Bad Habits/Плохие привычки

      Зависимость проявляется во многих формах.       Каждый выбирает свой яд, чтобы избавиться от жажды. Для некоторых это принимает форму зелья или таблеток. Другие полагаются на галлеоны, людей или алкоголь.       У Гермионы развилась удивительная зависимость.       Стук обуви по кафельной плитке в коридоре заставляет ее пульс учащенно биться от обещания того, что должно произойти.       Сосредоточившись на каждом вздохе, Гермиона не отрывает глаз от дальней стены. — Не шевелись, — его команда, данная перед уходом, до сих пор звучит в ее голове.       Обнаженная и стоящая на коленях, она выполнила указание, зная, что это только первая из многих задач, которые он прикажет выполнить сегодня вечером.       Естественное стремление подчиняться делает его легким.       Похвала — ее любимый наркотик.       И она всегда готова из кожи вон лезть в поисках следующей дозы.       В школе это были выдающиеся достижения и знание того, что все ее действия были частью общего блага. В Министерстве это продвижение на пути к карьерной цели.       Но несколько часов в неделю она позволяет себе гоняться за разным кайфом.       Подтверждение хорошо выполненной работы.       В отличие от всего остального, ее разум не является ключевым компонентом в погоне за этим удовольствием. По крайней мере, это не должно быть.       Драко Малфой научил ее этому.       Их отношения далеки от обычных, но она всегда отклонялась от ожидаемого пути, когда цель оправдывала средства. Хотя конец договоренности не ясен, им придется поговорить, чтобы понять такие вещи, конец каждой встречи более чем компенсирует любой стыд, который она может чувствовать за то, что потворствует этим конкретным наклонностям.       Предвкушение дразнит кайф, за которым она гонится.       Работа оставляет ей мало времени, чтобы позаботиться о себе или удовлетворить свои более первостепенные потребности. Поначалу тяга к тому, кто заставляет ее делать именно это, была шоком. Но теперь у нее появился вкус, пока это сопровождается опьяняющими обещаниями его похвалы и облегчением, которое может дать только он.       Признание и вознаграждение за тяжелую работу всегда заставляли ее чувствовать себя легко и желать большего.       Неудивительно, что она жаждет одобрения и в других сферах своей жизни. — Хорошая девочка. Ты так мило сидишь для меня, Зверушка.       Ее пульс пропускает удар.       Она не слышала, как он вернулся.       Кличка звучала унизительно, когда он впервые предложил её, но нежности вроде «детка» и «милая» казались слишком любезными и неуместными для развратных сцен, которые она надеялась разыграть. Теперь это прозвище, которое она носит как маску, оправдание и причину своего поведения, объединенные в одном.       Румянец заливает ее щеки, когда Драко пересекает комнату и крепко кладет руку ей на плечо. Колени болят от плитки, спина болит от положения, но это небольшая цена за обмен. — Ты готова?       Опущение ее подбородка излишне, когда с губ срывается стон. — Хорошая девочка, а теперь подожди меня на кровати с закрытыми глазами.       Дрожащие ноги подводят Гермиону к краю кровати, и она заставляет себя сосредоточиться на задаче. Иногда он начинает сцену полностью одетым, но сегодня он так же раздет, как и она. Порыв повернуться и осмотреть его почти невыносим — посмотреть, сжата ли его челюсть от сдерживания или остекленели его глаза от потребности, не опух ли уже его член.       Но она знает, как это должно происходить.       Она всегда быстро училась.       Ведь столько же, сколько она узнала о себе, она многое узнала и о нем.       Драко многогранен, но он не из тех, кому нравится, когда его изучают, как текст. Особенно во время сцены. В любом случае, осматривать его сейчас было бы бесполезно. Он отложил свою публичную персону, подготовился за время своего отсутствия и взял на себя роль того, кем он ей нужен для этого.       Подобно актеру, играющему свою роль, Сэр имеет свои особенности, и он не тот, кого она хочет анализировать.       Ее костюм — это согласие, а его — уверенность.       Вместе они составляют соответствующий набор.       Гермиона больше не искушает себя. Вытянувшись спиной на шелковых простынях, она закрывает глаза и ждет.       Терпение, в конце концов, является добродетелью.       Этот урок был усвоен на практике, и хоть она никогда не любила ждать чего-либо, она ценит эту прелюдию.       Первый акт их игры — подготовка.       Драко лежит рядом с ней, достаточно близко, чтобы чувствовать, но она не может видеть. Он не торопится, связывая ее запястья своим галстуком, проверяя на прочность, прежде чем стон одобрения заставит ее сердце биться чаще.       Легкие, как перышко, кончики пальцев скользят по ее рукам к бокам, повторяя изгибы ее фигуры. — Ты сделала то, что я просил тебя на этой неделе, Животное? — Да, Сэр. — Не обученная искусству обольщения, ее реакция естественна, когда она прижимает бедра друг к другу. — Я ничего не использовала. — Даже пальцы? — Нет. — Идеально. — Драко просовывает руку между ее бедер с явной просьбой. — Сколько дней прошло с тех пор, как ты была у меня? — Шесть.       Стыду нет места в такой сцене. Ей потребовалось некоторое время, чтобы обрести уверенность, чтобы обнажить себя без желания прикрыть части своего тела, но он поклонялся каждому дюйму обнаженной кожи своими губами, зубами и языком.       Раздвинув ноги, она вздрагивает, когда его пальцы дразнят промокшие складки ее вульвы.       Давление на ее запястья напоминает ей, что она не имеет власти над тем, как он решит извлекать удовольствие из ее тела.       Как и большинство хищников, Драко любит поиграть со своей добычей, прежде чем сожрать её.       Прелюдия не нужна. Длинные тонкие пальцы скользят внутрь нее без сопротивления.       Вздох открывает ее рот настолько, что он может скользнуть языком внутрь. Он целует ее, пока ее конечности не становятся тяжелыми, и инстинкт дотянуться до него становится задачей, превышающей ее нынешние способности.       Непрерывный поток похвал наполняет те моменты, когда они вынуждены помнить, что нужно дышать. Он омывает ее разум, распространяя тепло по ее венам, и она выгибает грудь, предлагая.       Между его пальцами, широко растягивающими ее, и его зубами, сжимающими ее остроконечные соски, она знает, что ей не потребуется много времени, чтобы кончить.       Он вооружен каждой отрепетированной репликой, чтобы эта постановка прошла без сучка и задоринки.       Как только ее пальцы на ногах начинают сгибаться, и у нее перехватывает дыхание, он вытаскивает пальцы. — Открой глаза, — Драко говорит это так, будто это приказ.       Ей требуется лишняя секунда, чтобы выполнить действие. Ее тело все еще покалывало, когда намеки на освобождение отступали настолько, что она подчинилась. — Хорошая девочка. Посмотри на меня. Видишь, какой беспорядок ты устроила? — Два его пальца промокли, когда он подносит их к губам и облизывает. — Чертовски божественно. Хочешь попробовать, Животное? — Я … — Она? Нет, не совсем, но блеск в его глазах обещает кайф, ради которого она пришла сюда. — Пожалуйста, Сэр. — Не достаточно хорошо. Боюсь, твоё колебание было очевидным. Я знаю, что ты можешь добиться большего. Попроси меня любезно, можешь ли ты облизать мне пальцы, и, может быть, я подумаю об этом. — Пожалуйста, сэр, могу я попробовать себя на ваших пальцах? — Попробуйте еще раз. Именно так, как я сказал на этот раз. — Пожалуйста, Сэр, можно я оближу ваши пальчики?       Дело не в том, что Гермиона хочет попробовать себя на вкус, они уже делали это раньше, и ей все равно, но то, как он смотрит на нее, слишком заманчиво, чтобы пройти мимо.       Конец этого первого акта все равно не для нее.       Заключительная сцена посвящена ему.       Ее глаза не отрываются от его непоколебимого взгляда, когда он проводит пальцами по ее губам. Она с легкостью всасывает их, но не останавливается. Вдавив щеки, она втягивает его настолько далеко, насколько позволяет ее горло. — Пока достаточно. — Драко обхватывает ее челюсть другой рукой, проводя большим пальцем по ее щеке. — Готова ли ты к следующему заданию?       Ее кивок заставляет его кончики пальцев ударить ее по горлу, но она не давится, пока он их не вытаскивает. Она надеется, что он не заметил. — Хорошая девочка. Откинься на подушки для меня. — Да, Сэр. — Она двигается настолько быстро, насколько позволяет ее тело.       Поначалу это немного неловко, когда ее запястья все еще связаны над головой, но он шепотом магии стягивает их вниз и кладет ей на колени. Он стоит на коленях, ее лицо на уровне головки его члена. Она зачарованно наблюдает, как он дергается под ее пристальным вниманием, пока не оказывается достаточно близко, чтобы она могла его лизнуть. Желание пытается подтолкнуть ее вперед, пока логика не напомнит ей, что он будет диктовать условия. — Открой широко, Животное.       Драко крупнее любого из ее предыдущих партнеров, но Гермионе всегда нравились вызовы, и она пришла подготовленной с зельем, которое уже было в ее организме, и желанием сделать больше, чем просто повиноваться.       Она хочет произвести на него впечатление. — Вот так. Так же, как… Черт, — Драко шипит, и его бедра дёргаются вперед.       Каким бы нежным ни было каждое прикосновение в первом акте, изящество отошло на второй план.       Он выходит ровно настолько, чтобы снова войти. На этот раз она наклоняется вперед, принимая его длину, дюйм за дюймом, пока ей не приходится вытянуть губы вперед, чтобы покрыть как можно большую часть его члена.       Его слова неразборчивы, но намерения ясны.       Похвала льется с его губ, как вода из фонтана, но вместо того, чтобы успокаивать, она разжигает тлеющие угли нужды глубоко в ее душе.       Он задает устойчивый темп.       Отвисшая челюсть, она сосет его член так глубоко, как позволяет ее горло, заполняя все доступное пространство. — Думаешь, ты умная, Животное?       Длинные пальцы путаются в ее кудрях, затем скручиваются, и он тянет ее назад, пока его член не выскальзывает из ее губ. Укол боли умножает ее удовольствие. — Что ты сделала? — Я… я приняла зелье. Я хотела… — у нее перехватило дыхание, когда она снова пытается вырваться. — Я приняла зелье, Сэр. Чтобы помочь с моим рвотным рефлексом.       Он цокает, запрокидывая ее голову назад, одной рукой все еще запутавшись в ее волосах, а другой проводит по ее горлу. — И я давал тебе на это разрешение?       Волна сожаления накатывает на нее, слезы наворачиваются на глаза. — Нет, Сэр. — Что, если я скажу, что мне нравится смотреть, как ты давишься моим членом, Животное? — Я… — Ей хочется опустить подбородок и отвернуться, но его хватка остается непоколебимой, поэтому вместо этого она опускает глаза. — Простите, Сэр. Я просто… А-а-ах…       Неестественный угол сгибает ее шею назад до боли. Он встречает ее посередине, достаточно близко, чтобы она увидела каплю пота на его виске. — Посмотри на меня, Животное.       Когда она это делает, слезы уже затуманивают ее зрение. Если бы она все еще была Гермионой, с достаточным присутствием духа, чтобы понять это, плач мог бы показаться чрезмерной реакцией, но Животное его подвело. Оказавшись в потоке освобождения — эмоционального, ментального, физического — реакции ее тела определяются потоком его требований. Секунды тикают в тишине. Он наблюдает за ней, как за главным героем их пьесы, анализируя каждое движение. Мошенническая слеза стекает по ее щеке. — Знаешь, почему я расстроен?       Гермиона всхлипывает, желая, чтобы ее голос звучал ровно. — Нет, Сэр. — Попроси меня сказать тебе. — Пожалуйста, Сэр, скажите мне, почему вы расстроены. — Потому что, — Драко ослабляет хватку на ее волосах, и ее скальп сжимается, когда он вытаскивает руку из спутанной мешанины только для того, чтобы схватить ее за подбородок и притянуть ближе. Теперь между ними едва осталось расстояние для полноценного вдоха. — Все, что ты делаешь, — на мое усмотрение, понимаешь? — Да, Сэр, — шепчет она. — Ты знаешь, почему тебе больше нельзя кончать без меня? Нет, скажи мне. Кивка недостаточно. Используй свои слова. — Потому что я… — Гермиона, сглотнув ком в горле, моргает сквозь слезы. — Вы хотите быть тем, кто заставит меня кончить, Сэр. — В этом ты не ошибаешься. — Его хватка сжимается крепче, большой палец прижимается к ее челюсти, и он сжимает губы так, что они касаются ее собственных. — Но и ты не совсем права. Тебе не разрешено кончать без меня, потому что твоё удовольствие принадлежит мне. Пока мы этим занимаемся, твое тело принадлежит мне, Животное, и ничто не будет влиять на тебя без моего разрешения. Это включает в себя зелья.       Она пытается кивнуть, но пошевелиться невозможно. — Это понятно? — Д-да. — Ей требуется всего доля секунды, чтобы осознать свою ошибку, и она исправляет ее как можно быстрее. — Да, Сэр. Больше никаких зелий. Поняла. — Хорошая девочка. — Драко ослабляет хватку на ее челюсти и захватывает ее губы.       Его поцелуй — это наказание — жесткое и резкое с нотками боли. Он прикусывает ее губу и глотает ее стоны, отстраняясь ровно настолько, чтобы снова поднять ее руки над головой.       Второй акт пошел не по сценарию, и она изо всех сил пытается найти реплики для остальной части постановки, но она знает, что он будет вести ее через сцену, как будто ведет танец, который знал всю свою жизнь.       Заключительный акт начинается с произнесенного шепотом заклинания. Давление на ее запястье ослабевает, и его галстук разматывается сам собой. — Держи руки вот так. Докажи мне, что ты можешь слушаться мои команды, и, может быть, я позволю тебе кончить раньше, чем я.       Это пустая угроза. Драко никогда не оставляет ей ничего, кроме костей и измученности. Тем не менее, она играет свою роль. — Да, Сэр. — Ты знаешь, что получают хорошие маленькие девочки, Животное? — Его тело представляет собой солидный вес, прижимающий каждую кромку мышц к ее изгибам, пока они не соединятся, как недостающие части в головоломке удовольствия. — Хорошие девочки получают угощения. Это то, что ты хочешь? — Д-да, Сэр. — Она облизывает губы, глядя на него сквозь тяжелые веки. — Пожалуйста.       Гермиона не хочет ничего, кроме как оставить следы на его голове и разрушить его хладнокровие, но она держит запястья скрещенными, прижатыми к подушке, и не двигает ни одним мускулом. — Я хочу, чтобы вы трахнули меня, Сэр. Пожалуйста, пожалуйста, заставьте меня кончить.       Каким бы собранным он ни казался, эффект ее слов неоспорим в весе его взгляда. — Такой хороший питомец.       Они так близко, что она могла бы поцеловать его, но удержать нить самоконтроля уже сложно. Она знает, что если позволит себе погрузиться в прикосновение его губ, ее тело будет двигаться так, как не позволяли его команды.       Эхо ее вздоха звучит как физическое прикосновение, и плавное скольжение его члена, когда он входит в нее, прерывается толчком.       Она двигает мускулами, которые он может только чувствовать, сжимаясь вокруг него, пока он не выдыхает. — Мой идеальный маленький питомец течёт для меня, не так ли?       Стон — это все, на что она способна. — Так чертовски тесно. — Драко держится над ней, согнув локти и обхватив ее голову, прижимая свое тело к её, пока единственное оставшееся пространство остается для воздуха в ее легких. — Ты скучала по этому, Животное? Ты скучала по тому, как я тебя трахаю?       Гермиона закусывает губу и кивает, но Драко засовывает большой палец ей в рот и держит за челюсть. — Скажи это, Животное. Скажи мне, что ты скучала по моему члену. — Я… — Один сильный толчок превращается в два, и он убирает большой палец, чтобы она могла говорить. — Я скучала по тебе. Я скучала по тебе, — выкрикивает она. Руки болят от неподвижности. — Пожалуйста, Сэр. Пожалуйста, позволь мне прикоснуться к тебе.       Вместо ответа он протягивает руку, просовывая пальцы под одной из ее рук и удерживая ее на месте. Это похоже на разрешение, потому что она хватается за его спину свободной рукой и вонзает ногти в напряженные мышцы.       Драко зарылся лицом в ее шею и ключицы, прижавшись к скользкой от пота коже.       Он так близко.       Она чувствует пульсацию его члена, и она наполовину обезумела от потребности кончить, но покалывания в пальцах ног недостаточно. — Пожалуйста, сэр. Мне нужно…       Он знает.       Он всегда знает.       Новое открытие, игра с дыханием — это само по себе кайф.       Крепкая хватка его пальцев по всей длине ее горла сжимается, пока голова не закружится, тонет под невесомостью пустого разума. — Я понял тебя, Животное. — Бедра Драко начинают заикаться, и он впивается зубами в изгиб ее плеча. — Будь хорошей девочкой и кончай за мной. Покажи мне, как сильно ты хочешь меня, и просочись сквозь простыни. Твоя тугая маленькая пизда жаждет кончить. Я чувствую это. Сжимая меня так…       Спина Гермионы выгибается, и его пальцы сжимают ее руку.       Ее кульминация — финальная сцена.       Но сценарий, которому она должна следовать, расплывается, а ее костюм трещит по швам.       Запустив пальцы в его волосы, она притягивает его губы к своим и высасывает воздух из его легких. Она целует его с намерением, которое не позволяет себе сказать. Какими бы совершенными ни были эти сцены, как бы она ни нуждалась в этом от него, близость, когда мы делимся чем-то таким простым, как дыхание, — это страстное желание, которое подкрадывается к ней.       Подобно разным наркотикам, его направление дает ей кайф, но преданность в его поцелуе — сокрушительное откровение.       Спустя долгое время после того, как он кончил, и его член начал смягчаться, их губы еще не разжались. — Боги, ты…       Гермиона не хочет говорить. Его маска опущена, а костюм изорван. Она видит трещину в фасаде, в которую она не хочет ничего, кроме как вторгнуться, пока трещина не станет достаточно широкой, чтобы она могла проскользнуть внутрь.       Ненасытно жаждя этой его частички, которую он никогда не позволял ей видеть, она изливает все свои желания, которые не может выразить словами, в изгибе языка, царапанье его головы и сжатие губ.       Бессмысленная и ищущая другое лекарство, она едва замечает, как он поворачивает их обоих. Прижавшись к его груди, она, наконец, чувствует, как гравитация разума вытаскивает ее из глубин пространства, которое только он когда-либо показывал ей.       Над их сценой опустился занавес, все три акта позади, но эпилог всегда ее любимая часть.       Драко держит ее так, словно она бесценна.       Каждое прикосновение медленное и приятное, и он обводит ее изгибы так, как будто они хрупкие. Больше похоже на разметку стратегической карты, чем на битву, он дает ей время, чтобы справиться с массой эмоций, оставшихся после их сцены.       Смущение и стыд воюют с затянувшимся кайфом удовольствия.       Его сперма вытекает из нее, и если бы она могла пошевелить хоть одним мускулом, она бы втолкнула ее обратно, чтобы удерживать любую часть его так долго, как только могла.       Послесвечение купает их обоих в благоговении, и она засыпает, даже не подозревая, что это произошло.

***

      Гермиона просыпается в темноте.       Объятие вокруг ее талии крепкое и надежное. Она моргает раз, другой, пытаясь вырвать хоть одну нить воспоминаний, прежде чем влажность под ней напомнит ей о том, как она сюда попала. Она поворачивается в его объятиях так осторожно, как только может.       Драко слишком быстро проснулся, будто он и не пытался заснуть.       Луна просачивается сквозь занавески, отбрасывая приглушенное сияние на его черты. В его глазах нет мутной дымки покоя, и в них сквозит нежность, от которой у нее болит в невидимых для него местах. — Я должна… — Зевота застает ее врасплох. — Извини, я, наверное, должна… — Останься, — шепчет он. — Ложись спать, Грейнджер.       Разрешение заставляет ее тяжелые веки закрыться.       Позже она будет винить свой помутившийся сном разум в том, что она упустила из виду свое настоящее имя, произнесенное из его уст, и пропустила самый большой сдвиг в их отношениях. Драко не просил своего питомца остаться на ночь, он попросил Гермиону, и, если она не ошибается, его маска перед этим тоже спала.       Гермиона уже не в первый раз задается вопросом, пристрастилась ли она к Драко или к тому, что он ей дает.       Она задается вопросом, есть ли способ получить и то, и другое. Ей интересно, как мог бы выглядеть сценарий этой сцены.       Зависимость проявляется во многих формах, и ее тяга ненасытна, но, может быть, он кайф, за которым она может гнаться.