Малой и две древнейших

- Алексей, я умоляю, дай мне денег на булавки! - У нас весь дом в этих булавках, что ты с ними делаешь, ты что, создал мою куклу Вуду и протыкаешь её ими? - Ну что ты такое говоришь? Это всё неправда! Тем более, что мне нужны особенные, те самые, с перламутровыми набалдашниками! - Александр, как ты не понимаешь, что ты тянешь из меня деньги? Если бы не твои булавки, я был бы уже миллиардером. Ты просишь у меня булавки, ты просишь у меня что-то с окончанием «и»! Но я готов, я готов расщедриться, подарить тебе одну булавку. Но я чувствую, что сойду с ума, когда увижу, что с моей карты спишется десять копеек. Я это не переживу! Я сопьюсь, я стану бомжом, Александр, как ты не понимаешь? Александр, я просто начинаю чувствовать себя бабочкой, наколотой на эту самую булавку, на которую я раскошелился…Ты понимаешь, до чего ты меня доводишь? - Нет, Алексей, какая же ты бабочка? Ты просто жук, учитывая, что ты не хочешь удовлетворить мои потребности! Идея поставить спектакль с атмосферой плохих сериалов с канала «Русский роман» Пушкину пришла внезапно, как это обычно и бывает. А вот о том, чтобы свести на сцене Квашонкина и Долгополова, он задумывался уже давно. Супермен из Кости никакой, хотел всех спасти, но не вышло. Поэтому решил – если уж все решат переубивать друг друга, пусть сделают это на сцене. Так Пушкин сделался отцом через непорочное зачатие прямо-таки. Скоро начнёт просить каждого посмотреть, какая у него шея сзади грязная, ужаснуться и развить гибкость. - Алло, Вы дозвонились на горячую, на очень горячую линию Саши Малого. Чего изволите: чай, кофе, может, вечерний минет? – студент делает паузу, - Лёш! Да вот что ты звонишь и дышишь в трубку? Ты вообще нормальный или как? Казалось бы, солидный человек, ещё преподаватель, вот ты мне расскажи, что вы там с Долгополовым делали, что вы там так орали? Ко мне Пушкин прибегает, насколько он может бегать вообще, насколько он вообще черепаха Тортилла по жизни, вот он прибегает и говорит, что вы орёте вдвоём так, что у него просто барабанные перепонки сейчас полопаются. Вы реально репетировали или Санёк там просто тебя заебал? - Репетировали. Там намеренно очень плохой сценарий. Кстати, я бы с тобой пересмотрел «Яблоневый сад», честное слово. - Теперь мы с тобой это точно успеем, я же ушёл из секса по телефону, времени освободится уйма. - И ты молчал? - Ну как молчал. Решил тебя разыграть. Лёш, а представляешь, если бы про нас был сериал, такой лёгкий, но неглупый? Что-нибудь там про кофейню или кондитерскую…Я, чур, не кондитер, потому что технику безопасности вообще не соблюду и у меня в итоге все пирожные будут волосатыми, потому что я никогда волосы не убираю в хвост. - Да и жалко было бы твои волосы убирать, по ним так уже не поводишь руками. А ты в моей голове всё так же на ромашковом поле, сидишь на клетчатом пледе, что-то рассказываешь, всё улыбаешься… - Иди ко мне поближе, тут достаточно места и не бойся, не смотря на то, что ты надел эти свои короткие шорты, плед совсем не кусачий. А вот я кусачий, понимаю, что ты соскучился, но, пожалуйста, не держи мои волосы так сильно, прошу тебя, ослабь хватку… - Я хотел бы увидеть тебя в соломенной шляпе с большими полями. Удивительно, но светят одновременно два солнца. - Лёш, ты похож на большого рыжего кота, а ведь коты любят греться на солнце, так какое ты выберешь: то, которое повыше или которое пониже? Хочешь обнять меня, прижать к себе? Или чуть-чуть отдалиться, подержаться за руки и подождать, пока эта жара спадёт, чтобы уже тогда мы смогли бы в полной мере показать, как соскучились друг по другу? - Давай так посидим ещё… - Я склоняю голову на твоё плечо и мы вместе смотрим вперёд и, наверное, видим там какое-то светлое будущее. Ты знаешь, наверное, оно как вот эта тропинка, усеянная самыми разными цветами. Мы так долго идём по жизни вместе и встречаем самых разных людей, непохожих друг на друга, как эти цветы. Как ты думаешь, что я за цветок? Честно говоря, я всегда считал себя подсолнухом, но главный подсолнушек это ты. А может быть, наша жизнь это речка, которая плещется вот там и в ней отражаются солнечные брызги? Ведь жизнь может быть спокойной, но эти проблески превращают её в праздник. - Ну что за философствования? Жизнь это всего лишь слово, существующее в нашей голове. Для всех по-разному…Время…Времени не существует, да и что это тогда? Незачем об этом думать и сравнивать тоже. - Знаешь, а я ведь гулял здесь без тебя, да, я такой, я позволяю себе вольности! И нашёл кирпич с какими-то отверстиями, его можно было держать как шар для боулинга, но он оказался очень тяжёлым, я не смог его толком нести…Но прикольным, я попытался им что-то рисовать, и он прямо как мелок чертил по асфальту, и вот что я придумал: жизнь – как кирпич, тяжело, но нравится. Как думаешь, а Пушкин бы оценил? Может быть, это включить в какой-нибудь спектакль? Ты прости, если я опять ушёл за горизонт с этими философствованиями. Глажу тебя по руке и немножко щекочу волосами твоё плечо. - Вам действительно нужно побольше разговаривать с Пушкиным, думаю, у вас один склад ума. Просто хочу, чтобы ты был вот так рядом и разговаривал. Можно мне просто послушать? - Ты знаешь, в детстве у нас во дворе был один мальчик Вася. Он выглядел как маньяк, но не как Долгополов, а задумчивый, романтичный, на Есенина чем-то похож. И вот смотришь на него и думаешь, что он такое воображает, что все сценаристы отдыхают. И мы с ним ловили божьих коровок, а они садились ко мне на руку, не боялись, я мог пересчитать все крапинки, а однажды смахнул с крылышка каплю, и божья коровка не улетела, представляешь? Помог ей высохнуть. И приносит мне этот Вася на каком-то блюдечке с голубой каёмочкой жёлтую божью коровку и спрашивает: «а ты знаешь, кто это?». Я отвечаю: «конечно, это божья коровка, что за глупый вопрос!». А он мне: «вот и нет, это божий сын!». И сделал страшное лицо. Оказалось, у него там дома целый алтарь этих божьих сынов. Да, всё-таки как Долгополов, получается, только вместо бабочек – божьи коровки. Кстати, не понимал в детстве, почему они не мычат. - Ты сам ещё та божья коровка. Или нет – ты анютины глазки. Маленькие, яркие, растут около подъезда, каждый раз проходишь мимо них и улыбаться хочется. - А ты василёк, из тех, которые бабушки продают на вокзале. Хочется не удержаться, взять их в охапку и вдыхать…Я сам впервые их увидел в деревне, они на простыне были нарисованы. А ещё я думал, что раз корова ест васильки, то и молоко будет давать ярко-синее… - Из того, что продают бабушки, я – максимум бычки тротуарные, подсушенные в трёхлитровых банках, но если без шуток, то ты просто невероятен. - Спасибо…И ты невероятен, ты как эта ванильная сигарета, которая на вкус нежная, но с каждой затяжкой тебя всё больше окутывает в её аромат, а мир окрашивается в сепию, во что-то кофейное. Поэтому после ванильной сигареты хочется чашечку кофе. А мне просто хочется тебя…Всегда… - Я бы сказал, что ты как клубничный «Кисс», но, по-моему, он слишком сучий. Ты скорее вишнёвый «Чапмэн», от одного фильтра остаётся сладкий привкус на губах… - Лёш, поцелуй меня, скури меня до самого фильтра… Саша совсем не боится. Он доверяет, зная, что рыжий будет действовать нежно и осторожно. - Который раз провожу рукой по вихрям твоих волос, приближаюсь совсем чуть-чуть, как будто убеждаясь, что ты здесь и ты настоящий…Руку с волос так и не убираю, перебираю их… - Я тянусь к тебе, двигаясь миллиметр за миллиметром, мой язык как бы разделяет твои губы пополам. Мне кажется, что я решил попробовать очень дорогое и очень сладкое вино, и я просто пьянею с одной капли. Обнимаю тебя невесомо, глажу, как домашнего кота, который вырвался на улицу. Мы же так редко уединялись на улице, но, кажется, пора… - Одна рука тонет в волнах твоих волос, а другая нащупывает твою руку, перебирая пальцы…Я хотел бы перебрать всего тебя, каждую косточку… - Я тоже беру тебя за руку и целую каждую её косточку и каждую её ямочку, при этом стараясь смотреть на тебя…Казалось бы, у тебя такие короткие волосы, но отросшая чёлка даёт о себе знать, и её сейчас так ласково треплет ветер, как хотел бы я…Я так хочу потереться о тебя щекой, почувствовав этот шероховатый наждак щетины…Иногда у меня возникают странные мысли о том, что после этого на ней останутся раны, хотя на самом деле от каждого прикосновения к тебе на моём теле вырастают цветы. Как думаешь, что это за цветы? - Мне кажется, это что-то майское, ещё не выцветшее, не испорченное летом, будто бы непорочное и такое мягкое… - Я хочу, чтобы эти цветы жили вечно и в какой-то момент стали мёдом, которым мы кормим друг друга с ложечки, а потом ты просто берёшь эту деревянную палочку, я лежу перед собой, а ты капаешь на соски этим мёдом и слизываешь…И снова капаешь, и я чувствую эту приятную, обволакивающую и очень сладкую тяжесть… - Мы всё ещё на этом ромашковом поле, бескрайнем, вокруг ничего, бесконечный горизонт…Всё на этом же пледе в клеточку…Можно мне тебя положить? - Да, пожалуйста, но только очень бережно… Лёша рассказывает, как всё ещё придерживает Сашу одной рукой, и целует томно и нежно, то переплетая, то расплетая пальцы, а тот шепчет ему прямо в губы, как соскучился, как ждал и как хорошо. Раковских – это розовое вино, он не кажется опасным, но стоит попробовать раз, и эта терпкость отпечатывается навсегда. Квашонкин целует ещё раз, глубоко, немного жёстко, и тут же возвращается к своей фирменной нежности, пересчитывая губами каждый позвонок, спускается ниже, до поясницы, касается его живота, разворачивает к себе, аккуратно устраивается между сашиных ног, вычерчивая что-то пальцами у самых бёдер, нащупывает, смотрит в глаза. Ищет в них разрешение…Находит. Саша реагирует на поднесённую к лицу руку и аккуратно, ласково вылизывает его пальцы, начинает дышать рвано, когда чувствует их внутри, всё глубже. Он – бездонный океан, затягивающий рыжего без возможности вернуться обратно. Невероятно, как его маленький, крошечный Санечка, который уже в нетерпении трётся о Лёшу бёдрами, имеет над ним столько власти. Милой, комфортной власти. Город засыпает. Просыпается Анита. Долгополов, очаровательно улыбаясь одними губами, смотрит на фотографию Квашонкина в симпатичной ракушечной рамке, а потом начинает вычерчивать его силуэт канцелярским ножом, чеканя каждое слово: - Ладно, ты думаешь, что я общаюсь с клиентами, потому что мне это нравится? Не буду кривить душой, это действительно так. Но знаешь, в чём моя главная цель? Я хочу сравняться с Малым. И тогда ты поймёшь, что в принципе между нами нет особой разницы. Подумай сам, Лёшенька, ты же понимаешь, что тебя реально привлекает вот эта возможность без особых обязательств названивать человеку, навязывать ему свою хуйню, выслушивать такую же хуйню в ответ. Давай ты не будешь врать, давай ты не будешь придумывать себе какую-то невероятную любовь. Что это вообще такое? Она есть только в книжках, но чем больше читаешь, тем меньше в это веришь. Лёш, я прошу тебя перестать себя обманывать. Ты кажешься мне всё менее и менее осознанным и я вообще в душе не ебу, как ты ещё задерживаешься на должности преподавателя. Как же меня заебала культура речи, я хочу довести тебя до такого состояния, чтобы ты растерял весь свой вокабуляр и кричал не своим голосом. Просто скажи, что ты хочешь и я сделаю это. Твоя Анита.