Случай в пустоши

Сухой жёсткий ветер бил в лицо, покрывал ядовитой пылью противотуманную маску, трепал защищавший уши и волосы платок. Только в этом он и чувствовался – остальные части тела были надёжно скрыты одеждой – особым гермокомбенизоном, облегавшим тело и сохранявшим его температуру в суровом бытии пустоши, плотными, но эластичными перчатками и высокими сапогами. Немало требовалось человеку, чтобы сохранить своё хрупкое мясо. Ветер бил в лицо, и свист его стоял в ушах. Свист ветра, искажённый фильтром шум собственного быстрого дыхания, размеренное дыхание и топот скачущего слейпнира – вот и всё, что мог слышать наездник в пустоши. Картина перед его глазами могла из часа в час стоять одна – покрытая потресканной коркой мертвая земля, местами всё же награжденная сухой тонкой травой, камни и задымленное небо поверх ушей лошади. Так, трясясь между звериным хребтом и туманной бесконечностью, можно было затеряться во времени. Но у него времени не было. Никогда не хватало, так и сейчас поджимало, не позволяя забыться в стремительной скачке шестиногого зверя, устремиться по бесплодной и терзаемой земле навстречу ядовитому ветру. Тренированным взглядом он выцепил из колеблющихся жулхых зарослей животное движение, резко подал сигнал ногами, разворачивая слейпнира, достал бластер и снял предохранитель, поставил режим единичного огня, почти не целясь спустил курок. Из дула вылетела стрела плазмы, тонкая и яркая, рассекая сгущающиеся сумерки. Трава даже не вспыхнула, просто осыпалась обуглившейся кучкой. Испуганный зверёк выскочил из укрытия, бросился наутёк в хаотичном направлении. Он подал корпус назад, ещё замедляя скакуна, взялся левой рукой с поводьями за луку, на этот раз прицелился. Выстрел вышел отличным, плазма попала прямиком в заднюю лапку куцого существа. Конечность в месте поражения моментально сгорела, прижëгши при этом оставшийся обрубок. Зверёк закричал страшным, полным боли и отчаяния криком, подпрыгнул всем телом и устремился дальше в своей обречённой гонке. Следующий выстрел был поспешним и провальным, плазма врезалась в землю в тридцати сантиметрах впереди корпуса зверька, заставив его по инерции пролететь место попадания и в панике сменить направление. Дальше он промахнулся намеренно, в глубине души надеясь поселить в жертве надежду на спасение, в то же время сознавая, что животные не способны думать. Но так ему было отрадней. Маленькое существо отчаянно бежало на оставшихся трёх тонких лапках, его сердечко истерично колотилось, гоняя кровь и заставляя исполинские лёгкие раздуваться до размеров грузовых трюмов. Его сердце тоже колотилось, глаза под жёлтой линзой азартно блестели. Из-под волос вниз побежала липкая капля пота, он нетерпеливо сморгнул её. Он вёл слейпнира почти в пяти метрах от зверька, чтобы пыль от копыт не скрывала преследуемого. Следующий выстрел предстрял быть очень сложным. Трясущейся от скачки рукой он прицелился в покрытое грязной жидкой шерстью ухо и, почти не веря в успех, выстрелил. Существо издало плаксивый вопль, упало на земь, перекатилось и продолжило бег. Радуясь своей удали, он привстал в стремянах и победно вскрикнул. Фильтрующая маска исказила его, поменяла звук и даже как будто извратила смысл. Анализируя звук своего голоса, он обратил внимание на другой, доселе, к его стыду, незамеченный. Отдалённый гул воздуха. Он придержал скакуна, запрокинул голову в затянутые грязным волокном смога небеса, но пока ничего увидеть было невозможно. Чертыхаясь от досады скорого окончания забавы, он похлопал слейпнира по изогнутой шее и сдавил бока, высылая дальше в погоню. Настроение было подпорчено, и выстрел вышел неряшливым. Плазма спалила плешивый хвостик и зацепила оставшуюся заднюю ногу. Существо упало, скорее застонав, чем закричав. Обречённый звук этот был не таким громким, как прежде, и не будь наездник так близко, не услышал бы ничего за шумом приближающегося орнитоптера, чьи винты нещадно рубили плотный вечерний воздух. Слейпнир взволнованно задергался, прижал уши, хоть аппарат и сел в десяти метрах от всадника, подняв облако тускло-коричневой пыли. Он надёжней перехватил поводья и успокаивающе погладил семенящего на месте скакуна, протёр запыленное стекло маски. Из топтера вышла женщина средних тридцати. Аккуратно собранные волосы, уже местами тронутые сединой, идеальная осанка, фирменный китель дома Фрайев – от капитана Эрстцвейг не скрыться даже в пустоши. – Александр! – властно крикнула она, и крик её исказился фильтром маски. Александр приосанился и подтолкнул слейпнира к топтеру, чтобы лучше слышать праведный гнев своего учителя. – Да, капитан Эрстцвейг? – Вы вышли из дозволенного времени уже на пятнадцать минут. Такое поведение недопустимо, Александр. Крылья топтера выключились при приземлении, но поднятая ими пыль продолжала оседать, насмерть въедаясь в бардовую ткань формы женщины. Её сильная фигура была единственным силуэтом во вседостягаюшем холодном свете фар, слепящих юношу и его слейпнира. Из-за этого, а ещё из-за необходимости изобразить сожаление, он опустил голову. – Признаю свою вину. Я совершенно потерял счёт времени. Приношу искренние извинения. Оправдываться не было ни желания, ни смысла. Желанный ею ответ быстрее завершит разговор, и он сможет закончить дело. – О Вашей выходке будет немедленно доложено леди Сандре и лорду Владимиру. Не смейте позволять себе подобные вольности впредь, особенно завтра, Александр. – Да, капитан Эрстцвейг. Она хмыкнула и смерила юношу оценивающим взглядом. – Немедленно отправляйтесь назад. И, – напряжённая складка между сведённых бровей слегка разгладилась, – будьте осторожны. Несмотря на колючий свет он посмотрел на неё, заставив себя не щурится. – Непременно, капитан. Она всматривалась в его лицо ещё секунду, потом вернулась в топтер. Александр развернул слейпнира, не дожидаясь взлёта аппарата. В кипельном свете фар умирающий зверёк казался ещё более тонким и жалким. Его огромные слезящиеся глаза блестели двумя чёрными дырами на влажной мордочке. Нет, не ради такого он саботировал себя и заехал дальше обычного. Желал большую псиноподобную тварь с клыками, пятнистой шерстью и пронзительным воем, а не эту вощь. Топтер поднялся в воздух, забрав с собой свет. На его контрасте сумерки пустоши стали ещё темнее и вязче. Отъезжая, Александр переключился на режим огня на поражение. Пучок плазмы куда больший предыдущего вырвался из машинки смерти в его руке, объял маленькое существо на земле и оставил дымящуюся золу. Слейпнир шёл лёгким галопом, мягко перекатывать на своих шести ногах. Ветер стал заметно холоднее. Александр заправил выбившиеся из-под платка кудри и поднял скакуна на скорость выше. Любоваться было не на что – смог, вопреки надеждам, не рассеялся и не оголил ни кусочка ночного неба. Где-то высоко светили звëзды и луна, но насладиться ими в свою последнюю свободную ночь Александр не мог.