* * *
— Пока, сенпай! Выйдя за територию школы, мы обменялись с Сумире, ученицей по обмену из Японии, «прощальными» объятьями. Познакомились мы с ней как раз в этом году и хорошо сдружились. Она помогала мне с японским, если я что-то не понимала, а я ей с корейским. Но не смотря на нашу с ней довольно близкую дружбу, всë равно Аояги была не Хëнбин. С японкой я не могла проводить время, как с Ким. То, что между мной и Сумире - это банальная девчачья дружба, а то, что мы чувствовали вместе с Хëнбин - что-то, совсем другое, более интимное (да простят меня все за такие мысли и слова). Дождавшись, когда младшая зайдëт за поворот возле учебного заявления, я включила свой мобильник, который был выключен всë время, пока я была на уроках. Если честно, то я не надеялась, что будет хотя бы один пропущенный звонок. Мне никто, кроме Соын, что живëт на соседней улице, и мамы (я уже давно мачеху начала называть мамой) никто не звонит. Но пропущенные были, и количество их равнялось чуть больше десятка. И какого было моë удивление, когда узнала, что все они были от мамы. Забеспокоившись, я набрала еë номер, молясь о том, чтобы ничего не случилось. Мама мне первая после школы никогда не звонит, она, в основном, ждëт, когда я первая позвоню, ведь не хочет меня отвлекать от занятий. Длинные гудки били по мозгу, раздражая больше, чем просто ожидание голоса вызываемого абонента. Наконец они закончились, и в трубке послышались то ли всхлипы, то ли непонятно какие звуки. — Что случилось?.. – впадая в изумление, спросила я. Не нравилось мне это. Ой как не нравилось. — Суджин... Мама Хëнбин... Она... – через всхлипы пыталась выдавить из себя, но получалось это у неë очень плохо. — Она ехала.. На машине и... Ехали по встречке... В сердце больно кольнуло от осознания того, что пыталась сказать мама. Мне не нужно было продолжения, я и так поняла. — Она погибла?... Я не хотела слышать ответ, не хотела. Очередной поток всхлипов по ту сторону трубки говорил сам за себя. — А Хëнбин? – собрав мысли в кучу и попытавшись сделать шаг к дому, чтобы не упасть, спросила я. — Она была в школе... – сказала мама, попытавшись немного успокоиться. Еë нельзя упрекнуть в несдержанность своих эмоций, по крайней мере сейчас, когда погиб дорогой ей человек. Слëзы облегчения за жизнь Ким, скатились с глаз, оставляя на щеках мокрые дорожки. Только вот я не подумала, что смерть твоей мамы, разделит нас на несколько долгих лет...* * *
Я смутно помню похороны, как будто их вообще не было. Помню только то, как ты плакала, прижимаясь к какому-то парню, которого я не знала. Да я особо и не интересовалась твоим кругом общения, ты сама мне про кого-нибудь рассказывала, если считала нужным. К нам с моей мамой ты подошла всего один раз, даря крепкие объятья, которые искали поддержку. И ты знала, что от меня еë всегда получишь. После ты снова ушла к нему. Не знаю правильно это или нет, но всë то время, когда ты была рядом с ним, внутри меня что-то трещало. Что-то очень похожее на ревность, но я не могу утверждать точно. Этого не должно быть...* * *
После, ты словно испарилась. Я пыталась тебе писать во всех социальных сетях, в которых ты когда-то была зарегистрирована, но ты не отвечала. Звонила каждый день по пять раз как минимум на твой номер, но каждый раз странная тëтка отвечала, что «вызываемый абонемент не отвечает». Я ждала от тебя хотя бы весточку, но абсолютно ничего не было. Первое время, постоянно, по ночам просматривая наши совместные фото, я рыдала в подушку, которую всего совсем недолгое время назад иногда заменяла мне твоë плечо. Тогда для меня это было лишь показателем того, что ты мне дорога как подруга. После мне удалось кое-как смириться, или мне это только казалось. И я в точности помню каждое твоë слово в нашем последнем разговоре... Было только пять часов утра, но я не спала, и ты, похоже, тоже. Телефонный звонок раздался совсем неожиданно, и я быстро, чтобы не разбудить родителей, которые спали в соседней комнате, взяла трубку, уходя из своей комнаты, даже не посмотрев, кто звонит. Я уже не надеялась тебя услышать... — Привет, Сонсон, – твой голос тогда заставил моë сердце сжаться. Настолько он был хриплым и совсем не радостным. — Привет, – выйдя из дома в сад, я перевела дыхание. Не знаю почему, но мне совсем не хотелось чтобы наш с ней разговор кто-то услышал. - Как ты? — Сойдёт, – ответила ты, хотя мне почему-то показалось, что уж точно не «сойдëт». Между нами повисла уже ненавистная мне тишина. Мы хотели друг другу что-то сказать, но что-то нам мешало. — Что ты ко мне чувствуешь? – первая спросила я, даже не надеясь на ответ. Точнее на ответ, который был мне нужен... Мне почему-то показалось, что ты тогда улыбнулся. Не знаю почему, может я просто уже сошла с ума, а может что-то другое. Я уже не знаю, что это, Хëнбин. — Я люблю тебя, – ответила тогда ты, и мне показалось, что после был слышен твой всхлип. Почему ты плачешь, Хëнбин? — Знаешь, Сонсон, я поняла это ещё тогда на детской площадке. Уже тогда я начала понимать, что это ни к чему хорошему не приведëт, – несмотря на всхлипы твой голос был толи радостный, толи...счастливый? — Но ты же понимаешь, что мы не можем быть вместе... Я-то понимала, из-за чего всë время молчала о том, что это я любила тебя взаимно... — Прощай. Это было последнее, что ты тогда сказала, даже не давая и словечка мне. Слëзы потекли, и я не замечала их. Я судорожно пыталась до тебя дозвониться, но в ответ получала только длинные гудки. Я пыталась тебе написать, но ты меня заблокировала во всех социальных сетях, в которых ты была зарегистрирована. И я даже не успела тебе сказать, что тоже люблю тебя, Хëнбин...