. — предупредил Дима остерегающе. — Языком? — кокетливо облизнув передние зубы, Никита опёрся землёй о локоть и склонился над Димой. — Ты мне облака загораживаешь. — между прочим сообщил Рокет. — Тебе же плевать на облака, — легко разоблачил его парень и стащил с головы берет, отбросив его в сторону прежде, чем вернуться в прежнее положение. – Я тебя здесь не держу, просто к слову. — Попробуй, как же, — высокомерно хмыкнул Дима. — Может, ты толково бьёшь, но если бы я хотел уйти, а ты меня удержать — не вышло бы. Я здесь потому, что меня всё устраивает. Кроме того, что ты хочешь меня засосать. — Может, я так пошутил. — поморщился Никита и безвинно улыбнулся. — То есть я сам должен решить, комик ты или гомик? — Королёв изобразил недоумение и выгнул бровь, дожидаясь ответа, которого так и не получил. — Ты такой выматывающий. И облака твои сраные меня бесят. Начерти мне ещё дорогу. — Пожалуйста? — старательно проигнорировав его возмущения, бросил Никита. — Пожалуйста, — на выдохе сказал Дима и приподнялся следом за старшим. — И если можно, то побольше. Эта последняя, больше не буду и хочу, чтобы конкретно вставило. — Снюхаешь с моего члена? — в очередной раз оглядевшись и только после вытащив из кармана смятый зиплок, в котором оставалось не так уж много, Никита блядски улыбнулся. — Можешь помечтать об этом. — усмехнулся Королёв и многозначительно протянул запястье, на которое щедро посыпался порошок. Как он и попросил, надо же. Никита ни крошки для него не пожалел. И не просто так. — Конечно, можно и в другой раз. Я запомню, что ты пообещал это сделать. — мерзопакостно прощебетал Никита и высыпал немного себе на руку, с разочарованием отметив, что в пакете осталось не больше пары дорог. Его посетила такая мысль, что если Дима действительно больше не будет, он сделает себе одну большую, чтобы конец был фееричным. Дима придержал запястье второй рукой с тыльной стороны, аккуратно оттянул рукав красной толстовки от греха подальше, и наклонившись, резко занюхнул горстку порошка, который не имел ничего общего с дорогой. Тут же он откинул голову назад и грохнулся на спину, не желая, чтобы что-нибудь высыпалось. После такого неаккуратного употребления, без купюры, нормальной ровной поверхности и адекватной дозировки, ему особенно хорошо ударило в голову, и стало конкретно плевать на измазанный в порошке кончик носа или штаны. Сердцебиение снова участилось, расширились зрачки и онемело лицо. Он пару минут лежал, шмыгая носом и пробуя ощущение раскованности. Никита тоже молча лежал рядом, видимо, погрузившись в какие-то свои мысли. Дима прикрыл глаза, часто дыша и дёргая ресницами. Бешеный кайф просто ужасен тем, насколько прочно вцепляется в сознание. Поэтому он не любит синтетику — сложно отпустить это ощущение, слишком хорошо. — Чего ты там хотел? — рвано выдохнув, усмехнулся Дима. — Иди сюда, кокетка ебучая. Он приподнялся на локтях, схватил Никиту за грудки и притянул к себе, жадно поцеловав. Плевать, насколько сильно он будет жалеть об этом, когда всё кончится, но сейчас эта идея показалась просто потрясающей.

***

После работы Ваня, как и должен был, отправился на встречу с загадочной незнакомкой, пережившей зверское убийство лучшей подруги. Ему было жутко думать о том, что за ним следит человек, который до этого успешно вспарывал кому-то грудную клетку и по сей день оставался безнаказанным. Он не знал, как встреча с подругой жертвы поможет ему, кроме того, что он наслушается страшилок, которые лишь сильнее загонят его в панику. Саша же убедил его, что любая информация может быть полезна для того, чтобы продумать план действий. Сам же Ваня считал, что наиболее рациональным решением будет покинуть город, пока не поздно. Однако, это было реально только в его розовых мечтах. Он не мог показать, что боится и тем более предложить нечто подобное. Особенно после того, как они с грохотом провернули первое дело. На голову больной психопат. Полдела — маньяки, которые преследуют свою жертву полчаса или чуть больше по ночной улице. Но то, что вытворяет этот ублюдок — ультранасилие. Играть с беззащитной жертвой долгое время, не трогать, но давать понять, что всегда где-то поблизости. Это позволяет почувствовать себя раковым больным, когда понимаешь, что тебе выпал несчастливый лотерейный билет и остаётся лишь отсчитывать дни до своей смерти, которая, непременно, настанет раньше срока. Но чёрта с два ему. — Вы — Иван? — к нему за столик села симпатичная русоволосая девушка, вглядываясь в его лицо, чтобы убедиться наверняка. — Да, лучше просто Ваня, — кивнул Дрёмин, дежурно улыбнувшись. — А вы?.. — Марьяна, — представилась девушка и тоже попыталась улыбнуться, впрочем, они оба были одинаково взволнованы. — Я очень сочувствую. — Ну пиздец теперь, — нервно усмехнулся Ваня. — Твоё сочувствие как приговор. Зачем мы вообще встретились?.. — Я не хотела, чтобы это так звучало! — поторопилась извиниться Марьяна. — Но нам было важно встретиться. Ты уже был в милиции? — Как бы это ни звучало, — начал Ваня скептически. — Если кто и поможет, то точно не милиция. — Это верно, — разочарованно признала Рожкова. — В своё время я вскопала все архивные криминальные хроники и нашла несколько похожих случаев. Похоже, что у него стабильно две жертвы в год. И ты в этом году должен стать вторым. Но я не к этому. Знаешь, дело тупиковое, потому что ублюдок не оставляет ни единой улики. Он будто всегда знает, как быть в нужном месте в нужное время, потому что мы с ней, ещё до того, как он её убил, пытались устроить ему засаду. И что думаешь? Исчез бесследно, пока мы не потеряли бдительность. Милиция не хочет трогать эти дела и всячески ухищряется, чтобы не объединять их в серию. Потому что тогда поднимается шум и приедут следователи из столицы, этого никто не хочет. — Я прекрасно знаю, как это устроено, — кивнул Ваня задумчиво. — Узнаю. Всегда в нужное время в нужном месте. Знает, что ты пытаешься его найти и стремительно опережает. — Что он уже делал? — поинтересовалась она, стараясь не звучать как врач, выявляющий признаки страшного диагноза. — Дважды дарил цветы, шоколадку приносил, и всё с записками — одна хуже другой. Комплименты отвешивает, хорошего дня желает, откуда-то знает, какие я люблю цветы и фрукты, ёпта, — отплёвывался Ваня с отвращением. — Звучит, конечно, так, будто мне в пору радоваться. Но я не хочу, чтобы мне сердце вырезали. Вдруг он врач и подпольно проводит операции по пересадке органов? — Я даже не хочу думать, что он делает с похищенными сердцами, — буркнула Марьяна взволнованно. — Я хочу, чтобы ты был на связи. Главное, в себе не замыкайся. Я понимаю, это сложно под таким психологическим давлениям. Но чем чаще ты не один, тем безопаснее. Моя подруга оборвала связь со всеми и забилась дома в угол, почему-то решив, что это лучшее, что можно сделать. — Учитывая то, как магически он проникает в дом, не оставляя следов? — с нервной усмешкой бросил Ваня. — Моя квартира кажется мне сейчас наиболее опасным местом. Покойников нельзя осуждать, и я искренне соболезную твоей потере, но, сука. Если маньяк бродит по твоему дому как по своему и оставляет тебе там всякие послания, закрыться дома — худшее, что можно сделать для своего спасения. — Это точно, — вздохнула она трагически и на пару секунд зарылась лицом в ладони. — Он будет делать это долго. Пока что ты можешь не переживать о том, что уснёшь в своей постели и больше не проснёшься. Он не покажется, пока не доведёт тебя до сумасшествия. Сейчас он оставляет цветы, сладости и записки. Ты начнёшь ехать крышей, принимать успокоительные, чтобы поспать хотя бы пару часов. И тогда, когда ты будешь морально измотан… — Он нападёт? — поморщился Ваня и невольно закашлялся, сделав глоток из стакана с апельсиновым соком. — Нет, — деликатно ответила Марьяна. — Он зайдёт дальше. Знаешь, может, заберёт твою почту и оставит её в коридоре, может прибраться в квартире или приготовить тебе поесть. — Чего, блять?! — порывисто посмеялся Дрёмин, испытав жуткий дискомфорт от того, как это абсурдно и наряду с тем пугающе. — Ты хочешь сказать, что он будет мне дела по дому делать, бля? Что за псих… — Он будет делать всё, чтобы у тебя была истерика. Разве её у тебя не будет, когда ты поймёшь, что пока тебя не было или же пока ты спал под мощной дозой успокоительных, он ходил по твоей квартире, закидывал в стирку вещи или готовил спагетти? Звучит, может, забавно, — со всей серьёзностью рассказывала Марьяна. — Пока не ощутишь это на себе. Он чётко осознаёт, что приводит тебя в ужас и делает это до тех пор, пока не чокнешься. Ему это нравится. И неважно, нужно для этого сходить в цветочный магазин или взять в руки швабру. — Нет, это даже звучит не забавно, — поспешил уведомить Дрёмин. — Это пиздец как страшно. Что в голове у человека… Насколько же он болен? — До глубины его маленькой скудной душонки, — горестно усмехнулась Рожкова. — Есть ещё кое-что, что тебе нужно знать. Если найдёшь у себя дома коробочку из-под кольца — беги из квартиры куда-нибудь, где много людей. И что делать дальше… Чёрт его знает. — Это… Почему? — сглотнув от прокатившегося внутри ужаса, осмелился спросить Ваня. — Перед смертью она писала мне, — болезненно начала девушка. — Что он оставил ей эту коробочку. А рядом записка, где было написано что-то типа «нашим отношениям пора выйти на новый этап, ты согласна?». Я написала, что уже еду к ней, но когда я приехала, мне никто не открыл. Я вызвала милицию, мы взломали дверь и нашли её… Мёртвой. — Ну пиздец, — хохотнул Ваня панически, всем своим нутром откликнувшись на эту историю. — Она же не выходила из дома? Откуда взялась коробка? — Она вышла в магазин за продуктами средь бела дня, — пояснила Марьяна и натянула рукава бежевой кофты на пальцы, стараясь не дрожать всем голосом. — Вернулась, нашла это. Он был у неё в квартире, прятался. Иных версий у меня нет. Как вариант тебе завести оружие, на всякий случай. — Я, пожалуй, так и сделаю, — кивнул Ваня, не став упоминать, что у него целая полка в сейфе им заполнена. — Но это очень, мать его, дико. — Она была хрупкой беззащитной девушкой, — сказала ему Марьяна. — А ты вроде крепкий парень. Но среди его жертв уже было двое парней. Так что, наверное, он сильный. Или как минимум знает, как подгадать момент. — Меня не очень радует, что до меня ещё никому не удавалось дать ему отпор, — признался Ваня растерянно. — Но у меня есть все шансы проломить ему голову и приволочь его в участок. Ваня был до кончиков нервных окончаний напуган и истерзан всеми этими разговорами. Но он также понимал, что этому сраному маньяку очень не повезло в этот раз. Он выбрал жертву, которая ему не по зубам. Ваня сможет себя защитить. Он с детства играл на выживание, участвовал в драках, поножовщинах, перестрелках. С каждым годом это приобретало лишь большую серьёзность, и не пересчитать тех раз, когда Ваня рисковал не вернуться домой. Сталкиваясь с другими преступниками с глазу на глаз, он никогда не боялся. Сейчас ему было страшно от того, что он имеет дело с больным придурком, и неизвестно, чего ждать от него. Но Ваня был уверен: как только этот ублюдок посмеет ему показаться — узнает, каково жить с простреленным лицом. Домой он возвращался в глубоких размышлениях и пешком, так как идти здесь было всего пару улиц, а брать такси не было никакого желания. Откровенно говоря, ему не хотелось оказаться дома как можно скорее, и он оттягивал момент всеми возможными способами. С одной стороны, сейчас он в безопасности — маньяк не станет поджидать его в квартире, зная, что Ваня обязательно будет проверять это. Но это не слишком сильно успокаивало. Приближаясь к подъезду, Дрёмин заметил того же светловолосого парня, который утром стрелял ему сигарету. Только теперь он был одет немного иначе: вместо серого худи на его теле сидела белая рубашка, распахнутая на пару пуговиц, и стильный бежевый пиджак. Но пухлые губы всё также сжимали сигарету. — Вы всё здесь стоите? — улыбнулся Ваня, звякая ключами, что никак не хотели вылезать из кармана. — А Вы всё ходите туда-сюда? — в той же манере ответил парень. — Прошло уже десять часов. — возмутился он делано. — Справедливости ради, и я здесь не провёл всё это время, — улыбнулся он, спрятав руки в карманы глаженных бежевых брюк. — Дышать свежим воздухом перед работой и после неё запрещается? Можно только плакать? — Вы дышите скорее никотином, — не сдержавшись, Ваня посмеялся над тем, как ловко его подкололи. — Но да, перед работой можно только плакать. Поскольку утро действительно начинается не с кофе. — Это всегда можно исправить, — мягко сообщил незнакомец и осторожно сел на чёрный заборчик, отделяющий тротуар от газона, наконец затем вытащив изо рта сигарету, чтобы стряхнуть пепел. — Вам так не нравится Ваша работа? — Если бы всё было так просто, — тягостно вздохнул Дрёмин. — Не возражаете, если я сяду рядом? — Только при условии, что Вы назовёте мне своё имя и позволите отставить формальности, — он махнул ладонью, приглашая сесть рядом. — Иначе буду чувствовать себя так, будто мы — пенсионерки, собравшиеся у подъезда поболтать. — Меня зовут Ваня. — представился Фейс, присаживаясь возле. — А ты?.. — Глеб, — представился и он, крепко пожав Ване руку. — Приятно познакомиться. — Взаимно, — улыбнулся Ваня, без стеснения разглядывая его хорошенькое лицо. — Сколько тебе лет? — Двадцать шесть, — ответил Глеб, выбросив докуренную сигарету в мусорный бак. — Странно слышать от меня про пенсию, да? — Странно, что ты её ещё не получаешь, — подколол Ваня весело, чем вызвал на лице блондина светлую беззаботную улыбку, очень притягательную. — Угадаешь, сколько мне лет? — Даже не знаю, — задумчиво приглядевшись, Глеб сощурился. Он прекрасно знал, сколько Ване лет. — Года… Двадцать два? — Двадцать четыре, — улыбчиво поправил Дрёмин, и Глеб лишь усмехнулся. — Ты был близок. — Было бы приятно угадать с первого раза. — наиграно ответил Голубин, будто бы не назвал только что неверную цифру нарочно. — В следующий раз получится, — курьёзно пообещал Ваня. — Мы с тобой соседи по дому, так? — Нет, мне просто нравится каждый день приходить сюда и стоять возле чужого дома, пока сигареты не кончатся, — усмехнулся Глеб, метнув в него заинтересованный взгляд. — Полагаю, ты переехал недавно? Есть ощущение, что раньше я тебя не видел, но я не уверен. — Меньше месяца назад, — кивнул Ваня, пропустив через губы короткий смешок касательно первой произнесённой блондином реплики. — Я вообще неместный. — Правда? — тут уже Глеб действительно заинтересовался, предположив, что мог что-то пропустить. — Откуда родом? — Уфа, — кратко вздохнул Дрёмин. — Но я много где жил. — Путешествуешь? — вскинув брови, Глеб едва заметно потянул уголки губ вверх. — Типа того, — хмыкнул Ваня. — Может, ты был бы не против прогуляться? Сидеть на заборе как-то странно. — Не упёрли бы отсюда лавку в начале лета, — вздохнул Голубин тягостно и поднялся, отряхивая свой элегантный костюм. — Даже не знаю, кому она была так нужна, но желаю этому человеку в аду гореть. Я не против прогуляться. — Выглядишь статно. Кем работаешь? — поинтересовался Ваня, пружинисто подскочив и двинувшись в случайном направлении, поскольку Глеб предпочёл просто следовать за ним. — Психотерапевтом, — поделился Голубин и не смог сдержать улыбки, увидев, что Ваня удивился. — Не похож? Могу ещё больше удивить: сначала я учился на врача. — Так разве психолог — не врач? — переспросил Ваня опытно. — Немного другая стезя, — Глеб свободно пожал плечами. — Мало кто признаёт, что это тоже медицина. К тому же, был бы я клиническим психологом, лечил бы психические расстройства. А я просто выслушиваю уставших от бытовых трудностей людей, жалобы которых за бесплатно слушать уже никто не согласен. Выслушиваю и подсказываю вполне очевидные решения. — Никогда не ходил к психологу, — задумчиво произнёс Дремин. — Хотя, наверное, не помешало бы. Но погоди, ты только что назвал свою работу абсолютно бесполезной? — Ни в коем случае, — открестился Глеб улыбчиво, осознав, что его подловили. — Может, немного. Мне кажется, что это мелочи, но поверь, людям порой просто нужно, чтобы их одобрили. Это пиздец как важно для кого-то — услышать о правильности своих мыслей со стороны, чтобы убедиться, что всё в порядке. — Скажи, — любопытно начал Ваня, растянув на лице очаровательнейшую улыбку. — Психологу нужен психолог? — Мне уже психиатр нужен, — хохотнул Глеб сдержанно и облизнул клыки, зацепившись взглядом за его красивые губы. — Может, лучше поговорим о том, чем ты занимаешься? Сегодня моя последняя клиентка отменила сеанс, и я пытаюсь радоваться тому, что ушёл с работы пораньше. — Я устроился редактором статей в печатное издательство. — поделился Дрёмин открыто, так как поистине гордился, являясь частью этого. Если, конечно, не считать, что когда-то дела шли ещё лучше. — Какого плана статей? — уточнил Глеб заинтересованно. — Криминальные хроники. — уже привычно отозвался Ваня. — Интересно, — задумчиво произнёс Голубин, окунувшись в собственные размышления на несколько долгих секунд. — Почему именно они? — Ну знаешь… Увлекательно, — уклончиво ответил Фейс. — Моя нежная мечта — модные журналы, соседняя дверь буквально, но мне так кажется, что тема преступности более актуальна. Я посмотрел, что единственный здешний журнал «Мода-Ростов» весьма посредственный, я думаю, быть его частью — больше унижение для любого, кто действительно интересуется модой. — Преступников здесь много, — кивнул Глеб согласно и чуть заметно улыбнулся, глядя куда-то вдаль. — Уверен, больше, чем модельеров. Опасное место на сей раз ты выбрал. — Уже успел заметить, — натянуто улыбнулся Ваня. — Но знаешь, я не из трусливых. — Я полагал, что это так, — не стал отрицать Глеб. — Могу ошибаться, но похоже, что ты достаточно импульсивный. Таким людям, как ты, свойственна храбрость и решительность. — Сразу говорю, платить тебе за сеанс психотерапии я не намерен! — на всякий случай сообщил Дрёмин, чем вызвал неоднозначный смешок со стороны Глеба. — Я не просил, считай подарком на новоселье. — бросил он улыбчиво. — Ты что-то припозднился. — весьма наблюдательно отметил Ваня, резко затормозив. Глеб заинтересованно посмотрел на него, пытаясь понять, что он пытается сделать. Но Ваня лишь развернулся к нему лицом и стал пристально рассматривать. Голубин, почувствовав какую-то интригу, выгнул бровь и засмотрелся на него в ответ. Взгляд Вани скользил по линии скул, пухлым губам, носу и остановился на глазах, когда Глеб уверенно перехватил его взгляд своим. Такой чертовски красивый, что в венах кровь закипала. До тех пор у Глеба не было разговоров с людьми, которых он выбрал в качестве своей жертвы. Он узнавал их иначе, выслеживая и тайно влезая в самые неожиданные места личной жизни. То, что произошло, было, как минимум, необычно и волнующе. Он не прикладывал никаких усилий к тому, чтобы начать общаться с Ваней, не пытался свести их случайных встреч у подъезда к чему-то подобному. Может, Глеб был немного взбудоражен в очень странном смысле, когда с утра увидел его в слезах. Прикинувшись дурачком, он мог сказать что угодно, но внутренне отлично понимал, что его истерика была вызвана обнаруженным подарком. Голубин лишь предложил ему сигарету, решив проверить, будет ли в силах поднять ему настроение — совершенно неадекватный вид морального издевательства, но он не отказывал себе в своих желаниях. Поступил он также, как мог поступить любой другой прохожий, которому не совсем плевать — как человек с доброй душой, которому было важно осведомиться о состоянии незнакомца. Просто, чёрт подери, дал ему сигарету и пожелал хорошего дня. Он не рассчитывал ни на то, что вечером они пересекутся снова, ни на то, что Ваня пожелает завязать с ним диалог и даже предложить прогуляться. Это крайне странное чувство. Он смотрел в его голубые глаза — нет, он ошибся, они не голубые, как показалось сначала. Там есть что-то большее, древесный оттенок ближе к зрачку, отблеск свежего зелёного цвета, и всё это на фоне небесно-голубого цвета выглядит как весна. Как весна, как любовь с того самого момента, когда он впервые Дрёмина увидел. И глядя в эти пленяющие глаза Глеб отчётливо видел взаимное притяжение, он был Ване интересен, а тот и не пытался этого спрятать, какие бы предрассудки не навязывало общество. Как его извернуло всего изнутри из этой мысли — он Ване понравился — «и если бы, блять, ты только знал, котёнок». Ваня смотрел на него как на предмет искусства. Безумно аккуратное лицо при всей размашистости линий и изгибов. Немного уставшее, но такое привлекательное. Он пытался понять, о чём Глеб думает, глядя на него в ответ, но это было ему неподвластно. Первым разорвав зрительный контакт, Дрёмин огляделся по сторонам и убедился, что кроме них здесь никого нет. Периодически проезжали машины, люди шли по той стороне улице, а поблизости, будто нарочно, совсем никого. Закатное солнце окрасило небо в нежный розовый цвет, понемногу начинало смеркаться. Глеб вроде собирался что-то сказать, но у него из головы вылетело абсолютно всё, что только могло там находиться, когда он почувствовал, как Ваня касается ладонями его плеч, а своими губами его губ. Мир вокруг замер, и Голубин смог только с наслаждением прикрыть глаза. Этот поцелуй вышел таким нежным и невинным, что его всего коротило от переизбытка эмоций. Глеб не нашёл в себе поначалу даже сил пошевелиться, побоявшись, что не способен сделать того, что не принесёт Ване боль. Дрёмин же расценил это по-своему и поспешил отдалиться. — Извини. — неловко бросил он, чертовски сексуально прикусив губу. Он сделал это от смущения, но Глеб, глядя на это, отчётливо услышал стук своего сердца в ушах. — Если ты извиняешься за то, что прекратил меня целовать, то твои извинения приняты, — сказал он твёрдо, постаравшись не звучать растерянным. — Может… Можно, угощу тебя чем-нибудь? Вином, например? Пьёшь вино? — Да, — Ваня почувствовал себя так легко, будто всего секунду назад в его кожу впивались острые иглы, которые чудесным образом исчезли и не оставили за собой ни царапины. — Я с радостью. — Только аккуратнее будь, — усмехнулся Глеб шумно, пытаясь не выдать своего возбуждённого состояния — такой выброс адреналина в крови он мог только с ножом в руках почувствовать, но Ване оказалось достаточно только взгляда и короткого поцелуя. — Я полагаю, мы оба одного пола. Слишком просто нарваться на неприятности, целуясь посреди улицы. — Ты когда-нибудь резал людей? — спросил Ваня беспечно. — Что?.. — побледнел Глеб, вкопавшись в землю от этого вопроса. — Я из Уфы, мне нихуя не страшно, — пояснил Дрёмин, заставив Глеба выдохнуть и убедиться в том, что сердце не остановилось. — Сам могу пизды дать, если нужно будет. Но это так, лирика. Это было необдуманно, я согласен. — Пойдём, гроза района, — выдохнул Голубин ещё раз, посмотрев на Ваню со снисхождением. — Я знаю тут одно хорошее место, где можно вина выпить. Блять, на тебя так не подумаешь даже. Выглядишь очень сладеньким. — Надеюсь, я тебя не спугнул, — Дрёмин очаровательно наклонил голову, и Глеб отрицательно помотав головой, не удержался от того, чтобы забрать за ухо выбившуюся из низкого пучка прядь его волос. — Подумаешь ещё, что я маньяк какой-нибудь. Нет, я не маньяк. Я нормальный. Глеб усмехнулся и иронически, и нервно от слов про маньяка. Ещё немного, и он подумает, что Ваня всё знает и нарочно издевается. — Все маньяки так говорят, — найдя в себе силы пошутить, ответил Голубин. — Буду иметь в виду, что ты можешь напрыгнуть на меня с ножом. — Ну так уже не интересно, — затянул Ваня с трагическим вздохом, и, впрочем, подумал, что не очень хочет обсуждать эту тему даже в шутку, учитывая то, что происходит в его жизни. — Скажи, в меде реально так сложно учиться?

***

Слава непременно должен был сдержать два своих обещания, которые не мог на себя не взять, искренно придуриваясь хорошим и порядочным квартирантом. Прежде всего, он собрался с Улансом на работу и предвкушал погружение в будни барыги, хотя от него требовалось лишь слоняться неподалёку и следить за тем, чтобы никто не попытался напасть на Познакса с ножом и в этот раз. Погода стояла хорошая и располагала к длительной прогулке. За какое-то время до выхода Уланс доходчиво объяснил, что нужно сделать парочку закладок, и сделать их нужно именно Славе, так как у Познакса болит рука. Слава был знаком с этим понятием, хотя никогда с ним не сталкивался лично. Итак, ему пришлось упаковать немного травы, немного фена и немного мефедрона при помощи ложки, весов и изоленты — как ему показалось, весьма замысловатое занятие, требующее аккуратности и филигранности, которой у него не было в помине. Уланс также объяснил своему новобранцу, постоянно называя его стажёром, куда нужно будет спрятать и как это объяснить словами, чтобы покупатель понял, где искать. — Какие-то они у тебя громоздкие и кривые… — предвзято оценил Уланс. — Ну извини, — возмутился Слава. — Выдумали какую-то замудрёную херабору, а я должен с иголочки её вытворить? — Ну для первого раза сойдёт, — пожалел его Уланс. — Мы раньше такого не делали, я сам пока не догоняю, кому не проще просто взять с рук, но Кизару вдохновился веяниями запада и пытается внедрять это в нашу систему. Адреса даже покупают. — Если бы мой барыга сказал мне: «эй, чел, заплати мне бобла, а я тебе на аську скину адрес, там будет дерево и забор, ищи маленький чёрный хуёчек в куче земли и листьев», я бы подумал, что он или ёбнулся или натурально пытается меня кинуть. — усмехнулся Слава, дивясь тому, что адреса действительно успешно продаются. — Пойдём уже. — поторопил его Кристалл, хлопнув по плечу так, что у Славы из ложки меф на стол высыпался. Обернувшись, Слава увидел, что Уланс возится с комодом, вслух рассуждая себе под нос, как лучше одеться в эту погоду. Слава взял с противоположного края стола трубочку и одним ловким движением втянул в нос часть того, что было просыпано на стол. Чёрт с ним, для Уланса это расходники, а для Славы нефтяной источник. Ничего интересного за эту прогулку не случилось, они немного погуляли по парку и местным дворам — не задерживались долго на одном месте. Постоянные покупатели знали, в какое время и где можно было найти барыгу. Иногда маршруты менялись, о чём обычно клиенты были предупреждены. Все сделки проводились быстро, чётко, чисто. С рукопожатием передаёшь купюру и забираешь товар, иногда покупатели желали немного поболтать — с кем-то Уланс обменивался любезностями, кому-то велел проваливать к чёрту, но всё это, так или иначе, рутина. Иногда Слава стоял рядом, и они разговаривали, иногда отходил на безопасное расстояние и наблюдал со стороны. На обратном пути они проходили мимо старого дома Славы, и тот затормозил, будучи в смешанных чувствах. Он, конечно, сказал себе, что ему глубоко плевать на происходящее, но при виде знакомых окон что-то дёрнулось внутри, и одна-единственная мысль потянула за собой разные воспоминания. Детство у него было несладким, с одной стороны, не было того, что мог бы испытать человек, лишившись тёплого семейного гнёздышка, но и абсолютного безразличия Михайлов не испытывал. — Они уже съехали? — поинтересовался Уланс, тоже зарядив взгляд в те самые окна на первом этаже, и приложил к губам наполовину стлевшую сигарету. — Честно, понятия не имею, — ответил Слава, нахмурившись. — Не знаю, что с ними сейчас, где они, вместе ли. С того самого дня не возвращался, мама звонила вроде как, но… — Ты реально даже не спросил у Будапешта, что стало с твоими родственниками? — изумился Познакс. — Вы вообще с ним разговаривали? Потому что если да, нужно было первым же делом узнать о квартире и родичах. Ну и лично мне очень интересно, почему они лично пришли на хату, да ещё с оружием. — Мы разговаривали, но не об этом, — замято объяснил Слава. — О всякой херне нейтральной, я и так был на нервах, мне было не в кайф выспрашивать об этом. — Попробуешь, может, в домофон позвонить? — предложил Уланс смешанно, почесав затылок. — Не, — немного поразмыслив над этой идеей, бросил Слава. — Пойдём отсюда. — Как хочешь. — пожав плечами, Кристалл выкинул в сторону то, что оставалось от сигареты, и зашагал прочь, ожидая, что Слава последует за ним. Дома они, как и обычно, ничем особенным не занимались. Посмотрели телевизор, послушали музыку, и к моменту, когда на улице начало вечереть, Слава засобирался на новую прогулку, но уже в одиночку. До возвращения Роберта, если он не останется на работе подольше, оставалось ещё часа четыре, и Слава мог бы не сваливать так скоро, но его потянуло погулять в одиночестве, просто не хотелось сидеть в квартире и терять время за просмотрами телепередач. Он не до конца понимал своё желание затеряться во дворах, пока ноги не принесли его к дому. Слава всё ещё не был уверен в том, что они с Гришей увидятся снова, но ему было жутко не плевать, что произошло с… Семьёй, если так её можно назвать. Как бы он себя ни отговаривал, как бы себе ни врал. Однако, лучше было сделать это одному, без компании кого-либо из своих друзей. Бесцельно погуляв недалеко от подъезда минут десять, Слава вроде как собрался с силами. Заглянув в завешенное тюлем окно, он вроде как увидел знакомый силуэт. Испытал очередную смесь неясных ощущений и набрал цифру «3» на домофоне, замерев в неспокойном ожидании. Секунда, две, три, десять — никто не ответил. Тогда Слава вновь попытался заглянуть в окно и навязчиво постучал по подоконнику, надеясь, что не ошибся. — Мама! — выкрикнул он шумно, всячески стараясь привлечь к себе внимание. — Мам! Это… Это Слава! Откроешь? — Сынок! — в окно сразу же высунулась её тёмная макушка, в глазах застыли слезинки. — Сейчас я открою, заходи, конечно! Слава позвонился ещё раз, и дверь почти сразу отворилась. Поднявшись по ступеням, он зашёл в приоткрытую дверь квартиры. Мама сразу заключила его в крепкие долгие объятия, и плача от радости, всё что-то говорила. — Как я рада, что с тобой всё хорошо… Живой, здоровый, — она обхватила его щёки руками и посмотрела с огромной любовью, что заставило Славу испытать непередаваемую неловкость и смущение. — Как я волновалась за тебя, думала, эти люди что-то с тобой сделали… Как ушёл, так неделю от тебя никаких вестей. Проходи, кушать будешь? — Давай. — тихо пробурчал Слава, разувшись сразу после того, как мама отпустила его и ушла на кухню. Михайлов помыл руки и пошёл за ней следом, сев за стол с чувством таким, будто он в гостях. Всё оглядывался по сторонам, изучая обстановку — совсем ничего не поменялось, будто и не должно было. — Вас не выселили? И… Где Коля? — поинтересовался он скованно, сложив руки на коленях, пока мама хлопотала у плиты с котлетами. — Что происходит вообще? — Не знаю, Славик… Он прячется. Ты убежал, и через час его не стало дома. Собрал сумки и уехал. Сказал по возможности не звонить и не писать. Оставили меня совсем одну, — рассказывала она взволнованно, то и дело оборачиваясь, чтобы посмотреть на своё сокровище — на единственного сына, который наконец-то дал знать о том, что с ним всё в порядке. — Эти люди… Приходили на следующий день, спрашивали про него. Я думала, в них нет ничего святого, но человек, которому Коля проиграл квартиру, на удивление понимающий… Он дал мне немного времени, чтобы я могла спокойно подыскать жильё, но при условии, что если Коля появится, я сразу же сдам его. — Удивительно, — произнёс Слава, втянувшись в рассказ. Ему было немного по себе слышать про Гришу от своей мамы, даже не догадывающейся обо всей ситуации, но также Славе стало приятно, что Ляхов не выгнал маму и дал ей дополнительное время сверх назначенного срока выселения. — Но это так странно. Типа, ясное же дело, что ты его не сдашь. — Поэтому возле подъезда круглые сутки стоит та огромная чёрная машина, — вздохнула она так измождённо и вымученно. — Я спать нормально не могу, Слава. Я понимаю, что ты уже взрослый, но подходи хотя бы к телефону. Ты не представляешь, какого это, не иметь никакой возможности узнать, как дела у ребёнка. Особенно в такое опасное время. — Время всегда было опасным, — фыркнул Слава недовольно, почувствовав укол стыда за своё поведение, сейчас, когда мама была так добра и даже, видимо, не пила. Выглянув в окно, он в самом деле заметил массивный чёрный автомобиль, и это немного насторожило. — Прям круглые сутки там стоит? — Днём и ночью, — устало ответила мама, достав из посудного шкафа Славину тарелку. — Даже не знаю, где мы так согрешили, за что нам всё это. — Ты согрешила, когда вышла замуж за этого козла, — неприязненно рыкнул Слава, неосознанно обнажив свою детскую обиду, которая стала лишь сильнее в свете последних обстоятельств. — Ты же не ждёшь его обратно, правда? — Конечно жду. Он не идеальный, но я люблю его, Слава. — от этой болезненной преданности, отразившейся в её словах, Михайлову стало тошно. Он терпеливо выдохнул. Мама давно не была такой. Несмотря на грусть и напряжение, созданное серьёзными проблемами с жильём и кучкой бандитов, она была… Будто, такой, какой была до знакомства с отчимом. Приготовила вкусную еду, не была выпившей, разговаривала со Славой ласково. Последнее наверняка было связано с тем, что он бесследно пропал. Какой бы она ни была, она любила Славу, и каждый раз, когда он исчезал, будто сквозь землю провалился, начинала тосковать. Она всегда была нежна и купала его в любви, когда он возвращался домой после долгого отсутствия. Начинала ценить его и вела себя мягче, но это очень скоро проходило, что тянуло за собой новые ссоры и побеги. Сейчас Слава бы так не подтаял, если бы не было надежды, что отчим больше никогда не вернётся. Ему бы очень хотелось, чтобы у них всё было хорошо. Без отчима. Чтобы мама перестала тянуть за собой этот балласт, почувствовала себя женщиной, да просто живым человеком, который способен жить лучше. Перестала бы пить, может, нашла бы хорошего мужчину. — Надеюсь, ты не начал употреблять снова? — она поставила перед Славой тарелку с ароматными котлетками и мягким пюре. Михайлов мог только мечтать об этой еде. В последнее время он вовсе питался, как попало. Уланс любил готовить всякие невероятно вкусные блюда, но после своей травмы напрочь перестал подходить к плите. У Роберта никогда не было ни сил, ни времени готовить, а сам Слава едва знал, как зажечь плиту, поэтому они втроём дружно питались едой из доставок или полуфабрикатами. До этого Слава тоже редко ел то, что готовила мама, не всегда в доме была подходящая обстановка, чтобы он мог позволить себе спокойно взять из холодильника то, она сделала на ужин. — Нет, — без тени смущения и неуверенности ответил Слава. — Не начал. Не переживай. А ты пьёшь? — Куда уж мне сейчас… Я очень хочу забыться хоть на вечер, но стараюсь бороться с этим желанием. Мне нельзя начинать пить и пропускать смены, — откровенно разговорилась мама и села за стол напротив Славы, любовно наблюдая за тем, как жадно он уплетает еду, которую она вообще-то готовила для соседа, чтобы тот помог ей с тяжестями. Но раз уж Слава заглянул к ней, как можно не накормить его? — Я очень рада, что время в реабилитационном центре не прошло для тебя впустую. Не возвращайся к этому больше никогда. Я не переживу горя, если ты уйдёшь из жизни раньше меня из-за наркотиков. — Я тоже рад, что ты не пьёшь, — сказал Слава, натянуто улыбнувшись, и задумался о том, не врёт ли она также, как и он — чтобы не заставлять нервничать. — Где ты планируешь жить? — Сниму себе комнату, как получу зарплату, — трагично вздохнув, рассказала мама. — Думала сначала к бабушке в Харьков поехать, но она не хочет меня видеть. Говорит, я сама себе жизнь поломала, сама «замуж вышла за идиота» и сама должна решать свои проблемы. А ты сейчас где живёшь? — У друзей. — ответил Михайлов коротко, мысленно отметив, что бабушка, вообще-то, права. Она тоже женщина весьма своеобразная — Славу совершенно не признавала, будто он по факту своего рождения виноват во всех грехах человечества. Раньше, когда папа ещё был жив, и бабушка, речь о бабушке по маминой линии, относилась к нему хорошо. Частенько сидела с ним, вкусно кормила и дарила всячески подарки. Но после смерти отца всё пошло под откос. Она объявила дочери бойкот, когда узнала, что та выходит замуж за этого пропащего человека, и откровенно говоря, Слава её отлично понимал. Не понимал только, почему этот бойкот коснулся и его, разве он в чём-то виноват? Может, не так уж сильно бабушка его любила, раз оставила на растерзание двум пьющим людям. Последний раз, когда они виделись, она сказала Славе фразу, которую тот запомнил отчётливо слово в слово: «ничего из тебя путного не вырастет, сопьёшься, как мать твоя, если не что-нибудь похуже». Собственно, не ошиблась. Но будь она чуть добрее, не оставь она его совсем одного с сошедшей с ума от потери мужа мамой и наглым ублюдком, севшим ей на шею под предлогом великой любви, может, всё сложилось бы куда лучше. Но что было смысла думать, пока они имели то, что имели? — Так ты совсем не знаешь, где он? — невзначай спросил Слава. — На даче у тёти Люды, сестры его мамы, — поджав губы, мама посмотрела за окно, будто тот человек в чёрной машине мог её услышать. — В Шахтах. — Интересно, — брезгливо сморщив губы, Слава звякнул вилкой по тарелке в попытке собрать остатки пюре. — Я думал, он уже на другом континенте. — Чем богаты, тем и рады. Родственников на другом континенте у него нет, — вздохнула мама изнурённо. — Скорее бы всё это кончилось… Даже не знаю, сколько ему придётся прятаться. Я даже не могу к нему поехать, чтобы не подвергать его опасности. Добавку будешь? — Да. — терпеливо выдохнув, чтобы не загораться злостью от её глупых слов, кивнул Михайлов. Его просто выворачивало. Она ещё и печётся об его безопасности после того, что он натворил. Слава ещё мог понять, что она прописала его в оставшейся от отца квартире — мог понять, но не понимал. Однако, после того, как он благополучно проиграл её, ненавистью к этому человеку, коего и язык не поворачивался так назвать, сгорало всё нутро. Ещё больше его унижала мысль о том, что мама всё также беспечно обожает этого упыря и мечтает поскорее с ним встретиться. — Ты вернёшься домой? — спросила мама, снимая с плиты вскипевший чайник. — Есть чуть больше недели. — Не знаю, — неопределённо ответил Слава, на ходу стараясь решить, стоит ли возвращаться на этот срок. С одной стороны, не хотелось, но с другой, отчима нет и не будет, а это значит, что они с мамой, скорее всего, даже не найдут причин для ссоры. — Удачно, у тебя как раз зарплата будет. — Да, — заставив себя улыбнуться, она поставила перед Славой кружку сладкого чая. — Этот мужчина хоть и преступник, но очень любезен. В какой-то степени… Мне без проблем удалось уговорить его не выставлять меня из дома, пока я не получу деньги, чтобы снять жильё. Слава поймал себя на том, что улыбнулся. Какой же Гриша добрый, мать его. И маме дал время встать на ноги, и ему пообещал ночлег. Вне иронических замечаний, он действительно был приятно удивлён услышанным и стал ещё немного лучше относиться к Ляхову. Всё-таки, в нём было достаточно человеческого — он давал невиновным людям возможность не остаться ни с чем. Ещё немного посидев с мамой, Слава сослался на дела и ушёл. Наплёл что-то про собеседование на должность официанта, чтобы она думала, что Слава не тратит время впустую и ищет себе работу. Ложь об этом уменьшала всякие подозрения о том, что Михайлов продолжает употреблять наркотики, и давала возможность спокойно уйти, чтобы встретиться с Гришей. По крайней мере, Слава надеялся, что получится. На выходе из подъезда Михайлов недобрым взглядом покосился на машину, в которой сидел незнакомый мужчина. На всякий случай Слава постарался не выдать, что находится в курсе слежки — вдруг что. Оказавшись на соседней улице, Слава сел на лавочку возле случайного подъезда и закурил. Он смотрел в экран старенького телефона, на номер Гриши, и пытался пересилить свою гордость, чтобы набрать первым. Выдохнув густое облако дыма, скоротечно рассеявшееся на ветру, Слава нажал на кнопку вызова и приложил телефон к уху.