⋆⋆⋆⋆⋆⋆⋆
— Тэхён, — жёсткий тон старшего брата кажется альфе чертовски неподъемным и тяжёлым, даже в некоторой мере словно бы утаивающим под собой скрытую угрозу. Обычно младшему Киму редко кто звонит. Да и не сказать, что он сам любитель поболтать с кем-то по телефону. Единственное исключение, пожалуй, это только его мать, и то отчасти ему просто по доброте душевной приходится терпеть её бесконечный трёп ни о чём. Потому, когда на экране смартфона внезапно высвечивается входящий от Намджуна, внутри у альфы всё сжимается от блядского страха. Тэхёну даже на секунду кажется, что звонит старший только для того, чтобы устроить ему словесную мясорубку: он никогда не делает ничего просто так. Фактически, с таким братом, как Намджун, альфа действительно каждый день по минному полю ходит: малейший шаг не в ту сторону — и собирать будут по кускам. Тэхён пытается сглотнуть нервный ком, мешающий ему нормально дышать. — Что-то случилось? Чёртов трус. Намджун отвечает не сразу. Тэхён же всё сильнее ощущает, как в его собственной груди нарастает смутная тревога. И как тошнота, горьким спазмом поднимаясь аккурат к самому горлу, душит его, выжимая из него жизнь до последнего вздоха. — Где ты сейчас? Хищник, насторожившись, оглядывается по сторонам. Он сидит в общаге, по-прежнему один. — У себя, а что? Притворяться перед братом равнодушным всегда давалось младшему альфе из рук вон плохо. Да и вопросы Намджуна ни на шутку напрягают. Тэхён, в конце концов, перед ним совсем не безгрешен, и у него немало поводов, чтобы начать переживать. «Ты трахался за спиной с моим омегой и думал, что я ничего не узнаю?» «Да кем ты себя возомнил?» «Я убью тебя, сука» Младший перед братом чувствует себя загнанным в клетку зверем: ни дать ему отпор, ни попытаться бежать он, увы, не может. — Хочу спросить тебя кое о чём, — Ким грузно вздыхает. А айфон, кажется, вот-вот треснет от силы, с которой альфа пальцами сжимает металлический корпус. Может быть, Намджун просто так, без особой надобности ему набрал? Но наивные предположения его рушатся почти сразу же, сложившись в одну кучу, как карточный домик от одного простого ответа. И Тэхён весь будто бы каменеет изнутри, испуганным взглядом вперившись в стену. — Если быть точнее, речь пойдёт о моём омеге. Проклятье, как же он влип. — Что-то с Джином? — робко интересуется он, сопротивляясь навязчивому искушению поступить наперекор старшему, открыто заявляя, что омега вообще-то никогда ему не принадлежал. И либо Тэхён сейчас сдержит себя, либо голова его кубарем покатится по кампусу. Намджун молчит где-то с минуту, как бы раздумывая. — Мне нужна информация о Сокджине. Помнишь, я просил тебя присмотреть за ним. Ты не забыл о своей задаче? — ну конечно, нет. Он не забыл. И, будучи послушным младшим братом, старшему в его просьбе не перечил. Напротив, присматривал за Джином очень внимательно. Да настолько, что хоть сейчас может описать Намджуну в мельчайших подробностях каждый изгиб омежьего тела. Правда, это уже был бы явный перебор. Ведь ужасно ревнивый Намджун в кои-то веки изъявил милость: позволил омеге вступить в университет. Джин не очень горел желанием рано выскакивать замуж, мечтая продолжить учёбу после выпуска из школы. И, несмотря на то, что старшему Киму идея эта претила, он всё же дал ему своё согласие. Но только при одном безмолвном условии: Тэхён обязан был следить за каждым его шагом в стенах университета. — Нет, я присматриваю за ним. В чём дело? — И не сообщаешь мне ни черта, я понял. Меня интересует с кем и где водится мой омега, Тэхён, — продолжает словесно давить на младшего Намджун. Внезапный интерес брата к кругу общения омеги кажется Киму излишне странным и необоснованным. Связан ли он с их скорой женитьбой? Хер его знает. В голову старшего на самом деле могло ударить что угодно. — Хорошо, я постараюсь что-то выяснить. — Нет, ты не понял меня, — эм, а чё, собственно, происходит? — Я хочу, чтобы ты отправил мне в кратчайшие сроки полное досье на каждое живое существо, с которым пересекается Сокджин. Декан разрешит, если скажешь, что тебя попросил об этом я. Что за хрень? — Откуда мне знать всех, с кем он общается? Мы видимся с Джином только на совместных парах, — Тэхён нервно откашливается. — Я уверен, ты хорошо постараешься ради меня. Только без фокусов. Он ни о чём не должен узнать, — наставляет с львиной долей строгости в низком голосе. — Держись от него на расстоянии. — Может, объяснишь, зачем тебе всё это? Долбанное любопытство срывается абсолютно неуместным вопросом с его уст раньше, чем он успевает прикусить себе язык. Ему ни в коем случае нельзя проявлять перед Намджуном больше интереса, чем ему следует это делать. Любой необдуманный шаг может плохо для него кончится. А если уж вся правда выйдет наружу, Тэхёну даже представить страшно, какую участь уготовит ему старший братец. — Отец спрашивает, когда я собираюсь жениться, — лаконично отвечает ему хищник. Перед глазами стоит образ брата, что, скрестив ноги, затягивается толстой сигарой. — Мы с Джином не общались уже пару месяцев. Хочу всё о нём знать. От тебя требуется малое: просто достать его оценки и досье на каждого, с кем он проводит дни. На телефонной линии мгновенно воцаряется гробовая тишина. — Понял, я постараюсь… — На этой неделе, Тэхён. Можешь считать, что это приказ от следующего Главы, — младший со злостью скрипит зубами, однако тут же до крови прикусывает собственные щёки, чтобы случайно не выдать брату свою ярость. — Я доверяю это дело тебе. Но если накосячишь, сделаю всё сам, — он говорит спокойно, но в каждом его слове всё равно проскальзывает намёк на открытую угрозу. На этом без единого предупреждения Намджун отключает вызов, и на плечи Тэхёна же практически моментально рушится осознание всего происходящего: ему не снести собственной головы, если вдруг он осмелится не выполнить приказ старшего. Два стука в дверь грубо возвращают Кима в реальность. От неожиданности сердце у него подскакивает едва ли не к глотке и он глухо рычит, почти что бросаясь на того, кто довольно бесцеремонно врывается к нему в комнату. И это, конечно же, Чонгук. Змей хорошие пару минут просто стоит на пороге, с какого-то хрена прожигая взглядом дырку у него во лбу. — Чего тебе? — откровенно раздражается. Разговор с Намджуном вывел его из себя. Чонгук хмыкает, распахивая дверь шире, чтобы полностью войти внутрь. В гнетущей тишине комнаты множество цепей на его теле переливаются звоном. На нём красуется широкая чёрная толстовка и рваные джинсы. И выглядит альфа так, будто куда-то намылился. — Куда-то собрался? — В новый бар тут недалеко от города. Владелец, мой знакомый, пригласил меня на открытие, — выпрямляется Чонгук, сунув руки в карманы. Бар? Тэхён поспешно убирает смартфон с глаз долой, пытаясь не обращать внимание на аспидные зрачки, следящие за каждым его телодвижением. — С кем разговаривал? — С братом. Спрашивал, как у меня дела, — вырывается из уст Тэхёна откровенная ложь. Зачем он врёт своему близкому другу, он и сам, по правде сказать, не знает. В любом случае, вряд ли Чонгуку есть до этого хоть какое-то дело. Если только змей не подслушал его разговор. Маловероятно, конечно, но он вообще-то способен на всё. Острые клыки закусывают тонкую губу, зацепив продетое в неё металлическое колечко. — Ясненько. — Я пасс. У меня нет настроения никуда ехать, — бузит Тэхён, потому что Чонгук до сих пор какого-то чёрта стоит у него над душой, вальяжно привалившись к стене. — Ты в последнее время где-то постоянно пропадаешь. Тебя совсем не волнуют предстоящие экзамены? — змей на выпад друга не отвечает, продолжая молча наблюдать за Кимом. Ей Богу, и если даже ему, спустя много лет дружбы, так и не удалось понять, что же происходит в змеиной макушке, что уж говорить об остальных? Однако абсолютно внезапно хищника посещает откровенно дерьмовое подозрение. И он спешит озвучить его вслух: — Ты что, снова подсел на наркоту? — Нет, — следует от Чонгука незамедлительный ответ. Он выпрямляет спину, отлипая от стены. Аспидные точки сужённых зрачков сходятся аккурат на тэхёновой переносице. Змей странный, что пиздец. — Ладно, я поехал. Если передумаешь, пиши мне, я сегодня на машине. И он исчезает за дверью также бесшумно, как и появляется. Ким вновь остаётся наедине со своими собственными дерьмовыми мыслями. В последнее время он абсолютно не понимает, что происходит с Чонгуком. Змей слишком напряжён, беспокоен и тревожен, и это можно заметить даже невооружённым глазом. К тому же, он постоянно где-то шляется. Ищи его, не ищи — всё без толку, пока сам не объявится. Кроме того, Тэхён корит себя за то, что другу своему соврал. Чонгук ведь в курсе во всей этой ситуации с Сокджином, и скрывать от него разговор с Намджуном, по сути, бессмысленно. Но что-то неуловимое в тоне старшего брата его насторожило. Да и просьба его показалось младшему Киму слишком личной. Альфа бросает непроизвольный взгляд в окно, едва различая под зданием их общаги внушительный силуэт змеиного гибрида. В чёрном худи и накинутом на голову капюшоном Чонгук почти что сливается воедино с неосвещённой территорией двора. Несколько альф, которых Тэхён узнаёт с трудом, шагают нога в ногу рядом с ним. Один из них даже осмеливается закинуть свою руку Чону на плечо, сгибаясь пополам от смеха. На змеиного гибрида возлагаются сотни и тысячи обязанностей, однако он никогда не показывает никому свои истинные чувства. Он неизменно получает лучшие оценки и также неизменно остаётся лучшим из лучших во всём, чего бы не коснулась его рука. К тому же, помимо университетской жизни, ему также приходится решать бесконечные проблемы отцовской компании. Ведь он является прямым её наследником. На его плечах лежит груз деяний каждого члена змеиной семейки. Омерзительный клан, откровенно говоря. Каждый из них живёт в постоянном ожидании, когда же Чонгук не справится и бросит бразды правления, а лучше всего — сдохнет. Именно поэтому ему, как наследному альфе, не позволено допускать ни одной, даже самой маленькой ошибки, ни одной, даже самой крошечной слабости. Тем не менее Чонгук продолжает жить так, словно ничего особенно вокруг него не происходит. Его ничто не способно сломить иль же ослабить. И ничто не способно стереть с его лица ледяную маску бесчувственности. «Почему я не могу быть таким же равнодушным?» Вспышка гнева снова сковывает горячую кожу Тэхёна колючим холодом, к которому он давным-давно уже привык.⋆⋆⋆⋆⋆⋆⋆
Громкая музыка глушит напрочь. До такой степени, что альфа больше не в силах совладать со своими собственными мыслями. Вибрация от колонок гулко отбивается от стен бара. Минрэ передаёт самокрутку с травкой сидящему около него хищнику. И в который раз за этот вечер бросает испепеляющий взгляд на изнеженного в холодных объятиях змеиного хищника омегу. Тигр явно что-то чувствует. Стоит только Чонгуку оказаться в поле его зрения, как лёгкое, почти неуловимое тепло возносит хищного альфу на самую вершину блаженства. И он совершенно не способен сопротивляться ему. Не способен дать отпор той могущественной силе, что незримо, но уверенно влечёт его к нему. К Чонгуку, что весь вечер не обращает на него внимания, но при этом активно общается с другими, бесцеремонно раскинув по сторонам крепкие бёдра. К Чонгуку, на чьих коленях сейчас восседает худосочный мальчишка, затягивающийся скруткой, которую время от времени ворует прямиком из змеиных губ. Татуированные пальцы альфы тем временем грубо впиваются в плоть омежьей задницы, и от массивных металлических колец, нанизанных на каждый из них, у тигра в груди спирает дыхание. Минрэ впервые сокрушается о том, что мать природа не родила его омегой. Ведь этим бесполезным существам, в отличие от него самого, позволено вот так просто сидеть верхом на Чонгуке. И они, сука, злоупотребляют этим. Нежатся в объятиях змеиного хищника по одному или по двое, бесстыдно раскачивают своими ягодицами на твёрдом паху, заискивающе нашёптывают что-то ему на ухо, трогают везде и на глазах у всех, тем самым действуя тигриному хищнику на нервы. Потому что в глубине своей души он тоже хочет оседлать Чонгука, горячим и шершавым языком вылизать всю его шею и особенно тщательно запаховые гланды, чтобы намертво на змее запечатать свой собственный запах. Да вот только он никогда не позволит ему этого сделать. Потому как ещё со времен школьной скамьи существует святое правило, и его знают все, кто с Чоном так или иначе знаком: змей никогда и никому не принадлежит. И Минрэ уж точно не станет исключением. На его памяти хищник заводил отношения всего несколько раз, и то забавы ради, на спор, чтобы в последствии омежьи сердца вдребезги разбить и высмеять каждого из своих временных пассий прилюдно. В каком-то смысле это было частью его жизни: унижать и топтать, мучить. Чонгук трахал и трахает всех подряд. Под него прогибаются омеги, перед ним склоняют свои головы даже самые сильные альфы, но он сам перед кем-то — никогда. Так что пытаться завладеть змеем равносильно тому, что пытаться сунуть руку в адовый котёл, возжелав овладеть огнём, который, безусловно, поглощает и пожирает любого, кто посмеет на это пойти. И кому, как ни Минрэ, об этом знать. И до поры до времени он действительно ни к кому не ревновал Чонгука. Наивно думал, что если змей не принадлежит ему, значит, никому другому он и подавно принадлежать не будет. Но с недавних пор что-то изменилось. Чонгук как будто бы не изменился вовсе, оставшись таким же, каким был всегда, но в то же время что-то в нём всё никак не давало тигриному гибриду покоя. А всему виной бойкая белобрысая сучка. Впервые Минрэ встретился с ним на вечеринке в братстве. Видеть кого-то, кто в здравом уме решится противиться змею, приходилось нечасто. Тогда же ему показалось показное бесстрашие добычи довольно забавным зрелищем. И почти все, кто был в ту ночь в братстве, заключили спор на то, сколько в этот раз времени понадобится Гуку, чтобы сломить острые кроличьи зубки и обернуть буйный ротик вокруг своих членов. Блондинчик, в конце концов, мало чем отличался от других жадных до внимания альф сучек. Однако часики всё тикали, но хрупкий на первый взгляд омега ни в какую Чонгуку не поддавался. И, наверное, с тех самых пор Минрэ страшно на него обозлился. Потому что не понимал, как эта сука способна вообще противится самой природе. Природе, в которой Чон Чонгук всегда и везде — закон. Альфа закидывает в себя стопку за стопкой. Крепкий напиток неприятно кусает за горло, проваливаясь в его пустой желудок. Перед расфокусированными глазами всё двоится, но он чётко видит одну из самых знаменательных сцен за всю его сознательную жизнь. Вспоминает, как с издевательским наслаждением наблюдал за тем, как строптивую омегу змей на глазах у всех присутствующих практически утопил в чёртовом бассейне. Тогда же добыча Чонгука действительно, казалось бы, была на самом волоске от смерти. Вот только Чон её почему-то в тот день всё-таки пощадил. Хрен с ним, будь оно также и дальше. Да вот только теперь от этой суки на версту несёт змеиным альфой. Так, словно Чонгук не просто клеймит омегу своим, а делает добычу, слабую и ничего не стоящую, своей парой. Безусловно, об этом и речи не шло. Между Чонгуком и этим заморышем ничего подобного не было, нет и быть не может. Тем не менее, вопрос, почему змеиный хищник до сих пор не поставил выскочку на место, остаётся открытым. Учиться бок о бок с такими, как он — в первую очередь себя не уважать. И змею ли об этом не знать. — Вот же пидор, — цедит ядовито Минрэ с кривой ухмылкой на губах. Альфа оборачивается лицом к Хёнщику, начисто игнорируя ироничные взгляды остальных гибридов, сидящих полукругом вокруг небольшого стола. Защитник омежьих трусиков бесит тигра не меньше белобрысой сучки. — Дэхён? — понимающе хмыкает собеседник, широко раскинув руки на мягкой софе. Между ними клубится сизый расслабляющий дымок. Он замыливает глаза и слегка кружит голову. — Раньше он был с нами на одной волне, пока шлюшка не запудрила ему мозги, — влезает в разговор какая-то девица. Минрэ на её мнение плевать хотел. Он осторожно глядит через собственное плечо на Чонгука. Тот сидит себе весь вечер, сосредоточенный на разговоре с парнем напротив. В его холодных руках плавно извивается всё тот же мальчик. Омега маленькими ладошками поглаживает каменную грудь, тщетно пытаясь привлечь к себе внимание альфы. Минрэ же хочется мальчишку от змея оторвать вместе с этими крошечными культяпками вместо рук. Он так давно не касался Чонгука, что ещё немного и от ревности ему реально начнёт сносить башку. Но вместо лишнего рукоприкладства он лишь залпом глотает пиво из стаканчика. Благо, оно приятно остужает его пыл, быстро возвращая к реальности. — Не зря говорят, с кем поведёшься… — С Джином? Дэхён с ним дружбу водит ещё со школы. Я всё думал, когда же он перерастёт всё это дерьмо и что-то да поймет, но нихуя. Стопудово они друг с другом трахаются. Минрэ понятия никакого не имеет, что происходит между этими двумя. Ему так-то на это плевать. Скорее, тигру просто непонятен сам факт их дружбы. И в особенности названной дружбы с омегами, что годятся только для того, чтобы принимать в себя кончу. Для чего же ещё? — Так он же помолвлен, нет? — Реально? Его все, кому не лень, уже на свой член натянули. — Да похуй, есть ли у сучки хозяин или нет. Ублажать нас — омежья природа. Они готовы присесть на любой предложенный им хуй, если рядом не будет альфы, который не зажмёт их крошечные яички в кулак. — Ходят слухи, что Джин помолвлен уже парочку лет так точно, — Хёнщик цокает языком, нахмурившись. — А ведь мы трахались в том году на выпускном. — Его обкончала целая футбольная команда, когда мы выезжали классом на Мальдивы. Не чувствуй себя слишком особенным, — Минрэ откровенно ему язвит, на что друг его лишь неопределённо пожимает плечами, ни капельки этому не расстроившись. Однако заканчивать на этом их небольшую беседу было бы настоящим кощунством. У тигра есть другая идея, более занимательная. И он с дикой ухмылкой косится на Хёнщика. — Не думал присунуть его слащавой подружке? Вот это уже совершенно другое дело. Иногда даже одного крохотного толчка вполне хватает, чтобы направить разговор в нужное русло. Хёнщик моргает непонимающе, порядком доброй минуты. Но уже вскоре, кажется, до него доходит суть сказанного тигром, и он тут же растягивает свои уста в хитрой улыбке, обнажив заостренные клыки: — Тот маленький крольчонок, да? — Да вы гоните, он кролик? Все его сородичи, которых я встречал, были до единого нищебродами и работали прислугой, — их диалог нетерпеливо перебивает другой парень, что от удивления даже стаканчик в сторону отставляет, наклоняясь ближе к хищникам. — Хотя похуй, я бы не отказался взять крошку прямо в рот. У него сосательные губки. Минрэ покусывает губу, лишь сильнее погружаясь в собственные мысли. Чонгук либо не вслушивается в их разговор, а значит, не слышит, кого именно они сейчас обсуждают, либо ему попросту наплевать. Альфе, правда, хочется надеяться, что змею на добычу всё равно, но что-то в нём кричит о том, что Минрэ не прав. Чонгук не показывает ни капли интереса к происходящему, но, кажется, упоминание белобрысой омеги в каком-то странном смысле его задевает. И тигру пора бы уже давно привыкнуть к тому, что у змеиного хищника каждый год появляется новая жертва для издевательств. Вот только все те омеги, с которым Чонгук забавлялся, рано или поздно ему надоедали, и он выбрасывал их, как ненужный мусор, пережиток прошлого. Но почему с кроликом… он другой? — Этот омега свежее мясо, — заискивающе тянет Минрэ, привлекая к себе взгляды почти всех присутствующих за столом гибридов. Возможно, ему просто очень скучно. А может быть, глубоко внутри него сидит абсолютно другая причина, из-за которой всё его хищное существо так сильно нуждается в шоу, которое каждый год для новеньких устраивает Чонгук. Плевать, копаться в себе он уж точно не собирается. — Мы не приняли его в коллектив, как положено. Окружающие тигра хищники тут же довольно оскаливаются, принимаясь радостно улюлюкать. Минрэ же в который раз за вечер ловит себя на том, что снова и снова мысли его возвращаются к Чонгуку. Он так ни разу и не посмотрел в его сторону за сегодня. Слишком, видимо, занят весть знает от чего смущённым омегой в своих руках. Мальчишка, к слову, кажется тигру смутно знакомым. Возможно, он на пару курсов старше их самих. У Чонгука, как ни крути, были и есть свои любимчики: одна до пизды богатая девчонка и вроде как несколько мальчишек, к которым Минрэ не питает абсолютно ничего, кроме простой неприязни. Змеиный хищник всё равно пользуется ими только для того, что сбросить напряжение в членах. Ревновать к ним повода нет. Большая часть вечера проходит за бесконечной выпивкой и разговорами ни о чём, варьирующими вокруг разной ерунды, суть которой альфа всё никак не может уловить. Поскольку взгляд его прикован к нему, пахнущему так дурно хорошо, что аж челюсть от возбуждения судорогами сводит Минрэ откровенно нудится. Но ровно до того момента, пока Чонгук не поднимается со своего насиженного места, направляясь прямиком в уборную. И тигр в который раз плюёт на собственную гордость, срываясь за ним следом. Он ни на секунду не упускает из виду крупный силуэт змеиного гибрида. И по мере того, как хищники всё дальше удаляются от бара, музыка затихает всё сильнее, пока не замолкает окончательно, оставляя их с Чонгуком вдвоём в звенящей тишине среди опустевших, заплёванных и заблёванных туалетных кабинок. И тигру до боли нравится вот такой вот отчасти небрежный Чонгук. Без своих тщательно выглаженных костюмов, галстуков и фирменных челси. С волосами, лежащими в лёгком беспорядке, но с прежним холодным взглядом. И тяжёлым запахом чего-то неуловимого… то, как пахнет змей, буквально завораживает. Помнится, в школе Минрэ даже пару раз отхватил от него за то, что к нему неосознанно принюхивался. Однако года идут, а хищник всё никак не может насытиться им. Не может Чонгуком надышаться. А пахнет змей чем-то тёрпким и одновременно сладким, отдающим горечью на самом кончике языка. Непередаваемые ощущения. Разве бывает такое, что в одном человеке может быть идеально всё? — Отвали от меня. Ледяной тон в отсутствующем голосе змея грубо выдирает Минрэ из воспоминаний. И он силится сморгнуть пелену с глаз, теряясь в вихре бесконечных фантазий. Однако напряжённые мышцы быстро расслабляются под воздействием змеиных феромонов. И тигр только сейчас понимает, что стоит, тесно прижавшись носом к шее Чонгука, руками обхватив альфу сзади. Оказывается, он настолько крупный, что даже большими руками его целиком не обхватишь. — Ой, прости. Я не… — мямлит что-то несуразное он, нехотя отстраняясь от хищника, к которому тянет дурацким магнитом. Но даже так Чонгук к нему не оборачивается. Тихий журчащий звук у ног Чонгука отбивается от бортиков писсуа́ра, отзываясь гулким эхом в ушах и голове. Прямая спина альфы полностью закрывает обзор на то, как справляется малая нужда. Но Минрэ становится всё труднее дышать. Оттого, как же ему хочется прикоснуться к змею везде, провести по нему пальцами, ласкать языком каждую его выпирающую мышцу, каждую голубоватую венку, ощутить их рельеф и сладковатый вкус. Тигриный гибрид невольно опускает взгляд вниз. — Можно тебе отсосать? — с тихим стоном опускаясь на колени, просит он. От одной только простой мысли о желтоватых капельках змеиной урины на уретре хищника, от сильнейшего возбуждения по спине бегут мурашки, а мышцы внизу живота стягиваются в тугой болезненный узел Какой же он жалкий и нуждающийся, блять. Чонгук молчит запредельно долго. Молчит до тех пор, пока не заканчивает справлять нужду и не стряхивает пару раз свой член, оборачиваясь к тигриному гибриду, стоящему перед ним на коленях. Минрэ практически уже задыхается, взглянув просяще на глубоко нахмуренные тёмные брови. Выражение отрешённости на змеином лице на долю маленькой секунды сменяется отвращением. Так, будто бы он уже предельно затрахан выходками, которые выкидывает изо дня в день жалкий тигр. Нормально ли, если ненависть, исходящая от Чонгука, так сильно возбуждает второго? У него нет ответа на этот вопрос. Хищный альфа смотрит сверху вниз на него, всего несколько секунд, крепко сомкнув челюсти. Тигр смотрит на него в ответ, но не так пристально, чаще отвлекается. Его внимание то и дело привлекает острый чонгуков язык, гуляющий по стенкам щёк и тонким губам. Минрэ, наверное, допускает чертовски огромную ошибку, на миг теряя бдительность. Потому что в следующую секунду по нему приходится мощный удар. Затылок больно прикладывается о холодный кафель туалетной стенки, пока крупная челюсть до упора сжимается длинными пальцами Чонгука. — Прошла всего неделя, — шипит насмешливо змей, в считанные секунды оказавшись к Минрэ предельно близко. По горячей коже прокатывается чужое ледяное дыхание, словно над ним сейчас стоит сама смерть. И больше всего на свете ему хочется видеть сейчас перед собой вместо аспидных омутов белые радужки глаз. И наблюдать за тем, как медленно они закатываются за веко, и шумный воздух постепенно выходит из змеиных уст с каждым его глубоким толчком вглубь тигриного горла. — Так сильно соскучился по членам в своей дырке? Минрэ послушно кивает, бесстыдник. А между прочим, это чистой воды правда. Он так сильно по Чонгуку скучает. И до боли ему уже претит чувствовать в себе пустоту и чувствовать себя, мать его, пустым и незаполненным, незатраханным. Змей, кажется, проделал в нём немыслимых размеров дыру, что ничто теперь, кроме него самого, не в силах её заполнить. Минрэ же именно поэтому и считает себя особенным. Он любит его, любит настоящего Чонгука. И готов ради него совершить мыслимое и немыслимое, пойти на всё, что змей только возжелает. Никто не заслуживает змеиного хищника так, как заслуживает его Минрэ. Тигр стоически уверен: родись он омегой, Чонгук сделал бы его официально своим. Он ведь практически во всём идеален для него: он с ним не пререкается, мозги ему не выносит и, самое главное, покорно делает всё то, о чём просит его хищник. Да, они были созданы друг для друга. Большие ладони, до этого момента свисающие без дела по бокам, тянутся к расстёгнутой ширинки. Горячие пальцы проскальзывают в приоткрытую щель, пока шершавые подушечки не натыкаются на то, чего ему так чертовски не хватало. Обжигающее тепло, вздутые венки, трепетная их пульсация. От единственного прикосновения к змеиным членам собственная дырочка Минрэ заходится зудеть, неистово пульсируя. Чёрт, он ведь даже не подумал о том, что ему стоило сегодня хорошенько себя растянуть. Чонгук же, напротив, шибко впечатлённым открывающейся перед ним картиной не выглядит. Он молчит, пальцами сильнее впиваясь в челюсть тигра. Минрэ кажется, что он может кончить прямо так, если змеиный альфа влепит ему сейчас грубую пощёчину. Ещё один тяжёлый стон срывается с подрагивающих уст. Он готов Чонгука принять. И всё, что ему для этого нужно — просто ощутить на вкус змеиную слюну. — Поцелуй меня, — он заглядывает просяще в чёрные глаза, пальцами аккуратно поглаживая горячий член. — Молю тебя, поцелуй… Чонгук ни разу ещё не дал ему то, что он так сильно у него просил. Змей действительно с ним жесток, не милостив. Тем не менее, Минрэ подсел на него точно как на тяжёлые наркотики. Теперь же даже холодность в змеином хищнике вызывает внутри тигра самую настоящую бурю эмоций. Но самое главное — неукротимое желание мурчать домашним котом подле его ног, покорившись. — С чего бы мне целоваться с тобой? — Чонгук держит свои эмоции в узде. И на лице его, как и обычно, нет ни капли жалости, но и злости тоже нет. И всё же что-то с ним не так. Минрэ никак не может уловить, что именно. — Прошу, всего один… я сделаю всё, что ты попросишь. — Ты всегда делаешь то, что я прошу, — хмыкает себе под нос Чонгук, пальцами размыкая квадратную челюсть альфы. Змей мажет своим языком по чужому от кончика до самого основания, напоследок пройдясь и по ребристому нёбу. От ледяной слюны по всему телу хищника расходятся бесконечные стаи мурашек. Член Минрэ болезненно вздрагивает, больно упираясь в кромку джинсовой ткани. Чонгук действует на него незамедлительно. Но к большому удивление перед его глазами вместо желанного лица тотчас же возникает образ белобрысого омеги. Сцена того, как добыча неистово целовался со змеиным хищником, вызывает неукротимую чесотку в собственных ладонях и желание завладеть Чонгуком всецело и полностью. Начисто стереть и уничтожить любой приторно сладкий поцелуй этой сучки с кожи своего хозяина. И собственными руками придушить омегу. Ярость. Он ощущает дикую ярость, что прокатывается пылающим огнём по венам. Эта сучка действует ему на нервы сильнее, чем Минрэ полагал раньше. — Трахни меня. Чонгук никому не принадлежит. Он — ничей. Но если он возжелает стать чьим-то, он будет только Минрэ.