И имя мне - Парадокс

Сидя у костра, когда мы оба уже высохли, я потихоньку распарывала свой плащ и снимала с петель ремни. Джозеф же вязал узлы на пристяжных карабинах. Мы мастерили поводки и ошейники. Путь обратно будет нелегким – сейчас внаруже уже не тот легкий порывистый ветер, при котором хоть и косо, но собакевны могли идтить. Сейчас там уже скорость ветра почти под полтос, собак просто сдует нахер. Нам-то с Дансом че, на нас почти полторы тонны железа, считай, автомобиль в форме человека, плюс экип кило сорок, плюс подсумки, еще кило восемьдесят, да еще и оружие, что суммарно уже тонна шестьсот. И при таком весе, ветер скоростью сорок-пятьдесят кэмэ час нам так, ветерок. А вот собакены, весом максимум кило двадцать, такой буран сдует, и ищи, потом, свищи, по небоскребам. А нести блохастых на ручках – так ручек не хватит. Так что будут у нас вместо воздушных змеев, на веревочке. Тихо хихикнув, под удивленный взгляд паладина, я произнесла с надрывным смешком, вытаскивая очередной ремешок: — Ха-ха! Пизда мне, но зато будет весело! На это паладин только невразумительно пожал плечами. Сделать из пары ремней и веревок ошейники и поводок? Да как два пальца в розетку. Жаль только, что теперь моему плащу кирдык, но штош делать. Собаки ошейники восприняли по-разному: одни песели не обратили внимания, некоторые тут же стали чесаться и скулить, мотая головой и пытаясь выкрутиться из неудобного, чужеродного аксессуара, третьи только виляли хвостами на каждое действие. Но им достались ремни с подола, плеч, нагрудные и нарукавные, узкие, хоть и прочные. А вот вожаку достался самый тяжелый мой ремень — двойной поясной, на широкой бляхе с двумя язычками и тяжелой эмблемой ордена. Однако пес, когда на него одели этот импровизированные и наскоро сделанный ошейник повел себя странно — приосанился и впервые завилял хвостом. Что-то тут не так… Собака явно приучена к ошейнику, знает команды, чему научил каким-то раком всю свою стаю, очень послушен и представляет как вести себя с человеком, в отличие от других. Надо будет выяснить, чей пес. Либо же, ЧТО это под видом собаки. Будучи в тонком термокомбинезоне, который я еще не включила обратно, пришлось зябко поежится. Именно что пришлось — дрожь, идущая из недр моего живота, давала о себе знать и уже сводила мышцы пресса и грудины неприятной тяжестью. Даже когда Джозеф натянул на меня, сжалившись, свой свитер, меня все равно колотило. Не спасал даже добротный кашемир, нагретый телом паладина. Кашемировый трехслойных свитер, к слову сказать, подарила ему я. На новый год. Долго я присматривалась к тому, что же такого можно ему вручить, чтобы и от души, и чтобы еще было практично. Свитер ему понравился, а нежная шерсть и внутренний слой из мелкозернистого плюша, делал свитер уютным и теплым. Самое сосисамое в такую погоду, как та, что стоит с ноября. А снег пролежит до апреля, что позволит ему еще долго наслаждаться этим чудным свитером. Но суть в том, что я сама ввела моду на такие свитера. В бытность моей юности я жутко не любила шерстяные свитеры, шарфы, варежки и носки – мне адски кололось, а кожа была после ношения подобного не дай боже́. Но одним днем, когда мне мрачно кололось в свитере из овчинки, Скауты из разведгруппы буквально ворвались в офис и усеяли пол книгами, бумажками, буклетами и прочей хренью. Но при ближайшем рассмотрении, оказалось, что они приволокли не просто кучу макулатуры, а кучу книг и чартов о технике производства пряжей и тканей. Сказать что я была рада, это ничего не сказать. Я была на седьмом небе. Ведь это не только ускорило нами освоение производства ткани для одежды, это позволило нам создать нужные станки для производства более мягких тканей, понять как лучше обрабатывать шерсть и растения. Вот в чем был просчет Волт-Тек и Института в прошлом – они оставили кучу технической номенклатуры и документов, но вот бытовых технологий было по пальцам. Это все было просто для справки, никаких углублений. Так что нам пришлось не только с нуля осваивать фермерство, животноводство и агротехнические моменты, нам пришлось, как слепым котятам, учиться буквально заново выделывать шерсть, лен, хлопок и кожу. И то что нашли и привезли Скауты, это было что-то с нечто, что продвинуло нас очень неплохо. Та-а-ак вот. В одной из книг были инструкции, даже с техническими рисунками того, как выделывать и создавать вельвет и плюш. И подумалось тогда моей головушке — кашемир, это единственная мягкая шерсть. Барашка и верблюжка, а уж тем более остальные — это довольно жесткие и колючие виды шерсти. А на кашемире и разориться можно, не говоря уж о кроликах, альпаках, и уникальной пряжи из стриженой шерстки песцов, лис, горностаев и прочей экзоты. Кстати да, я вычеркнула шубы из страниц моды. Не хочу убивать животных ради этой хрени. Стричь да, стрижем, но не наголо, и животное ни в коем случае не убиваем. Так что ан фермах разводят сытых и довольных своими вольерами семейства песцов, лисичек, горностаев, норок, из кого там еще любили шубы делать? Но у нас есть земля, что уж там, подземные комплексы. Там для них есть целые гектары, а солнце очень неплохо имитируется ультрафиолетовой здоровенной лампой, типа солнца. Кстати, весьма реалистично. Но так вот. Чтобы сделать вещи уютнее, мягче и приятнее, я придумала делать подкладку из вельвета или плюша. Это делало даже самый колючий свитер или носокс гораздо мягче, и, как бонус, это теперь спасало аллергиков. Все в плюсе, елки палки, и почему до этого никто так не делал? Тоже самое и с более тонкими, демисезонными вещами – подклад, но из дышащего хлопка или шелка. Вот и Джозеф теперь был гордым обладателем теплого кашемирового свитера с подкладом из шелкового плюша. Удобно, нежно, тепло. Плюс такая ткань, вернее комбинация материалов, долго и надежно хранит тепло. А если учесть, что Данс меня еще и обнял, я вообще почувствовала себя как в печи. Но зато и согрелась быстро. Когда я более или менее согрелась, Данс принялся меня одевать. Мне двигаться конечно было не очень удобно, вся спина болела. Удар все равно оставил после себя синяки, на спине, плечах, на заднице тоже походу, руки пострадали, шея. Но благо, что паладин действовал в высшей мере осторожно, помогая мне с подключением аппаратуры для термокомбинезона, первичной и вторичной экипировкой. Мужчина разве что с сапогами не помог — я жутко боюсь щекотки, а потому ноги просто у него из рук выдернула и спрятала под собой: — Но-но-но, лапы не тронь! — Не понимаю, а в чем дело? — вскинул бровь паладин, глядя на меня и держа в одной руке мою ступню, а второй мои ботинки. — Щекотки я боюсь, потому лапы не трогай. И потом, я могу сама обуться. Нехер со мной возиться, как с кисейной барышней! — Ты рухнула с высоты четвертого этажа, если еще считать с подъемом набережной, — фыркнул Данс, перехватив и зафиксировав коленями мою ступню, попутно натягивая сначала носоксы, а потом и сам ботинок. — Чудо, что ты ничего себе не сломала. Поэтому неделю будешь терпеть что я тебя одеваю. — Ты еще купаться мне помогай, ага, — буркнув, я сложила руки на груди. — Буду, почему нет? — хмыкнул паладин, крепко шнуруя мои берцы. — Ты же мне помогала с душем, еще тогда, в Актагоне. Фыркнув, я стала нервно постукивать себя пальцами по предплечью, глядя исподлобья на манипуляции с моими ногами и от щекотки поджимая пальцы: — Это не одно и тоже. Я умею одеваться, и душ принимать. А ты тогда не знал, как пользоваться средствами гигиены, даже то, что надо включать горячую воду. Вот мне и пришлось пока тебя мыть и все демонстрировать. — А мне как-то все равно, что ты умеешь, — произнес с явной язвинкой Джозеф. — Мне хотелось бы хоть как-то отплатить за твои хлопоты обо мне. Оставалось только закатить глаза. Вот же упрямый баран. Впрочем, я не стану спорить, спина у меня и правда очень болит, как и ребра. Как вернемся, проконсультируюсь с Хейлин и Рональдом, из нашей команды медиков. Ну а так, хлопотами Данса, мы уже через пару минут стояли все вместе у выхода на поверхность. Джозеф по левую руку от меня, а стая наших новых питомцев, с импровизированными поводками позади, за спинами. Что же, глубокий вдох, и мы шагнули в усилившуюся еще пуще бурю. Шагая и ориентируясь исключительно по навигатору, мы брели обратно. Отбивка от Медичи пришла, что они в убежище, поэтому теперь был только путь назад. Как приду, спрошу, что стало с этой тварью Ротшильдом. И главное — какого черта он стал нападать при угрозе через пару часов замерзнуть к чертям. Глядя на бушующий буран, я тихо вздохнула, немного ускоряя шаг, насколько позволял бушующий ветер: — Ну, в добрый дальний. Паладин шел за мной, а собаки использовали его как щит от ветра, плетясь за его спиной. Но даже не смотря на ураган, который выл словно стая голодных волков, мне удавалось говорить с Джозефом, благо, что внутренняя рация не «наглоталась» воды: — Ты знаешь, когда все это кончится, я воздвигну на реке Чарльз врата Арандура. — Врача чего? — Врата Арандура. Ты их уже видел возле Актагона. Задумавшись, Данс примолк, а мне пришлось ему подсказывать: — Забыл, да? Две огромные головы Тулпаров, которые склонили головы друг к другу, а вместо гривы течет вода. Откуда ты думаешь взялась река Арандур в Вашингтоне? — Погоди, но ведь Река Арандур — это источник питьевой воды в Столичной Пустоши, вы не можете просто взять, и выкопать русло сюда, и… — А мы и не будем перенаправлять реку сюда, с чего ты это взял? Тут будет проект помасштабнее. Правда называться по-другому будет. Нет, конечно будут и сами врата Арандура уже здесь, мы и правда сделаем ответвление русла сюда из округа Колумбия, чтобы Арандур впадал в Чарльз, но тут будут уже другие Врата. Врата Азгилиат с выходом на Атлантику. Есть и близнец таких ворот, в Калифорнии — Врата Теанора. Выход в Тихий Океан. Данс, мягко говоря, не сильно-то разбирался в названиях старого мира. Но поверил мне на слово и продолжил идти. Вернулись мы только через три часа назад – пришлось топать через дальний мост, по Норд-Гарвард роуд. Мост, через который мы пришли, Гарвардский, был разводным, и под ним крепко застряла баржа, из-за чего его створки смотрели вверх, лежа на крыше судна. За то время пока я была в отрубе, и пока Данс ждал моего пробуждения, пока мы собрались, ре-экипировались, пока подготовили все для собак, ветер и влажность сделали свое черное дело – мост крепко обледенел. Увидев это, мы, вздохнув, переглянулись, и пошли к одному из самых дальних мостов через Чарльз-ривер. А баржу убрать мы попросту не смогли – нужно было бы гнать краны, а во время подготовки к пережиданию бури, почти вся наша техника была занята на стройках и разгребании заваленных потенциальных убежищ. Так что осиротевшее с уходом прежних хозяев судно, одиноко скрипело под ветром. Когда-то на ней селились парни Тесака, но сейчас покинули насиженное место и пребывают в метро под Бостон Коммон, на красной ветке, или убежище сто четырнадцать, смотря, кто как там расположился, шутка ли, туда народу набилось, аж под три тыщи. Но к чести и убежища, и станции с тоннелями, места хватило всем. К тому же там нашли гениальное решение ребята из команды Картера, одного из помощников Роттбауэра. Они положили по бортику слой досок, под них перекрытия с подпорками, слой утеплителя, а сверху еще слой ровных досок. То есть часть под этим всем – рельсы, просто закрыли. А то, что было сверху, в итоге, превратилось пол, а сам тоннель в коридор-сосиску. Правый тоннель станции, с движением на Квинси, был превращен таким образом в длиннющее помещение деленное переборками на комнаты без четвертой стены. Там было место для досуга – столовая, кладовая, кинозал, да, мы везде поставили такие же проекторы и экраны, как и на нашей станции-убежище. Еще там были гардеробные, игровые для детей, и три небольших класса – буря бурей, а учебу никто не отменял. Вот, а левый тоннель, облагороженный так же, превратился в тридцать две комнаты, в которых было по шесть двухъярусных кроватей. Да, немного, но это позволило втиснуть туда на целых триста восемьдесят четыре человека больше. Сама станция под парком была переделана в досуговый пятачек. Там танцевали, там был небольшой бар, туда же принесли и всякие настолки и прочее. Шутка ли, целый месяц ничего не делать. Потеснились и в самом убежище – там поместилось две тысячи пятьсот девять человек. Итого – две тысячи восемьсот девяносто три человека. Из которых, триста девяносто – дети. И все это – народ из центра. Причем это все, люди из пяти округов: Бэк Бэй, Шомут, Юг Энд, Фенс и Кенвей. Бредя в данный момент в сторону Кембриджа, Джозеф вел за собой собак. Они поскуливали и поджимали лапы – да холодно уже. Останавливались мы из-за них тоже раз пятнадцать – заводили в места где нет снега и очищали снег и лед с лап и между пальчиками. Даже стойкий наш ризеншнауцер и тот, поскуливал и жалостливо смотрела на нас с паладином из-под черных, кустистых, собачьих бровей. Ничего-ничего, скоро придем, отогреем болезных. А вот уже и знакомый участок. Ввалившись на станцию, под удивленные взгляды уже набившихся сюда людей, мы оба, и собаки в частности принялись отряхаться от снега. Дети, естественно, с визгом побежали тискать собак, дав нам освободить руки от поводков. На меня без улыбок смотрели только трое – Миццы, Медичи и Риз. И ясно почему – они уже успели испугаться, благо что их, наверняка, не выпустил Лорд Боулз. Поставив броню у стоек и быстро переодевшись в новую, сухую одежду, мы присели у радиатора рядом с парнями, чтобы тупо обогреть руки и ноги. Да уж, без центральной котельной теперь придется довольствоваться электроподогревом в виде конвекторов. Их тут, помимо маленьких электрических обогревателей, было восемь. Они уже жужали, обогревая помещение. Прогрев еще слабенький, настроили на 23 градуса тепла, но пока они нормально все протопят может пройти целый день. Поэтому раздали всем японскую хреновину, называется Котацу. По сути – одеяло с подогревом на каркасе столика. Но теперь наше скромное жилище на станции выглядело до безобразия мило и уютно – народ сидел на полу, вернее на больших подушках, чтобы было мягко, за приземистыми столиками, сверху котацу, на плечах пледики, все жуют стряпню нашего кока-поневоле Ройса, а готовит он так, что я только в его дни хожу в столовку. А, ну и смотрят очередной фильм из далекого прошлого – БДВ. Большой и Добрый Великан, экранизация британского романа, написанного, в далеком уже сейчас тысяча девятьсот восемьдесят втором году, Роальдом Далем. Надо сказать, я так распереживалась что нам не хватит фильмов на период бури, что накопировала за ноябрь по сто копий трехсот фильмов и ста восьмидесяти мультфильмов. Ну, копии естественно были в разных убежищах, да еще и излишек остался, но вот в чем суть моего прокола… Суммарно, все мультфильмы и фильмы, которые я принесла сюда в пяти коробках, длятся тысячу четыреста с копейками часов… то есть два месяца. Это если смотреть вообще без перерыва на сон, еду, туалет, душ, все, подряд. Так что даже если они смотрели уже пятую, или, не знаю, седьмую ленту, я особо не волновалась. Нам хватит фильмов и мультиков чтобы народ не скучал. Ну и книг тут, для книжных червей, тоже было в достатке. Пришлось попотеть, таская сюда переизданные фолианты, но я считаю, что три сотни книг лучшей мировой художественной литературы, должно хватить. На всех. Медичи, что потихоньку пил чай, буркнул, закрыв глаза и сдерживая нервный тик – у него, когда нервничает, левая бровь дергается: — Я жалею только об одном, ваше высокопревосходительство. Что я не успел пристрелить эту тварь. — Не переживайте, Герр Медичи, все одно – он замерзнет там через пару часов, — философски ответил Миццы, поглядывая иногда на Вильгельма и по привычке оценивая состояние друга. Немец же сидел со своей маской, опущенной под подбородок на шею, и уже успел поесть, не без помощи Эстер: — Mein Freund Medici, не стоит волновайтца. Главное что вы фсе фернулись обратно целый. Так, опять он стал «фэкать», видать опять у него губы болят. Что ж такое с нашим Вильгельмом, не понос, так золотуха. Легкие стали лучше, вон, даже ароматизированной электронкой пыхтит, или… Строго взглянув на Хэйлин я чуть сощурилась: — Скажи-ка мне, чудо скриптор, ты ведь остудила чай прежде чем дать его Вильгельму? — Я… — Eure Exzellenz, я не маленький, — выпустив облачко, пахнущего ягодами дыма, глава Гестапо чуть-чуть, едва заметно нахмурил брови-щетки. — и я не обжигайца. С чего вы решили? — Ты опять начал «фэкать», — насупившись, я фыркнула, скрестив руки на груди. — А «фэкаешь» ты только когда у тебя губы болят. — О? Неужели?... — Вильгельм приоткрыл серые глаза и все же соизволил взглянуть на меня из-под очков, а потом друг вздернул брови и прикрыл ладонью лицо. — Oh, es tut mir leid, это привычка с которой я боротца уже двадцать пять лет… Сам иногда не замечайт как снова начинаю по прифы…простите… Миццы только улыбнулся, и покачав головой прикрыл глаза: — Не переживайте, Герр Вильгельм, о вас просто заботятся, а не считают маленьким. Вы и так получили множество травм, и новый ожог у вас, наша Фрау Парадокс, вряд ли бы себе простила. Вздохнув Вильгельм чуть опустил голову, словно виноватый школьник: — Ja, ja, ich weiß und verstehe das, aber… Я хочу наконец перестайт быть обузой. Хочу снофа дышать, сам, спать как захотеть, есть, что я хотеть… А не есть этот мерзкий… зафтрак пенсионера! На этом моменте он раздраженно, и с громким стуком, поставил пять баночек со своими лекарствами на стол. Эстер только осторожно приобняла немца, который тихо вздохнул: — Я есть просто очень устал… — Крепись, мужик, — довольно простодушно произнес подошедший к нам Ван Зантен, ставя на стол поднос с чашками, заварником, молочником, кувшином с водой и сахарницей. — Ты же лечишься, вот и не сдавай. — Я не сдался, mein Freund, еще нет. — Ты мне давай без «еще». Просто не сдавайся, — хмыкнул наш вечно не унывающий голландец. — Я же не сдался. — Герр Зантен, но у вас… — Биполярное расстройство? — немного невесело усмехнулся парень, отбрасывая назад свои пшеничные волосы. — Да. Я болен, ментально, я этого не скрываю. Но лекарства позволяют мне жить и справляться. У Джозефа, который услышал об этом диагнозе еще в Актагонской Крепости, немного округлились глаза, он даже чаем поперхнулся: — Прошу прощения? Биполярное расстройство? Это когда две личности? — Не-не, это когда я могу быть веселым какое-то время, а потом страдать жесточайшей депрессией, — пожал плечами Ван Зантен, спокойно забрасывая в рот пару таблеток и запивая чаем. — Но не переживай, моя болячка еще не настолько серьезная как шиза. — Шиза? — удивленно спросив, приподняла с груди немца голову Хэйлин. — Шизофрения, сестренка, — хмыкнул, глотая таблетки и морщась ответил Густав. — Хоспадя, какие они горькие!... Кхм, да, о чем я там? Ах да, Шизофрения. У меня есть друг, живет в Крепости Визингамот, у него, если я правильно помню, слабовыраженная шиза… Не, неправильно… Блин, да как ее… Щелкая пальцами, пытаясь вспомнить, он беспомощно глянул на меня, и даже как-то жалобно спросил: — Блин ну как ее? Скажи я скажу, называется. Сжав переносицу пальцами, я пробормотала, тоже напрягая память: — Раньше ее называли Вялотекущая шизофрения, а правильно… Малопрогредиентная шизофрения, во. — Во, точно! Так вот, у него она не такая сильная, как например кататоническая или параноидальная. Так, слабый бред и легкий психоз. А вот когда я лежал в одной психбольничке, так я там встретил одного с параноидальной. У-у-у брат, лучше бы я вообще никогда не встречался с параноидальной шизой, там такой бес в такое ребро шо мам-ма мия… То, что говорил Густав дальше, да и остальной разговор я благополучно прохлопала ушами – в какой-то момент вся речь присутствующих и фоновые шумы слились для меня в один сплошной монотонный бубнеж. Я откровенно клевала носом – за последние пару дней я очень плохо спала, в ожидании Бури, по паре часов в сутки, может три или четыре, остальное мое время занимала работа. Бумажная, физическая, умственная… Поэтому даже сейчас, когда меня попустило после забега через буран и купания в реке, мозг так и не получил нужного отдыха, даже в отрубе. И видимо только Данс заметил мое состояние, потому что в какой-то момент, который опять же я не уловила, меня просто выдернули за шкварник из-под котацу и потащили невесть куда. Да уж, синтетическое тело хоть и сделано лучше обычного, но имеет те же слабости. А если учесть наличие старого, пропитого и задурманенного никотином мозга, картина еще плачевнее. Пожалуй только сон остался для меня слабостью. Правда, мне удалось сфокусировать зеньки, и вовремя остановить паладина, который тащил меня в руках куда-то: — Эу, стопенгаген, куда? — Ты уже спишь на ходу. — Это я и без тебя понимаю, тащишь ты меня куда? Я бы и под котацу неплохо поспала. — Сидя? — А что? — Так не пойдет. Есть условия, где наличествуют нормальные спальные места. И сон на кровати будет лучше, чем сидя. — Епт твою дивизию, Джозеф, болванчик мод офф, сама знаю. Сама тебя, дура, этому научила. И если ты настаиваешь, то тащи уж в комнатку. — Ты сделала себе комнату? — удивленно вздернул бровку Данс. — Да, — ворчливо отозвавшись, я немного поерзала. — Мне нужно личное пространство. А как показала моя практика жизни в Пустошах, пост ядерные и поствоенные люди напротив, не терпят даже добровольной изоляции. Так что давай, разворачивай карму и тащи в ту дверь. Пожав плечами, паладин послушно пошагал в указанном направлении. Комнатку я себе обустроила скромную, небольшую, облагородив бывшее служебное помещение метро под свои нужды. А именно – у левой стены стол и стул, где покоился мой складной компьютер «ЭйЭкс», для работы, там же и бумаги, полка над столом и небольшой шкафчик, где были личные вещи и книги. У правой – кресло и небольшой столик, мини холодильник, в основном там была у меня выпивка, еще полка «сетка», прикрученная к стене, там был хавчик, долгохранящийся, чисто так, полуфабрикаты, чтобы похрустеть, пока работаю. На полу ковер, от стены до стены, простой, серый, с узором планет и звезд в плюс-минус мультяшном стиле, а посредине, у дальней стены - кровать, двухместная. Ну а что? Я люблю спать в пространстве, чтобы конечности не висели как лианы. И да, я терпеть не могу лишних людей на своей кровати. Даже с мужем в прошлой жизни спала раздельно. Но сейчас сделаю исключение – моя каморка была капец какой стылой, мне нужна грелка. И паладин вполне под такую сойдет. Поэтому, ошалевшему от моего рывка на себя Джозефу, пришлось менять траекторию с «встаем и сваливаем» на «ложимся и не рыпаемся». Правда удивленный взгляд карих глаз напротив, как и изумленный, и, несколько осипший, голос паладина меня даже несколько повеселил: — Т-ты что делаешь??? — А ты че, собрался оставить меня спать в этом дубаке? Я так кони двину. Вздохнув, Джозеф решил лишний раз не спорить. Со мной он вообще старался не спорить. Хотя, бывало, мы так схлестывались в словесных перепалках, что даже Лорд Боулз и Миццы, как двое самых спокойных и благоразумных несколько офигевали. Но сейчас, мужчина напротив меня спокойно улегся поудобнее, сгреб меня в охапку как плюшевого медведя, и укрыл обоих одеялом. Однако вдруг, приподнялся, и под мое ворчание принялся стягивать с меня обувь, Пип-Бой, потом подумав, снял с меня и куртку, штаны, оставив на мне только колготы да свитер. Сам тоже не стал мелочиться – разделся до штанов и свитера, а вещи, по-солдатски, сложил на кресле, и только после этого спокойно вернулся и лег рядом со мной. Причем вновь сгребая меня как игрушку. Ох как некстати вспомнилось, но я была бы не я, если бы не ляпнула: — Хе, а знаешь как грелись северные народы? — Нет, — буркнул как отрезал Данс. Правда позже, его мрачность сменилась невольным шоком – я преспокойно залезла лапками ему под свитер, и повела ладонями вверх, от живота к груди. Вопрос повторился, но уже серьезнее: — Что ты делаешь? — Лапы грею, отстань. Данс вдруг фыркнул, и сам скользнул руками мне под толстовку, абсолютно невозмутимо обхватив мои ребра: — Что? Я тоже греюсь. Да уж, звиздит как дышит – у него то руки теплые, даже горячие, а моими руками можно пиво охлаждать. Ну ладно, допустим, а дальше? Хотя, заметив искорку легкого озорства, которую позволил себе Джозеф, я хмыкнула, глядя на него в упор, как он не любит: — Ну дык я и спрашиваю, знаешь, как грелись северные народы? А грелись они, просто используя тепло тела друг друга, — хмыкнув, я просто нырнула под подбородок паладина, скользнув руками ему дальше под свитер и обняв его за спину. Надо сказать, что сам мужчина на этом моменте заметно расслабился – твердокаменные мышцы стали мягкими, а хватка на моих ребрах ослабла. Я же немного нежилась – при своем атлетическом телосложении, где мускулы такие, что как в мультиках – бицепс может показать свой бицепс, Данс остается довольно мягким. И теплым. А я озябла так, что у меня даже предплечья и ноги до колена были холодными. Поэтому я откровенно блаженствовала, обняв паладина руками за торс, а ноги переплетя с его, чтобы площадь обогрева была больше. Эх, прям подушка с подогревом рядом! Когда он совершенно расслаблен, тискать его – одна отрада. Правда я уже и не думала сейчас ни о чем похабном – у меня уже просто путались мысли от сонливости, какой там приставать. Спать хочу! А потому, я даже не услышала последних слов паладина, прежде чем провалится в сон.