«How you been?», «How you doing?»
You been good, I been drinking
Way too much, you think that I'd be over you, over you, over you
(Eight calls, all you)
But I think about it every day, yeah
Yeah, I never missed her anyways
Yeah, I never missed her anyways
2 Soon by Keshi
Flashback
— Давай расстанемся, — голос Сугуру звучит отстраненно, словно он зачитывает список продуктов. Он сидит к нему спиной, поднося к губам сигарету и затягиваясь. Сквозь приоткрытое окно в комнату пробирается прохладный ночной воздух. Сатору чудится, что кто-то резко вырвал его сердце из груди, вместо него оставив глубокую, зияющую дыру. — Сугуру, о чем ты? — он садится на постели, всматриваясь в спину парня. — Я-я не уверен, что правильно тебя расслышал. Сугуру выдыхает гулко и поворачивается, его черты в полутьме едва удается разобрать. Только благодаря тлеющей сигарете, поднесенной к губам, Сатору удается увидеть их контур. Отчего-то он не решается включить ночник и разглядеть эмоции на лице парня. Возможно, боится увидеть усталость, закравшуюся в уголки его глаз и губ, или того хуже — отстраненность. — Сатору, давай расстанемся, — повторяет Сугуру. Его голос не дрожит при столь жестоких словах. Он лишь подносит сигарету к губам вновь, медленно вдыхая и отворачивая голову в сторону при выдохе, чтобы ненароком не попасть на Сатору. Даже в такой момент думает о нем. Даже как-то иронично. — Но… — он не решается придвинуться к парню ближе. — Почему? Все же… все же было хорошо? Я сделал что-то не так? — Нет, дело не в том, что ты или я сделали что-то не так. — Тогда в чем дело? — Сатору невольно повышает голос. Он ни черта не понимает. Ведь все правда, казалось, было хорошо. Не идеально, но разве бывают идеальные отношения? Да, они ругались. Да, злились друг на друга и только-только привыкали к повадкам друг друга, но разве так не у всех? У них тоже бывали дни, когда нужно было побыть наедине со своими мыслями, но ведь это не значит, что они должны вот так вот резко прекращать то, над чем они кропотливо старались последние несколько месяцев. — Так будет лучше, — Сугуру тушит сигарету и трет пальцами переносицу, словно одна мысль об их разговоре вызывает у него головную боль. — Для кого? Объясни так, чтобы я понял, — Сатору дрожащими руками нашаривает его ладонь, словно боится, что тот исчезнет. Сугуру, слава богу, не отстраняется, но и не сжимает его руку в ответ. Сердце его от осознания этого кровью обливается. — Я уезжаю, Сатору. По обмену в Англию с возможностью окончить обучение там и трудоустроиться, если отлично продемонстрирую свои навыки. — Так это же хорошо! Ты ведь давно хотел побывать там, но это ведь не значит, что мы должны расстаться? — Сатору в непонимании сводит брови и пытается разглядеть лицо парня напротив себя. — Я не планирую возвращаться в Японию в ближайшие несколько лет. — Мы ведь можем что-нибудь придумать. Ведь есть столько успешных случаев, когда пары встречались на расстоянии, так почему мы не справимся? — Сатору пытается придать своему голосу живости, но в нем скользит едва скрываемая паника. Он может лишь думать о том, что не может так просто разорвать два года их отношений. Они ведь могут справиться и с этим, главное подумать вместе. Да, если они будут думать в этом направлении, то придут как какому-нибудь решению. Нужно… нужно только убедить Сугуру. — Потому что мы не можем все время встречаться на расстоянии, Сатору, — выдыхает Сугуру и в его голосе столько горечи, что невозможно не понять: Сугуру тоже очень трудно дается их разговор. — Как ты себе это представляешь? Созваниваться раз в неделю по видеозвонку и не иметь возможности даже сходить на нормальное свидание, ведь когда у меня будет утро, в Токио уже будет вечер. Не присутствовать в жизнях друг друга в важные моменты и при этом пытаться воссоздать подобие идиллии редкими встречами раз в полгода или год, как только у кого-то из нас будет достаточно средств и времени, чтобы позволить себе проехать полмира? Медленно отдаляться друг от друга, забывать об обещанном созвоне, ведь у тебя выдалось тяжелое утро, а я заснул раньше условленного времени. Не иметь возможности даже прикоснуться к друг другу, довольствуясь лишь картинками в телефоне. Ревновать друг друга к новым людям, появляющимся в наших жизнях, и все чаще задаваться вопросом о том, зачем мы раним друг друга. Разве это то, чего тебе хотелось бы? — Но я ведь могу… — Можешь, что? Поехать вслед за мной? Даже если никогда не ставил перед собой такую цель? Наплюешь на себя и на свою жизнь? Чтобы после, когда мы будем там вдвоем, проснуться в один день и понять, какую большую ошибку ты совершил, пойдя на поводу у чувств и перестав ставить самого себя в приоритет? Я не могу просить тебя оставить свою жизнь тут и ехать со мной, Сатору. Я не могу позволить себе навязывать тебе мои мечты и стремления, ведь в итоге пострадаем мы вдвоем. — Ты ведь все уже для себя решил, — Сатору отстраняется и встает с кровати. Он не может сидеть, не сейчас. Ему необходимо больше пространства. Он задыхается. — Почему ты не обговорил это со мной? Почему ты пытаешься сделать выбор за меня? — Потому что я хочу, чтобы, вспоминая друг о друге, мы в первую очередь думали о хороших моментах, а не о том, как поломали жизни друг друга, — Сугуру усмехается, проследив за ним взглядом. — Неужели нашей любви недостаточно, чтобы хотя бы попытаться? Ты готов запросто перечеркнуть столько месяцев, что мы провели вдвоем? Как будто они ничего не стоили? — Сатору всплескивает руками, ходя из стороны в сторону. — В том-то и дело, что я люблю тебя и хочу, чтобы мы с тобой расстались сейчас, а не когда любовь наша постепенно охладеет и покроется слоем ненависти, — тихо отвечает парень. Сатору качает головой, словно отказываясь слышать его. — Все равно не понимаю. Как ты прикажешь мне жить без тебя? Как, по-твоему, я смогу забыть тебя и так запросто отпустить? Ты просишь о невозможном, Сугуру. — Может, оно и к лучшему. Тебе стоит перестать так зависеть от меня, — голос Сугуру звучит глухо, словно он не желает произносить эти слова. — Лучше бы ты сказал, что у тебя кто-то появился, а не прятался за глупыми попытками оправдать свое нелогичное решение, — горько усмехнувшись, он подходит к окну, открывая его шире и вдыхая колючий ночной воздух. — Я не могу принять твои доводы и не пойму, почему мы даже не можем попытаться хоть что-то сделать. Почему ты даже не рассматриваешь вариант того, что у нас все получится? Почему ты так быстро сдаешься? — Что, если я скажу, что устал? Что не вижу будущего с тобой? Ты это хочешь услышать, Сатору? Я устал просыпаться с мыслью, что нас в любой момент может отвергнуть общество. Я ловлю себя на чувстве того, что нахождение с тобой больше не доставляет мне радости. Мне все чаще и чаще кажется, что я задыхаюсь в этих отношениях. Я так больше не могу. Каждое его слово ножом режет внутренности. Сатору качает головой в неверии. Нет, нет, нет. Сугуру устал от него? От них? Неужели он сделал недостаточно? Или поступил как-то не так? — Сугуру… о чем ты… я… — Сатору в непонимании сводит брови, подходя к парню и боясь прикоснуться. Ему чудится, что между ними глубокая яма, пересечь которую он не в силах. Сугуру, сидящий на расстоянии вытянутой руки, как будто в тысяче миль от него. — Ты хотел услышать правду. Я тебе ее сказал, — голос его — лёд. Сугуру встает с кровати, подхватывая свою кофту и выходит из комнаты. Сатору не идет за ним. Он словно прирос к полу, а вместо сердца у него дыра в груди. Через пару минут гробовую тишину прерывает хлопок входной двери. Сатору не чувствует боли, стоит его ногам подкоситься и упасть на пол. Он хочет кричать, но из горла не выходит ни звука. В голове же набатом: Сугуру его бросил.End of Flashback
— И что ты прикажешь с этим делать? — Ну не выбрасывать же. Дадим право выбора ему. — Почему сегодня из всех дней? Боюсь представить, как он отреагирует. — Мы же рядом, все будет хорошо. Не паникуй раньше времени. Сатору, зевая, прислушивается к не особо тихой перепалке друзей на кухне, и заходит аккурат в тот момент, когда Сёко ставит небольшую коробку, обвязанную бантом на стол. Заслышав его шаги, она дергается и встает так, чтобы скрыть ее за спиной, правда смысла прятать ее уже как будто нет. Сто баллов за старания и ноль за беспалевность. — Доброе утро, вы чего тут перешептываетесь, как два нашкодивших кота? — не без улыбки спрашивает Сатору, и подходит к раковине, доставая стакан и наливая себе воды с фильтра. — Да так, — нервно смеется Сёко, локтем подтолкнув Нанами. Тот приподнимает брови в недоумении, мол, чего ты от меня хочешь, женщина, на что девушка закатывает глаза. — Поверьте мне, сейчас вы ведете себя очень подозрительно. Что случилось, а ну колитесь, — Сатору отпивает воды и опирается о стойку, выжидающе взглянув на друзей. — Ладно, только перед этим пообещай, что не запрешься в своей комнате на целый день, а то и неделю, — взволнованно просит Сёко, откидывая короткие пряди назад. Сатору невольно щурится, имея представление о том, кто был отправителем этой коробки, но кивает. Он понимает, что друзья о нем волнуются, как и прекрасно осознает, что они не хотели бы повторения, ведь вытащить Сатору из долгой и затяжной депрессии было не так уж просто. И он правда им благодарен. — Чего ты возишься с ним, как с ребенком, — ворчит Нанами, хотя и в его взгляде не трудно прочесть едва скрываемую тревогу. Он прочищает горло, складывая руки на груди и хмуро всматриваясь в подарок. Сёко пропускает мимо ушей чужой комментарий, поворачиваясь к коробочке и после протягивая ее другу. Сатору принимает ее, подметив, что та довольно увесистая. Рядом с бантом он замечает короткую записку.С днем рождения, Сатору.
Г.С.
Коротко улыбнувшись записке и проведя пальцами по инициалам, он поднимает взгляд на друзей. — Уже решили, где хотите позавтракать? Раз сегодня я именинник, то угощаю. Сёко с Нанами обмениваются удивленными взглядами, но никак не комментируют его поведение. — Я была бы не против острого супа от похмелья, голова раскалывается после вчерашнего, — девушка даже по лбу проводит пальцами, словно бы подчеркивая свое плачевное состояние. — Неужели стареешь? — не может не подшутить Сатору, за что получает смачный удар по предплечью. — Ладно-ладно, давайте поищем места поблизости. Тебе как, Нанами? Есть возражения? Ответом ему служит приподнятая бровь и хмыканье. Сатору в ответ на это смеется. — Тогда дайте мне минут пятнадцать, чтобы переодеться во что-то нормальное, не в пижаме же идти. И, Нанами, ты же не против побыть за рулем? — Я соглашаюсь только из-за того, что ты именинник, — с явной неохотой отвечает парень. — Давай резче, я очень голодная, — подгоняет его Сёко. — Иду-иду. Спустя десять минут, Сатору накидывает поверх атласной рубашки пальто и шарф, бросая ключи Нанами, успевшему обуться и выйти в коридор. Сёко, заметив, что он без линз и солнцезащитных очков в руках, порывается что-то сказать, но вместо этого протягивает ладонь, сжимая его пальцы на мгновение и дарит ему короткую улыбку. Ему еще идти и идти к принятию своей гетерохромии, но, возможно, стоит начинать с таких маленьких шажков, как выход в люди в окружении друзей. Он отлично понимает, что всем вокруг глубоко наплевать до того, какого цвета у него глаза и оба ли одинаковые, но закостенелые комплексы, привитые едва ли не с детства, не так уж просто искоренить. Сатору улыбается ей в ответ, мысленно благодаря за столь молчаливую поддержку. В дороге он успевает ответить на поздравление от Мей Мей и даже Утахимэ, получая короткое поздравление от Мегуми, что не может не вызвать у него довольную улыбку. Движимый желанием побесить Нанами, ведь это уже давно что-то вроде традиции, Сатору поворачивается назад, чтобы посмотреть на подругу, сидящую на заднем сидении, спрашивая: — Ты знала, что он уже как пару недель встречается с кем-то? Правда к его удивлению, Нанами и бровью не ведет, а Сёко лишь пожимает плечами: — Конечно, он советовался со мной насчет мест, куда можно сходить с девушкой. Еще и фото показал, она очень милая. — А мне ты ее не показывал! — оскорбленно выдыхает Сатору, чувствуя себя преданным. — Так тебе и надо, — смеясь, Сёко высовывает язык. — Из тебя никудышный советчик. Нанами хмыкает, словно соглашаясь, но взгляда от дороги не отводит. — Ты ведь помнишь, за чей счет собираешься есть? — Вот не надо прибегать к шантажу, пожалуйста. — Ужасно, меня буллят в мой день рождения в моей же машине. — Ой, как будто в первый раз, — парирует девушка и командует: — Поставь-ка лучше музыку. Сатору дует губы в напускном негодовании, но все же подключает телефон к динамикам и после протягивает ей его с открытым приложением Spotify.* * * * * * *
Он не сразу открывает коробку, принеся ее к себе в комнату и положив на кровать. Сначала он занимает себя делом, прибираясь после их ночной попойки и наводя видимый порядок, словно это так уж необходимо. Открыв окно в гостиной, он с пару минут стоит, вдыхая прохладный зимний воздух, думая о том, пойдет ли в этом году снег в канун Рождества или нет. Сатору оттягивает момент истины, неуверенный в том, что будет дальше между ними с Сугуру после того, как он откроет содержимое. Они расстались, не в первый раз, а недавно с рядом вопросов к друг другу и всем невысказанным за последние пару лет. И Сатору почти уверился, что это было очередной точкой, возможно даже последней. Но сейчас, сейчас он уже не может быть так уверен. Правда одна вещь остается неизменной: Сугуру все так же жесток, как и три года назад. Сначала уехать, а после вновь напомнить о себе подарком, как же коварно. Спустя еще с час хождения по квартире, Сатору все же возвращается в спальню, садясь на кровать и пододвигая коробку к себе. Потянув белую ленту на себя, он наблюдает за тем, как бант распадается, и не без осторожности поднимает крышку коробки. Первым в глаза бросается небольшой альбом темно-синего цвета. Взяв его и открыв первую страницу, он не может не узнать почерк Сугуру.Мой подарок должен был прийти к тебе через год после нашего разрыва, но я так и не решился отправить его тебе. Я был бы последней сволочью, если бы поступил так после того, как не отвечал на твои сообщения и как-либо отказывался выходить на связь.
После всего того, что я тебе наговорил, я долго думал над тем, правильно ли поступил и так и не смог найти подходящий ответ. Я был испуган и страх мой подтолкнул на столь глупые действия. Позже, я очень часто ловил себя на мысли, что хочу повернуть время вспять. И единственное, что я был в силах сделать — создать маленький островок воспоминаний о тебе. Надеюсь, он тебе понравится.
Всегда твой,
Сугуру.
На следующей странице его фотография пятилетней давности. Он не смотрит в камеру, а говорит о чем-то с Сёко, сидя на диване. Глаза скрыты за неизменными очками, но в чертах угадывается юношеская острота. Это было тогда, когда они только начали встречаться и Сатору познакомил Сугуру со своими друзьями. За ней следует его фотография в аудитории, снятая в профиль. На ней Сатору смотрит в сторону доски, подперев подбородок рукой. Кажется, это было тогда, когда они вместе закрывали какой-то электив. И когда Сугуру успел его сфотографировать? На другой они вместе в парной одежде: улыбаются в камеру, держась за руки. Это было с их личной фотосессии на первую годовщину. Тогда они все еще немного смущались, стоило их губам сплестись в поцелуе, но уже были более смелыми в своих словах и действиях. На одной Сатору запечатлен спящим, на следующей он корчит рожицы, что не может не вызвать короткий смешок. Среди них есть и те, которые он совсем не помнит. На одной они сидят в прачке рядом с его квартирой, на другой едва ли можно что-то разобрать в ночной темноте, разве что их улыбки. Сатору перелистывает до конца, в удивлении приподнимая брови, ведь на последних фотографиях он с последней фотосессии Мей Мей, но по кадрам видно, что сделаны те были украдкой. На одной он подправляет макияж, на другой что-то рассматривает в телефоне, на третей же о чем-то говорит с Мей. Сугуру вновь и вновь ловил кадры с ним, будто не они до этого расставались на несколько лет. А Сатору даже и не заметил, что тот украдкой запечатлевал его на камеру. Сердце приятно ноет от накативших воспоминаний, словно все это случилось только вчера. У него сохранилась часть их общих фотографий в облаке, но он давно убрал их в архив и зарекся не открывать. Правда удалить не поднялась рука. Отложив альбом, он пододвигает коробочку ближе, находя внутри старые билеты с их походов в кино, музеи и парк аттракционов. В маленькой же баночке лежат ракушки: взяв ее, Сатору не может не вспомнить их третью поездку к морю. Они тогда остановились в прибрежном отеле на пару дней, выбираясь к воде только ближе к вечеру и плескаясь у берега, или ходя вдоль него под руку, пока никто не видит. Сатору в ту поездку вдруг понял, что по уши влюблен в Сугуру. — Мы сохраним их и потом будем вспоминать об этом дне, каждый раз, когда будем смотреть на них, — Сатору взглянул тогда на Сугуру и вложил в его ладонь одну из ракушек. В коробке он также находит потрепанную цифровую камеру, на нее они частенько снимали видео. Сатору не знал, что Сугуру забрал ее. Правда после их расставания, его мало заботили вещи, что были оставлены или забраны. Включив ее, он поворачивает к себе сенсорный экран и проверяет память. На экране тут же выскакивает последнее записанное видео, снятое около двух лет назад. Сатору, пытаясь унять дрожь в руках, все же нажимает на проигрыш. Сугуру сидит в какой-то комнате, мягкий солнечный свет из окна сбоку является единственным источником света. На нем широкая футболка, волосы же собраны в пучок сзади, смещая фокус на пирсинг в ушах. Изображение слегка мутное, но даже так ему удается увидеть эмоции на лице парня. Он улыбается, едва-едва, в камеру и молчит с минуту. — Как ты поживал, Сатору? Его голос — как и всегда, когда он обращается к нему, — нежен. — Ты не представляешь, как часто я прокручивал в голове этот вопрос и другие способы завести с тобой разговор, если мы с тобой когда-нибудь вновь встретимся. Иногда я ловлю себя на том, что смотрю прямые рейсы до Токио или так и норовлю найти твои социальные сети, чтобы убедиться, что у тебя все хорошо. Мне кажется, если я увижу, что ты забыл обо мне, то смогу двигаться дальше. Но я боюсь, так что останавливаю себя в последний момент. Отключаю телефон и стараюсь выбить твой номер из памяти. Глупо надеюсь, что ты его поменял, — он опускает взгляд. — Не поверишь, но я начал есть сладкое. Не так часто, как ты, но стоит мне увидеть место, которое тебе бы понравилось, я иду и покупаю какое-нибудь пирожное. Обычно меня хватает только на половину, но даже так мне кажется, будто я узнаю тебя чуточку больше. Он прерывается, проводя рукой по волосам и сжимая шею сзади, словно пытаясь скрыть свое смущение. — Я пытался найти новые духи, но все время возвращаюсь к Bleu De Chanel, даже если они вновь и вновь напоминают о времени, проведенном с тобой. Представляешь, я стараюсь не пить ничего с высоким градусом, ведь ты говорил, что я быстро пьянею. Почему-то все чаще я думаю о том, что бы ты сказал или подумал прежде, чем что-то сделать. Глупо, не так ли? Он смеется, правда в смехе этом ни грамма веселья. Сатору не знает, хочет ли он рассмеяться в ответ или сглотнуть горький ком в горле. — Я время от времени связываюсь с Сёко, но она никогда не говорит о тебе, а я боюсь спросить. Мне кажется, она зла на меня, и я вовсе не виню ее в этом. Тебе наверняка пришлось несладко после нашего разрыва. Хотя, о чем это я? Ты скорее всего был разбит и ей пришлось собирать тебя по кусочкам, — Сугуру усмехается. — Я просто идиот. Знаешь, я был напуган и подумал, что лучшим способом будет сбежать. Я боялся, что из-за расстояния ты рано или поздно разлюбишь меня и однажды просто не выйдешь на связь. Я боялся, что ты бросишь меня. И… и не нашел лучшего выхода кроме, как расстаться. Ну что за придурок? Таких еще нужно поискать, не думаешь, Сатору? Сатору смотрит на двадцатитрехлетнего Сугуру и не может назвать его придурком. Запутавшимся и испуганным дурачком, может быть, но не придурком. Он боялся, что ему сделают больно, и решил избежать этой боли единственным путем, который считал правильным. — Как бы я хотел вернуться назад во времени, но мы, увы, живем не в сай-фае, да и я не настолько сошел с ума, чтобы доставлять тебе боль снова, — его губ касается короткая улыбка, — хотя будь я побезумней, попробовал бы создать машину времени. Уверен ты бы ответил на это, что такое вовсе не в моем стиле. И ты был бы прав. Я бы не создал ее, и, возможно, повторись все снова, поступил бы так же. Сугуру отводит взгляд, посмотрев в окно. Спустя мгновение он вновь смотрит на камеру. — Я скучаю по тебе, Сатору. — Я тоже, Сугуру. — Надеюсь, у тебя все хорошо. Сугуру впервые улыбается широко, прищурив глаза. — Надеюсь, ты забыл обо мне. Видеозапись прерывается. Сатору откладывает камеру, выдыхая и прикрывая глаза. Слишком много эмоций разом овладевают им, и он не знает, как на них реагировать. Он откидывается назад, ладонью нашаривая сердце, гулко бьющееся в груди, и вслушивается в его беспорядочный стук. Жить несколько лет с мыслью, что о тебе забыли и вычеркнули из жизни, — одно, но узнать, что человек продолжал любить тебя и сожалеть о каждом сказанном слове, — другое. Осознание это душит и не дает нормально думать. Зачем Сугуру отправил эту коробку ему? Зачем раскрыл ему свои тревоги, когда прошло столько времени и их вновь разделяют несколько часовых поясов? Хотел ли поставить точку в их непонятном расставании или пытался дать понять, что хочет попытаться снова? Набрать его номер не составляет труда, Сатору мог бы сделать это и с закрытыми глазами. Ему даже кажется, что потеряй он память, все равно бы помнил номер телефона Сугуру. Клиника не иначе, но что уж поделать. Долгие гудки в пустоту подпитывают его надежды и в то же время напоминают о том, что высокие ожидания имеют привычку разбиваться о землю быстрее других. Он не знает, чего хочет больше: чтобы он ответил или его звонок так и не дошел до него. Сугуру отвечает с третьего гудка. — С днем рождения, Сатору, — шепчет в динамики с улыбкой. — Получил мой подарок? — Как мне это понимать? — голос его спокоен, хотя внутри у него все переворачивается. — Разве ты не уехал к своему парню? — теперь же в интонации его мелькает язвительность, но не Сугуру винить его в этом. Правда он не так планировал начать диалог, но закостенелая ревность на фоне волнения взяла вверх. — Выслушаешь меня? — Иначе я бы не звонил. Сугуру выдыхает коротко, но продолжает, не комментируя его резкий тон: — Хорошо. Мы с ним не вместе, он мой бывший и я уехал, чтобы наконец расставить с ним все точки над «i», несмотря на то что он пытался вернуть эти отношения, с самого начала обреченные на провал. Я… он…м-м-м, слегка нестабилен, так что его родные просили меня поддерживать с ним связь даже после нашего разрыва. Возможно, Сёко тебе говорила. Я знаю, что ей трудно что-либо от тебя утаить, — в его голосе угадывается снисходительная улыбка. — Однако, недавно я понял, что это может стать проблемой, если…если я хочу начать новые отношения. — Так со мной ты тоже расставлял все точки над «i»? Так сказать, отправил все, что как-либо напоминало тебе обо мне, дабы отвести душу? — с напускной насмешкой прерывает его Сатору. — Нет, стой, погоди-погоди. Как… как ты вообще пришел к такому выводу? — Даже не знаю. Может с того, как ты сначала говоришь мне, что уезжаешь, а после высылаешь коробку со всем, что связано с нашими отношениями. Тут как бы несложно подумать, что ты не хочешь больше иметь со мной дела, — чем больше он говорит, тем меньше это походит на правду, тем более что первой его мыслью было, что Сугуру хотел бы попытаться снова, но сейчас он этого не признает вслух. Впрочем, нечего давать смешанные сигналы. — Сатору, выслушай меня, хорошо? — просит Сугуру и голос его до боли нежен. Сатору молчит, что можно принять за согласие. — Когда я говорил о новых отношениях, то имел в виду тебя, с твоего согласия, конечно. Я не хотел говорить прежде, чем разберусь со всем здесь, ведь не хотел показывать серьезность своих намерений, не разобравшись с прошлым. А подарок был своего рода подтверждением того, что я не забыл ничего, связанного с тобой. Ты волен принять мои чувства, как и отвергнуть. Я не надеюсь на то, что ты простишь меня или что у нас все снова будет как раньше, но я хотел хотя бы попытаться. После… после того, как мы встретились на дне рождении Сёко и проведя с тобой несколько вечеров, я понял, что все эти года бежал от своих чувств, думая, что они давно угасли. Я был полнейшим трусом, и ты волен злиться на меня, но думаю, пришла пора встретиться с реальностью, а не продолжать бежать от нее. Сатору вновь не знает, как на это реагировать. Он молчит, как и Сугуру на том конце. Сугуру не зовет его, не спрашивает слушает ли он все еще, не просит ответить. Сугуру ждет. Ждет его. — Давай поговорим об этом потом, — прерывает тишину он, казалось бы, спустя вечность. — Не по телефону, — на него навалилось слишком много всего за последние полчаса. Ему нужно подумать. — Как пожелаешь, — соглашается Сугуру. — И прости. Я наверняка огорошил тебя своими действиями. — Однозначно. — Ты злишься? Сатору вздыхает, проведя рукой по переносице. — Ты ведь знаешь, что я не могу на тебя злиться. — Но все же тебе стоит позлиться на меня. Веду себя, как ходячий красный флаг, если выражаться соответствующе реалиям, — Сугуру даже смеется. — Рад, что ты это признаешь, — Сатору тоже не может скрыть улыбки. — Я надеюсь вернуться к Рождеству, — после паузы говорит парень. — Мог бы сказать и раньше, а не уезжать молча. — Тогда я вовсе не был уверен в том, вернусь ли. — Но ты ведь до этого… — Т-ш-ш, ты же сам сказал, что обсудим все не по телефону, Сатору. — Идиот. — Знаю. Они с минуту молчат, но молчание это не тягостное, скорее приятное. — У тебя сейчас утро? — Сатору переводит тему, поворачивая голову к окну. Сквозь тюль в комнату проникают обманчиво теплые послеобеденные лучи. — Да, — отвечает Сугуру. — Если скажу, что не спал всю ночь и ждал твоего звонка, ты поверишь? — Ты никогда мне не врешь, — Сатору улыбается слегка. — Ну, за исключением нашего расставания. — Это… — Я знаю. Видел твое видеопослание. Сугуру на том конце молчит с мгновение, словно не в силах подобрать правильные слова. — Знаешь, что я понял за эти три долгих года? — вновь подает голос Сатору. — М-м-м? — Нет смысла копаться в прошлом, ведь его уже не вернуть, иначе и наше настоящее превратится в пепел сожалений. Сугуру не сразу отвечает. Но Сатору не зовет его, не спрашивает слушает ли он все еще, не просит ответить. Сатору ждет. Ждет его. — Ты изменился, Сатору, — по его интонации сложно понять, с каким выражением произносит это Сугуру. Но Сатору отчего-то уверен, что он в этот момент улыбается. — Ты тоже, — и он тоже дарит ему свою улыбку, даже если тот не увидит, — Сугуру.