Хосок
Крепчает недобрый северный ветер. Порывы его хлещут по лицу и треплют полы свободной рубахи, успевшей впитать сырость утреннего тумана. Близится дождь, а возможно, и ураган – с горизонта на побережье тянутся черные тучи, стремясь затмить лишь недавно выглянувшее солнце. Хосок ощущает, что внутри него тоже грозит разразиться буря, духу его неспокойно – тревога воет страшнее диких зверей, что рыщут по улицам Сирины в поисках легкой добычи. Альфа стоит, замерев, и не уводит свой темный взгляд с моря, где чужестранное судно скользит на сильных волнах. Все ближе и ближе к их берегу. Рядом, шумно захлопав крыльями, приземляется Джин. – Корабль принадлежит не Ромаре. – Хосок поворачивается к нему и видит, как грифон хмурится в замешательстве. – Но я видел такие и раньше. Он из Брассилии. – Брассилийцам здесь делать нечего, – альфа и сам нахмурил брови, снова взглянув на корабль, который неминуемо к ним приближался. Еще немного и кинет якорь на прибрежный шельф. – Один… может, сбился с пути? – Он не торговый, – возразил Джин, прищурившись против солнца, – слишком уж маневренный. Сдается, принадлежит военному флоту. Ко всему прочему, в Брассилию вторглись, и пусть итог вторжения нам неизвестен наверняка, догадаться о нем несложно. На корабле могут оказаться кто угодно: от наемников до самих узурпаторов, уже раз познавших вкус наживы на чужой земле. – Я понял тебя, – Хосок кивнул, отступив от грифона на шаг и становясь ближе к морю. – Лети в клан, приведи на берег подмогу. Если угроза есть, мы должны не дать ей приблизиться к городу. Джин, услышав приказ, боле не медлит. Расправляет крылья, наконец-то зажившие и вновь способные уверенно его держать на воздушных потоках, и взмывает в небо. Он уносится прочь, туда, где на возвышенности, покрытой лесами, стоит серый замок Трусливого Короля, чтобы обратно вернуться с их верными людьми. Хосок же остается на берегу. Все его тело обращается в тягостное ожидание. Ведущая рука ложится на эфес меча, а вторая сжимается в кулак. Это не первое нападение чужеземцев на его памяти, да и корабль их всего один… но на душе у Вороньего Короля почему-то сегодня особенно неспокойно. Его сердце болит. – С этим кораблем что-то неладное, – нашептывает ему Пирит тихо, и не успевает Хосок спросить, продолжает сам: – на нем приближается что-то. И это что-то гораздо сильнее меня самого. – Это враги? – Я не знаю. Но если б не ты и не клятва, какой я с тобой связан, я бы отсюда бежал со всех ног. Эта мощь древняя, она велика, страшна и необузданна. – Ей обладает человек? Он как я? – Затрудняюсь ответить на твой вопрос. Альфа глаз не сводит с судна, следит, как на том убираются паруса, когда оно замирает на месте. Стальная морская рябь разбивается о мощный корпус, но якорь уже сброшен в пучину, и попытки стихии бесплодны. Первая лодка спускается на воду.Artemis – Stephen Rezza
– Хосок… я не уверен, что стоит ждать вот так одному. Я могу не справиться, если что-то случится. – Бежать уже поздно. Берег здесь узкий и длинный, кратчайший путь вверх требует сноровки и осторожности, а спешка может грозить падением. Да и как он может сбежать? За спиной – замок, полный людей, которых он поклялся защищать: и им, и себе самому. Лодок к суше плывут несколько. Проходит время, и Хосок понимает, что в первой из них сидят всего лишь трое. Один, в черных одеждах, неустанно гребет веслами, заставляя лодку плыть быстрее и своим телом едва не полностью закрывая обзор на двух других пассажиров, а те гораздо меньше своего спутника. – Среди них, кажется, есть омеги. Первая лодка уже совсем близко, гребцу остается навалиться на весла еще всего несколько раз, прежде чем киль ее упрется в мокрый песок под водой. Хосок, не сдержавшись, делает навстречу пару шагов, все еще сжимая пальцы вокруг меча, ждущего часа в ножнах… А потом один из чужестранцев на лодке вдруг резко встает. Покачнувшись и мазнув по альфе на берегу горящим сиреневым взглядом, он кидается за борт. Утопает в воде, но не сдается, не останавливается, а, раскидывая кругом себя брызги, стремится скорее достигнуть берега. Пальцы Хосока соскальзывают с меча, рука его безвольно падает. Он не способен вспомнить ни слова, он позабыл даже, как сердцу биться в груди, потому что весь замирает, словно неживой. Ноги врастают в песок, и их к нему начинает тянуть сильно… Юнги… Верно, глаза обманывают его. Верно, он помешался. И не найти ему больше покоя нигде, ведь образ любимого взялся преследовать, терзать и бередить все еще открытые раны – тем не затянуться уже никогда. Но отречься Хосок не может даже от этого извращенного мучения – у того слишком прекрасное лицо, у того слишком желанные руки, которые, объятые дрожью, протягиваются к альфе. – Юнги… Его мучение плачет, искажая в рыданиях лицо. Глаза цвета фиалки жмурятся крепко, стискиваются зубы. И Хосок ловит его, закрывая от всего мира собою. Ощущает, как за его тело цепляются изо всех сил, и сам обнимает крепко, с не меньшей долей отчаяния. Агония опаляет, отрывает от всего, что в нем есть мирского, Хосок больше не чувствует себя прежним. Он чувствует только маленькое тело: холодное, мокрое и хрупкое, – в своих руках. Самое дорогое ему. Живое. Больно. Как же больно в сердце, как же оно сейчас страдает!.. То из последних попыток бьется, обливаясь кровавыми слезами, а сам Хосок окропляет лицо бесцветной солью. Слезы собираются на ресницах, мешают видеть, но плевать на весь мир. Зачем он Вороньему Королю, если сейчас, притихший прямо в его руках, существует мир его собственный? Альфа гладит юношу по спине, пытаясь унять озноб, начинает целовать все, что ему позволяют: волосы, виски, уши, лоб и глаза, бледные щеки… он ловит в ладони нежное холодное лицо, и оба они плачут в поцелуй. Самый горький из всех, но своей сладостью лишающий последней доли рассудка. Хосоку после страшно открывать глаза. Альфе мерещится, что как только он сделает это, мираж растворится, вновь оставляя его один на один с рассветным солнцем. И тогда, он клянется – сделает все, но прервет свою жизнь. Он не вынесет такого, ни за что не сможет продолжить существовать на этой земле в одиночестве, без того, кого любит. Надежда вновь обрести слишком разрушительна, он перед ней обращается в ничто. – Скажи мне, что ты здесь, – шепчет Хосок, жмурясь лишь сильнее, когда чувствует чужие маленькие руки на своих щеках и судорожное дыхание против своих губ. – Скажи мне, что ты настоящий, и я впрямь тебя вижу. – Я здесь, – Юнги ему не отвечает, а больше скулит. Бросает слова через силу и под конец всхлипывает: говорить ему тоже тяжко. – Посмотри на меня, прошу. Открой свои глаза, Хосок, открой… ведь я бессчетное количество дней жил лишь мечтами о том, чтобы еще хоть раз их увидеть. Хосок никогда бы не посмел отказать просьбе этого человека, а мольбам – и подавно. Ни за что не выдержал бы. Он поднимает веки, смаргивая с ресниц крупные капли слез. Всего его вмиг пронзает неизведанной ранее болью – та им выстрадана, и ее отражение Хосок, охваченный трепетом, читает в глазах напротив, пока в объятиях крепко держит свое вновь обретенное, живое и необходимое. Прижимает к себе так сильно, что, наверное, отпустить уже не сможет. Привяжет к себе. Заставит постоянно быть рядом. Никогда больше не рискнет покинуть и позволить кому-нибудь отобрать свою единственную любовь. – Ты жил мечтами о нашей встрече когда-нибудь, а я – не смел на нее надеяться. Боялся, что подобная вещь сведет меня с ума, – произнес Хосок тихо. – Боялся, что помешаюсь на погоне за призраками и всех, кто за мной идет, погублю. Но ты здесь… и реален, а я держу тебя в своих руках, слышу твой голос… или я все-таки обезумел? – Не обезумел, – Юнги отчаянно качает головой, сталкивает их лбы друг с другом, несколько раз целует урывками в подбородок и в губы. Тонкие пальцы цепляются за одежду мужчины и тянут на себя, чтобы тот встал к нему еще тесней. – У меня получилось выбраться из плена. Это все мой брат, он спас меня в Арэте, и мы вместе сбежали сюда. Он вернул меня тебе. Хосок выдыхает, старается осознать и поверить хотя бы отчасти, что все это правда. Юнги, дрожащего в промокшей одежде от морского бриза, он сверху накрывает руками, заставляя лицом уткнуться себе в грудь, а сам распрямляется и смотрит ему за спину. Там, у оставленной на берегу лодки, стоят два остальных ее пассажира – сребровласый омега, что, вероятно, брассилиец, и альфа, весь с головы до ног одетый в черное. Те двое держатся вместе, стоят близко друг к другу, пока наблюдают за чужим воссоединением. Альфа, встав против ветра, своим телом заслоняет омегу от его резких порывов. Хосок встречается с ними глазами поочередно. Омега первый тогда шагает к нему, заставляя альфу последовать за ним. Приближается он уверенно, высоко держит голову, будто на той несет корону, вот только одет не в королевское платье, а в одежду простых моряков, которая ему вдобавок еще и велика. Однако, Хосока внешний вид этого омеги не обманывает. Он неглупый, способен сделать верные выводы… вот только все равно не укладывается в голове, что на этой пропащей земле забыл принц Брассилии, являющийся кузеном Юнги. Глаза цвета золота взирают на Хосока с любопытством, но и тревоги в них не скрыть – за того, кого Хосок все еще крепко держит, не собираясь так скоро и просто отпускать. Внутри, нервничая, начинает закипать Пирит, и альфа чувствует, как собственная кожа становится горячее. Однако сам он угрозы не чувствует. – Я обязан вам жизнью, – наконец произносит Вороний Король, смотря то на одного незнакомца, то на другого. – Потому что вы вернули мне его. – После этих слов глаза омеги теплеют, и он слабо улыбается Хосоку, кивая тому в приветствии. Незнакомец-альфа же рядом с ним остается хмур, его черный взгляд следит за всем вокруг и иногда устремляется в небо, где под серыми кучевыми облаками кружит белая птица. – Мое имя Хосок, я предводитель кочевого племени, что сейчас остановилось на этих берегах. – Я наслышан, – отвечает омега, – не прям уж о многом, но… Меня можешь звать Тэхеном. – Мое имя Чонгук, – альфа представился последним из них, как только омега произнес собственное имя. Чем больше времени проходило на берегу, чем больше крепчал здешний ветер, тем более мрачен мужчина становился. – Мы пробыли в пути две последние ночи, а до этого приняли бой. Мои люди голодны и устали. – Тогда не будем здесь больше задерживаться, – Хосок согласно кивнул и перехватил Юнги, отказавшегося отстраняться, поудобней в своих руках. Не сдержавшись, коснулся губами спутанных ветром смоляных прядей. – На возвышенности стоит замок бывшего короля, мы живем там. Берите людей и идемте за мной. Омега и альфа с ним согласились. А прежде чем двинуться в путь, втроем они посмотрели на небо: сквозь темнеющие тучи ударила первая молния. Роняя редкие капли на темный, усыпанный ракушками песок, начинался дождь.*** Чонгук
В земле, на какую они ступили, сойдя с корабля, не сыскать жизни. Она была пустой, и Чонгук чуял от нее кислый запах свернувшейся крови. Пока они шли вслед за Вороньим Королем в пристанище местного племени, альфа кожей на себе ощущал посторонний взгляд. Будто кто-то следил за ним, жадно шаря глазами по затылку и уязвимо открытой спине. Но он оглядывался раз за разом и никого, кроме своих же людей, следующих за ним, не замечал. Лишь тревожил то и дело Тэхена, который всматривался в его лицо своим усталым взглядом и от длительного подъема все тяжелее дышал. Вскоре Чонгук отвлекся на принца, придерживая, обхватил рукой за пояс, чтобы легче шлось, но тому будто сделалось еще хуже – тело омеги напряглось, жилы натянулись на тонкой шее, и пот выступил у висков. – Мне тебя понести? – Лучше не прикасайся, – Тэхен выдохнул просьбу тяжко, переводя после дух. – Это место дурное… оно заставляет меня снова хотеть… причинить тебе боль. Я едва себя держу. Чонгук отстранился от него тут же, убирая руки. С тяжестью в сердце он заставил себя замедлить шаг и отстать от омеги, чтобы теперь идти в самом конце, прикрывая спины своим собратьям. Хоть совсем не хотел, но он видел – омега необратимо меняется. Процесс этот был запущен совсем недавно, в Арэте, но последствия его уже были видны. Тэхен стал вести себя иначе, и Чонгук, сам пронесший ранее на себе похожее бремя, понимал, как, должно быть, принцу сейчас нелегко. Как пугает его пробудившееся внутри чудовище, что рвется теперь наружу и требует… крови. Сначала. А затем, стоит им двоим оказаться достаточно близко, нужда обращается в жажду. И чем ярче горит огонь, чем сильнее хлещет вокруг пролитая кровь, тем меньше шансов у человеческого внутри устоять. Но трагедия их в том, что друг без друга они тоже не могут. Оказались один к другому накрепко прикованы, и от разлуки звери внутри начинают жрать себя сами. Поодаль они свихнутся и в одиночестве сгинут. Вместе – выгорят дотла. Чонгук продолжает думать о возможных исходах с той самой ночи, когда Тэхеном была озвучена мысль уйти из жизни им обоим, пожертвовать друг другом, чтобы не позволить пострадать другим и самим не мучиться. Вот только принц не учел того, чего не знает. Того, что Чонгук оказался не готов попрощаться с ним даже ради жизней тысяч других. Впервые. Впервые Чонгук отвернулся от своего воинского долга, от совести, что еще в нем жила, даже от всякого здравомыслия. Услышав предложение омеги, он вдруг ощутил такую страшную по силе ярость, такой гнев, что в тот миг готов был весь мир умертвить, если это заставит Тэхена молчать. Он не позволит ему пострадать. Никогда. Он дождется Лисона с Ромары, и вместе они придумают новый план, решат, куда дальше плыть, что делать… возможно, Чонгуку стоит передать командование армией другу и отправиться на Гласс, вернуться, чтобы поговорить наконец со своим отцом. Раньше ответы ему не были так сильно нужны, но сейчас, когда жизнь не только его, но и Тэхена стоит на кону, они сделались необходимыми. Но согласится ли Тэхен, что так предан своему народу? Будет ли он согласен оставить на время мысль о возвращении в Брассилию, чтобы последовать за ним, зная об угрозе войны? Время давно идет против них обоих. Оно отнимает контроль над разумом, позволяет крепнуть врагам, а чувствам внутри сердца Чонгука стать горячими, обрасти не только бутонами, но и шипами, чтобы их не посмели выкорчевать. Что же с ним сделал этот омега?.. Подверг страшным пыткам и душу, и тело, подозвал и привязал к себе, словно пса, заставил сражаться с собственной сутью, был строптив, упрям и неприступен, а после… после Чонгук и не заметил, как стал ждать каждый раз, пока на себе вновь случится ощутить потеплевший со временем золотой взгляд. Никого до Тэхена он не касался так: с осторожностью, боясь каждый раз, что слишком сильно сожмет или сделает что-то не так, будет слишком уж груб с таким нежным и мягким принцем. И для чего? Чтобы лишь ощутить тепло чужой кожи, не боле. О близости – пылкой, скорой, бесчувственной – с Тэхеном не могло быть и речи. И не только потому, что от нее омегу берегла надежная защита из драгоценных металлов. Чонгук бы себе не позволил овладеть принцем так, как владел кем-то другим до этого. Он знал, что не смог бы, потому что желал его по-другому. Никогда еще прежде ему не хотелось в ответ кому-то отдать себя самого. Никогда до того, как встретил Цветочного Принца, последнего законного наследника Брассилии и свою личную погибель, уготованную ему, вероятно, самой судьбой. И если Тэхен и впрямь был рожден уничтожить Чонгука, то цель его была уже ужасно близка… прикажи – и Чонгук бы сам же против себя пустил свои острые когти, полосуя в мясо и глотку, и живот. Если так омега останется цел и невредим, остальное уже неважно. У Чонгука было время, чтобы это принять, побыв честным с собой. Находясь в одиночестве на корабле, пока Тэхен оставался с братом и днем, и следующей ночью, он искал и нашел своим чувствам верное слово. Он вынес себе приговор. Приговор этот звучал просто и от того лишь сильней повергал в ужас. В мыслях он проносился отчаянием, а сердце при этом каждый раз сжималось в истоме, выталкивая воздух свистяще меж губ. Любовь. Приговор его звался любовью. У пусть доселе Чонгуку это чувство было неведомо, он знал, что не ошибся в нем.***
Их отряд поднялся над морем и шел по старой, изрядно заросшей луговой травой дороге. Дождь к тому времени усилился, промочил одежду, заставляя воинов то и дело кряхтеть и браниться. Но на небольшом отдалении, погруженный в утренний туман, уже виднелся город, что придавало сил идти быстрее. Чонгук следил за спиной Вороньего Короля, который всю дорогу не выпускал из рук своего омегу, с которым судьба ему позволила воссоединиться. Они за весь путь не обронили ни слова. Сразу после них, осторожно преодолевая скользкие ухабы, шел Тэхен. Чонгук заметил, как со стороны города им навстречу вылетела крупная птица. Нахмурившись и не желая рисковать, он поднял руку, подзывая Эхо приземлиться себе на плечо. Ворон тут же послушался, спикировал вниз и зацепился когтями за ткань тяжелого от воды плаща. Птица же стремительно приближалась, и вскоре Чонгук с легким удивлением понял, что это грифон. Как и зачем тот очутился в Валиссии, было непонятно. Тэхен, задрав голову к небу, вдруг ахнул, остановился было, присматриваясь, а затем спешно прибавил шаг, обогнал Хосока с Юнги, вытягивая кверху руки и маша ими, чтобы парящее в небе существо обратило на него внимание. Чонгук, выругавшись, сам не понял, когда перешел на бег, чтобы быстрей встать рядом с омегой и закрыть собой. Альфа не знал, что стоит ждать от грифона, понятия не имел о чужих намерениях, а Тэхен, видимо, решивший отныне пытать удачу со всеми крылатыми тварями, каких только встретит, не приносил ни капли покоя. Но он не успел к ним. Грифон, тоже заметив омегу, сложил крылья и пронесся по небу к земле, словно беркут, нацелившийся на добычу. Чонгук схватился уже было за свой меч, глаза его налились кровью, но грифон вдруг приземлился напротив Тэхена, не тронув его, и замер. Янтарные глаза с вертикальным зрачком осмотрели принца всего с ног до головы, а сам Тэхен – лишь улыбался ему кротко дрожащими губами, на лице омеги искренностью светила радость. Рука медленно поднялась, чтобы коснуться чужого плеча. – Как твои крылья? Вижу, что ты уже вновь способен летать на них уверенно. Грифон приоткрыл рот, шумно выдыхая и все не отрывая взгляда от омеги перед собой. Его рука протянулась, накрыла собой ладонь принца, будто убеждаясь, что та настоящая. А затем он быстро осмотрелся, скользнув взглядом по каждому, запнулся, когда увидел Хосока с Юнги на руках, и нахмурился, словно растерявшийся ребенок. – Я не думал, что мы сможем встретиться еще когда-нибудь вновь, – прошелестел он, возвращая Тэхену свое внимание, – но я рад, что это случилось, и что ты остался жив и здоров. Как и Юнги. Грифоны не забывают тех, кого однажды сочли своим другом. Тэхен улыбнулся шире, а после обернулся, находя Чонгука среди остальных. Альфа подошел к ним ближе, рассматривая новое лицо внимательнее, в то время как грифон проделывал то же самое с ним. Вертикальные зрачки, с головой выдающие хищную суть своего хозяина, скрылись под веками и снова обратились на мужчину, язык пробежался по губам, позволяя увидеть мельком во рту у существа острые клыки. Крылья за спиной у грифона расправились, и одним из них он прикрыл Тэхена, не смея касаться, но защищая от ветра и дождя. – Еще один твой знакомый? – хмыкнул Чонгук, и принц поджал губы, будто нашкодивший ребенок. – Это Джин. Возможно… я забыл сказать тебе, что Юнги был не единственным моим другом… – Его Высочество спас нас обоих после того, как судно, на котором мы плыли, потерпело крушение у берегов Мериторна. Но на замок напали, а лететь я был способен тогда, унеся с собой лишь одного. Тэхен приказал мне спасти его брата, а сам отдался в руки захватчиков. – Грифон склонил голову к плечу, прищурившись. – Среди них тебя не было. Чонгук усмехнулся, выдерживая на себе взгляд грифона, но не собираясь ничего ему отвечать. Оправдываться он ни перед кем не собирался. Ему нужен был Тэхен, и он его получил. Главным было, что на этот счет думает сам омега, а на остальное Чонгуку как было плевать, так и есть. Тэхен, оглянувшись по сторонам, заметил, что остальные, не став дожидаться их троих, продолжили путь к городу, чтобы скорее укрыться от дождя в замке. Им навстречу из города выступил отряд, но, встретив своего предводителя, они развернулись, чтобы вернуться, откуда пришли. Принц посмотрел сначала на одного альфу, затем на другого и после вздохнул. – У вас еще будет время друг друга узнать, а сейчас давайте поспешим. Дождь усиливается. Чонгук, сжав челюсти, вынужден был пропустить их двоих вперед себя. Грифон зашагал рядом с принцем, все так же закрывая того своим большим крылом и пряча от глаз мужчины. – Как так вышло, что ты, да еще и с Юнги, оказались здесь? – услышал Чонгук вскоре. Всю остальную дорогу грифон с Тэхеном тихо беседовали, бегло обмениваясь новостями, что каждый из них пропустил.***
Сирина предстает им в пурпурном утреннем тумане, что безжалостно прибивается к земле хлестким дождем. Воздух здесь свежий, холодный… совсем пустой, звенит тишиной, а не несет в себе шум людских голосов. Немыслимо, что столица крупного государства может быть такой. После Эрата, Виолы, Арэта… да даже после Гласса, ступая по этим городским улицам, утонувшим в разбушевавшейся зелени, Чонгук чувствует отторжение. Хочется уйти отсюда, ноги не согласны нести его вперед, даже Эхо, все еще сидящий на плече мужчины, то и дело взъерошивает перья, не справляясь с тревогой. Неудивительно, что люди отсюда ушли… хотя ушли ли? Что на самом деле произошло с ними? Какую правду скрывает Сирина… или же вся Валиссия? Чонгуку предстоит узнать это в ближайшее время, но он сомневается, что оно ему надо. Своих собственных загадок альфе хватает с лихвой, ему бы сначала суметь разобраться в них. Город походит и не на город вовсе, а больше на лес. Кругом раскинул свои ветви пушистый папоротник, лианы плюща сделались стенам и крышам домов гобеленами, тонкие молодые деревья настырно пробивались сквозь трещины на дорогах, шелестя светлой кроной. Здесь уже ничего не могло принадлежать человеку, человек оказался в осаде, и бой, даже не начавшись, был проигран. Но разве природа сама может такое сотворить? Скорее уж, она не брезгует поживиться останками... Высокие стены замка, куда ведет их Вороний Король, освещены. Огонь полыхает в кострах наверху сторожевых башен, и когда ворота открываются, Чонгук видит свет и по всему периметру внутреннего двора. Их встречают, осматривая пристально с ног до головы, а когда глаза членов племени находят в объятиях у Короля маленького притихшего омегу с острыми ушами, каждый ахает. По двору разносится шепот, который, наполняясь суетой, вмиг становится громче и, словно река, разбиваясь на тысячи юрких ручьев, устремляется по коридорам замка. Услышав поутру от Джина призыв воинам идти к берегу встречать чужой корабль, привыкшие к недоброму люди ждали беды. Но с берега явилась не она. Весть об этом – невозможная, ценная и радостная, – не может остаться без внимания. Люди видят, как в глазах Вороньего Короля снова начинает разгораться огонь, они вновь живые и тронуты влагой, потому что тот тихо плачет, как и к нему возвращенный омега. Юнги очень слаб, едва может устоять на ногах, когда Хосок опускает его на землю. Держится за альфу, болезненно цепляясь за одежду пальцами, осматривается потерянно, силясь понять, где очутился. Взглядом находит Джина и, немо шевеля губами, тянется к нему. Грифон понимает, шагает поспешно и ловит друга в свои объятия, укачивая у себя на груди. Гладит по голове и дрожащей от холодной воды спине. – Прости, – бормочет Юнги ему, скребя по спине руками, – прости, что ты потерял меня, прости, что я был таким дураком!.. Чонгук переглядывается с Тэхеном и замечает, что тот вслед за братом едва способен удержать слезы. Всхлипывает, зябко обхватывая себя руками и ежась от сырости. Это замечает не только Чонгук, но и Хосок. – Пройдем внутрь, – зовет он их всех. – Я прикажу разместить людей по казармам, где они смогут поесть и согреться, а для вас двоих в придворном крыле найдутся хорошие комнаты. Юнги побудет со мной, пока вы отдохнете, теперь мне о нем заботиться. Спорить с альфой никто ожидаемо не стал. Тэхен с Чонгуком позволили людям Короля увести себя внутрь замка. Альфа проследил, как девушка, какой приказали помочь принцу с дороги, завела того внутрь светлицы, и дверь за их спинами затворилась. Чонгук же, ощущая глупую досаду, но решив не перечить, а оставить омегу в покое, пошел к себе.***
Вновь вместе они соберутся лишь ранним вечером. Чонгуку до этого времени спокойно не сидится. Он ест то, что ему приносят в покои, меняет свою одежду на чужую, потому что по дороге вымок до нитки и, оставшись без надзора, выходит за дверь. Это южное крыло, как он понял, а комната Тэхена дальше по коридору, она рядом с покоями Вороньего Короля, в которых тот заперся вместе с Юнги. По коридору гуляет эхо чужих голосов, раздающихся с нижних этажей. Замок нежданными вестями поставлен на уши, и жизнь в нем вдруг разыгралась. К тому времени, как стемнеет, для всех здешних обитателей готовится пир, ведь возвращение омеги Короля нужно отпраздновать, как и почествовать тех, кто спас его от смерти. Чонгук не рад шумихе и празднику. Он хочет лишь дождаться Лисона с их людьми, убедиться, что тем удалось выбраться из Ромары невредимыми, а затем приняться за стратегию. Его разум должен быть холоден, и не место сейчас увеселениям, громкой музыке, элю и вину. Он не празднует: слишком много внутри альфы посеялось волнений в последнее время, и виной большинству из них служит Тэхен. К слову, тот, наверное, рад будет готовящемуся пиру, ведь обретение старых друзей, дорогих его сердцу – справедливый повод для празднования. В замке Виолы он всегда казался Чонгуку одиноким, общаться с лордами и леди так и не привык, все сторонился их и больше был рад обществу обычной прислуги. Присутствие брата и верного друга сможет согреть теплом его сердце, поселит в нем покой, раз Чонгук сейчас не способен ему этого дать, а своей близостью лишь мучает. Вот только мужчину все равно тянет. Мышцы сводит, когда он проходит мимо покоев принца, сдерживая порыв войти внутрь, но он решает не беспокоить омегу, дать тому отдохнуть от себя, раз чувствовать его рядом Тэхену в тягость. Чонгук принимается исследовать замок и, затерянный в своих мыслях, ходит по коридорам, запоминает ходы, изучает людей поразительно разных народностей, которые оказались собраны под общей крышей. Войско, объединенное великой нуждой, но не для войны? Зачем же оно тогда Вороньему Королю? Альфа обрывает мысли об этом, когда понимает, что узнать правду сумеет лишь переговорив с Хосоком, а до той поры не стоит блуждать в догадках. Однако, чувство, что за ним постоянно кто-то следит, не отпускает с той самой поры, как они покинули берег. Точно проклятое место, точно добра здесь нет. Им стоит покинуть Сирину как можно быстрее.*** Тэхен
В необжитой и не прогретой еще как следует комнате зябко и сыро. Но Тэхен все равно не покидает ее, весь день вслушивается в тишину за закрытой дверью, стараясь расслышать знакомые шаги. Но не слышит ничего. Где сейчас Чонгук? Неужели так занят, что даже навестить не счел нужным? Тэхена потряхивает, когда он, выставив руки над горящим в камине огнем, пытается согреться – дождь не пощадил, заставил продрогнуть, и даже сухая одежда, переданная ему, не помогла. И сердце отнюдь не спокойно. Плохое смешалось с хорошим, и омега запутался во всем, как в топкой грязи. Изнутри скребется разворошенное пламя, жжется, облизывает его кости. Он хочет к Чонгуку, но близость с ним колет ледяными кинжалами и заставляет истинную его суть щетиниться. Как альфа смог с этим справиться? Как еще не свихнулся от этой больной противоречивости? И вот спустя несколько длинных часов принц наконец-то слышит за дверью приближающиеся шаги, оборачивается к двери в ожидании… и после короткого стука в открывшемся проеме обнаруживает Джина. Грифон заходит осторожно, оглядывая комнату на предмет присутствия кого-то еще, кроме омеги, но внутри больше никого не находит. Тэхен рад ему, но сердце в груди все равно тянет разочарованием. Он ведь ждал не того… – Я принес тебе кое-что, – произносит грифон, подходя и передавая Тэхену стопку из приятной к коже ткани. – Это ведь замок короля, и здесь можно найти одежду, достойную наследного принца. – Я здесь – простой гость, – возражает Тэхен, но одежду все-таки принимает, прижимая ту к груди. – Спасибо. Грифон смотрит на него пристально, не прекращая так делать с самого первого мига их встречи. Омега ведет плечами, стараясь те расслабить, но не выходит, когда кто-то рассматривает его вот так. – Что такое? – Не знаю. Но что-то в тебе изменилось, – Джин хмурится. – И я этого не могу понять. Ты прежний внешне, но я чувствую это в твоем запахе… у людей так не бывает. Тэхен отмахивается от него, отходит к кровати, раскладывая на той принесенную для пира одежду и шкатулку с украшениями. – Не забивай голову, я и Чонгук с этим разберемся. – Значит, я не ошибся, и этот альфа – действительно бастард глассийского короля? Тэхен, стоя к нему спиной, перевел дух и лишь после этого обернулся, вновь встречаясь с пытливым янтарным взглядом, почти таким же ярким, как у него самого. – Так и есть, не ошибся, – подтвердил он чужие догадки. – Это он – узурпатор, захвативший Брассилию. По его приказу те люди раньше пришли в Мериторн и пленили меня. – О, – Джин вздернул бровь и сложил крылья за спиной плотнее, – так ты в плену? Я не заметил. Тэхен пожал плечами, вновь подходя ближе к нему. – Ну, что поделаешь, пленник из меня вышел уж совсем никудышный. Тебе ли не знать: я всегда себе на уме. – Припоминаю такое, – согласился грифон, и от Тэхена не смогло укрыться, как дернулся вверх уголок его полных губ, пытаясь скрыть улыбку. – Но он не тревожит тебя? Потому что если ты… – Он не плохой человек, – перебил его омега, в порыве шагая вперед и беря его за руку. – И мне с ним спокойно, он защищает меня, бережет. – Ты стал его? – Я… – принц запнулся, чувствуя, как щеки начинают гореть от волнения. Взглядом он второпях уперся в пол, застланный изумрудным ковром. – Мы об этом еще не говорили… но мы друг другу дороги. Я знаю, что он не сделает мне ничего против моей воли, Чонгук правда… – Слухи, что о нем толкуют, правдивы? – Смотря что считать… – Что он был рожден демоном, – Джин как всегда прямолинеен и не любит многословность. – Его рук не видно под перчатками. Говорят, что так он скрывает когти и черную кожу. – Джин… – И ты все равно предпочел быть с ним рядом, – грифон больше не спрашивает – он утверждает, без труда читая лицо принца. Ему не нужно слышать ответы, когда их можно увидеть в чужих глазах и услышать в гулко бьющемся сердце. Тэхен лижет пересохшие губы, пару раз моргает, собираясь с духом, а когда берет себя в руки, становится наконец спокоен. Выпрямляет спину. – Ты прав, – соглашается коротко. – Он тот кто есть, и я принимаю его такого. – Значит, доверяешь? – И себя, и свое королевство. Джин хмыкает, потирая свой подбородок. – Занятно. – Допрос окончен? – Я лишь хотел убедиться, что тебе ничто не представляет опасности. В прошлую нашу встречу ты был напуган и в шаге от отчаяния. Я до сих пор помню тот день и до сих пор не могу принять, что оставил тебя. – Ты исполнил мое главное желание – спас Юнги. И за это я перед тобой в неоплатном долгу. – Ты спас мою жизнь. Наши долги друг другу уплачены. Тем более, Юнги стал мне хорошим другом. – Я рад, что вы оба смогли найти себе дом. Грифон кивнул в ответ на его слова, но взгляд отвел в сторону – на окно, за которым собирались первые сумерки. Бескрайние непроходимые леса таились там, неведомые страхи и пустота. А на другой стороне от замка – широкое море. Далекие края. – Мой дом все еще ждет меня, – тихо ответил Джин, ненадолго прикрывая глаза.***
Тэхен проводит с Джином почти все время, какое остается до пира, а незадолго до начала торжества выпроваживает друга, чтобы сменить одеяние. Он рад, что до него тут никому особо нет дела: племена, собравшиеся в замке, признают лишь своего Короля, а кто такой Тэхен едва ли кому-то из них известно. Просто омега с чужих берегов, отличный манерами и лицом. Потому он может собраться сам в одиночестве, одеться без чужих глаз на своем теле, ведь обнажаться перед кем-то, пусть даже это всего лишь слуги одного с ним пола, даже после двух десятков прожитых лет неприятно. Он знает, на что все они смотрят, о чем все они думают, хоть и старательно молчат. Лишь перед одним человеком Тэхен мог расслабиться, оставаясь без одежд. Хоть и знал, что на него в те моменты тоже смотрели… но смотрели иначе. Так, что внутри щекотало и собственное дыхание казалось оглушительно-шумным. В такие моменты между ними искрило, но искры эти тонули в тягучей нежности. Когда Тэхена осторожно касались, помогая раздеться, а потом отходили в сторону, чтобы не нарушать покоя… у принца чудом не подгибались колени, и ему все же удавалось устоять на ногах. Для него и Чонгука стало такой обыденностью находиться рядом, делить свое время друг с другом, что теперь отсутствие альфы казалось неправильным. Чуждым желаниям Тэхена. И потому принц с приближением вечера все сильнее злился, не мог удержать в узде своих чувств, что в этом пугающем месте как будто сделались уязвимее. Хотелось вцепиться в Чонгука ногтями до крови, чтобы он тоже почувствовал боль, чтобы осознал, как сильно расстроил, оставив в незнакомом замке одного. Изрядно помрачневший, Тэхен наспех облачается в богатые одежды из плотного темно-синего шелка с узорными вставками цвета меди. Надевает украшения и подвязывает волосы, чтобы часть из них была убрана за спину. В его дверь осторожно стучатся, и когда Тэхен разрешает, на пороге появляется Юнги, тоже в праздничном наряде с сиреневой вышивкой под цвет его глаз, которые слегка ожили за время короткой разлуки. А за спиной у омеги возвышается и причина этих добрых перемен – Вороний Король. Тэхен, завидев Юнги, быстро направляется к нему. Останавливается напротив, осторожно касается пальцами лица и гладит, спускаясь на хрупкие плечи. Юнги накрывает его ладони своими холодными. – Мы решили зайти за тобой. Вам с Чонгуком приготовлено место за главным столом, рядом с нами, чтобы я и ты ни за что не расставались этим вечером. Хочу, чтобы моя семья была вся рядом со мной. – Значит, так и будет, – соглашается Тэхен, даря брату нежную улыбку и в последний раз сжимая плечи, перед тем как отпустить. В коридоре он оглядывается, Чонгука так и не видит. Но не медлит боле – идет следом за Юнги и его альфой, решая, что этот вечер посвятит тому, кому нужен сильнее и по кому сам столько времени ужасно тосковал.***
Просторная зала для торжеств, стены которой сложены из темного гранита, за время, что замок пустовал, обветшала. Гобелены и стяги лежали у стен кучей полусгнившей, покрытой пылью материи, огонь горел в наспех расставленных пузатых чашах, а под потолком собралась густая непроглядная темень. Однако, присутствие людей наполняло воздух жизнью, о которой это место успело позабыть. Широкие столы были забиты битком, уставлены блюдами с элем, гарниром и дичью. Кубки у многих собравшихся уже были полупусты – вольные народы не привыкли ждать своих господ и принялись за пир раньше их прихода. Но появление своего Короля и его возлюбленного все равно встретили громко, вскакивая с мест и стукаясь посудой, из которой на пол и столы разливалось спиртное. Поднялись бравада и хохот, в зале стало как будто в разы светлее, пока они трое шли к своим местам за отдельным столом, стоящим перед всеми остальными, чтобы лидеров всем было видно. За тем уже находились несколько предводителей других племен: и мужчины, и женщины. Некоторые из них потянулись к Юнги при встрече, и он без возражения ответил им крепкими объятиями. Тэхен опустился подле брата, осматривая со своего места залу и стараясь не обращать внимания на то, что стул рядом с ним пустовал. Тоска уже скреблась, прося впустить в сердце. Держа лицо и не позволяя уголкам своих губ опуститься, Тэхен поднял кубок, чокаясь с Юнги и Хосоком, прежде чем отпить. – Будь осторожен с этим. Ты не умеешь пить, а здешний алкоголь крепче южных вин. Чонгук неожиданно появился сзади него, обходя и занимая свое место. – Где ты был? – Исследовал замок. – Здесь полная разруха, – отозвался Хосок, невольно подслушав их разговор. – Прошлых обитателей давно след простыл, а мы не заходим слишком далеко, занимаем лишь столько места, сколько надо. Племя предпочитает держаться вместе и не разбредаться. – Значит, оседать здесь вы не планируете? – Не планируем, – Вороний Король склонил голову, отпивая свой эль и пряча глаза в чаше. – Мы поговорим об этом, но позже. Сегодняшним вечером я не намерен забивать голову стратегиями, на это будет лучшее время. – Завтра к вашим берегам должен причалить корабль с моими людьми. – И они будут встречены нами, как друзья. Чонгук кивнул, в благодарность поднимая свой кубок, и альфы чокнулись, разделяя эль. От Тэхена не укрылось, с каким любопытством Хосок взглянул на руку Чонгука, укрытую толстой перчаткой, но ничего об этом он так и не спросил. Юнги, вероятно, рассказал ему то, что видел в Арэте. – Тебя что-то тревожит, – принц, услышав, как Чонгук обращается снова к нему, перевел на мужчину свой взгляд. Золото и обсидиан встретились, молчаливо лаская друг друга – войн между ними по-настоящему давно не велось. Однако, настроения у Тэхена все так же не было, а потому на вопрос мужчины он лишь пожал плечами и скрыл то, как кривятся в расстроенных чувствах губы, за ободком кубка. – Чувствую себя усталым. Чонгук по своему обыкновению нахмурился, но так больше ничего и не сделал: не говорил с ним, не касался, лишь однажды приказал есть, когда заметил, что посуда перед омегой как была пустой, так таковой и осталась, а за весь вечер во рту у него не побывало ни крошки, лишь кислый эль, который пить было неприятно, но все равно хотелось. В итоге кубок у него из рук отобрали, и захмелевшим разумом недовольный Тэхен ощутил на Чонгука обиду, что копилась весь день и успела возрасти стократ. Принц сжал губы в линию и отвернулся, откинувшись на спинку стула, чтобы глаза его не видели альфу. В пальцах он принялся крутить серебряный столовый прибор, чтобы занять себя хоть чем-то. Он почувствовал себя вдруг особенно одиноким. Юнги было не до него – и Тэхен не смел винить брата за это. Тот растворился в Хосоке с головой, от них обоих весь вечер не было слышно ни слова, лишь шепот изредка растворялся в людском гомоне и казался скорее призрачным видением. Воссоединенная пара общалась без слов этим вечером, они утешали друг друга, непрерывно касаясь, сжимая руки, целуя лица, и совершенно забыли, что есть мир вокруг них. Любовь, виденная благодаря им, трогала и одновременно мучила принца. Заставляла тосковать по тому, что теплилось у него самого внутри. Маленькое пламя в его сердце дрожало от сквозняка и проигрывало в борьбе с местными сыростью и туманом. Сирина не щадила его нежных чувств, к которым сам он едва привык, делала беззащитным перед одиночеством и зависимым от того, к кому он их испытывал. Чтобы отвлечься, Тэхен принялся рассматривать залу, людей, которые заполняли ее. Изучал их одежду и лица, у многих украшенные узорами, их простые, на его вкус, манеры, слушал голоса, возносившиеся эхом к потолку. Среди них принц видел воинов, разбойников и обычных крестьян, детей, стариков, омег и женщин. Старых, взрослых, молодых и намного младше его самого… И сильней его начинала волновать неизвестная нужда, по которой все они собрались здесь под единым началом, побросав свои родные пристанища. Из мыслей его вывела девушка, что подошла к их столу с кувшином в руках. Но, не оставив его просто на столе, она принялась разливать эль по кубкам. Тэхен проследил за ней без какой-либо цели, но заметил вдруг, как глаза ее собственные – темные карие, – смотрят на Чонгука. Он знал этот взгляд. Таким на альфу уже смотрели некоторые леди и лорды при их дворе. Они вожделели. Несомненно, чувствовали опасность, силу, исходящую от мужчины, но стремились к нему, как глупые мошки к огню. Околдованный чужой тьмой, их рассудок желал испытать запретное. Как правило, на желаниях многие и останавливались, слишком напуганные, чтобы заходить дальше и переходить Чонгуку дорогу в любых из существующих смыслов. Людские души отчаянно желали спастись, а не быть растерзанными когтями демонского отродья. Однако, иногда находились и особенно смелые. Раскрепощенные. Безрассудные. Наивные. Давно утопленные в омуте, где есть грех, соблазн и вязкая похоть. Зов тела для них был гораздо громче мольб, посылаемых душой. Чонгук пересекся с девушкой нечитаемым взглядом, и та потянула в улыбке уголки розовых губ, прежде чем двинуться дальше со своим проклятым кувшином. Альфа, не проявив интереса к ней, обратился вниманием к своему человеку, который не так давно подошел к нему и завел разговор о планах на завтрашний день. Тэхен же продолжил следить за незнакомкой. Внутри у него что-то шевельнулось, заурчало, предостерегая. Стройная, невысокого роста, с каштановыми волосами, заплетенными в косы и украшенными цветочным венком. У нее довольно простое лицо, но она молода, и здоровый румянец красит гладкие щеки. Та вернулась с пустым кувшином к подругам, принявшись шептаться с ними тут же, поглядывая в сторону Чонгука и прикрывая ладонью улыбающийся рот. А затем она все же совершила ошибку – глянула на Тэхена вскользь. И замерла. Омега не без удовольствия наблюдал, как потухли искры в ее глазах и как побледнели щеки, от которых отхлынула кровь. Он не сводил с нее взгляда и ей не позволял отвести свой. Подруги ее тоже притихли, заметив Тэхена и его враждебный настрой. А он чувствовал, как под кожей начинает бурлить собственная кровь. Пламя, горящее в напольной чаше рядом с девушками, вдруг особенно высоко поднялось над горкой толстых поленьев, дерево громко затрещало, в столпе дыма рассыпались и полетели на пол искры. Сплетницы вскрикнули, отшатнулись от огня, а Тэхен, не сдержавшись, усмехнулся, чувствуя довольство. – Что ты делаешь? – вывел его Чонгук из размышлений, тут же склонив голову к плечу омеги и пытаясь заглянуть в глаза. – Они сделали тебе что-то? – Лишь развлекли, – отозвался принц, строптиво отказываясь смотреть в его сторону, а затем поднялся из-за стола. – Я хочу спать. – Проводить тебя до покоев? – Не стоит, пир же в самом разгаре. Оставайся.Buried – IN SECRET, Katie Herzig
Обняв Юнги на прощание и предупредив того, что очень устал и возвращается к себе, Тэхен вышел прочь из залы, где шум стихать не думал, наверное, еще всю едва разыгравшуюся ночь. Но ему самому было не до веселья. Ревность с неожиданным напором пожирала всего его. Жгла. Просила вернуться и расправиться с неугодными. Хотелось… жестокости. Хотелось вновь ощутить на руках влагу густой крови, какая только-только пролилась. Увидеть, как пустеет со временем человеческий взгляд, и заметить в карих радужках свое торжествующее отражение. Насладиться этим. Отомстить за наглость. Сделать так, чтобы между самим ним и Чонгуком больше никто не смел стоять. И даже думать о том, чтобы посягнуть на внимание, потому что Чонгук мог принадлежать только ему одному. Заперевшись у себя в комнате, Тэхен оперся о дверь спиной, тяжело дыша и шаря глазами в темноте. Пальцы скрючились, ногти впились в дерево, и тело содрогнулось, пропустив сквозь себя очередную волну лютой злобы. В глотке клокотало по-животному и рвалось наружу, пот холодил виски и заставлял волосы, выбившиеся из прически, липнуть к шее. Он сходит с ума? Он помешался? Сложно придумать иную причину своего недавнего поведения и мыслей, осаждающих голову. Что с ним такое? Может ли он ревновать Чонгука? Имеет ли право на это? После того, что приключилось и происходит с ними обоими, зная о том, как тесно связаны… чувства трогают не только его неопытное сердце, но, видимо, и рассудок. Иначе Тэхен свои поступки объяснить не может. И в итоге сдается. Он жмурится, переводит дух. Кое-как снимает с себя украшения, скидывает богатый наряд прямо на пол, пока идет к кровати, а после падает на постель, забираясь с головой под одеяло, потому что в комнате из-за потухшего камина все так же холодно. Принц крепко жмурится и обещает себе, что этой ночью он все-таки заснет. Хотя бы по той причине, что во сне непременно встретит виновника своих сердечных переживаний. И очередная ночь будет прожита ими вместе.*** Юнги Survivor – Tim McMorris
Замок затихает перед рассветом. В очагах догорают поленья, на дне кубков оставлено позабытое вино, а зала для праздника почти опустела. Остались в ней лишь те, кто, захмелев, не смог подняться на ноги, чтоб унести себя прочь. Хосок пропускает Юнги прежде себя в их покои, что теперь одни на двоих. Омега заходит в комнату и, пока мужчина позади него зажигает огонь в канделябре, останавливается у широкого окна. Снаружи темно и беззвездно, по стеклу кривые дорожки прокладывают юркие капли дождя. К омеге подходят медленно, обнимают поверх плеч осторожно, чтобы случайно не потревожить, бережно целуют в позвонки на шее, согревая теплыми губами. Очень тихо. Они оба немногословны сегодня, и сейчас тоже предпочитают разговорам молчание. Оба еще не поверили полностью, что вновь рядом, вновь могут касаться друг друга, видеть и целовать. Чувствовать запах и слышать дыхание. Юнги в отражении стекла видит темные глаза Хосока, которые с трепетом следят за ним, и доверчиво прикрывает свои. Глубоко вздыхает, прежде чем опереться сильней на чужую грудь. Альфа подушечками пальцев нежно гладит его грудь и плечо, мимолетно касается открытой кожи на ключице, где виден желтоватый след – свидетельство перенесенной боли. И внутри Короля рождается гневная буря. Но он держит ту в себе, чтобы не беспокоить притихшего в его руках омегу. Юнги накрывает его руки своими, выводит на тыльной стороне кистей маленькие круги, но, коснувшись запястья, открывает глаза, чтобы посмотреть на то. А там у альфы налобная повязка, которую когда-то сам Юнги вручил ему в знак того, что сердце принца несвободно – занято навсегда одним. Красивое плетение из янтарных и яшмовых бусин обмотано вокруг руки мужчины, скрытое от посторонних глаз длинным рукавом. – В той деревне, откуда тебя у меня забрали, никого не осталось, – заговорил Хосок шепотом и коснулся уха омеги губами, сделав короткую паузу, чтобы собраться с мыслями. – Я убил их всех: и стариков, и мужчин, и женщин… вырезал, как предателей. Я не смог им тебя простить. Никому бы не простил, в том числе и себе. Юнги с осторожностью, стараясь быть как можно беззучней, выдыхает. А затем поворачивается в руках Хосока, чтобы обнять. Он заглядывает в его глаза, где все еще горят отголоски прежней ярости, некогда несшей возмездие предателям. Ладонь кладет на лицо, какое привык видеть лишь в бреду, забывшись в тревожном полусне в углу своей камеры. И вот он снова с ним, рядом, держит в объятиях так крепко, будто никогда не оставит. И Юнги верит в это. Если не будет – то навсегда уже пропадет. – Я вернулся к тебе, – шепчет он в губы, о которых не смел больше мечтать, потому что мечты эти дырявили сердце, – я всегда буду с тобой и хочу принадлежать тебе, ведь ты – моя единственная любовь. – Как и ты – любовь всей моей жизни. Я бы отдал за тебя каждый миг своего бессмертия. – Все дни, что еще тебе отведены, – повторяет Юнги сказанное Хосоком однажды, и альфа улыбается ему, ласково заправляя волосы за уши и устраивая затем его лицо в своих ладонях. – Забирай каждый, я буду этому только счастлив, мой Сапфировый Принц. Отныне каждый их поцелуй выходит с привкусом боли. Он заставляет лица искажаться в отчаянии, заставляет тела льнуть друг к дружке вплотную и срывает дыхания напрочь, посылая шум вздохов сыпаться к полу. Хосок поднимает омегу, заставляя обхватить ногами за пояс, пока уносит в сторону кровати, но не перестает целовать ни на секунду, все пробуя и пробуя мягкие губы. Садится, не выпуская, с ним на край постели, тянет ближе, раскрытыми ладонями ведя сверху-вниз по хрупкой спине. Тело мужчины напряжено под омегой, оно горячее и постепенно твердеет, туманя Юнги рассудок, толкая к тому, что еще ни разу не ведал. – Останови меня. – С какой целью? – Юнги скользит губами вдоль челюсти, а затем прихватывает кожу на шее и мажет там влажным языком. – Возьми то, что и так тебе принадлежит. Я ни с кем не был, Хосок. Ни с кем. Я хочу, чтобы ты был единственным. – Я мечтаю о том, чтобы ты стал моим не только телом, но и душой, – признался мужчина. – Я люблю тебя и хочу все сделать правильно, поступить так, как велят обычаи. Ты мне слишком дорог, чтобы я посмел тебя опорочить. – Значит, сделай меня своим. Полностью сделай. Хосок смотрит в его глаза и не может скрыть в них обожания. Юнги улыбается ему и вдруг понимает, что плачет. Плачет от счастья и немыслимой радости, плачет от боли вымученными слезами, почти задыхается. Начинает целовать лицо альфы лихорадочно, мелко содрогаясь в его руках, что по-прежнему крепко обнимают. – Я хочу принадлежать только тебе, я хочу быть с тобой. Неважно, каким будет исход, и неважно, кем мы рождены. Для меня ты не Вороний Король, ты – мой любимый. И я стану твоим, как ты станешь моим. Телом, душой, как и мыслями. Без тебя мне нет больше жизни… – …Без тебя мне нет жизни. Эта ночь перед рассветом оделась в тишину, в какой слышен был лишь шорох дождя, что, стуча по окнам, просился в тепло покоев. Но его не пускали. В комнате нашлось место лишь двум возлюбленным, заснувшим в общей постели, и слезам, которые, долго не унимаясь, промочили подушку. Принц и Король, забывшись сном, наконец вновь смогли встретить совместный рассвет.*** Чонгук
Заметив, как со стороны горизонта возвращается Эхо, Чонгук наконец-то смог расправить сведенные напряжением плечи. Из-за тревоги за Лисона и людей, которых пришлось ему оставить на Ромаре, вся ночь прошла как один смазанный миг. После пира остаток ее он провел у себя в комнате, ходя, словно пойманный в клетку зверь, из угла в угол. Но вот Эхо садится на его плечо и знакомым голосом произносит звонкое: – Скоро! А после и брассилийский корабль не заставляет долго ждать, появляясь у линии горизонта. – Твой друг пунктуален, – хмыкает Хосок, который вдвоем вместе с Чонгуком отправился к берегу этим утром, чтобы встретить новых людей и не дать чужестранцу оступиться при спуске с утеса. – Я больше склонен считать, что сегодняшний случай – удача, – пробормотал Чонгук, не удержавшись и закатив глаза при мысли о том, как “пунктуален” иногда бывает Лисон. – Тогда пора окрестить этот берег волшебным. Чудеса здесь стали происходить с поразительной периодичностью… Впрочем, нам ли с тобой удивляться странным вещам, не так ли? Чонгук скосил взгляд на Короля, что разглядывал океан перед собой с легкой улыбкой. Тот пребывал в прекрасном расположении духа, и едва ли кто-то мог удивиться этому, будучи в курсе последних событий. Любовь способна творить с человеком немыслимое: вдыхать в него жизнь или же отбирать ту, повергая в агонию. А еще она способна травить, словно яд, и давить на грудь так сильно, что становится невозможным совершить даже самый ничтожный вдох. Любовь прекрасна в своем ужасе, ведь перед нею каждый становится бессилен. Даже такой как… – Кажется, скоро спустят лодки на воду. Но ваши корабли, как начнется прилив, нужно будет увести отсюда в гавань. Она неподалеку, там сейчас стоит валиссийским флот. – Флот? – Все верно. Мы пытаемся восстановить все корабли, какие там обнаружили. – Для чего они вам? Хосок перевел на него нечитаемый взгляд, склонил голову набок, видимо, раздумывая, сколько он может ему сказать, а о скольком лучше всего промолчать. – На Валиссии небезопасно. Я хочу увести отсюда своих людей и дать им шанс на лучшую жизнь где-то подальше от этих мест. Чонгук нахмурился. – От чего вы бежите? Хосок размял шею, уложив на нее руки, и прикрыл глаза, прежде чем ответить: – Если бы я знал. Разговор их на этом был окончен. Чонгук решил, что давить на альфу вопросами сейчас будет идеей не из лучших. Он в гостях здесь и в меньшинстве, и как бы ни был благодарен Вороний Король за возвращение ему возлюбленного, тот защищает свой народ и в первую очередь думает о них, а чужаков знать пока не знает. Чонгук уважает это. Он может понять. Тем временем люди на лодках отплывали все дальше от оставленного ими корабля, приближаясь к берегу. Чонгук уже видел в одной из них светлую макушку Лисона, и это наконец-то побороло тревогу в нем. Раз его брат цел, значит, на Ромаре все после их отплытия не обернулось неудачей. Через некоторое время дно лодки врезалось в мокрый песок, останавливаясь. Альфы выбрались из нее, потонув по щиколотки в воде, и принялись тащить судно на берег, чтобы его не унесло течением. Лисон же, широко ухмыльнувшись при виде брата, подошел к нему. Альфы, крепко сжав предплечья друг друга, обнялись и столкнулись лбами. – Все целы? – Все. Как Тэхен и обещал, огонь не утихал всю ночь… кажется, больше с Его Высочеством лучше не шутить. Я тебе не завидую. – Я рад, что ты несешь чепуху. Это многое говорит по окончании серьезных дел. – Несу чепуху? Где это я, интересно, ее нес? Их люди, выбираясь из лодок, собирались вокруг. Хосок подошел к альфам, обращая на себя их внимание. – Это Хосок, вождь местного племени, которое на время нас приютило. Кузен Тэхена говорил о нем. – Развелось же монархов кругом, – хохотнул Лисон, пожимая альфе руку. – Мое имя Лисон, и Чонгуку я являюсь названным братом, хоть гораздо чаще он предпочитает называть меня идиотом. – Рад нашей встрече. – Хосок принял рукопожатие, смотря в смеющиеся голубые глаза, а затем посмотрел на обоих альф перед собой поочередно. – Я провожу вас в замок, а после должен буду проверить, как обстоят дела в порту. Если хотите, можете пойти со мной. Как раз разузнаете, куда стоит увести ваши корабли. Это место для них слишком открытое: близко и Ромара, и пути контрабандистов. – Значит, так мы и поступим, – согласился Чонгук, переглянувшись с Лисоном и дождавшись от него согласного кивка. – Спасибо, Хосок.*** Тэхен
Добраться до бухты, в которой пришвартованными стояли валиссийские корабли, Тэхену помог Джин. Грифон по своему обыкновению был не особо разговорчив, но за время их разлуки стал как будто мягче… или все дело было в пережитой потере обоих омег, какой он не смог помешать? Сегодня он даже принес Тэхену завтрак, а вдобавок и стопку чистых вещей, отмахиваясь от возражений и бросая, что для изнеженного шелками принца местная грубая ткань станет пыткой. – В мире грядут перемены, но тебе забывать о том, кто ты такой, не стоит, – сказал Джин, настойчиво вкладывая богатые одежды в руки омеги. – Монархов чистой крови и так почти не осталось ни в одном государстве. Кто тогда кроме них поведет людей, когда на землю опустятся тьма и огонь? Тэхен его несовсем понял, но спорить не стал: у него для этого совсем не было настроения. Вернее, то было, но расстроенные чувства хотелось обратить против совершенно другого человека, того, кого обида винила во многом и велела ни за что не прощать. С этой целью он и попросил друга провести его в бухту, говоря, что хотел бы пройтись и посмотреть на корабли, раз Юнги еще не проснулся и, скорее всего, по пробуждении весь остаток дня проведет, запершись в покоях с Хосоком. Ему не перечили, провели куда надо. Путь пролег по вымощенной серым камнем дороге к широкой лестнице, которая вела прямо на причал к кораблям, что покоились в темной воде залива. Здесь скрипело дерево и шелестели огромные паруса, люди шумели инструментом, латая суда, и мелкие волны плескались всюду, будто играя друг с другом. – Думаю, моя компания теперь тебе уже не так интересна, – заметив в отдалении человека с белым вороном на плече, который так же смотрел в их сторону, произнес Джин. – Получил, что хотел? – Спасибо. Грифон покачал головой. – Не стоит. Обращайся ко мне, если будешь в чем-то нуждаться или ощутишь сомнения. Я помогу. А сейчас я должен тебя оставить: пора совершить дозор. Взмахнув крыльями, он поднялся в воздух и быстро взмыл к хмурым серым облакам, стремясь оказаться выше них, там, где его бы не достал моросящий весь сегодняшний день неприятный дождь. Тэхен же, понаблюдав за ним, опустил взгляд обратно к Чонгуку, что стоял в одиночестве рядом с одним из кораблей, над которым трудились мастера. – Что ты здесь делаешь в такую недобрую погоду? – первое, что спросил он, когда принц подошел ближе. Но Тэхен не был настроен вести с ним разговор об осадках. За время сна, вновь потревоженный привидевшимся кошмаром, он так и не смог обрести покоя над чувствами. Все стало только хуже. – Ты избегаешь меня? Брови альфы резко приподнялись, заставляя непослушную челку упасть на круглые от удивления глаза. – Что? – Где ты был этой ночью? – Как и ты, я был на пиру… Принц не думал сдаваться, раздражение в нем сплеталось с ревностью и все сильней распаляло. – А после? – Вернулся в свои покои. – С кем-то? – Если только с ним, – альфа пальцем указал на Эхо, что скосил глаза на руку хозяина и клюнул перчатку, не понимая, что от него хотят. Тэхен вздохнул, обнимая себя руками. Он чувствовал, что ведет себя недостойно принца, коим является. Что за глупости – ревновать на пустом месте? Что за глупости – присваивать то, что по праву даже не принадлежит тебе? Голос его вдруг задрожал на следующих словах. – Почему ты так и не пришел ко мне ни вчерашним днем, ни поутру? В Валиссии я перестал был тебе интересен?.. – Я посчитал, что тебе тяжко быть со мной рядом, потому стараюсь не причинять неудобств, не тревожить, пока ты не привыкнешь к тому, что проснулось у тебя внутри. Ведь знаю, каково это. Ты сторонился меня на корабле, затем просил не трогать по пути в замок… я решил, что и после не стоит навязываться. – Я… мне непросто… – Тэхен зажмурился, потер пальцами глаза, пытаясь собраться. Даже сейчас близость мужчины творила с рассудком страшное. Чонгук был прав: чем он ближе, тем тяжелее быть в здравом уме и не повергать ясность сознания в разгоревшийся огонь, который все кругом себя хотел испепелить. – Но еще тяжелей мне без тебя. Пусть моя суть ненавидит твою, но сам я… – Что ты сам? Тэхен отшатнулся, поняв, что еще немного – и с губ сорвется что-то, чего он до этого не способен был произнести даже в собственных мыслях. Правда вдруг вспыхнула в сердце, и тело по ее вине в испуге замерло. Дыхание прервалось, глаза в изумлении распахнулись. Омега коснулся побелевших губ дрожащими пальцами. – Ты прав. Нам пока стоит немного побыть порознь, я… сам с этим справлюсь, без тебя. – Тэхен… – Не ходи за мной. После поспешной просьбы он обошел Чонгука и направился прочь от него вдоль по причалу, жадно глотая холодный воздух, наполненный муссонной влагой. Шаги его были спешны, кожа на щеках горела, а губы дрожали, пока осознание мучало пыткой и заставляло по кругу думать только об одном: он чуть не сказал, чуть не признался в том, что лишь за миг до этого осознал сам. Чувство – сильное, неподъемное – рухнуло и придавило. Оно грозилось теперь обнажить омегу полностью, сорвать с него даже плоть, чтобы добраться сквозь внутренности до самой души. Он мучается, потому что влюблен. Он готов все стерпеть, лишь бы Чонгук остался с ним рядом. Пусть никому его не отдает, никуда не пускает, запрет в замке и упрячет от всего мира за пределами высоких стен. Пусть. Пусть его кожа от его прикосновений горит, пусть шрамы переливаются золотом, пусть в самом нем пробуждается страшное. Пусть. Но Тэхен все равно никогда теперь не будет готов расстаться с этим мужчиной. Он желает быть с ним. Быть его. И это вдруг пугает принца, пробирая стужей до костей. Он всю жизнь свою был пленен, но тюрьма его была стенами – не собственным сердцем. А новые узы гораздо прочнее, из них выхода может не быть. Принять это сложно. Он попался в силки, и что теперь делать с этим, не знает. А охотник тем временем рядом, только шевельнись, только позови. Ноги несут его вперед, не разбирая дороги. Камень и деревянные доски сменяются вдруг мхом и скользкой землей – Тэхена в себя зовет лес. Он громоздится рядом с причалом, сразу густой, с изумрудно-зеленой дымкой, что стелется мягкими облаками меж толстых сосновых стволов. Влага от затянувшегося дождя здесь липкая, в ней тяжело дышать.Dark Outside – Klergy, Marie Gallo
Тэхен наконец-то заставляет себя остановиться. Он озирается, прижимаясь спиной к дереву, но ничего и никого не видит, кроме леса. Слышит только его звуки, доносящиеся из глубины, чувствует, как за одежду цепляются тонкие кустистые ветви и папоротник. Один страх в нем стихает, но дает родиться на своем месте иным опасениям. Земля эта кажется ему гиблой, она дышит опасностью, будто готовится напасть со спины, погубить. Задушить его, пока он остался один. Принц оглядывается снова в удушающем его тумане. Чувствует, как собственные ногти скребут по коре, а в ладонях становится горячее. Ребра зудят, сжимаются, а в лопатках разливается фантом позабытой в младенчестве боли. Кто-то как будто наблюдает за ним, улыбается гадко в предвкушении, тянет черные руки к затылку, чтобы обездвижить и поглотить… Тишина здешних земель хранит в себе страшное. Люди не зря собрались под единым началом, не зря стремятся бежать с этого берега прочь, куда унесет их течение. Не зря нутро Тэхена откликается на эту тишину. Омега глубоко дышит и отходит от дерева, сжимая руки в кулаки. Он все еще чувствует на себе чужой будоражащий взгляд, но бояться его себе не позволяет. Считает до той поры, пока сердце его трижды не простучит, а после оборачивается туда, откуда за ним наблюдала тьма. И застывает, видя, что сквозь чащу, обходя деревья по узкой тропе, к нему приближается Чонгук. Тело омеги тут же слабеет, отпуская воинственное напряжение, чувство близкой опасности рассеивается, смешавшись с туманом. Альфа, смотря на него недовольным взглядом, останавливается напротив. Убедившись, что принц цел и невредим, он отстегивает свой плащ и накидывает тот ему на плечи, укрывая от сырости. – Не ходи один там, где легко можешь заблудиться, – произносит он строго, хоть и видно, что сдерживает грубость в голосе. – Вернемся в замок, пока ты не заболел из-за этого проклятого дождя. Тэхен не противился, когда альфа после своих слов по привычке взял его за руку и несильно потянул за собой, уводя из леса обратно на причал, а после – под своды замка. Лес и опасности, таящиеся в нем, остались позади. И хоть своим затылком омега еще ощущал чей-то взгляд, рядом с мужчиной к нему вернулась уверенность, что он останется невредим. Его защитят, несмотря ни на что. Он давно доверил Чонгуку собственную жизнь. Доведя принца до коридора, где находились их комнаты, альфа остановился, встав напротив него и заставив на себя взглянуть. Рука, спрятанная от посторонних глаз в перчатке, приподнялась, коснулась и очертила линии нежного лица. – Я должен пойти к своим людям, но ночью я вернусь к тебе, – пообещал он, и принц, не сдержавшись, улыбнулся, прежде чем спрятаться, кивнув головой. – Тогда я буду ждать твоего прихода.Чонгук
Альфа отпрянул, позволив омеге уйти в свои покои, а сам зашагал прочь из крыла для господ к казарме, где разместились его люди. Им стоило поговорить до ужина, обсудить дальнейшие планы, а затем, быть может, обратиться к Хосоку за советом. Все же, Король знал эти места лучше кого-либо другого. Но вдруг на его пути возникла тень, и альфа остановился, наблюдая, как из-за поворота показывается фигура грифона. Мужчины остановились друг против друга. Чонгук кивнул в приветствии, но Джин вдруг преградил ему путь, не пропуская мимо себя. Оглянувшись по сторонам, он тихо озвучил просьбу: – Мне нужно поговорить с тобой наедине, бастард короля, это важно. Чонгук, встретив серьезный взгляд грифона, в котором плескалось волнение, ответил ему своим согласием.