Bad Guy - The Interrupters
Сложно ли убить одиннадцать членов Совета Комиссии, спросите вы? Совершенно нет, ответит вам Пятый. Имея в своих руках столь мощное оружие в виде синей вспышки, способной переносить его в любую плоскость пространства, он был практически всемогущ. Вся сложность ситуации состояла в морально-этических соображениях, которые не позволяли ему так просто перерезать одиннадцать сонных артерий, а затем лишить Рыбного Короля своего оригинального аквариума в виде человеческого тела. Но так хотела Куратор, и не в его правилах было нарушать сделку. Тем более тогда, когда жизни членов его семьи висели на черном тонком волоске. Когда однажды ты уже терял все, что когда-то было тебе дорого. И Пять готов был согласиться на все что угодно, лишь бы не возвращаться в шкуру волка-одиночки. Обладатель сверхсилы хотел перелистнуть столь неприятную страницу жизни, датируемую 1982 годом, как можно быстрее, однако он не знал, кто встанет на его пути и одним взмахом ресниц перевернет все планы. Она появляется как снег на голову в ту самую секунду, когда вспыливший Пятый с силой вминает пятку в стекло автомата с батончиками. Его гортанный рык заполняет весь гостиничный холл, привлекая внимание юной горничной, которая как раз собиралась прибраться в номере одного из членов Совета Комиссии. Она наверняка знает, что носят ее сверстники в 1982, и парень явно не вписывается в понятие «мода». Он не замечает ее, разворачивается на пятках и нагло ведет указательным пальцем по торту, который выпекали всю ночь для того самого собрания «Среднезападного общества соевых бобов». Его палец, перемазанный белоснежными сливками, ныряет за щеку, и ровно в этот момент она попадается ему на глаза, а он так и застывает с пальцем во рту. Ему хватает одного беглого взгляда, чтобы осмотреть девушку от макушки головы, усыпанной волнистыми каштановыми волосами с рыжиной, до носика лакированных черных туфель. Под фартуком горничной Пятый замечает черную юбку миди и белую рубашку в крупный черный горох. Фигура девчонки точеная, цепляющая взгляд. Вздернутый маленький носик, глубокие зеленые глаза и бледная кожа — она слажена настолько идеально, что он ни к чему не мог придраться, кроме… взгляд падает за пояс фартука, и Пять замечает скомканный лимонный берет, который действует на него как выстрел в голову. — Чего уставился, полоумный? — Тонкие губы разрезают пространство и рисуют притягательную усмешку, которая так сильно нравится Пятому, что он, наконец, вытаскивает палец изо рта и спешно вытирает его о пиджак с семейным «гербом». — Долорес? — И без того крупные серо-зеленые поднимаются к густым бровям, а сам Пятый замирает в забавной позе, по привычке горбясь и подаваясь корпусом вперед. Противоположно мальчишке, девушка хмурится, сводя брови к переносице и заметно напрягаясь. Из усмешки губы спешат сложиться в популярную у современных манекенщиц позицию утки, надуваясь, втягивая щеки. Она переминается с ноги на ногу, в который раз скользя по смешным гольфам и шортам, в которых он перед ней предстал. — Кто сказал тебе? — Настолько сильно напряжена, что костяшки пальцев как зафиксированные солдатики белеют под неестественным углом. — Сказал что? — И впрямь не понимает, заметно переживает, что не укрывается от собеседницы благодаря учащенному дыханию и легкому заиканию, взявшемуся скорее от волнения. — Имя мое, кретин. Никто здесь не знает этого имени, — фырчит, будто лисица, а затем поднимает взгляд над головой странного гостя и тут же скрывается за поворотом как пристыженный хищник, пойманный за разделыванием жертвы. Пятый срывается с места, желая остановить, но его прерывает грубый бас, принадлежащий неизвестному мужчине. Тот ругается на ломаном английском, демонстрируя свой очевидный русский акцент. Из его слов Пять узнает о том, что один из гостей заметил переполох в своем номере и теперь требует предъявить негодницу, которая посмела устроить подобный беспорядок в его временном гнездышке. Парень видит лишь спину управляющего, который проносится мимо через секунду и мчится прямиком за беглянкой. Долорес ныряет в глухой коридор, надеясь укрыться от назойливого мужчины, но тот ловит ее за шкирку буквально через пару секунд. И здесь, казалось, стоит поставить точку, ведь виновный пойман и будет наказан, но сомкнувшиеся толстые пальцы бородатого брюнета в форме под ярко-красные цвета гостиницы, начинают медленно и в то же время неестественно разжиматься, а после русский американец делает ломаный шаг назад, благодаря чему лисица успевает выскользнуть из-под его носа и завернуть в совершенно другой коридор, где он уже ее не увидит. Легкое столкновение нос к носу дезориентирует Долорес, а позже ее ослепляет яркая синяя вспышка. Когда глаза привыкают к свету, зеленоглазая плутовка разглядывает полуразвалившийся флюгер в виде петуха и тут же оборачивается, чтобы увидеть виновника всего происходящего. Стоящий напротив Пятый все еще держит девчонку за плечи, цепляясь подушечками пальцев так сильно, будто боится, что она исчезнет как по щелчку. И даже несмотря на то, что между ними его вытянутые руки, Долорес кажется, что они чересчур близко друг к другу. — Ты что… — У тебя есть суперспособность? — Так поражен, что не дает раскрыть и рта. А вот она молчит, наконец, понимая, что он стал невольным свидетелем того, как она спасает свою шкуру. Смотрит в его глубокие глаза и пытается вспомнить, где видела их раньше. И откуда в памяти всплывает чертов «герб», вышитый на его смешном пиджаке? Худощавые руки встряхивают ее, требуя ответы немедленно, ведь время у Пятого ограничено. — Не ты ли один из тех дурачков из «Академии Амбрелла»? — Тихо бархатно смеется и сражает его наповал. В третий раз за последние десять минут. — Откуда ты… — пораженно хлопает черными длинными ресницами, всматриваясь в изумруды напротив и ощущая, как сердце бьется чаще от одной мысли о том, что эту чертовку совершенно точно писали с его спутницы жизни. — Мы родились в один день, штанишки. — Стоп, что? Но что ты делаешь… — А что ты? — Рвет мысль Пятого на куски, в который раз напоминая его возлюбленную, которая так любила вставить свои пять копеек буквально в каждое размышление номера Пять. — Как ты оказалась в восемьдесят втором? — Из головы вылетают тревоги, так полезно заставляющие возвращаться в реальность и напоминающие о его миссии. Но сейчас они кажутся совершенно бессмысленным. — Мне пора, — шепчет тихо, глядя ему в глаза и совершенно не смущаясь. А его щеки, напротив, пылают от чувств, будто он и впрямь мальчишка, который спустя время встретил свою первую любовь. Не желает отпускать, лишь крепче сжимает острые плечики, давая понять, что не уйдет без ответов, однако плутовка не настроена на разговор. — Дай мне двадцать минут, и мы встретимся здесь же. Но он не хочет, не думает о том, что часики тикают, а собрание подходит к концу. Весь мир завертелся вокруг нее одной, и Долорес чувствует это, поэтому через секунду Пятый теряет возможность шевелиться, а она так спокойно и осторожно убирает чужие руки от своего тела и спешно скрывается в люке, ведущем на крышу. Лишь тогда номер Пять опускает ладони и пораженно рассматривает их, не понимая, как девчонка могла так быстро исчезнуть. Ведь для него прошла секунда. ***What's Up - Loni Lovato
В залитой кровью рубашке, с перепачканными лицом и руками, он сидит на крыше и каждые десять секунд бросает напряженные взгляды на люк, в котором исчез единственный человек, которому удалось перевернуть чувства Пятого с ног на голову. Рядом с ним что-то бубнит Глава Комиссии, дерзко плавая по целлофановому пакету и тщетно надеясь разорвать его на куски, покинуть ловушку, созданную величайшим путешественником во времени. — Надеялась, что ты свалил, — циничный девичий голосок работает по принципу шокера, и Пятый вскакивает на ноги, поворачиваясь лицом к разгоняющей кровь девчонке. — Так что тебе нужно? Он быстро замечает за ее спиной рюкзак, о котором мечтал все свое детство, но отец был слишком черств, чтобы пытаться хоть раз в году исполнять желания своих детей. Этот яркий лимонный портфель, идеально подходящий под берет на голове, выдает ее с потрохами, ведь выпущен он был лишь в 2001 году — за неделю до их двенадцатилетия. — Как ты оказалась в восемьдесят втором? — Номер Пять ощущает, как его руки становятся потными, поэтому быстро проводит ими по пиджаку, суетливо опуская взгляд. И отчего ему так неловко? — Как и все остальные: дожила. Мой неудавшийся эксперимент закинул меня в пятьдесят четвертый. Хорошо, что хватило мозгов вовремя остановиться и не докрутить до начала сороковых, — качает головой, отправляя изумрудный взгляд в сторону горизонта, где давно хмурится небо, словно противясь этой встрече. — Пятьдесят четвертый?! — Пятому приходится снова бросать беглый взгляд по телу собеседницы, но никаких признаков дряблой кожи или возрастных морщин он не находит. — Я могу управлять временем. Отматываю года как Земле, так и отдельным предметам и существам, — Долорес кидает взгляд на Главу Комиссии, затем тянет левую бровь вверх, настороженно сжимаясь. Так для чего же здесь этот мальчишка? — Ты ведь исчез в 2005. Помню, мои одноклассницы с ума сходили из-за этого. — Да, я… подожди, — Пятый пытается переварить ее слова, но из-за лишних вопросов не может, поэтому злится и путается в собственных мыслях. — Почему ты не вернулась? И стой… тебе больше сорока? — Сорок четыре. Я выгляжу всегда на шестнадцать. Я не умею отматывать время вперед, лишь назад. — Обреченный вздох отрезвляет Пятого, и тот кладет руку на ее плечо, желая хоть как-то поддержать, ведь если она говорит правду, они брат и сестра по несчастью. — Черт, только не вздумай меня жалеть. Да я же практически неуязвима! Могу оставаться молодой сколько угодно, а умру лишь от пули в лоб. В противном случае я либо успею отмотать время, либо просто возьму тайм-аут. — То есть ты можешь останавливать его? — Нет, только замедлять. Настолько, насколько захочу. Для тебя пройдет секунда, а для меня целая вечность, — смеется, щурится по-лисьи, и Пятый трясет головой в надежде избавиться от желания прижать ее к себе как свою единственную спутницу жизни. — Так что здесь забыл ты? — Нет времени объяснять, — его напрягает все, начиная со схожести с Долорес и заканчивая самим присутствием на подобном мероприятии. Стойкое ощущение обмана сковывает веревками, мешая глубоко дышать. Пятый хмурится, пытается анализировать и использовать теорию вероятности, а Долорес только наблюдает за тем, как рука тянется к подбородку, а без того привлекательные черты лица становятся более изящными, увлекая парня в собственные мысли. Он не замечает, как плутовка оказывается возле Главы и бесцеремонно хватает пакетик своей маленькой девичьей ручкой, затем подносит к лицу и злобно скалит белоснежные зубки, будто собирается раскусить отливающую золотом плоть ровно посередине. — Сукин сын… я бы сделала из тебя прекрасные суши, — фырчит подобно зверю, и Пятый опускает ошеломленный взгляд на свои оголенные руки, которые покрылись мурашками от ее поведения и таких неоднозначных звуков. — Так ты работаешь в этом отеле? Или зачем ты здесь? — Номер Пять тянет руку к пакету, предполагая, что столкнется с сопротивлением и подвохом, но Долорес охотно избавляется от нежелательного свидетеля разговора с новоиспеченным братом и резко садится на крышу. — Думала найти у этих мудаков хоть один портфель или хотя бы имя ублюдков, которые на них работают, но они умнее, чем я думала. Должно быть, пришли с сопровождающими, но псы уже не вернутся — знают, что ты сотворил, — поясняет сухо и быстро, зная, что Пятый сможет додумать все сам. — С целью? — Садится рядом, снова сковывает своим взглядом, не понимая, чем этот хрупкий юный стан так сильно цепляет. — Вернуться в нулевые, конечно. Тогда начну с чистого листа, — Пять чувствует боль, с которой она проговаривает слова и прекрасно понимает ее, в очередной раз думает, что она словно судьбой послана. — А как ты? Куда исчез тогда в пятом году? — Долгая история, — усмешка разрезает идеальное юношеское лицо, а щеки обрамляются ямочками. — Мне нужно завершить сделку. Лисица втягивает щеки, размышляя, а затем щелкает пальцами, и Пятый с ужасом замечает, как проезжавший мимо гостиницы молочник замирает с высоко задранной ногой, а бутылка молока, грозящая разбиться через пару секунд, зависает в воздухе напротив его лица. На дереве, сбоку, замирает ярко-рыжий кот, когтями цепляющий мощную кленовую кору. Сидящая на лавке компания сгибается в приступах смеха, открывая рот и выпуская кубический миллиметр воздуха из легких. — Впечатляет, — Пятый с легким восхищением подмечает то, что сам он спокойно продолжает двигаться и существовать в том пространстве, которое Долорес выделила им двоим. Лиса молчит, ожидая интересного рассказа о том, как прошли последние годы Пятого, и он не видит причин отказывать в таком. Даже если эта плутовка работает на Куратора, той известен его путь от самых истоков, а провести пару затянувшихся мгновений с той, кто так напоминает объект многолетнего обожания, чертовски приятно. Парень тает от того как она смеется над его изысканными рецептами жареных тараканов, над экстравагантными резинками для отросших волос в виде крысиных хвостов, а после удивленно замолкает на том моменте, когда она резким движением принимает лежачее положение и прикрывает глаза, совершенно не ощущая опасность с его стороны. Это пугает и восхищает одновременно. Пятого поражает та легкость, с которой он охотно делится событиями своей жизни. Ни с одном из своих братьев и сестер он не был столь откровенен, и это шокирует. — Манекен по имени Долорес? Ни в жизнь не поверю. Если хотел ко мне подкатить таким образом, этот способ явно войдет в топ самых худших попыток флирта за всю мою длинную жизнь, — хохочет, закидывает руки за голову, оголяет зубки. — Подкатить к тебе? Умоляю, не заставляй мой живот разрываться от спазмов смеха. С манекеном точно не сравнишься, — расслабляется, отвечает в своей привычной манере колким сарказмом, уже не боится обидеть, ведь чувствует — она поймет. И она понимает: приподнимает кулачок и несильно ударяет его по плечу в жалкой попытке указать ему на свою обиду, однако Долорес далеко не шестнадцать, чтобы обижаться на подобные фразы. И разговор затягивается дальше, уводя Пятого в рассказ о том, как он вернулся к истокам и юному телу. А затем он задает вопрос, заменивший для Долорес выстрел в голову: — Ты так долго не пыталась вернуться… почему? — У меня был муж, — отвечает после долгого молчания и распахивает глаза: теперь не кажется такой спокойной и беззаботной девчонкой. В глазах Пятый видит боль, которую Долорес копила не один год, и он понимает ее. Кладет руку на плечо, осторожно гладит и ложится рядом, пытаясь хоть как-то поддержать. — Он умер от неизлечимой болезни. Я ничем не могла помочь. Трижды отматывала тот день и трижды умирала вместе с ним. — Мне жаль, — Пять теряет свой сарказм и поворачивает голову вбок, надеясь увидеть скорбь на идеальном личике, но Долорес прекрасно прячет свои эмоции, что поражает Харгривза лишь сильнее. — Как давно? — Полтора года. Достаточно, чтобы боль улеглась. Достаточно, чтобы оставить это в прошлом и попытаться вернуться туда, где мне место. — После растягивается умиротворенное молчание. Пятый бросает взгляд на молочника и замечает как тот тянет руки к голове и смотрит на полуразбитую тару на земле. Рыжий кот уже сидит на выбранной ветке, а кучка шутников изгибается в совершенно другую сторону. А он и не заметил, как утекло время. — Поверить не могу, что моя мать оставит эту чертову коллекцию «Долорес» даже спустя двенадцать лет… они с отцом владеют тем магазином, который ты описал. Очевидно, этот манекен был создан в память обо мне. Еще и линия одежды в мою честь. Сумасшедшие старики. Лисица смеется как ни в чем не бывало и стаскивает с головы желтый берет, бесцеремонно надевая его на лицо Пятого и заливаясь громким хохотом. Юноша недовольно морщит нос, но не сдерживает улыбки. Головной убор пахнет лавандой и лесной черникой — именно так пахла его любимая женщина. Или он это только придумал? Пятый ловко стаскивает с себя берет и легко шлепает мягкой частью впалую щечку лежащей слева девчонки. Та тут же возмущенно втягивает воздух, а после впечатывает в лоб Пятого указательный пальчик, выписывая щелбан и снося предохранитель мальчишки, который спустя мгновение наваливается сверху и с силой прижимает тонкие запястья к крыше. Изумруды привлекают не хуже своих одноименных драгоценных сородичей, поэтому Пятый не спешит придумать очередную пытку вроде щекотки, а молча наслаждается ее игривым настроением. Разве такое случается? Влюбился в манекен, созданный по образу и подобию реально существующей девчонки, которая, как и он, застряла в незнакомом временном промежутке и не имеет никакой возможности вернуться обратно. Пятого отрезвляет лишь беглый девичий взгляд, на секунду спустившийся к его приоткрытым губам. Он отпускает руки и садится спиной, будто пугается собственных чувств. Размышляет и дает себе мысленную пощечину. Ведет себя как мальчишка в пубертате. Но так оно и есть! — Я верну тебя. В седьмой. — Сталь в голосе на мгновение пугает Долорес, но где-то в глубине души зарождается надежда на то, что он не врет. — Мне только нужно завершить сделку, и я вернусь. Как долго ты сможешь быть в этом дне, в этой гостинице? — Пока не надоест, — пожимает плечами и, в который раз, прикрывает глаза, загадывая сто одинаковых желаний в голове, сулящих успех этому великовозрастному мальчишке. — Отматывать время можно вечно. Разве ты не умеешь? Это ведь так просто. — Не для меня. Я трижды прыгал во времени, и все разы завершились полным крахом, — качает головой и привычно горбится, чем заставляет Долорес сесть рядом и с силой щелкнуть его по согнутому позвоночнику. Тот шипит от несильной боли и недовольно хмурится, но выпрямляет спину. Вот чертовка. — Начни с малого. С секунд, например. Я могу показать тебе… может пригодится? — Глаза горят яркими вспышками, и Пятый так хочет запомнить их, выжечь в памяти на долгую вечность. Ему хватает сил лишь на рваный кивок, и девушка с нескрываемым энтузиазмом двигается к нему ближе и садится прямо напротив, заглядывая прямо в его пасмурные. — Здесь не хватит одних мыслей. Ты должен направлять энергию по всему телу, понимаешь? Пятый чувствует себя идиотом. Все то, что летит сейчас из ее тонких манящих губ, пролетает за спину, минуя уши. Молодой человек может только таять под палящим солнцем, пытаясь собрать остатки самообладания и направить их на возможность понять что-то действительно важное. — Ты меня не слушаешь, — хмурится, поднимает ладошку и легонько щелкает его по кончику носа — стоит запомнить, что эта чертовка обожает пытки щелбанами. — Дай сюда свою руку. Пять дергает ладонью вверх, ей навстречу, а Долорес бесцеремонно соединяет их пальцы — ох, как ему льстит мысль о том, что несмотря на то, что он застрял в теле шестнадцатилетнего подростка, его рука гораздо больше ее тонкой, словно хрустальной ручки. Ее ладонь холодная, и Пятый снова откатывается мыслями к своей Долорес, которая была такой же неживой на ощупь, как эта лиса. Мальчишке кажется, что он спит. Да, эта мысль определенно посещает его в первый раз за последний час, хотя стоило бы начать именно с подобного вывода. А она даже не кривится от запекшейся крови на ладонях, на лице — ей далеко не шестнадцать. — Ты меня не слушаешь, — снова повторяет Долорес и кладет свободную руку на щеку Пятого, желая ощутить тепло и нежность его кожи. Впервые что-то чувствует после проведенного в одиночестве года с хвостом. Это пугает, но девичьи ладони остаются во власти Пятого. — Ты это ощущаешь? Плутовка намекает на легкое покалывание, которое пронзает ее тело в момент. За спиной девчонки молочник возвращает ногу на педаль велосипеда, бутылка успешно возвращается на свое место, а рыжий кот задом спускается с дерева вниз. Пятый вздрагивает от потока энергии, который льется в него, тает от прикосновений, но осознает, на что намекает ему девушка. — Пусти ее в себя, попробуй сохранить, а затем создай такую же, — переходит на шепот, ласкает его слух, снова отвлекает от процесса. Приходится сделать усилие, чтобы перестать думать о губах напротив и попытаться сгенерировать энергию, что получается только на восьмой раз. Лисица восхищенно отрывает взгляд от сосредоточенных глаз Пятого и с улыбкой провожает взглядом молочника, который удаляется с участка задом наперед, вот только одновременно с тем, как уезжал от них один из актеров их маленького театра, Долорес ощущает, как ее тело перемещается по крыше. Она принимает лежачее положение, а Пятый наваливается на нее сверху и хватает за запястья, прямо как некоторое время назад. И ровно в это мгновение парень останавливается, в очередной раз утопая в ее изумрудах. — Просто супер! — Восхищается, заставляет Пятого смущаться, но в этот раз он не отшатывается от нее, продолжает прижимать к крыше и ведет взглядом по телу Долорес, пытается восстановить сбившееся дыхание. — Можно… — Да, — удивляется своей раскованности, такому доверию к этому свалившемуся на нее чуду в смешных коротких шортах. Он тянется вперед, в очередной раз чувствуя себя простым мальчишкой, в котором фейерверками взрываются гормоны. Замечает, как у нее перехватывает дыхание, как зеленые глаза останавливаются на его дрожащих губах и становится так приторно сладко, что хочется запить это чувство горьким кофе. Но вместо того, чтобы отшатнуться в последней попытке на побег, Пятый опускается ниже и вздрагивает от легкой щекотки на своих губах. Низ живота приятно тянет, а дыхание замирает. Крышу срывает одновременно с тем, как его пухлые губы накрывают ее тонкие. Хватает нескольких секунд, чтобы жгучее чувство в самом центре грудной клетки разлилось по всему телу, заставило задрожать. Целовать ее в миллиарды раз приятнее, чем целовать манекен с ее лицом. Долорес сминает его губы так осторожно, будто боится пробудить его от прекрасного сна. Как два подростка, слетевших с предохранителей, они отпускают все вокруг, позволяют друг другу наслаждаться происходящим. Она чувствует, будто сама судьба закинула ее именно на это собрание Совета. Она столько месяцев пыталась выяснить местоположение очередного сбора, но смогла сделать это лишь сейчас. Столько лет ждала лишь этого дня, чтобы растаять от одного поцелуя с юным на вид мальчишкой, который ломает все каноны мужественности своими шортиками и длинными гольфами до колен. Впервые за полтора года мысли о потере отходят на второй план, а поломанная судьба уже не кажется такой уж безнадежной. А он уверен, что не случайно тогда остановил свой выбор именно на манекене в лимонном берете. Сама судьба играла своими куклами, указывая им, в какой момент и где стоит оказаться. Он целует так, будто провел с ней целую вечность, но влюбился заново, задыхаясь от аромата лаванды и лесной черники. Его челка щекотит лоб, отчего она начинает фырчать, что заводит номер Пять лишь сильнее. Он опирается на локоть и окончательно ложится сверху, ругая свое подростковое тело за то, что его напряженный и возбужденный орган тут же впивается в бедро девчонки, но ту будто совершенно не трогает это. Очередной звоночек — ей далеко не шестнадцать, чтобы смущаться от подобного. Холодные ладони, наконец, свободные от его хватки, скользят по щекам, охлаждая, даря все больше эмоций. Припекшаяся кровь на его коже не мешает никому из них. Ему нравится то, как робко она касается его губ своими, оставляя этот поцелуй нежным и невинным, будто они два юных влюбленных сердца, встретившихся так случайно и неслучайно одновременно. — Сделка, Пятый, — нехотя шепчет, напоминая о том, что сейчас действительно важнее их мимолетного проявления чувств. И он отрывается, в последний раз смотрит на такую знакомую незнакомку, вкус губ которой все еще кружит голову и сдавливает легкие. — Вернусь. — Твердо, однозначно и бесповоротно. Он поднимается на ноги, хватает пакет с пленником и, не бросая очередного взгляда, исчезает в люке, собираясь встретиться с куратором как можно скорее. Не думая о том, как сильно эта девчонка помогла ему, научив такому важному трюку с перемоткой времени. Не думая о том, что лишь благодаря ей он сможет спасти своих братьев и сестер. Не думая о том, что из-за него она получит пулю в лоб, которую и предсказывала себе в разговоре с ним. Разве мог он знать, что из-за него настоящая Долорес потеряет бдительность и примет Куратора за него, когда рядом возникнет вспышка? И разве мог он знать, что именно ее голову он увидит в руке Куратора, когда та придет на последнюю битву, исход которой будет предрешен только благодаря ей? ***Mad World - Voidoid
У Пятого спирает дыхание в тот момент, когда он видит прекрасные каштановые — с рыжиной — волосы, за которые так бесчеловечно хватаются бледные длинные пальцы. Наманикюренные голубым лаком ногти, кажется, впиваются прямо в нежную кожу на лбу. Куратор одета в черное, и лишь кроваво-алый шарфик выделяется, контрастирует с ужасно белым лицом, укрытым чернильной вуалью. Безжизненное лицо той, которая смогла поселиться в сердце Пятого задолго до их знакомства, выглядит мертвенно прекрасно, что пугает Эллисон и Ваню до дрожи в коленях. Никто из них не понимает, почему голова именно этой девчонки становится красной тряпкой для потерявшего секундой позже контроль номера Пять. Тот спустя мгновение оказывается перед Куратором и выбрасывает вперед кулак, однако рука Лайлы преграждает ему путь, не давая прикоснуться к матери. — Жалкая. Тупая. Тварь, — выплевывает ей в лицо, дрожит от злости и хочет выжать из нее всю испорченную кровь, а затем осушить залпом. Пытается ударить вновь, но Лайла настороже, а чертова Куратор поднимает руку с головой Долорес выше, насмешливо трясет и не стирает издевки с припудренного лица. Толчком эмпатка отправляет Пятого в полет на землю, и тот не удерживается на ногах, все еще боясь опустить взгляд на голову такой дорогой незнакомки, которую он так и не сумел спасти. Тварь, что решила казаться всех умнее, обманула его с портфелем, а затем забрала жизнь и без того настрадавшейся девчонки, лишив Пятого возможности полюбить живого человека. — Ты захлебнешься в своей крови, — сжимает землю, забивая под ногти грязь, а затем сильные руки Лютера оттаскивают его назад. Братья и сестры молчат, не понимая, с чего бы их номер Пять так сильно завелся. — Нас семеро, а вас двое, — напоминает Диего, но Куратору хватает одного щелчка, для того чтобы за спиной возникла целая армия путешественников во времени. А Пятый так и не может собраться, ощущая обжигающую боль в самом центре грудной клетки. Там, где пару дней назад разливался мед от прикосновений к прекрасной Долорес, с которой не могла сравниться ни одна другая. Так Пятый вспомнил о том, что такое настоящая боль от потери. В последний раз он испытывал подобное сорок пять лет назад, столкнувшись лицом к лицу с обезжизненными лицами родственников, судьбы которых спутал апокалипсис. И Номер Пять будет вспоминать ее еще долго, испытывая безграничную благодарность за то, что именно она предрешила исход этой схватки. Эта встреча стала самой судьбоносной в его жизни. И еле заметная слеза, скользнувшая по лицу Пятого, стоящего над трупом Куратора — в ногах которого лежала рыжеволосая голова -, в лишний раз доказывала, что его удалось сломать вновь.