рядом с тобой

короткое лето наконец вернулось в суровые северные края, одаривая их мимолетным теплом. повсюду цвели и отцветали растения, ненасытно поглощая солнечный свет. очередной автобус проезжал мимо, а вероника все сидела, пропуская их. подставила свое бледное лицо заходящему солнцу, жмурясь слегка. сейчас она была похожа на бродячую кошку, которая лишь изредка может позволить себе расслабиться и просто наслаждаться мгновением. увы, но это был всего лишь миг. мысли вернулись, длинной, мрачной колонной двинулись вперед. девочка обхватила себя и, не открывая глаз, зажмурилась сильнее, от чего морщинки проступили на худом овале лица. скоро зима. снега будут заметать опустевшие подъезды, опустится полярная ночь и город будто заснет… а до этого все, кто может, потянутся в другие города, главное подальше, подальше от злополучного места… вероника только сильнее сжала себя. если бы она была бы как москва, большая и сильная, все бы хотели жить в ее городе. тогда бы она не сидела дома у раскаленной батареи, отсчитывая дни до конца бесконечной ночи… с другой стороны, зачем обманывет она себя, не вынесла бы бремени столицы, не пережила бы и многочисленных поджогов, не смогла бы обламывать и подчинять чужие судьбы… — ну чего ты раскисла, а? — никита наклонился к девочке, заглянул в лицо и улыбнулся. поймал взгляд колких глаз. если бы это было возможно, он бы хотел забыть, что ей осталось мало и каждое лето гулять с ней, ходить к друг другу в гости, смотреть страшилки до поздней ночи, а потом прятаться под теплым одеялом, шутить глупые шутки и тихо смеяться. — да ничего, пойдем. я все стерплю, — воркута тряхнула головой, отгоняя липучие мысли и дерзко улыбнулась мальчику и, схватив его за руки, подняла следом. никита только улыбнулся и пошел за ней. дети болтали, разглядывая мимо проезжающие машины. вечерело. тут и там зажигались фонари, куда-то бежали, торопились люди, не торопясь, гуляли пары. разношерстная публика, подумалось воркуте. дома никого не было, руслан опять уехал на несколько месяцев в красноярск по делам. а потому норильск был предоставлен сам себе. но это ничего, никите даже нравилось, он чувствовал себя свободнее, но это и не отменяло того факта, что руса он все равно любил, хоть и по своему. и рус, наверно, тоже его любил. по своему. никита заварил ромашковый чай, подал его веронике, другую чашку мишке. странно, но крас никогда не любил никитиного мишку, всегда швырял с брезгливостью куда-то и ругался матом. так было не всегда конечно, только когда на руса находило. — глаз сейчас упадет. папаша так его? — с жалостью посмотрела вероника на игрушку. — да, я его тогда на диван вместе с нами посадил, а он схватил мишку за глаз, да швырнул, — с глубоким вздохом прошептал норильск. — веселый папка у тебя, дай нитки с иголкой, подошью, — воркута поудобнее села, прижала мишку коленками, зафиксировала и начала зашивать. мальчик подсел рядом, положил голову на плечо усердной швеи и неожиданно произнес: — вот бы ты меня зажала так коленками, — вероника промолчала, явно ухмыльнувшись, в голове быстро пронеслось «крас научил». — давай тогда глаз выковыряю, у меня как раз новый нож. острый, вчера заточила только. мишку с зашитым глазом оставили в стороне, стали рассматривать новый ножик. яркая рукоять, удобная и надежная, не подведет. воркута любила коллекционировать ножи, долго могла разглядывать их, перекидывать из рук в руки и держать под разным углом. норильск же, потеряв всякий интерес к металлу, прикрыл рукой нож, устремляя все внимание колючих глаз на себя. этому он тоже у краса научился, но веронике знать не обязательно. обнял порывисто, зарывшись в пшеничные волосы. вот бы так целую вечность…

но вечность не получится. ее уже не будет.