***
Ему было одиннадцать, когда в пропахшем золой здании вокзала, он встретил, среди возгласов детей и суеты их родителей, родное одиночество. — Меня зовут Гарри Поттер, — очки, заклеенные скотчем, маггловская потрепанная одежда, висящая на нем мешком. — Том Риддл, — бледная кожа, заношенные рубашка с шортами, настороженность в глазах. Гарри это было знакомо. Мир лишь на время может оттянуть заключение необычного союза, разделяя их по разным факультетам, словно боясь. Ведь все эти годы то один, то другой пытаются поймать взгляд друг друга, отрицая, что жаждут внимания.***
Ему было двенадцать, когда статно возвышающийся над ними Том Риддл, прожигая его надменным взглядом, посмел оскорбить Гермиону, назвав «грязнокровкой». В легких Гарри оседала тяжесть. Смесь из ненависти и злости, тушила былую симпатию. — Возьми свои слова обратно, Риддл, — шипит Поттер, подходя к Слизеринцу. — С чего бы? —слышится хмык. — С того, что ты сам не так давно узнал о мире магии, — в зеленых глазах, при виде лица Тома, искаженного гримасой презрения, полыхает пламя гнева. — Ты ничем от нее не отличаешься. — Ты не понимаешь, я… — предложение прерывается, растаяв в воздухе. Риддл замолкает и уходит, оставив озадаченного мальчика, поглаживающего по спине Грейнджер. И вновь игривая судьба разделяет их, ведь лишь время знает, что будь они вместе изначально, то мир осыпался бы крошкой, любые стены превратились бы в пыль, а люди стали бы лишь зрителями необычайно страшного дуэта.***
Ему было тринадцать, когда каждый урок «Прорицаний» сопровождался предсказанием его смерти, а перерывы между уроками превращались в словесные баталии со Слизеренцами, обязательно состоящие только из оскорблений. В особенности, с одним Слизеринцем. «Случайно» брошенная в затылок бумажка, подножка, обзывательства в след. Если бы не предвзятость Гермионы по отношению к факультету Слизерин, то она сочла бы, что двое мальчишек влюблены. Гриффиндорка бы точно задумалась об их взаимоотношениях, если бы увидела, как Гарри, не сумевший справиться с парой кружек сливочного пива, почти что падает на руки Тому Риддлу. Снежные хлопья кружат и искрятся, ледяной воздух проникает в легкие, но Гриффиндорцу так тепло и уютно… Он утыкается носом в шею Тома, смущая того. — Поттер, ты перебрал, — факт, в ответ на который парень лишь мычит что-то неразборчиво. — Я могу сдать тебя старосте, — предупреждает Слизеринец, но в ответ слышит лишь сопение. — Ты так вкусно пахнешь… — бормочет Гарри, вдыхая запах свежей одежды и легкого одеколона, так напоминающий что-то из детства, но воспоминание утекает, как вода просачивается сквозь пальцы. И Риддл вздыхает, не признаваясь даже себе, что хотел бы еще пару минут так постоять.***
Время идет своим чередом, а судьба плетет свою паутину вокруг них. Еще один год проходит в отрицании действительности. Тогда жизнь казалась сложной: интриги, заговоры, новые неизведанные чувства и эмоции. Сейчас же эти воспоминания его согревают, как сладкий мёд в горячем молоке. Ему было четырнадцать, когда он увидел, как смотрят друг на друга два его лучших друга. На душе вновь стало одиноко, как тогда, на вокзале. Бал, суета, звонкий смех и первая любовь. Будто бы над каждым студентом расцвела омела. Для всех - согревающие лучи солнца. Для Гарри же — кучевое облако. И Риддл — образец элегантности и аристократизма. Он ведет по залу симпатичную девушку, идеален и обходителен, как и всегда. Гарри же заставляет свою партнершу скучать в одиночестве, слишком занятый самокопанием и мазохистскими мыслями. И что-то поднимается из легких к горлу, перехватывая дыхание и заставляя кровь прихлынуть к щекам, окрашивая кожу в смешной розовой цвет, стоит лишь Риддлу бросить на него взгляд поверх плеча своей спутницы. Тот хмыкает, и Поттер спешит выйти из душного зала во внутренний двор Хогвартса. Прохладный воздух проникает через одежду к коже, выветривая остатки жары. Ему лишь остается присесть на скамейку и вспоминать взгляд Тома, обращенный к нему. Гарри вертит в руках палочку, а темноту ночи освещает ослепительное голубоватое свечение, постепенно формирующееся в фигуру оленя. Тепло. Один лишь вид «Патронуса» отгоняет все плохие эмоции, что он испытывает. — Ты умеешь вызывать «Патронуса»? — удивление, разбавленное восхищением. — Да, — Гарри поднимает голову на Риддла, и его очки съезжают по переносице назад. Повисает тишина, и Поттер спешит хоть как-то это исправить. — Люпин научил меня в прошлом году. — Видимо, я недооценивал тебя, — Гриффиндорец оскорблен, и взглядом старается испепелить Слизеринца. — Шучу, — Том поднимает руки в знаке мира, затем присаживается рядом с Гарри, пока олень прыгает вокруг них, — Если бы я недооценивал тебя, то даже не обращал бы внимания, — Риддл смотрит в зеленые глаза, которые будто бы светятся от сияния «Патронуса». Поттер смущается и обрывает контакт. — Чего это ты оставил свою девушку одну? — в голосе проскальзывает неоправданная злость, Слизеринец лишь изгибает бровь. — Она отошла к своим подругам, а мне захотелось подышать свежим воздухом, — отвечает Том и с ухмылкой добавляет, — И она мне не девушка, если это тебя так волнует. — С чего бы меня это волновало? — слишком резко возмущается Гарри, отчего сам сморщивается — стыдно, — Хоть с парнем встречайся — плевать. — У тебя есть какие-то предрассудки по отношению… — Стой, нет! — восклицает Гарри, — я не… — взлохматив себе волосы, он продолжает, — Забей. И Том смеется, от чего сердце Поттера дрожит и в тело возвращается прежний жар. — А где же твоя спутница? — Ее увёл какой-то Когтевранец, — он пожимает плечами, даже не волнуясь, а в голосе лишь тягучая скука. — Не везет мне с девушками. — Мне тоже. — Тебе? — неверяще смотрит на Риддла Гриффиндорец, а губы растягиваются в улыбке. — Но за тобой бегает половина Хогвартса! — Влюбляюсь не в тех людей, в одних идиотов, — Том пристально смотрит на Поттера, отчего тот смущается и смеется, но вместо смеха — прерывистый скрип. — А мне казалось, что ты какой-то… — Гарри молчит, подбирая слова, — Ну, бесчувственный, расчетливый, эээ… — затем постукивает пальцами по губам, — Слишком… — зависает, — Идеальный. Он тут же вспыхивает, вжав голову в плечи и бросая взгляд на Риддла, надеясь, что тот ничего не расслышал. — Идеальный? — изгибает бровь Том, а затем наклоняется ближе, — Сочту это за комплимент. — Я-я не это имел ввиду! — Гарри резко встает, затем направляется к замку, оставляя Слизеринца, который смеется ему в след, одного. — Идиот ты, Гарри, — и ветер не донесет последние слова по велению Судьбы.***
И когда ему было пятнадцать, тогда Хогвартс стал серым под надзором Амбридж — отвратительно-розовой бомбы. Пожалуй, с тех пор он ненавидит этот цвет. Она напоминала тетушку Мардж, и с первой же ее вступительной речи — высокий, приторный голос — неприятная дрожь пробрала тело до зуда в зубах. И следом запрет: «Нельзя находиться ближе, чем на метр возле студента противоположного пола.» И следом запрет: «Нельзя колдовать в коридорах Хогвартса.» И следом уроки: «Нельзя колдовать в кабинете.» Злость кипела внутри, Гарри ни разу так не жалел, что не умеет язык держать за зубами. Оказавшись в розовом кабинете Амбридж, стены которого изобиловали изображениями котов, Поттер вертел головой и нервно постукивал ногой. Губы преподавательницы растягиваются в противной предвкушающей ухмылке. — Напишешь «Я не должен грубить», — парень даже опешил от такого простого наказания, — Вот этим пером, — добавляет «жаба». После первого предложения, когда руку начало покалывать, Гриффиндорец осознает, в чем заключается суть наказания. Линии вырисовывает острие пера, разрывая кожу до крови. После полностью исписанного листа, в глазах все еще мелькает эта надпись, сопровождаемая тошнотой и болью. Он выходит из кабинета ослабленным. Рука дрожит и единственная мысль - дойти до своей спальни и лечь спать. Поттер чувствует, как влага стекает по руке, и спешит её прикрыть другой ладонью. Нельзя, чтобы про это прознали его друзья, нельзя создавать проблемы. Ноги, просто от самой мысли, что его только что, практически, пытали, становятся ватными. — Поттер, — помянутый юноша готов застонать, слыша, как позади раздаются стремительные шаги. Руки в карманы, на лице нелепая, кривая улыбка. повернувшись, он приветствует Слизеринца. — Привет, Риддл. Слизеринец прищуривается, осматривая его. — Скоро отбой. — Уже иду в гостиную, — пожимает плечами Гриффиндорец и спешит ускользнуть, но вокруг его запястья сжимаются пальцы Тома, и рывком вытаскивают наружу израненную руку. — «Я не должен грубить», — шок отрадается в темных глазах, что вспыхивают яростью, — Это - после отработки у Амбридж? — Откуда ты…? — Гарри продолжает попытки вырваться из захвата Риддла, — Впрочем, неважно. Скоро отбой, мне надо идти. — Тебе надо обработать рану, — в голосе появляются строгие нотки. И тут Гриффиндорец понимает, что Том не отстанет от него. — Как-нибудь справлюсь, забей. — И умрешь от какого-нибудь заражения. — Ты драматизируешь. И к тому же, тебе же лучше. Том недоуменно нахмуривается. — Что ты имеешь ввиду? — Ну, многолетняя вражда, все дела, — видя реакцию Слизеринца, Поттер немного жалеет, что сказал это. <i> «Да что с ним такое?» — Никогда не воспринимал эту вражду всерьез, — признается тот, затем тянет к себе. — Идем в Больничное Крыло, а затем - к директору, потому что «Кровавое Перо» считается темномагическим артефактом и находится под запретом. — Стой, нет! Не надо! — С чего бы? — Не хочу создавать проблемы. — Тебя пытали, Гарри, — шипит Риддл. — Бывало и хуже, — бурчит Гриффиндорец, затем быстро добавляет, — Что, по-твоему, сделает директор? Амбридж — «правая рука» Фаджа, который медленно сходить с ума, прося «Ежедневный Пророк» публиковать абсурдные статьи о Дамблдоре. Он боится, что директор метит на его место. Нам не поверят. Том замолкает и пристально смотрит на Гарри. Губы чуть приоткрываются, собираясь начать все отрицать, но затем, он отпускает руку парня и ругается. По-маггловски. Поттер готов сохранить это воспоминание во флакончике. — Пойдем, тогда, обработаем твою рану, — вздыхает. — Затем разберемся. </i>***
Ему было пятнадцать лет и что-то изменилось в их взаимоотношениях с Риддлом. Стало комфортно, оскорбления превратились в подколы и шутки, а сам Гарри стал всё чаще искать общества Тома, злясь, что староста так занят. Его, как моль тянуло к свету. И как же будоражило его опьяненное сознание то, когда слизеринец случайно касался его ладони, невзначай проходился рукой ему по спине или поправлял спутанные волосы. Кожа горела после прикосновений, и парень хотел большего, стараясь игнорировать неразбериху в мыслях. Разум заволокло дурманящей пеленой тумана.***
Гарри было шестнадцать. Он старался не думать о том, что произошло с Амбридж. Тактильность Слизеринца повышалась. Теперь длинные пальцы частенько перебирали волосы Гарри, а при разговоре Том подходил слишком близко и любил наклоняться, чуть ли не дыша юноше в шею, вызывая мурашки по всему телу. И Гарри уже было плевать, что думают остальные, Риддл стал для него кем-то большим: не враг и не друг. Ближе. И наверняка ему стоило бы начинать беспокоиться, когда в школе начались беспорядки: окаменевшие тела студентов, кровавые надписи, массовая истерия и страх. Угроза закрытия школы… Но Поттер плевал на появившиеся запреты, сбегая по ночам к Тому. Воспоминания об этом были размыты (мутный взгляд из-за отсутствия очков): руки на теле и недопитый огневиски. Всегда возвращался с алыми щеками, в мятой рубашке и с перекинутым через плечо галстуком. На лице - прилипшая улыбка, а в душе — шипящая и пузырящаяся, как шампанское, радость. Риддл даже и не переживал за Гриффиндорца, хотя обычно, был излишне обеспокоен безопасностью парня. Но не в этот раз. Туман рассеялся, когда умерла Миртл. Призрачная угроза стала материальной. Всё было мрачной случайностью для Гарри, а для игривой судьбы, что вплетает красные нити в жизнь юноши, лишь забавой. — Том, ты убил её, — сухо. — Этого не было в планах, — он впервые видит, как паника застилает глаза Слизеринца. На полу женского туалета лежит девочка. Кажется, она просто спит и вот-вот проснется, но в воздухе висит мертвая тишина, оседая тяжестью в легких. — Гарри, никому не слова, — шепчет Риддл, склоняясь над Миртл. — Иначе ты попадешь в Азкабан? — Гриффиндорец сглатывает. Всё это походит на сюрреалистический сон. — Может, даже «поцелуй» дементора… Поттер резко втягивает воздух, и только потом он замечает, как кровь отхлынула от конечностей и парня мелко колотит. К горлу подступает тошнота. — Что мне нужно делать? Темные глаза еще пару секунд разглядывают Гриффиндорца. Затем, Риддл тихо, с теплотой в голосе, шепчет, — Спасибо.***
Наконец, ему исполнилось семнадцать. Произошедшее скрепило отношения двоих парней, а нити Судьбы полностью вплелись в их жизни. Гарри забыл о родственниках, о мрачной и безрадостной сухой маггловской жизни, разделяя с Томом комнату в «Дырявом Котле». Тревогу и страх, что проявлялись во снах в виде мертвой Миртл, запер далеко и старался о них не думать, несмотря на то, что они так рьяно преследовали его в кошмарах. Будни их были до необычности просты и прекрасны. Том, ворчащий, со спутанными волосами; запах жарящейся яичницы; пропахшее потом помещение, которое Риддл очищает одним заклинанием; и глупо улыбающийся Поттер, который по-прежнему не может осмыслить свои отношения со Слизеринцем. Это… до странности восхитительно. А еще, Риддл был щедрым на прикосновения, постоянно смущая Гриффиндорца, и жутким собственником. Когда юноши пришли в кафе «Мороженое Фортескью» встретиться с Гермионой и Роном, Том всем своим видом хотел показать, что Поттер — его. На такое поведение Слизеринца он закрывал глаза, ему это даже льстило. Всё в Томе сводило с ума — шепот, нежные прикосновения, и даже то, что его принимала остролистовая палочка Гарри. Но нечто странное просыпалось временами в Слизеринце, темно-синие глаза вспыхивали багрянцем, возвращая смуту в душу его любовника. Ведь Гарри всего семнадцать. А за свою короткую жизнь, он стал свидетелем слишком многих смертей, которые он мог бы остановить. Уверенный, пропитанный холодной яростью голос, произносящий непростительное заклятье, луч с мертвенно-зеленым оттенком. Поттера преследовали кошмары, он понимал, что падает в пропасть без возможности выкарабкаться. Гарри любит Тома, а Том — Гарри. Незыблемая истина.***
В целом, он и не желает выбираться из этой пропасти. Они на седьмом курсе. Влюбленные, встревоженные, невообразимые и исключительные. Все разинув рты смотрят на их переплетенные руки и видят: в вечно серьезном Томе - вальяжность, а в вечно наглом Гарри - робкое смущение. Экзамены позади, вместе с бессонными ночами и голосом Тома над ухом, что ворчливо просит выучить материал, а впереди — бесконечность, отражающая мириады звезд. Плывя на лодках через Хоглэйк, они с грустью оставляют в прошлом отрезок своей жизни в волшебной школе, вступая в новый период жизни, с куда более зыбкой почвой. — Ты и дальше будешь работать в «Горбин и Бэркс»? — Временно, — уверенно отвечает Том. — Но тебе предложили в Министерстве столько вакансий, — возмущается Поттер. — У меня свои планы, — по-кошачьи растягиваются губы, а в глазах с красными всполохами разрастается что-то нечеловеческое, вмиг пропавшее, когда Риддл тянется за поцелуем.***
Гарри больше не одиннадцать, не пятнадцать и даже не семнадцать. Жизнь больше не делилась на черное и белое, а стала кособоким, как-будто бы спутанным, клубком. Совесть, справедливость и правильность происходящего перестали волновать, преследуя его большую часть времени белым шумом. Он с испугом смотрел, как гладкая кожа на руке Тома была испорчена порезом, из которого текла кровь. Поттер прекрасно знал, что душа Риддла истерзана и смерть его больше не страшит, но ком тревоги всегда застревал у Гарри в горле, когда его любимый был в шаге от смерти. Приложив ладони к порезу, он исцелил рану и лишь запекшаяся кровь, оставшаяся на мантии, была свидетелем небольшой раны. Отдел Тайн — неотъемлемая часть Министерства Магии, наполовину превращена в обломки. Они вдвоем отделились от группы «Пожирателей», не зная, что с ними, но уверенные, что те потом и кровью выполнят поручение. — Что это за помещение? — бросил Гарри, видя в темноте отблески стекла. — Зал предсказаний, — прошептал Риддл с долей трепета. Поттер был уверен, что в голове бывшего Слизеринца проскользнула мысль: «Что уготовила мне судьба?». Время здесь как-будто застыло, умиротворение растекалось по телу. И даже шаг сделать было страшно, не хотелось нарушить эхом тишину. И среди тысяч и тысяч стеклянных шаров, в которых запечатаны слова Судьбы, он нашел запылившуюся, невзрачную надпись «Гарри Поттер», сердце ухнуло. — Том, — голос охрип, безобидная надпись вызывала необъяснимый страх. — Возьми, — и Гарри последовал совету мужчины, вспотевшими ладонями обхватив шар. Потусторонний голос заговорил, обрекая двух людей на проклятье. Слова с болью впечатывались в души, Гарри смотрел в багровые глаза Тома, а Том — в переполненные неверием зеленые глаза напротив. Пальцы разжались, звон битого стекла отразился по всему помещению. — Не верю! — в душе вместо печали разливалась злоба. — Бред!!! Риддл молчал, и лицо его, как всегда, выражало лишь равнодушие, но Гарри чувствовал, знал, видел, как тьма окутывает мужчину. «И один из них должен погибнуть от рук другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой…» Гриффиндорец давно решил связать свою жизнь с Томом, еще тогда — в темном и холодном женском туалете, с лежащей на кафельном полу мертвой девочкой. Но не таким образом, на какой обрекла их предсказательница. Или Судьба, что насмехалась над двумя волшебниками. Их безмолвный разговор прервало жжение, расплывшееся под кожей, из-за татуировки на руке, в виде черепа со змеей. — Они забрали, то что было нужно, — слишком быстро проговорил Темный Лорд, — Идем, — словно и не было никакого пророчества. Гарри было уже далеко не четырнадцать, и жизнь больше не ощущалась, как горячее молоко с медом, а оставалась на языке привкусом горечи, который они пытались заглушить алкоголем и поцелуями. Они сидели в гостиной, в поместье Риддла, огонь, что беспорядочно полыхал в камине, окрашивал комнату оранжевым. Несмотря на уютную обстановку, тишина и напряжение давили. Пророчество эхом отдавалось в мыслях. Гарри давно для себя решил, что готов встретить смерть. Даже если и от ЕГО руки. Старая пластинка крутилась в патефоне, приглушая мысли. Риддл встал. Поттер лишь поднял на него глаза, ожидая, что тот сожмет в руке палочку и направит прямо на него, но вместо этого Том протянул приглашающе ладонь. — Потанцуем? — в морщинках возле глаз появилось озорство. Гарри от неожиданности усмехнулся но руку принял охотно. Давление пропало, и тело расслабилось в объятиях Тома, который, пренебрегая всеми правилами вальса, просто обхватил его одной рукой за талию, а пальцы другой сплел в замок с пальцами Поттера, по-маггловски покачиваясь в такт с мелодией. Гарри с тихим смирением положил подбородок на его плечо, прижавшись плотнее. — Когда ты меня убьешь? — Риддл застыл, а в груди Поттера расцветала уверенность, что это их последний танец. — Никогда, — холодно ответил бывший Слизеринец голосом, в котором тлела необъяснимая ярость. — Почему ты злишься? — Потому что ты посмел подумать, что я тебя отпущу, — они возобновили движение. — Но я могу стать твоей гибелью, и в будущем — слабостью, — возмутился Поттер. — Ну и будь, — небрежно бросил Темный Лорд, — Я не против, если ты не дашь мне «жить спокойно». Гарри рассмеялся, запрокинув голову назад. — Даже если эта жизнь будет длиться бесконечность? Они смахнули тяжесть пророчества с душ, кружась в танце по гостиной. — Звучит заманчиво, — Том коснулся его губ, как тогда, в школе.***
Даже если прежний мир не вернуть. Не вернуть прежнюю беззаботность, сладость и спокойствие, потому что всё развалилось в руинах прошлого, а время продолжает безжалостно идти. Единственное, что остается неизменным, одна незыблемая истина: Гарри любит Тома, а Том — Гарри.***
И мир осыпался крошкой, стены превратились в пыль, а люди стали зрителями необычайно-страшного дуэта. И возраст уже давно не имеет значения, ведь их ждет — бесконечность.