В саду металлических роз

      На обшарпанном столе полицейского стояла статуэтка Немезиды. Чаши весов нервно покачивались из стороны в сторону. В кабинете сидели четверо: мужчина, женщина и двое полицейских. У одного из них налился красно-фиолетовый фингал под глазом, а рука была перебинтована. Второй – низкий, лысый и полный – всё по классике жанра – сидел за столом. Потому что начальник. Покалеченный – стоял.       — Ваша дочь напала на сотрудника гвардии. Вы же понимаете, что по закону это уголовно наказуемо? Сядет надолго, — когда полный полицейский говорил, его щёки подрагивали, как у бульдога. Взгляд его скользил по дорогому костюму мужчины, сидящего перед ним, и по дорогим туфлям женщины. Полицейский усмехнулся своим мыслям. Откупятся, как пить дать. Богатенькие.       Стоящий полицейский в бинтах старался делать как можно более измученный и несчастный вид. Интересно, как быстро они из людей превращаются в оборотней в погонах, не так ли? И все ли из них такими становятся?       Ухоженная женщина с тонкими и даже нежными чертами лица молчала, старательно рассматривая трещины на полу. Высокий темноволосый мужчина средних лет, как будто бы невнимательно слушая полицейского, раздражённо поглядывал на часы. Ему всё это порядком надоело. Не первый раз они оббивают пороги участков, вызволяя из «обезьянника» непутёвую дочь. И в кого она такая? Мужчина хмыкнул, как будто резко что-то осознал. Но вслух произнёс:       — Сколько?       Приосанившись, полицейский с наигранной строгостью произнёс:       — Вы понимаете, что предлагаете взятку сотруднику гвардии? Захотели в тюрьму всей семьёй?       — Да ладно вам комедию ломать, капитан, — мужчина презрительно фыркнул. — Отваливаю тебе пятьдесят кусков, и ты выпускаешь мою дочь. Мы расходимся, и нас будто не было. Договорились?       — Какая комедия, ваша дочь нарушила серьёзный закон! Статья предполагает… — старательно изображал строгость и справедливость мистер-бульдожьи-щёки.       — Сотку. Сотку и ты отваливаешь. И пятьдесят сверху вашему холопу, которому моя дочь свернула нос и пару костей, — перебил его мужчина.       Полицейский ухмыльнулся про себя. У кого-то сегодня удачный день, и вместо вечера в обществе пива, телека и надоевшей жены он проведёт его в сауне, в компании сослуживцев и парочки жриц любви. Хотя проститутки не так привлекательны, как те, кому даже не надо платить за услуги, подумалось полицейскому. Особенно молоденькие…       Второй всё это время честно разыгрывал униженность и оскорблённость, но как только разговор зашёл о деньгах, он сразу стал бодрее и веселее. В этот раз двойная удача, подумал он.       — Заберёте вашу девчонку и выйдете через задний двор. Этот, — пухлый оборотень указал на раненого, — вас проводит.

***

      В «обезьяннике» традиционно несло палёным алкоголем и мочой. Забившись в угол, там сидела мрачная девушка в чёрной изорванной футболке и джинсах. Сидела на скамье с ногами, постелив под себя кожанку. Взгляд был злым и сверкал изумрудами из подо лба. Тёмно-русые, почти каштановые волосы спутались и колтунами разметались по плечам. Когда она увидела, кто к ней подходит, забилась ещё дальше в угол, будто стремилась слиться со стеной.       Увечный сержант перестал изображать святого мученика и с недоброй ухмылкой открыл клетку.       — Давай, малая, твой выход, — какой паршивый скрипучий голос. — За тобой предки приехали.       Девушка встала, медленно подняла кожанку и медленно вышла, не спуская глаз с того, кого отметелила. Ну как отметелила – скорее, вяло отбрыкалась. И то не особо помогло.       Он не пытался её остановить или поторопить. Но, когда она поравнялась с ним, схватил её целой рукой за локоть и прошипел:       — Скажешь хоть слово – в следующий раз из леса не выберешься, — тут же отпустил и натянул на лицо ухмылку. — До новых встреч, малая, тебе ещё понравится.       В коридоре её ждала поникшая мать и презрительно фыркающий отец.       — Ну и видок у тебя, Кристина. Две недели из дома не выйдешь, мне надоели эти фокусы, — бросил он. Развернулся и ушёл. Мать взяла девушку под руку, но та оттолкнула её от себя.       «Ненавижу вас обоих. Ненавижу всех. И с сегодняшней ночи больше всего ненавижу себя и то, что от меня теперь осталось», — подумала она.       Никогда она ещё не ощущала себя настолько грязной и ничтожной, как в тот день, выходя из полицейского участка и забираясь на заднее сиденье отцовского «Майбаха». Дело не в вони «обезьянника». Эту грязь ей точно уже никогда с себя не смыть. Да и из дома теперь Кристина Романова сама с большим удовольствием не выйдет. Ни-ког-да.