Любить и сгорать

      Не в первый раз ты звонишь пьяный среди ночи. Не в первый раз просишь забрать. Не в первый раз в твоей личной жизни случается драма. И не в первый раз я подрываюсь, чтобы всё-таки приехать.              Паркуюсь на Красной Пресне возле клуба «Dolls», миную знакомый фейс-контроль и, заходя внутрь, ожидаю как обычно увидеть рядом с тобой стройную привлекательную стриптизёршу. Народу, как всегда, пересчитать по пальцам. Почти сразу натыкаюсь на твою сгорбленную фигуру, сидящую у барной стойки. Подхожу ближе, замечая, как много ты успел выжрать. Свесив голову, ты пошатываешься на стуле, и я успеваю придержать тебя до того, как ты сиганёшь на пол. Поднимаешь на меня свой окосевший мутный взгляд, вскидываешь брови и тихо произносишь:              — Б-брат.              Я замечаю под тобой три разбитых стакана и отпинываю в сторону осколки, чтоб случайно не наступить.              — Сань, ты чё нажрался так? — каждый раз задаю этот вопрос и каждый раз знаю на него ответ.              — Хочешь со мной? — поднимаешь бокал и запрокидываешь в себя остаток жидкости, с грохотом возвращая стеклянный сосуд на место.       — В другой раз. Давай домой отвезу. — беру тебя под руку и тяну на себя.              — Не. Ещё по одной! — отстраняясь, ты кричишь знакомому бармену — Женьке.              — Куда ещё? Белый, я потом хер дотащу тебя.              К нам подходит кудрявый светло-русый парень с новой порцией крепкого напитка.              — Здорова, Женьк. Не, не надо больше — ему хватит. Налей лучше воды.              Я сажусь рядом, закидываю руку тебе на левое плечо, утыкаюсь подбородком в правое, замечая, как ты вспотел. Всякий раз, когда ты пьян, я, пользуясь моментом, стараюсь держаться к тебе ближе. Ведь ты такой расслабленный, растрёпанный и податливый, и я бы смело мог зайти дальше, зная, что после этого не получу по лицу.              — С Олей опять что-то? — спрашиваю я, готовясь в очередной раз слушать одну и ту же историю, от чего-то приятную ушам.              — Подала на развод, забрала Ваньку и уехала к бабульке.              Обычно тема развода была не более, чем угрозой. Оля запугивала, но так и не делала того, чего гневно тебе обещала. Что же такого ты сделал в этот раз?              — Белый, да помиритесь ещё, чё ты. — усмехаясь, бодаю тебя в лоб, искренне надеясь, что в итоге окажусь неправ.              — Ну… — согласно киваешь.              К нам подходит Женька и протягивает стакан. Я беру его и подношу к твоим губам. Ты жадно выпиваешь всё залпом, накрывая ладонью мою руку.              — Ещё принеси. — обращаюсь к бармену так дважды.              Забота о тебе всегда стояла у меня в приоритете. Кажись, я был подобен твоей ныне покойной матери, которой всегда было важно знать о любой мелочи, касающейся твоего комфорта. Где бы ты не был, ты знаешь: ради тебя я отложу любое важное дело, приеду и выслушаю. И продолжу подрываться среди ночи до тех пор, пока однажды твой пьяный разум и неуклюжие пальцы вдруг не вспомнят мой номер.              Придерживая за локоть и крепко прижимая за талию, я, наконец, неспешно веду тебя к выходу. К нам подходит симпатичная белокурая стриптизёрша с предложением на приват, но сейчас это последнее, в чём нуждаешься ты или я. Мы проходим мимо, оставляя красотку без ответа. А затем в моей голове селятся два вопроса. Сколько таких дам были удостоены твоего похотливого взгляда? И как бы я чувствовал себя, если б оказался на их месте? Ответ на второе, конечно, уже давно был для меня очевиден.              Разыгравшаяся фантазия ненадолго уносит из реальности и до машины я веду тебя на автомате, аккуратно усаживая на переднее сиденье. Мозг включается только тогда, когда я располагаюсь рядом.              — Пчёл, подруби печку, — пошатываясь мямлишь ты и потираешь ладони, поднося их ближе к лицу.              — Сань, замёрз? Ща. — выполняю просьбу, накрывая твои руки, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони.              Ты согреваешься ещё несколько минут, и всё это время я сижу молча, лаская шершавую кожу, не желая думать ни о чём, помимо этой близости. Внутри меня трясёт от гнева, вызванного осознанием, что я не могу продлить этот момент настолько, насколько захочу. И рано или поздно мне всё же приходится нехотя оторваться, взяться за руль и выехать с этой улицы.              На светофоре, примерно третьем, я слышу твоё тихое сопение, замечая, как ты сполз на сидении, свесив голову на бок. На твои веки упали прядки каштановых волос, и я осторожно тянусь к тебе, тихонько заправляя их за ухо. Не знаю сколько времени я неотрывно блуждаю взглядом по твоему лицу, внимательно изучая детали, но прихожу в себя только когда откуда-то сзади раздаётся навязчивый автомобильный сигнал.              — Чёрт… — я откладываю это дело до следующей остановки.              Вскоре припарковываюсь возле дома на Рублёвке, практически сразу пытаясь растормошить тебя за плечо:              — Саш. Саш, приехали.              Но ты не отзываешься ни через минуту, ни через две, ни через три…              Вздохнув, я прикрываю глаза и устало откидываюсь на сиденье. Слепо шарю рукой в поиске твоих тёплых ладоней, робко сжимая их, как только нахожу.              Ах-х, если бы ты знал, Белый, в какое уязвимое состояние ты ставишь меня своим только присутствием. Если бы ты знал, каким безумцем я становлюсь, находясь рядом с тобою в замкнутом пространстве. И как невыносимо о грудную клетку разбивается моё сердце всякий раз, когда ты позволяешь себя касаться…              Я медленно разлепляю веки, поворачиваясь лицом в твою сторону. Слышу и повинуюсь едва уловимому голосу какой-то неведомой внутренней силы, что настойчиво шепчет мне дотронуться до твоих щёк, огладив указательным пальцем круглый шрамик на виске. Как же ты прекрасен…И как же мало я могу себе что-либо позволить…              Но если я сделаю это всего раз? Всего лишь в первый и последний раз оставлю на твоих губах свой нежно-стыдливый поцелуй — запомнишь ли ты это?              Я колеблюсь минуту. Жалкую минуту, в течении которой моё сознание рисует страшную картину, где ты, внезапно просыпаясь, грубо отталкиваешь и, доставая пистолет, пропускаешь лихую пулю мне в лоб. Но знаешь, Белый, я скорее предпочту умереть от любви к тебе, нежели от рук неизвестного, такого же как я мерзавца.              Стремительно, но осторожно я тянусь в твою сторону, опираясь рукой о спинку пассажирского кресла. Зарываюсь носом в спутанные волосы, медленно вдыхая тёплый мускусный аромат, который кружит мою голову и, в порыве слабо накатившего возбуждения, закрывая глаза, я робко прижимаюсь губами к тому самому круглому шрамику.              Едва уловимыми касаниями сползаю вниз по щеке, целуя небритый колючий подбородок. Несмело поднимаюсь к трещинке в уголке рта, чуть задевая его кончиком языка и решительно накрываю твои губы своими.              Влажно посасывая каждую по очереди, я чувствую, как внизу живота приятно и расслабляюще завязывается в узел будоражащее волнение. Мой разум охватывает ликование, как только ты, приоткрыв рот, начинаешь отвечать. Твой язык лениво встречается с моим, и наш поцелуй становится глубже.              Всё это время ты тихо стонешь мне в рот, провоцируя в штанах невыносимое давление, пока я, сходя от любви с ума, не знаю, как от тебя оторваться.       Когда всё заканчивается, я осознаю, что ты по-прежнему спишь. А с блестящих от влаги уст срывается невнятное:              «Олька…».              Этого достаточно для того, чтоб я понял — мы никогда не будем вместе. И всё, что мне остаётся — это любить. Любить и сгорать.