Каждой сказке нужен злодей... ведь так?

Итак, на чём мы остановились? Ах да, у Зечжа и Санды родился сын. Появился он не в лучшее время и не в лучшем месте, поэтому его мать приняла непростое решение и… не дала ему имени. Она была убеждена: недаром у многих народов существует поверье о том, что знающий твоё имя обретает власть над тобой. Она помнила о порабощении своих предков, и не хотела повторения истории. Пусть её сын никогда не будет рабом никому. И пусть никто не будет иметь власти над его сердцем, - так безопасней. Пусть он останется одиноким и холодным, - но ведь на их болота итак никто не забредает, а питонов в королевстве почти не осталось, так что шансы познакомиться с кем-то у Змея (да, пускай его зовут просто «змей») невелики. Родители Санды ко времени рождения внука уже умерли (возможно, на их здоровье сказались переживания и неподходящий для змей климат, или просто нежелание дальше жить и бороться, - даже собственноручно сделанные лекарства не могли долго поддерживать жизнь в их погасших сердцах, бившихся под утратившей былой блеск питоньей кожей). Через некоторое время после отца с матерью, Санда лишилась и супруга, - тот уполз в лес на поиски еды и не вернулся. Но Санда не отчаивалась: у неё оставался горячо любимый единственный сын, которому она с необычным для рептилии жаром продолжала передавать свои познания в медицине. К счастью, при переезде питонам-лекарям разрешили забрать с собой часть книг (после смерти прежнего придворного врача на его должность заступил малограмотный костоправ, считавший чтение старых трудов по медицине пустой тратой времени). Санда вечерами рассматривала с сыном книги при свете худо-бедно разожженного во дворе костра, а днем они совершали вылазки на болота, собирая там лекарственные растения. Змей рос мальчиком любознательным, он задавал маме сотни вопросов (на которые она всегда стремилась ответить), но вскоре стало ясно, что их хижины и окрестностей для подрастающего питончика становится мало. Ему хотелось увидеть большой мир; узнать, что таится за этим невидимым очерченным его матерью кругом, который ограничивался лишь книгами и близлежащим болотом. Ему даже хотелось найти новых друзей, в конце концов! Из рассказанных Сандой историй он знал, что где-то существуют и другие звери, - и, хоть в реальности он до сих пор никого больше, кроме бирманских питонов, не видал, но мечтал когда-нибудь встретить. Впрочем, мать строго следила, чтобы он не уползал далеко. Будем справедливы: у неё были все основания для опасений. Она учила Змея, что другие люди и звери от века враждуют с их родом, так что лучше не попадаться никому на глаза. «Почему?!» - спрашивал маленький питончик. Его хвостик дрожал от негодования. «Почему нас не любят, мам, если мы ничего плохого не делаем? Ты же сама говорила, что мы лечебные питоны, и наши прабабушки и прадедушки всем только помогали!» Но на этот вопрос у Санды не находилось ответа. Постепенно рассказы матери о всеобщей незаслуженной ненависти, словно яд, впитывались в разум и душу Змея, ожесточая её. Но втайне он ещё продолжал надеяться, что не все животные такие, как описывает Санда, как бы умна она ни была. Она должна ошибаться! И в один ясный солнечный день, уже довольно подросший и окрепший юный Змей ускользнул из дома, пока мать была погружена в чтение очередного тома по медицине и ничего вокруг не замечала (для чего вообще были теперь все её знания, спрашивается, если питоны больше никого не лечили?). Питон был уже достаточно сильным и взрослым (как ему казалось), чтобы отправляться в дальнее и опасное путешествие. Он знал все съедобные и целебные травы и ягоды в их лесу, так что планировал продержаться, если даже дорога займет несколько дней. Он твёрдо вознамерился не возвращаться назад, пока не повстречает на своём пути хоть кого-то стоящего, с кем можно будет завязать знакомство и на деле убедиться: так ли невозможно для змеи найти себе друга. А юный морской свинк, принц Руперт Мармелад Четвёртый, порой со своими родителями и пожилой крысой гувернанткой Гретхен в сопровождении небольшого человеческого отряда охраны (во главе с дюжей рыжей богатыршей по прозванию Лаггинс), совершал краткие вылазки на природу. Само собой, они не забредали куда-то в чащу или на болота, где обитали, по слухам, страшные ведьмы-змеи. Они находили какую-нибудь залитую солнцем опушку, не так далеко от дворца, расстилали там красивое шелковое покрывало, раскладывали горы съестного (а поесть свинки любили) и созерцали природу, уминая свои припасы, на протяжении пары-тройки часов. Наш Змей уполз поистине далеко от родного дома, если однажды набрел на ту самую опушку. Как назло, юному Руперту как раз в тот день надоело сидеть в компании пожилых грызунов (хотя обычно он уже с отрочества принимал активное участие в их дискуссиях). Он сосал леденец на палочке и отходил всё дальше к краю поляны, уходя из поля зрения своих попечителей. Конечно, могучая и грозная начальница королевской охраны Лаггинс стояла со своими ребятами у кромки леса, хмуро оглядывая периметр, в твёрдой уверенности, что мимо них и мышь не проскочит. Но в действительности, хищники на место проведения королевских пикников уже давно соваться не осмеливались (достаточно было проучить как следует пару волков да одного ворона и медведя), над полянкой кружились лишь бабочки да пчелы, - это был сонный послеполуденный час, когда солнце припекает, а жужжание насекомых навевает сон… И, скажем так: стражники не были на пике своей бдительности. А наш Змей давно научился держаться тени и скользить незаметно. Змей заметил Мармелада раньше, чем принц-свинка заметил его. В лучах солнца юный наследник престола показался питону волшебно прекрасным. От его кремовой шерстки будто расходились лучи, шерстка на голове была уложена идеальными волнистыми локонами, словно заварной крем, на благодушной пухлой мордочке было выражение дружелюбной безмятежности, а перстень с драгоценным камнем на пальце сверкал ещё ярче, чем леденец в его лапках. А лучше всего был запах. Запах сладостей, карамели, дорогого фруктового парфюма и словно даже домашней выпечки. Змей высунул раздвоенный язык и посмаковал воздух. Сложно описать, каким наслаждением было ощущать этакий изысканный букет ароматов после ядовитых испарений болота. Змей осмелился высунуться из кустов. - Псст! – осторожно позвал он. - Это… это Вы мне? – растерянно переспросил Мармелад, подходя поближе. - Да! – на всякий случай шепотом, соблюдая осторожность, по совету матери, прошипел Змей. – Привет! Тебя как звать? - Мармелад. - Вкуссное имя. А меня зовут просто Змей. Морской свинк слегка нахмурился. - Родители мне говорят, что все змеи плохие и нельзя с ними дружить. Но… ты не кажешься страшным. По-моему, ты даже симпатичный. «Ух ты! Мама была неправа!» - юный питон ощутил, как внутри вспыхнуло что-то яркое и радостное, как новая звезда. Ему захотелось тоже сказать новому знакомому что-то приятное. - А ты… вкусно пахнешь! – выпалил он, высунув язык. - Хм-м… ты голодный? Держи, - принц с готовностью протянул новому другу свой леденец. Змей чуть не подпрыгнул на месте от восторга. - Ого, спасибо! Питон приподнялся, широко разинул рот и… - ААААА!!! Со стороны поляны раздавались запоздалые, но от этого еще более гневные крики. - Змея хочет съесть принца!! Откуда тут змея?! Хватайте его!!! Змей быстро закрыл пасть и молнией ринулся обратно в лес. Он умел передвигаться на удивление быстро для пресмыкающегося. А ещё местные жители почему-то забывали, что питоны умеют залезать на деревья. Так что наш Змей смог быстренько забраться вверх по одному из стволов (кора неприятно царапала кожу, но думать об этом было некогда) и, примостившись на одной из верхних веток, зарыться поглубже в листву. Он видел сверху, как с шумом и треском королевская стража продирается через лесные заросли, беспорядочно кружа и заглядывая под сучья и коряги, будто он был какой-то мелкой гадюкой. Разумеется, они ничего не нашли (вот же дурни). Змей выждал, пока шум улегся, звуки погони стихли и наступила ночь. Потом тихо спустился с дерева и отправился в обратный путь, домой. Он надеялся, что усвоил урок. Но если бы всё на этом закончилось. Пока семейство питонов тихо жило на болотах и не давало о себе знать, жители королевства успели уже как-то и забыть о том, что гигантские змеи представляют реальную угрозу. Ходили нехорошие слухи о тех болотах, но люди и звери решили просто держаться подальше и обходить те проклятые места стороной. Возникло негласное соглашение: питоны никого не трогали, но и к ним никто не совался. Краткая вылазка и выходка Змея это равновесие нарушила. По указу возмущенных и перепуганных происшествием родителей Мармелада Четвертого (которому быстро втолковали, что он чудом избежал смерти в пасти коварной змеи, - до свинка постепенно дошел весь ужас произошедшего, и с тех пор его стали преследовать ночные кошмары), лес было велено прочесать вдоль и поперек и очистить от змей раз и навсегда. Впрочем, всем ведь уже было известно, что змеиное гнездо находится на болоте. Поэтому отряд зачистки был направлен прямиком туда. Стража нашла там лишь одного оставшегося питона: полу-безумную от горя и волнения за сына Санду. С тех пор, как сын ушел и не вернулся, она хотела отправиться на поиски, но терялась и не знала, с чего начать. Всё-таки одну половину жизни она прожила взаперти во дворце, а вторую – ограничиваясь своими книгами и окрестностями хижины. Так что в тот злополучный день, когда королевская стража пришла по её душу, змея-целительница была по-прежнему у себя дома, в окружении снадобий и книг. Она даже не поняла, кто эти непрошеные гости и почему кричат: «Ведьма!» А потом она увидела факелы у них в руках. «О нет, только не книги! – в ужасе подумала она. – Не сжигайте книги…» Когда Змей добрался до знакомого болота, на месте прежнего дома были лишь обломки и пепел. Круг чёрной выжженной земли, терпкий запах разлитых лекарств и паленой кожи. Потому что именно так поступают с ведьмами. Их сжигают. Какое-то время после случившегося, Змей ощущал только оцепенение. Как будто все чувства впали в анабиоз. Не хотелось ни есть, ни двигаться, - только забраться в груду опавшей листвы, свернуться там калачиком и никогда больше не открывать глаза. Но прежде надо было уползти как можно дальше от этого страшного опустошенного места. И он углублялся в чащу, бесцельно петляя среди деревьев. Рано или поздно его тоже найдут, - он это понимал и даже отчасти желал этого. В глубине души зрело желание мести, - но плана не было, и это было хуже всего. Что он мог, даже со всем своим ядом и сильной удушающей питоньей хваткой, против такого количества врагов? В лучшем случае, он успел бы задушить или перекусать на своем пути пару-тройку стражников, не подобравшись даже близко к истинным виновникам случившегося – морским свинкам. А ещё хуже было думать (и он изо всех оставшихся сил пытался, но не всегда успешно, гнать от себя эту мысль), что виновником произошедшего был он сам. Дни слились в какую-то сплошную смазанную череду бесцветных закатов и тусклых восходов. Змей изредка перекусывал попадавшимися на пути ягодами, смутно вспоминая вкус самодельного ягодного мороженого, которым угощала его мама. Вяло удивлялся тому, что никто не отправляется на его поиски, будто о нём все забыли или он уже перестал существовать, сам того не заметив. У него даже не хватило сил по-настоящему удивиться, когда под ним хрустнула ветка, - в следующий миг он уже кубарем катился с холма в прохладные объятия густого тумана. И это было самое приятное чувство за последние дни – нестись навстречу жемчужно-молочному ласковому забытью.