Легенда золотого дракона

Вечерело. Солнце проникало своими лучами сквозь кроны деревьев. Мальчик украдкой приблизился к частоколу, ограждавшему деревню, и скрылся в кустах росших прямо около него. Главное было не уколоться о ядовитые колючки, а то потом мать ему так всыплет, за то, что он не сможет пойти на работу. А старик Барн лишит его тренировок. Но даже ему нельзя пока было говорить о находке. Мальчик протиснулся в щель между брёвнами. С каждым годом это становилось всё труднее и труднее, сейчас он чуть не застрял плечами. Как-то кто-то ему говорил, что если проходит голова, то пройдёт и всё тело, но кажется, труд в кузни сделал его плечи слишком широкими. Помогая себе руками и упираясь ногами, он оказался за границей деревни и поспешил вдоль забора, до того места где лес подходил ближе всего к частоколу. Озираясь по сторонам, крадучись он миновал поляну, и скрылся в кустах, чтобы успокоится. Больше всего он боялся, что его заметили. Сердце бешено бухало в ушах. Вечернее солнышко приятно согревало, его лучи были ласковыми, а лёгких ветерок играл в листьях. Немного поседев в кустах, он поднялся и рванул к знакомому всю его жизнь дереву, в чьих корнях был спрятан самый большой его секрет. Мальчик остановился, лихорадочными движениями сгрёб листву, обнажая ветку и откидывая её, обнажая дырку между корнями лесного исполина. Когда-то он мог влезть в неё. В те времена он каждое свободное мгновение, когда никто не видел, навещал его. Маленький Торви просто сидел рядом и смотрел, изучал, кажется, даже разговаривал, а тот будто тоже следил за ним, наблюдал, как он растёт и присматривался к мальчику. Как-то Торви, когда уже почти не помещался меж корней, решил, вытащить его под свет дневного светила, но вот только кто сказал, что человек может решать его судьбу. Он сильно порезал руку мальчику. Тот разозлился, долго не приходил. Но вот только даже самые сильные обиды забываются, и в один момент мальчик не выдержал и возобновил свои визиты. Теперь же он думал что готов. Он сел у большого корня и сунул руку в отверстие и ухватился за рукоять. В этот момент сердце мальчика колотилось, он никогда в жизни так не волновался. Сможет ли? Может он зря отдал последние годы тренировкам, зря помогал кузницу, ради того чтобы только старый солдат по вечерам учил его. Зря отказывал сестре Мари в играх, ради того, что бы украдкой наблюдать, как упражняются Тар и Фьёр. Торви сосредоточено потянул рукоять на себя. Рука напряглась, вытягивая неподъёмную ношу на белый свет. Мальчик всеми силами уцепился за корень. Кисть сводило, хотелось отпустить, но он знал, что если он сдаться сейчас, ему придётся начать всё сначала. Вот паренёк смог развернуться и упарившись ногами в ствол дерева начал помогать себе второй рукой. Рукоять появилась из-под земли. Она была такой, какой он помнил из детства. Нельзя было отвлекаться. Мгновение, чуть не стоило ему прогресса. Лезвие появлялось из-под земли, корни лесного исполина не хотели отдавать человеку то, что, как он думал, принадлежало ему. Они рвались, соскальзывали. В какой-то момент мальчик не удержал равновесие и сел на землю, больно приложившись пятой точкой. Меч вырвался из рук и упал чуть поодаль. Грудь Торви часто вздымалась, но на его губах играла счастливая улыбка. Он почти тут же вскочил и опустился на колени, созерцая меч. Его лезвие на солнце отливало серебром, сколько бы тот не пробыл в корнях этого огромного дерева, оно даже не затупилось. Мальчик осторожно с трепетом провёл пальцами по неизвестным ему знакам на лезвии. Было ли это его сном, но он помнил, что однажды он видел, как они светились ослепляющее жёлтым и ледяным синим светом. Но кузнец лишь посмеялся, он говорил, что мечи светиться не умеют. Мальчик решительно обхватил рукоять, берясь около гарды, сделанной в виде двух крылатых ящериц. Он пока был слишком мал, чтобы держать оружие одной рукой, особенно такой длинный. Торви поднялся, увлекая оружие за собой. Ему вдруг показалось, что он не должен это делать. Однако он был полон решимости. Он оторвал ещё недавно неподъёмный меч и ударил по воздуху, но не рассчитал силу и саданул себе лезвием по ноге. Она отозвалась ужасной болью. Торви взвыл и выпустил из рук оружие. Он инстинктивного поджал её к себе, завалился назад, стиснув зубы, чтобы его никто не услышал. Перед глазами плыли разноцветные круги. Он боялся посмотреть на ногу, воображая, что сейчас он неё вовсю хлещет кровь и, страшась это увидеть. Боль не проходила. Он лежал на траве и был готов плакать от бессилия, ведь его здесь никто не найдёт. Меч насмешливо блестел рядом. Наконец Торви сумел собраться с силами, поднял туловище и закрыв глаза рукой второй ощупал раненую ногу и не почувствовал на ней ничего мокрого, тогда он сел и воззрился на предполагаемую рану. Штанина была порвана, но нога цела, по ней лишь шёл красный след, будто бы его хлестнули по этому месту крапивой. Торви поморщился от боли и недоуменно воззрился на меч. Подполз к нему. Потрогал холодное лезвие, при малейшем прикосновение поранил палец. Холодное. Эта мысль, пронзила его голову. Он осторожно поднял меч и, не касаясь его лезвия, приложил клинок к повреждённой ноге, стало немного легче. Торви довольно долго держал его так, разглядывая. — У меня получиться. Я выросту стану бродячим музыкантом и буду сражаться против орков, — пообещал он, вставая и вновь беря в руки меч. Он не собирался останавливаться на свой неудачи.