Тревожный экзамен

Обычный автобус, и всё, как обычно - Кто спорит о чём-то, кто просто сидит... И с девушкой рядом на заднем сиденье Обычный парнишка - парнишка сидит. Одет был он просто - джинсы, футболка, И видно, что парень встречался с бедой. На вид - двадцать шесть - ничего он не прожил, Но был этот парень - абсолютно седой... Армейская народная - Автобус (1990е) О том, как сильно его зацепило на дамбе, Ваня понял уже на следующий день после первой встречи с Таней в больнице. Он, наконец, вышел на смену на лодочную станцию, но всё время, проведённое на работе, в тайне таскал собой в планшете альбом с откидной пружиной. Тот самый - Ване вдруг припёрло дорисовать начатое... Работенка в эти дни была плёвая - водолазы обычно нужны только для крайних случаев. В остальное время начальство распределяло дежурную смену либо на охрану пристани, либо на ближайшие пляжи, либо на инспекцию. Ване досталось весь день проторчать у лодочного пирса. В отличие от дежурной бригады городского центра спасения, работа на реке была более спокойной - до очередного экстренного вызова на утопление. В целом, день учёбы, другой - тренировки, третий - надзирания за очередным пляжем, пятый - поездки по местам работы в компании сослуживцев на "УАЗике". Так и тянулась его служба спасателя. Так было обычно, но не в этот понедельник. После нескольких минут в палате Тани весь привычный распорядок вдруг обернулся нервозным и головокружительным калейдоскопом. Иван вдруг понял, что стал забываться, излишне задумываться, мог допустить элементарную ошибку или помарку - ладно бы с самим собой, но ведь повсюду на работе его окружала куча документов. Он думал не про них. Про Таню. Если точнее, про её руку. С момента инцидента прошло уже больше двух дней - обычно сутки это определённый предел памяти о страшных мелочах с мест происшествия. Через два-три дня всё подзабывалось, подзатиралось, накладывалось одно на другое, убегало из памяти за рамки будничной аскетичности. А тут у Вани до сих пор не унималось всё пережитое в бетонном гроте... Больше всего запомнился болезненный, надрывный стон Тани и её взгляд в никуда. Зачем он, дурак, потревожил её руку? Даже после встречи с родителями, после улыбки пострадавшей, Ване было не по себе. Тогда, перед подъёмом в сливной колодец - именно тогда он слишком поздно заметил... Лодки качались на мерно волнующейся глади воды и лениво потягивались на своих привязях по течению. Сегодня снова было жарко, но Ваня делал вид, что на работе бравому спасателю никакая жара ни почём. Пока половина его сослуживцев разъехалась по ближайшим пляжам, чтобы гонять обезумевший от жары народ от опасных мест для купания, сам Ваня дежурил штатным спасателем при прогулочных лодках. В тот момент он и задумался в очередной раз... Резкие скулы и тонкий носик... В палате Таня предстала ему совсем другой. А Ваня уже почти закончил тот рисунок. И образы сильно контрастировали. Родители Тани то ли в шутку, то ли в серьёз пригласили его. В гости. На дачу. На шашлыки. В пересменку, когда Таню совсем выпишут. А когда её выпишут, Иван не имел ни малейшего понятия. И всё бы ничего, всё бы осталось то ли шуткой, то ли знаком вежливости и благодарности - но... Вот об этом "но" Ваня задумался в шестом часу вечера, когда пробрался в приёмный покой больницы под самое закрытие для посещения. Не сказать бы в целом, что больница сама по себе блистала новизной - её палаты и коридоры были чистыми, но время последних двадцати лет без особого ремонта оставили свои следы на стенах и полированном кафеле. В этот раз палата была почти тёмной, солнце давно из неё ушло. Таня до сих пор обитала здесь одна - об этом Ваня догадался по начисто застеленным соседним кроватям. Таня же лежала, в сумраке - с огромной повязкой через плечо на левую руку и с журналом в здоровой - правой руке. Вернее, здоровая рука лежала на раскрытом где-то на середине журнале, а тот лежал на лице Тани. Иван зашёл в палату, не особо стараясь быть бесшумным, и только по полному отсутствию какой либо реакции, понял, что оказался здесь не вовремя. Спит... Громоздкий журналище формата крупной глянцевой книги сразу привлёк внимание Вани. На обложке - три огромных буквы. "ЕГЭ" Ниже - подпись мелким шрифтом: "Химия. Сборник вопросов и вариантов" Нелепая пауза... Ваня в тот момент мигом вспомнил данные из сводки - помимо прочего в первичном обследовании у Тани было диагностировано сотрясение мозга. "Тебе ж читать нельзя!" Журнал дрогнул, съехал на бок, соскочил вниз, хлопнул страницами и звучно шлепнулся об кафель. Шлепок вышел такой, что многократно отразился эхом изо всех углов больницы. Одно мгновение - и вот уже пепельно-светлого цвета глаза заспанно разглядывают неожиданное явление перед собой. Она спросонок даже не сразу поняла - "что, где, зачем и как", а он от неожиданности даже позабыл, зачем заглянул к ней "всего на десять минуток" после смены. Они обменялись номерами именно в тот вечер, прямо перед тем, как медсестра учтиво выпроводила Ваню восвояси из приёмных покоев. Очень долго затем оба друг другу не писали - Ваня решился только на следующий день, в самом конце смены, после тяжёлого выезда на работу на одном из лесных болот, с бригадой местных криминалистов. На вопрос "как дела" он так в шутку и ответил в смс, что плавал за ружьём по болота. Как в том мультике про Шарика и его фоторужьё... О подробностях - ни слова. И в тот же вечер выяснилось, что приглашение для него от родителей Тани на дачу, на шашлыки, всё-таки было не шуточным или горячным, а вполне серьёзным. Иван, наверное, миллион лет прождал, как готовил последний раз шашлыки. Они встретились снова только через два дня. Городская автостанция, огромный крытый перон на четыре ряда длинных деревянных скамеек, удушливый полуденный зной... Ваня оставил в тот день машину в своём подъезде, впервые за многие месяцы решился пройтись пешком, ощутить иллюзорное дыхание летней свободы. Он пришёл на автостанцию ещё за полчаса до рейса, взял билет, долго наблюдал за шайками прожорливых голубей и редкими пассажирами. Автобусы сегодня уходили к деревням полупустыми, только в на рейс к дачному посёлку собралось приличное количество народа. Ваня заметил Таню и её родителей ещё издали. Он боялся, что за время, пока они не виделись, он позабудет её внешность, и потому всё вертел в голове тот образ, который обрисовал сам, привычно пользуясь эпитетами в духе фоторобота, составленного сотрудником патрульно-постовой службы. "Сухое лицо с ярко выраженными скулами, прямой нос, тёмные волосы..." - даже эта "сводка" будто стала меркнуть в памяти. Но всё-таки память не подвела. Таня - та, какой Иван её и запомнил, шла впереди своих родителей. В образе изменилась только нездоровая бледнота кожи, да светлое цветочное платье. Этому платью так не подходила громоздкая сумка-повязка, стягивавшая всю левую руку... За ними четвёртым плёлся мальчишка. Русые короткие волосы, типичная короткая причёска, коренастая внешность... Они познакомились с Сеней уже в автобусе. Мальчишка явно любил свободу, потому что уселся на свободном от соседей месте, заняв два кресла одновременно. По первому впечатлению, брат Тани оказался неприветливым. Автобус грохотал по старенькой асфальтовой дороге бескрайнего междугородного пространства уже почти час. Путь старого "ЛИАЗа" из Сибироморска в Куныр будто пролегал не по асфальтированной трассе, а по морской болтанке. Всё в этот день для Тани было практически обычным - и жара в салоне, и болтанка на неровной дороге, даже поведение брата не особо выдавалось. Люди тоже были вокруг почти те же, что и неделю назад. Но уже ничего не было так, как прежде. Она ещё толком даже не осознавала, насколько лихо её жизнь вошла в вираж, уводивший дорогу в туман. Ещё две недели назад она ехала в этом же автобусе. В этой же жаре. Одна - именно так она всегда себя и считала. Ещё неделю назад она вообще чуть не погибла. А теперь рядом с ней сидел очень красивый и не очень разговорчивый парень. Обычный парень в джинсах, синей футболке, кедах, он был "очень старше её", в дороге немного неумело пытался говорить о погоде, о своей работе, немного шутил, она что-то ему отвечала... Боже да всё это никакого ровным счётом значения не имело, на самом деле! Этот парень. Её спас. И сейчас пытался с ней наладить разговор, как с приятельницей, прямо на виду у родителей, которые сами же его пригласили на дачу! Таня не то чтобы была очень робкой, но сама бы она не решилась - это всё отец. Мало того, когда они с Ваней встретились снова, когда она заснула за шпорами... У неё с тех пор прямо душа в пятки ушла. И вот едут они на дачу впятером. И Иван всё расспрашивает про музыку да про любимые вещи... Таня на него смотрела, как загипнотизированная, толком даже не зная, что сказать, что ответить. Обычный такой парень... Высокий, сухое лицо, живой взгляд тёмных, карих глаз. Скромность в словах, приветливость. И синяя футболка. Когда они встали на остановке со своих мест, Ваня как-то неловко прошёл вперёд, чтобы немного раздвинуть давку в проёме сидений. Только тогда всему автобусу предстала ничем особо не выразительная надпись на футболке, которая обтягивала крепкую спину высокого парня. "МЧС. Доверяя свою жизнь" Это было очень странно, но Таня в этот момент впервые себя ощутила абсолютно спокойной. Такое чувство бывает только утром в родной кровати, когда тебе примерно семь годиков от роду. Или за вот такой могучей спиной. Это что же... То, о чем она подумала? Почувствовала?.. А дальше вечер закрутился сам собой. Ваня в привычной, видимо, ему собранности, без особой устали помогал родителям и со столом и с посудой. Оказалось, он неплохо умеет готовить, а шашлыки так вообще взял на себя. И всё это время парень всё увереннее поддерживал с семьёй любой разговор, о чём угодно. С Таней о привратностях ЕГЭ и про то, что помнил из школьного курса, с её братом Сеней - про военную технику, старую и новую, с отцом о рыбалке, с мамой о закусках и блюдах. Было ощущение, что Ваня не выговаривался людям уже очень давно. Всё время, пока родители готовили на стол а Ваня дарил шашлыки, Таня лихо маневрировала, приглядываясь и прислушиваясь к парню как-бы со стороны. И притом, что она чувствовала рядом с этим явлением в её семье спокойно и даже уютно, оставаться рядом наедине... Проклятая её робость... Только лишь о себе Ваня не очень хотел рассказывать. Общими чертами. "Школа, служба в армии, училище, работа". У мамы "невзначай" оказалась под рукой заначка "крепкой", которая невзначай оказалась на столе. И когда пришла очередь её открыть, Таня чистосердечно отказалась от "грамульки за спасение" Ваня на этот счёт загадочно и скромно улыбался. И так, как мужчин застолом было всего двое, а третьему - Сеньке -" не наливать", так как мама только и осушила "грамульку" за второй день рождения дочери, то неторопливую задушевную беседу и пришлось поддержать им вдвоём. Остальные наблюдали и слушали. А слушать было о чем. За вечер Виталий и Иван прошлись по всем темам. От войны до мира, от рыбалки до охоты, о том, кто из них где служил, о забавных случаях в истории работы Вани как МЧС-ника... - Душа-человек ты, Вань! Низкий поклон отцу твоему. Слушай, а у тебя родители сейчас где? И вдруг на этот обыденный вопрос Ваня выпрямился. И погрустнел. - Родители... Мать в Красноярске живёт. У нас там квартира. Отца нет. Он ответил так коротко, даже почти не изменился в лице. Ответ был таким, что после него семья Калининых осознала, что наступил глубокий вечер. Виталий, видимо, понял, потому что выждав паузу, ответил: - Вань, ты не серчай. Не знал. А что, не живёт с вами? - Ничего страшного, - улыбнулся парень, - Кто спрашивает, у всех такая реакция. Его уже пятнадцать лет как нет. Не живёт... Мама поспешила отойти на кухню, позвав дочь, а сама предостерегающе подмигнула мужу мол "не увлекайся слишком". Сенька понял намёк сразу и поспешил помочь матери с посудой - чего в свои подростковые годы не делал никогда. А Таня не просто замешкалась, она вообще пропустила мимо ушей... Ваня наконец, решился, разрядился историями о себе. Вот её и притянуло, как магнитом. - Так меня почему Одессой зовут... Михалыч наш. Николай Михалыч, ну, начальник мой - он меня так и нарек. Я же в Одессе родился. Это мы потом сюда перебрались. - Ух ты! А ты море видел? - то ли Ваня специально подкинул крючок, то ли... Короче, она попалась. - Видел-видел. Плавал. Ну, я же там и научился. Но море и Одесса были очень давно. Мы сюда году в девяностом переехали. Отца долгое время не было, он вообще, как мне мама рассказывала, даже моего рождения не видел. - Не понял, - нахмурился Виталий. - Да всё просто. Забрали по срочке на два года. Афган. Кабул. Где он служил, я не знаю. Маленький был. Говорил, что машину водил. Отец и дочь молча переглянулись, затем посмотрели на Ваню. - Мы, наверное, с твоим отцом, в одно время служили. Хотя... Так а что, он вернулся? - Ну да. Я его первый раз увидел, тогда наверное и заговорил. Всё "мама-мама". А я - "папа". Иван явно шутил, для красного словца, но были в его словах отголоски тоски. Поначалу это не было так заметно, пока он не продолжил. - Я помню, он меня в первый класс повёл. На линейку. Вообще я отца помню очень смутно. Только, что был очень молодой. Ну, по советскому времени у меня родители вообще лихо сошлись, лет в восемнадцать. Потом, где-то в начальной школе его забрали на службу. Я только и помню, как он уходил. Короче... Короче мне даже десяти не было, когда его привезли. Посреди тишины беседки и ночного пения сверчков-медведок раздались тихие слова: - В феврале девяносто пятого. Это я потом узнал, что он сапером там работал. В пригороде Грозного на железнодорожной станции папа напоролся на лепесток. Не спасли. Я узнал только когда выпускался из школы, году в третьем или в четвёртом. За год до армейки. Такая вот история. Но на этом вечер историй не закончился, а только начался. Виталий и Иван помянули воина, отца спасателя, Ваня даже упомянул, что его папа был награждён. А дальше - школа. Оказалось, Ваня никогда и не был таким, как сейчас. Обычный шалопай, каких тысячи. Всё изменилось в одночасье, когда его молодой классрук, мужчина, что для школ того времени редкость, не впихнул его на силу в военно-патриотический кружок. И дальше - тренировки, соревнования, состязания, зарница. Прошло меньше пяти лет и вот уже молодой выпускник Ваня Филатов стоит в ряду выпускников своего поредевшего одиннадцатого класса. - Угу, Сергей Михайлович, это наш военрук... Настоял, чтобы я до учился, а не шёл по средней специальности. Как в воду глядел. С ним тоже беда вышла, когмы выпускались. История то... Дурацкая. Они с женой поругались, ну, учитель наш вечером куда-то поехал. - И?... - И... Не доехал. Лобовое ночью, на серпантине. Это было за месяц до выпускного. Я помню, на последний звонок у нас знаменная группа выходила под гимн. А я как самый-самый иду и флаг держу. Он рассказывал и улыбался. Ваня даже не заметил, что рассказывал вроде для всех, а смотрел на Таню. И рассказывал будто ей. И улыбался. Сразу после выпускного Ваню занесло в военкомат. Сперва была учебка, недалеко от Омска, а затем... - А вы на югах когда-нибудь бывали? - вдруг оживленно спросил он. И отец и Таня прямо растерялись. - Ну... Мы один раз, на Кубани были. Дорого очень. Да и давно дело было. - А я два года почти был! Кабардинка. Ну, Кабардино-Балкария. Меня ж из Омска из учебки сразу на юга. А там на плацу уже решали, кого куда. Дядь Виталь, а ты анекдот знаешь, про патруль дпс? Ну, в нём про то, что в патруле из четверых один глухой, другой слепой, да двое срочников. Ну вот, я как раз из этого анекдота. Ваня попал на юга в две тысячи шестом году. Так вышло, что сначала он прошёл срочную службу в ДПС в районе Нальчика, потом ему предложили контракт на продление. - А мы тогда как раз квартиру брали с мамой, время хоть и было неспокойным, подумал, мол, проканает, повезёт. Историй на дороге была уйма, на самом деле. И хороших и не очень... Короче, не повезло немного. Это через полгода контрактки было. Не помню, вроде декабрь. У нас расположение было в казармах, а рядом милицейский участок. Там же и работали. Помню, было утро, я тогда отлучилсяза ким-то чертом в соседний корпус. Шёл по двору участка, а он широкий, машины стоят, рота солдат наверное, влезла бы. Ну и в кпп машина въехала. Семёрка. А в ней мешок гексогена и шарики. Жахнуло так, что кпп сразу снесло, ближайший корпус посекло весь. Как взрыв случился, я не помню даже. Оглох тогда моментально. По двору волна прошла, я встал, вроде, нормально всё, ноге только мокро. Это потом оказалось, что штанину с ногой посекло немного. Осколочек с ноготок нашёл. Ну, я его ножом сковырял, даже в медчасть не обратился. С одной стороны дурак, с другой... Я же потом в учебку поступал, в мчс. - А чего в спасатели? Ты же патрульный был? - А ты детство моё представь. Нулевые - сплошная катастрофа. То подлодка потонет, то шахта взорвётся. Да и когда служил... Я ещё тогда, как контузило... Вообще, у каждого нашего история есть про первого спасенного. У меня тоже. На кпп парень был, его засыпало. Успел за ошметком стены укрыться, повезло. Ну, я первым доковылял. Сам не слышу нихрена, а понимаю, что он орёт... Ой. Подождите, у меня планшет где-то был с этим парнем! Оказалось, что Ваня был для своих лет просто кладезь историй - и добрых и остросюжетных. Он притащил на веранду свой альбом, сел и начал рассказывать. Вот был тот самый Макс, которому повезло на Кпп, его Ваня срисовывал с фотографии из госпиталя, на страницах дальше были ребята, которых успели выловить в шторм, а Ваня обследовал их "семёрку" на следующий день. Дальше - мальчишка, которого унесло на плоту по течению на реке. Пожилой старичок, которого Ваня вслепую вывел со второго этажа здания из задымления. Мама Тани позвала её отца, расспросить, всё ли в порядке, Сенька уже ушёл к себе, потому что его сморило в сон, а Ваня всё рассказывал. Уже только для Тани. Они остались вдвоём, на веранде, посреди прохладной и звёздной сибирской ночи. Нечего было Ване рассказывать только о последнем рисунке. Таня совсем не ожидала увидеть альбомном листе... ...Футболка, заштрихованная чёрным углем, короткие волнистые волосы, всё вокруг в воде, скетч внешности будто тонул в омуте штрихов, оьозначавших воду. Особые приметы лица - общая острая форма лица, прямой подбородок, ярко выраженные подростковые скулы, серые глаза, чуть вздернутая форма бровей... И очень резкая штриховка на каждом бугорочке и каждой ямочке лица, плеч, складок футболки, волос. Испуг на вымученном лице... Таня смотрела сама на себя. Ей, там, на рисунке, было страшно. Так же, как и всем. Она отвела взгляд, нервно сглотнула, отложила альбом. - Ты чего? Тебе не нравится?... - Нет, ты что. Просто... Просто напомнило. Она впервые робко обняла его именно тогда. На веранде, в тишине. Просто, захотелось снова сказать "спасибо". Нужно было отдать должное Ване, потому что он для своего разгоряченного вида повёл себя крайне сдержанно. Тогда-то они и сдружились окончательно. Хотя, на самом деле, Таня бы всё отдала за то, чтобы Ваня пошёл хоть чуть-чуть дальше объятий. Только потом, когда они возвращались на утро в родной Сибироморск, Таня с большим запозданием обратила внимание на то, что Ваня даже внешне весьма сильно отличался от сверстников. Широкие мохнатые брови и ёжик с висков, отросший после стрижки под единичку. И даже кончики прядей у макушки... Для своих двадцати шести лет Ваня ещё не имел толком отношений с девушками. Немного застенчивый, скромный. Немного молчаливый. И уже был сплошь седой...