Посмотри на небо

Армин проснулся совершенно невыспавшимся и дезориентированным от звука колокола с центральной башни. Давно он не спал так долго, но он совсем не чувствовал себя отдохнувшим. Его тело одеревенело от того, что он уснул в одежде, а внутри он ощущал себя совершенно опустошенным. Он растер ладонями глаза и сел, тихо выругавшись про себя, пока его товарищи вокруг кряхтели и готовились к новому дню. Сон, который он видел этой ночью совсем не помог. Последнее что ему было нужно, так это наглядное напоминание о том, что он так старательно пытался забыть… и его сердце на мгновение остановилось, когда он вспомнил холодное поведение Эрена прошлым вечером. Пожалуйста, пожалуйста, пусть ночь заберёт его гнев… Сейчас он чувствовал леденящий ужас, поселившийся у него под грудной клеткой, такой же самый, что охватил его после ночи возвращения Стены Мария. Пока он переодевался, воспоминания о прошлом вновь нахлынули на него; теперь, когда этот шлюз был открыт, они просто возвращались из тех мест, где он так старательно прятал их всё это время. Просто войти в столовую это максимум, на который он способен следующим утром. Ему приходится заставлять свои легкие работать — напряженные, контролируемые вдохи, его грудь пылает от того, как мало воздуха он может вдохнуть. Он подходит к их группе с низко опущенной головой, не в силах смотреть на своего лучшего друга. Он почему-то ожидал, что Эрен не появится этим утром за завтраком или даже отсядет в какое-нибудь другое место, но вот он тут, сидит рядом с Микасой, как всегда. Армин садится с другой стороны от неё — он не может смотреть ей в глаза тоже — и бормочет какие-то извинения на её вопрос, куда он исчез прошлой ночью. Это тихий завтрак, Армин механически ест, чтобы скрыть свой усиливающийся страх. Всё утро он находится в состоянии, близком к истерике, и когда он вспоминает, что они с Эреном оба дежурят в конюшне, на него накатывает ужасная волна тошноты. Они работают в напряженной тишине. Эта чужеродная тревога тянется между ними, как трос, который в любой момент порвется и ударит его по лицу. Всё что он может делать, так это ждать… Гнева, разочарования, отвращения или сожаления со стороны Эрена, ждать последнего удара, который разрушит его мир вокруг. Наконец, Эрен позади него прекращает копошиться, и сердце Армина тоже замирает. — Армин… — голос хриплый, и Армин заставляет себя наконец посмотреть на Эрена. Его лицо выглядит осунувшимся и уставшим, под глазами залегли глубокие тени. «Это я с ним сотворил такое» — Армин думает с несчастным видом. Он пытается собраться с духом перед тем, что последует дальше: «Я не могу поверить, что ты вот так воспользовался мной», «Я больше не могу находиться рядом с тобой», «Ты не тот, за кого я тебя принимал». Вместо этого он слышит другое: — Мне…прости меня. Почему-то это даже хуже. Армин яростно качает головой. — Нет, это ты прости меня, — он протестует, его голос срывается. — Я не должен был… Я не могу поверить, что я… — он ненавидит слышать, как Эрен извиняется, вместо того, чтобы злиться или расстраиваться. Но это зажигает крошечный, эгоистичный проблеск надежды где-то глубоко внутри. Они стоят там какое-то мгновение, ощущая себя неловко, как никогда раньше. Армин отчаянно сдерживает любые эмоции, которые, как он знает, разрушат все шансы вернуться к нормальным отношениям, если он позволит им выплеснуться наружу. Эрен переминается с ноги на ногу и смотрит в пол: — Мы всё ещё …? — Да, — Армин немедленно выдыхает, облегчение переполняет его, практически доводя до слез, хотя голос внутри шепчет, что он не заслуживает этого шанса, не заслуживает кого-то столь сострадательного и всепрощающего, как Эрен. Но другая его часть жадно хватается за это предложение. Он пытается оправдать свою слабость, клянётся себе, что больше никогда не совершит подобной ошибки. Несмотря на великодушие Эрена, Армин видит, как ему некомфортно. Они не касаются друг друга в течение нескольких месяцев после происшествия. При любом случайном физическом контакте они отскакивают друг от друга, сопровождая это неловким бормотанием извинений, к большому беспокойству и частым вопросам со стороны Микасы. Отсутствие контакта причиняет боль, как зияющая рана, как потеря конечности, на которую он опирался практически всю свою жизнь. Но Армин стискивает зубы, потому что у него каким-то образом все еще есть дружба с Эреном, и он ни на что на свете не променяет её. Но через какое-то время, когда этот ночной инцидент остается далеко позади, они перестают пугаться друг друга, касание рук длится на пару мгновений дольше, чем обычно. И постепенно, очень медленно, все возвращается на круги своя. Армин с трудом может в это поверить, но он робко надеется, что это означает, что Эрен сумел выбросить это недоразумение из головы. Он пытается сделать тоже самое. Он старается подавить свои чувства в два раза интенсивнее, чем раньше — в некотором смысле, теперь ему даже легче с этим справляться, ведь осевшее в желудке чувство вины, становится намного тяжелее. — Господь, Армин, ты в порядке? Выглядишь ещё хуже, чем Конни. Армин тряхнул головой, прогоняя навалившиеся воспоминания, и увидел, что Жан с беспокойством оглядывает его сверху, а Конни, изможденный и затуманенный, стоит по другую сторону от него. — Да, всё хорошо. Я просто…не выспался, — он частично соврал. Жан нахмурился и уже собирался ответить, но в дверь просунулся офицер. — Шустрее, солдаты! Если пропустите завтрак, то на утренних тренировках будет ещё хуже! — Я догоню через секунду, — Армин махнул Жану и Конни, нуждаясь в ещё одном моменте одиночества, чтобы собраться с мыслями перед совместным завтраком. Его взгляд упал на книгу, оставленную на прикроватной тумбочке, и он ухватился за удобный предлог. — Просто нужно убрать это. Бросив последний обеспокоенный взгляд, Жан подтолкнул Конни вперед. Армин подождал, пока они уйдут, прежде чем положить книгу обратно в ящик. Он едва помнил, как доставал её прошлой ночью. И хотя сейчас ему явно не грозил арест за интерес к внешнему миру, всё равно казалось неправильным оставлять книгу лежать на виду. Это была единственная сохранившаяся семейная реликвия. Он не был уверен, почему так небрежно обошелся с ней прошлой ночью, но не стал зацикливаться — вид самой книги и всего, что описывалось в ней, только усиливали чувство стыда, бушующее в его груди. Он с неохотой направлялся в столовую, и его шаги казались тяжелыми и неподъемными. Все старые сомнения вернулись, заняли первый ряд в его мыслях и центральное место в сознании, и над всем этим висело выражение отвращения и разочарования на лице Эрена, что уже давно назревало и, наконец, предстало перед ним вчера вечером. Он вошел в помещение. Этим утром все разговоры были более чем сдержанными — казалось, что многие, как и Конни, перестарались в свой выходной. Он взглянул в сторону их обычного стола и увидел, что Эрен уже там, сидит спиной к залу и дуется на свою еду, в то время как Микаса подталкивает его, чтобы он ел. Желудок Армина скрутило, и он огляделся, бессознательно ища какое-нибудь отвлечение. Его взгляд упал на офицерский стол. Решение пришло за долю секунды. Леви взглянул на него, делая изящный глоток чая, и вопросительно поднял тонкую бровь, когда Армин остановился перед своим начальством. — Никогда бы не подумал, что ты любитель вечеринок, Арлерт. Растерянное замешательство, должно быть, отразилось на его лице, потому что капитан закатил глаза. — Похмелье. Выглядишь как с похмелья. — Ох… — Армин опустил взгляд. — Нет, сэр. Просто немного устал. Ханджи оторвалась от какого-то бурного обсуждения с Эрвином, глянула поверх головы Адлера, и ярко, хотя и слегка натянуто, улыбнулась ему. — Армин! Так хорошо, что ты вернулся! — в её голосе слышалась нотка отчаяния. Взгляды других офицеров тоже обратились к нему — Эрвина с легким любопытством, Адлера с легким удивлением. — В идеале выходной должен способствовать восстановлению боевого духа у солдат, — Эрвин заметил, — но, похоже, все немного перегибают палку и в итоге устают, — он коротко усмехнулся. — Ну, я полагаю, это их право и свобода. — До тех пор, пока они в состоянии работать, — Леви добавил, нахмурившись. — Ох, с ним всё будет в порядке! — Ханджи заверила. — Армин замечательный и ответственный молодой человек. К тому же, сегодня у нас по плану мозговой штурм. Иногда великие открытия… Леви поднял руку, останавливая её: — Я не хочу слушать твои оправдания. — На самом деле, — Армин начал. — Я хотел вас попросить о кое-чем, — он переводил почтительный взгляд с одного члена командования на другого, игнорируя Адлера. — Я хотел бы попросить разрешить мне снова заняться дневными обязанностями. Ханджи удивленно моргнула и нахмурилась в замешательстве: — А что насчет двигателя? — Я смогу работать над этим с вами по утрам, и если у меня будут более простые обязанности, то я всё равно смогу параллельно думать о конструкции. И другие задания помогут мне сохранить ясность ума. Я прошу прощения, если это слишком самонадеянная просьба… — Нет, ты прав, — Эрвин согласился, хотя Ханджи выглядела немного скептически настроенной. — И я буду более чем рад продолжить работу над двигателем в своё свободное время, — Армин добавил. — Я не знаю… Похоже, что мы потеряем довольно много времени, — Ханджи всё ещё не была уверена насчет этого решения, но Леви снова поднял руку. — У меня есть предложение. Ты не тренировался, сколько, уже почти неделю? — Да, сэр. — Ты солдат — и твоё тело должно быть в таком же хорошем состоянии, как и твой разум. Предлагаю тебе чередование тренировок и дневных обязанностей. Таким образом, у тебя всё ещё будет время, чтобы заниматься своими мозговыми делами, а твоим маленьким друзьям придётся компенсировать лишь половину времени, что ты отсутствуешь. Звучит нормально? Армин почувствовал, как его лицо вспыхнуло: — Да, сэр. — Что скажешь, Четырёхглазая? — Думаю, я могу согласиться на это. — Хорошо. Я впишу тебя обратно в расписание чуть позже сегодня. Но только, Арлерт, не приходи ко мне с плачем, если окажется, что это слишком много для тебя. — Конечно. Спасибо, сэр. Он почтительно отсалютовал, и Леви отмахнулся от него. Отходя от офицерского стола, Армин услышал, как Адлер принялся комментировать произошедшее: — Самоотверженность, это единственное, в чем ваши солдаты превосходят наших. Хотя я полагаю, что ваше подразделение требует определенной степени фанатизма… Армин взял свой поднос с кашей, глубоко вздохнул и, наконец, заставил себя обыденной походкой подойти к друзьям. Как только он скользнул рядом с Микасой, она повернулась и смерила его пристальным взглядом, как бы говоря, что не забыла об их несостоявшемся разговоре. Саша весело подняла глаза, чтобы поприветствовать его, но выражение её лица быстро сменилось на беспокойное. — Ох-ёй, что случилось? Выглядишь так, будто по тебе пробежался табун лошадей. — Я просто не выспался, — он повторил своё более раннее оправдание. — Правда? Тебя что-то беспокоит? Он ощутил, как Микаса взглядом прожигает в нём дырку. — Наверное, я просто перенервничал из-за сегодняшней работы, — он снова солгал. — Ох, точно, вы же начинаете работу над двигателем, да? — Саша улыбнулась ему. — Я не знаю, из-за чего ты переживаешь, но вы с Ханджи разберетесь со всем на раз-два, я уверена! — Ты это обсуждал с офицерами? — Жан спросил, с раздражением отталкивая от себя Конни, который тяжело привалился к его плечу. Вместо плеча Жана Конни приземлилась с другой стороны на плечо Саши. Она одной рукой успокаивающе погладила его бритую голову, а другой спешно схватила его ложку и зачерпнула кашу из его тарелки. — На самом деле, — Армин тихо пробормотал, — мне вернут некоторые мои дневные обязанности, так что вам, ребята, не придётся так много работать дополнительно. Саша нахмурила брови, но прежде чем она успела заговорить, другой голос прервал её. — Мы делали это, потому что хотели. Сердце Армина нервно подпрыгнуло от этого бормотания, и он взглянул на Эрена, который уставился в свою миску и угрюмо ковырялся в её содержимом. Армин с тревогой отметил, что он тоже выглядел довольно измученным. — Да, Армин, тебе не следовало возвращаться к дневным обязанностям, — Жан согласился, нахмурившись. — Разве тебе не потребуется много времени для работы над воздушным шаром? — Всё будет хорошо, — он взволнованно постарался успокоить их. — Я всё ещё могу думать, пока занимаюсь домашними делами, и это будет не каждый день… Простите, — он даже не был уверен, за что извиняется — за тот факт, что им всё равно придётся выполнять часть его работы? Или за то, что он каким-то образом разочаровал их? Почему ему казалось, будто он снова всё испортил? Он уставился в свою тарелку, как будто это могло помочь ему чувствовать себя менее потерянным, сбитым с толку и несчастным. Эрен был явно расстроен, и если не из-за Армина, то из-за чего? Но если это было из-за него, разве тогда Эрен не должен был испытать облегчение от того, что ему больше не придётся прикрывать его смены? Или он уже смирился с этим, а Армин снова каким-то образом усугубил ситуацию? Они с Эреном всегда были близки, всю свою жизнь их отношения были открытыми и гармоничными, но была одна единственная вещь, в которой Армин не мог разобраться, одна единственная вещь, которую Армин не мог обсудить с ним, потому что был слишком напуган, нет — слишком труслив, чтобы облечь свои переживания в слова и выговориться. После двух лет молчания, запихивания этого в самые глубокие уголки своего сознания, после двух лет попыток забыть, притворяясь, будто и правда забыл, Армин боялся, что их невысказанное соглашение просто оставить всё как есть, рухнет, и они навсегда потеряют возможность вернуться к их нормальному взаимодействию. Эта неспособность интуитивно понять мыслительный процесс Эрена заставляла его чувствовать себя беспомощным и одиноким, но все, что он мог сделать, это притворяться — притворяться, что все нормально, и надеяться, что это скоро пройдет, и сможет вернуться на круги своя… если, конечно, Эрен всё ещё хотел этого. — Ешь. У тебя мало времени, — Микаса подтолкнула его локтем и коротко скомандовала. Он почувствовал, как она склонилась в другую сторону, — ты тоже. Завтраки всегда заканчивались быстро, и сегодня Армин был благодарен за это. После трапезы его товарищи направились в сторону тренировочного поля, а он откололся в противоположном направлении, стараясь упорядочить внутри себя хаос из эмоций. Ханджи догнала его и пристроилась рядом, и они вместе зашагали в направлении лаборатории. — Наш милый гость скоро подойдет, — она сообщила, бросив пренебрежительный взгляд через плечо. — Сейчас он с Эрвином обсуждает бюджет проекта, — она фыркнула. — Это единственная польза его маленькой шпионской миссии. Видит бог, нам нужны деньги. Ты же сделал заказ на материалы, да? — Да, с этим не возникло никаких проблем. Заказ был отмечен как приоритетный, поэтому всё должно прийти на следующей неделе, — Армин расправил плечи, и сделал всё возможное, чтобы переориентироваться. Сейчас он должен работать, он не мог допустить, чтобы его эффективность пострадала из-за личных проблем. Все рассчитывали, что они с Ханджи со всем разберутся и смогут заставить воздушный шар лететь. Ханджи взглянула на него, будто чувствовала, о чём он думает. — Послушай, Армин… Я не собираюсь отчитывать тебя за то, что ты попросил вернуться к своим привычным обязанностям. Это может удивит тебя, но я прекрасно знаю, как иногда необходимо отвлечься на что-то другое, чтобы оставаться сосредоточенным на деле, над которым трудишься. Почему ты думаешь, в моей лаборатории так много барахла? — она коротко рассмеялась, а затем серьезно продолжила. — Всё, о чём я прошу тебя, это не позволять своей гордости встать на пути этого проекта. По-честному, это гораздо важнее, чем несколько простых домашних дел. Армин почувствовал, как краснеет его лицо. — Да, командир, — он коротко ответил, не в силах отрицать данного факта и ненавидя себя за это. — Хорошо, — Ханджи глянула на него краем глаза. — Я согласилась на это, потому что уверена, что ты справишься. Ты всё ещё молод, и у тебя полно сил, и ты имеешь право время от времени отвлекаться…до тех пор, пока это не мешает основной работе, — она улыбнулась ему сверху вниз, а затем от души хлопнула между лопаток. — И на случай, если всего окажется слишком много, то не беспокойся о старом ворчуне. Просто дай мне знать, и я присяду ему на уши, как сильно ты мне нужен, пока он не вернёт тебя ко мне на полный рабочий день. — Спасибо, — Армин вежливо ответил, хотя на самом деле ему от этого не стало легче. Командир Ханджи тоже пострадала из-за его эгоизма. Что ещё он мог испортить сегодня? Они вошли в лабораторию. Он постарался воодушевиться предстоящей работой с воздушными шарами, но они выглядели гораздо менее впечатляюще, когда не были в небе. В основном это были просто унылые куски ткани. И если они не смогут разобраться с проблемой двигателя, то полномасштабная модель тоже будет просто огромным унылым куском ткани и колоссальной тратой времени и их ограниченных ресурсов. Эта мысль постоянно крутилась у него в голове, пока они разворачивали листы бумаги для чертежей, перетаскивали оригинальный двигатель воздушного шара поближе к столу и доставали другие справочные материалы. Сосредоточиться стало еще труднее, когда Адлер в конце концов появился в лаборатории. Ханджи даже не попыталась скрыть тяжелого вздоха разочарования, когда он переступил порог. — Разве ты не сегодня возвращаешься во внутренние районы? — Ханджи раздраженно спросила, когда майор небрежно переложил большую кучу папок со стула на и без того загроможденный стол. Небольшой каскад бумаг соскользнул вниз с верхней части на пол. Адлер удобно устроился для наблюдения. — Позже, — он небрежно ответил. — У меня есть ещё одно поручение в соседнем городе, так что я проведу тут ещё ночь, прежде чем вернусь. Я особо никуда и не тороплюсь. Ханджи ворчала и старалась игнорировать майора, когда он критически осматривал помещение, заглядывал им из-за плеч, чтобы понаблюдать за их работой, и время от времени делал бесполезные комментарии. Прогресс был медленным. — Видишь ли, проблема с оригинальным двигателем, — пробормотала Ханджи, размышляя вслух, — заключается в том, что он слишком тяжелый и неэффективный. Им понадобилось бы слишком много горючего на борту, и даже тогда его, вероятно, хватило бы, чтобы продержаться в воздухе может быть… час, полтора? Мы имеем доступ к более легким металлам, чем этот, так что это должно помочь, но нам всё ещё предстоит спроектировать эффективную конструкцию, способную достичь и выдержать такие высокие температуры… Они вдвоем просматривали схемы различных горелок используемых в газовых плитах и системах отопления, которые могли позволить себе лишь богачи, в поисках нужных конструкций и компонентов. Они делали заметки, черновые наброски, что-то вычеркивали, понимая, что это не сработает. Приближалось время обеда и Адлер зевнул. — Пожалуй я пойду соберу свои вещи, — он сказал. — Жаль, что на вашу нынешнюю работу смотреть не так интересно, как на испытания воздушного шара, иначе я бы задержался здесь подольше. — Да, очень жаль, — Ханджи пробормотала, закатывая глаза в сторону Армина. — Но эй, в конце концов, такова наука. В ней присутствуют не только увлекательные эксперименты и взрывы… к сожалению. — Ясно, — он поднялся со своего места и медленно, неторопливо потянулся, хрустнули кости, и он громко вздохнул, пошевелив плечами. Глаз Ханджи дернулся. — Что ж, тогда, полагаю, мы увидимся за обедом, но спасибо, что так радушно позволили мне понаблюдать за вашим рабочим процессом. Несомненно, это было очень увлекательно увидеть знаменитого чудака Разведкорпуса в деле. Ханджи широко улыбнулась: — И вам спасибо, майор, что замолвили за нас словечко перед комитетом финансирования. Ваш вклад в этот проект будет высоко оценен. Адлер неприятно улыбнулся. — Надеюсь моего доклада будет достаточно, чтобы убедить их вложиться в такую надуманную идею. Тем более, что вопрос с двигателем кажется довольно сложным… Удачи с этим, — он с ухмылкой толкнул дверь и позволил ей с грохотом захлопнуться за собой. Через мгновение, в течение которого они наблюдали за удаляющейся фигурой офицера через окно, Ханджи глубоко вздохнула. — Ну, слава Сине, он больше не будет возиться вокруг, не думаю, что смогла бы продержаться ещё дольше. Ты бы слышал его вчера — все эти двусмысленные комплименты, завуалированные оскорбления. Скользкий кретин, — она нахмурилась. Армин был вынужден согласиться с тем, что присутствие Адлера было не из приятных. Они продолжили работать вплоть до сигнала на обед, хотя особого прогресса по-прежнему не добились. Армин медленно брел по траве в сторону внутреннего двора, напоминая себе, что они только приступили к работе над двигателем, — конечно, это было логично, что они не смогут сразу найти идеальное решение. Он не должен был позволять себе так скоро впасть в уныние. Прежде чем идти в столовую, он решил сделать крюк, чтобы проверить, обновил ли Леви расписание. Благодаря часам потраченным на сосредоточение на другой работе, он ощущал себя чуть более уверенно и стабильно, чем до этого, но мысль о том, что он может столкнуться с всеобщим неудовольствием, всё ещё заставляла его желудок неприятно скручиваться. Он завернул за угол, направляясь в сторону доски объявлений, вывешенной снаружи центральной башни, и чуть не столкнулся с Адлером, который выходил с другой стороны. — Ох …Простите, сэр, — Армин быстро опустил глаза, его настроение моментально рухнуло. Он надеялся, что ему больше не придётся общаться с этим любителем затягивать нежелательные разговоры. И конечно же Адлер остановился и глянул на него сверху вниз. — Арлерт. Трудно поверить, что такой большой мозг заключен в таком маленьком теле. Я едва заметил тебя, — он ухмыльнулся собственной шутке. — Было довольно интригующе наблюдать за вашей с Ханджи совместной работой. Вы, как я вижу, одного поля ягоды. Армин сжал губы в тонкую линию: — Я приму это за комплимент, сэр. — Как хочешь, — Адлер ухмыльнулся своей острой зубастой улыбкой. — Удачи с проектом. Он как раз для тебя. Майор зашагал прочь, оставляя Армина раздраженным и озадаченным. Он глубоко вздохнул и отмахнулся от этой неприятной встречи, направляясь к доске с расписанием, как и намеревался изначально. Конечно же, Леви уже пересмотрел расписание и внёс имя Армина обратно. Маленькие аккуратные буквы втиснулись в пространство, оставшееся, после вычеркивания его имени, которое было там ранее. Он задержался на несколько минут, запоминая свои обязанности на оставшуюся часть месяца. Запоминать пришлось меньше, чем обычно, так как половину времени он всё ещё проводил в лаборатории Ханджи, а его обязанности в основном чередовались между несколькими более простыми заданиями, такими как рубка дров, уборка конюшен и наблюдение на контрольных пунктах. Но он не мог тянуть вечно, и в конце концов ему пришлось отправиться в столовую.

***

— Черт, уже так поздно? — Ханджи в замешательстве вскинула голову, когда с улицы раздался звон колокола, обозначающий отбой. — Тебе лучше идти и отдохнуть. Я ещё останусь тут и немного поработаю, — она подавила зевок. — Будем надеяться на лучший результат завтра. Армин без возражений пожелал ей спокойной ночи и вышел в ночь. Поле между лабораторией и главным блоком, казалось, в темноте зияло еще больше. Он сделал шаг, но внезапно периферийным зрением уловил скользнувшую тень. Он резко обернулся, инстинктивно напрягаясь всем телом, а затем с облегчением выдохнул, когда тусклый свет лампы из окна выхватил знакомый красный шарф. — Микаса… ты напугала меня, — он произнес, когда она поднялась с того места, где сидела, прислонившись к зданию. Затем он добавил, чуть нервничая. — Разве ты не должна быть сейчас в казарме? — Ты так легко не отделаешься, — она коротко ответила и схватила его за локоть, уводя в сторону. Его сердце замерло. У него не было никаких иллюзий относительно того, что всё это значит. Он надеялся избежать данного разговора, вернувшись в лабораторию сразу же после ужина, поскольку знал, что Микаса не поднимет эту тему, пока вокруг находятся другие люди, но он совершенно не думал, что она будет поджидать его после работы. И по её поведению он видел, что настроена она более, чем серьезно. Они остановились в тени входа на склад, где сторожевые с ближайшей башни не могли бы их заметить. Микаса резко развернулась к нему лицом, и Армин собрался с духом, готовый выслушать всё, что она хотела сказать, но долгое мгновение ничего не происходило, она просто смотрела на него, вглядываясь в его глаза, как будто ответы могли появиться там сами собой. — Послушай, — она понизила голос. — Я знаю, что между тобой и Эреном что-то произошло. Он не говорит мне, и ты тоже, но я знаю, что это связано с той ночью, когда мы вернули Стену Мария, и я даже могу рискнуть предположить, что это было, — её губы сжались в мрачную тонкую линию, и сердце Армина рухнуло вниз, как камень. Всё, что он мог сделать, это затаить дыхание и ждать её обвинений. — Но чего я просто не могу понять, — она продолжила, покачав головой, — так это почему это привело к…вот этому, — она неопределенно махнула рукой. — Я думала что могу ошибаться, поэтому я ничего не сказала тогда, и мне казалось, что вы двое более или менее со всем разобрались. Но очевидно, что это не так, — её глаза резко сузились. — Когда я пытаюсь расспросить Эрена, то он просто злится и закрывается от меня. Что такого случилось, что даже вы двое не можете поговорить об этом? Микаса ждала от него ответа. Разочарование, сквозящее в её сдержанном тоне, было подобно удару под дых и стало последней каплей для его расшатанных нервов. Армин опустил голову от стыда. — Это всё моя вина. Я кое-что сделал, но я… Я не могу рассказать об этом. Прости, — его голос дрогнул, но он сдержал порыв сломаться и во всём признаться. Он не вынесет, если потеряет и Микасу. — Я думал, он простил меня, но теперь я уже не уверен… Когда он случайно снова взглянул на неё, Микаса хмурилась. Но не в обвинении, как он ожидал, а скорее в замешательстве. — Но это не имеет никакого смысла. — Хм? — он моргнул. — Что ты имеешь в виду? Ты же сказала, что он злится, разве не так? — Ну, да. Но не на тебя, — она покачала головой, выглядя обеспокоенной. — Если ты правда не хочешь рассказывать мне, хорошо. Я не буду заставлять тебя. Но вам двоим нужно разобраться с этим. Я почему-то думаю, что всё не так плохо, как вы оба себе представляете, — она нахмурилась. — И я больше не хочу сидеть между вами и смотреть, как вы танцуете вокруг друг друга. Это странно. Армин понуро ссутулился, желая, чтобы всё было так просто. Взгляд Микасы смягчился, и она потянулась к нему, притягивая ближе. Он с благодарностью рухнул в её теплые объятия, уткнувшись лицом в плечо, а её руки крепко обвились вокруг его спины. Такой близкий контакт с родным человеком был огромным облегчением после долгого напряженного дня, катарсисом до такой степени, что он почти удивился, несмотря на голос в его голове, шепчущий, что если она узнает, то тоже испытает отвращение. — Прости, — он слабо пробормотал в её шарф, когда её ладонь успокаивающе погладила его по лопатке. Одно единственное слово охватывало всё то, что он не мог заставить себя рассказать ей; то, как он непреднамеренно умудрился ранить своими ошибками даже её; то, что он всё равно не мог до конца поверить её заверениям; его вину и его слабость; всё, что бурлило внутри него, закупоренное и невыраженное. Она шикнула на него, и он почувствовал, как её голова прижалась к его макушке.