Наброски

Резкие, размашистые штрихи. Стремительность, движение, сила, страсть. Гневно громыхающий, нервный, требовательный голос почти что не отвлекает. Весьма гармонично вплетается во внутреннюю картину — в стальной и холодный перестук мечей, в пронзительный звон выпущенных стрел, в бордовые потеки разлившегося вина, в полупрозрачную зелень листвы, в горчаще-острый запах костра, сырой земли, свежей травы… Сильнее нажим. Четче тени, больше хмельного блеска в глазах, больше огня, самоуверенности, власти в лице. Валькирия… Отбросившая щит и меч, ненадолго оставившая войну, ненадолго из воительницы ставшая женщиной… Мужские руки на изгибе талии — лишь наброском, в общих чертах. Держащие настойчиво и крепко, но не способные ни покорить, ни сломить. Строптиво вскинутый подбородок. Легкий румянец на скулах. Закушенные губы. Растрепавшиеся волосы — как взметнувшееся пламя, неукротимое, непокорное. Она сама — сгусток пламени, дикого, обжигающе-страстного, но стремительного, неуловимого — обжечься — и потерять… Безупречная линия шеи. Ключицы острее лезвий. И неожиданная мягкость, соблазнительность аккуратной обнаженной груди. На шее — еще несколько выбившихся завитков, игривых, непослушных, кокетливых. Хоть сто раз воительница — все равно в первую очередь женщина… Женщина, способная не только биться насмерть, но и сводить с ума одним взглядом, легким прикосновением, насмешливым движением губ…       — Ткачев, ты что, уснул? В кабинете — только вы вдвоем. Стулья вокруг стола для совещаний давно опустели. Разбор полетов на сегодня закончен. Только на столешнице — карандашный набросок, воровато прикрытый стопкой чистых листов. Щеки предательски ошпаривает краской. Лучше вам и не знать, товарищ полковник, о тайных мыслях, ассоциациях и фантазиях…       — И-извините, Ирин Сергеевна… Ну, я пойду?       — Иди работай! От властного, приказного тона вновь обдает обжигающей волной. Сладко, волнующе, восхитительно. Запретно. И все-таки… Все-таки — какая вы, товарищ полковник? Какая вы без извечной формы, без лат, не-воительница? Какая вы после боя, в минуты покоя, в чьих-то руках… Не думать. Лучше об этом не думать. Нельзя. Но очередной листок теряется в папке среди других точно таких же — совсем свежих и уже успевших немного помяться. Накиданных наспех, украдкой, в фантастическом полубреду. Лишь ненадолго притупляющих сумасшедший, горячечный бег мыслей — чтобы потом лишь сильнее их распалить. Воображение художника, чтоб его…