Поиск ориентации (в пространстве)

      Влажный хищный туман стелился по низине и я без страха тревожил его, любуясь белёсыми языками, охотящимися за моими босыми ногами.       Было самое тёмное время, перед рассветом, и наши игры наблюдали звёзды, Луна и грушевое дерево. Возможно, бессмертная Йокуи-чан выходила подышать, да нужду справить. Или её дочка, следящая за этим домом с целью добычи материалов для распускания слухов.       Согласно информации из проверенных источников, мы с Годжи планировали сбежать то ли в страну Воды, то ли в страну Молнии, чтобы пожениться, и даже нашли суррогатную мать для троих наших детей — двух девочек и мальчика. Или лабораторию, где эмбриона на ранней стадии развития пересадят в мою кишку, чтобы я сумел его родить спустя одиннадцать месяцев. Или мы решили покончить с собой, потому что наши семьи против подобного союза?       Кто знает?       Точно не мы с Годжи.       Мы ничего не планировали, хотя наши отношения вернулись к контрольной точке и последний месяц мы неплохо проводили вместе время. Я помнил, что планируется его свадьба с Айхе. Помнил, что послезавтра. Помнил, что он планирует на ней появиться.       Но как не важно было это всё сейчас, пока послезавтра оставалось не только не сегодня и завтра, а аж послезавтра.       Мои мозги возвращались на то место, где им было задумано находиться природой, и пребывал я в понятном мне состоянии человека, не имеющего возможности планировать дальше завтрашнего дня.       Не потому, что глупый, хотя не без этого, конечно.       А потому, что завтра может просто не наступить.       Вряд ли такая философия подходит истинно бессмертной сущности, которой меня продолжает чтить Такэми-чан. Но я ведь просто Наруто. И я играюсь с туманом, меня почти не трогают комары, потому что я уже весь прокурен травкой, которую мне стали напрямую поставлять народ Мориноме.       Свежо, тепло даже голышом без всяких шиноби-штучек, спокойно, приятно.       По телу бегали мурашки от воспоминаний о прошедшей ночи. Я только сперму смыл, но не ощущения того, как восхитительно просто трахаться и вообще ни о чём не беспокоиться. Ни о свадьбах, ни о бутылках, ни о бренности бытия.       На стопу, так и не потемневшую под солнцем после всех моих усилий, сел комар. Я дёрнул ногой, отклонился назад, укладываясь спиной на доски террасы, достал до нычки, вытащил косяк и спички, долго и лениво разгибался, потом, наконец, закурил.       В ночи этот кислотно-оранжевый дым казался просто белым. А вот кончик самокрутки горел ярко-синим, привлекая светлячков, мотыльков и прочих насекомых.       Впрочем, они мне нравились.       Сейчас, в этот конкретный момент, я чувствовал, что мне вообще всё нравится. И ничего не могло испортить это блаженство. Но по спине пробежали мурашки, оповещая, что Такэмикадзути не дремлет и всегда готов спустить с небес на землю.       — Доброй ночи.       — Доброй, Шинигами-сама.       С Такэми мы друзьями не стали. Он не любил мою лисью натуру, а я использовал её, чтобы получать послабления во время занятий. В связи с этим я был вынужден узнать о себе много лестного, в том числе, довольно оскорбительного.       Например, я неисправим. То есть необучаем.       С другой стороны, даже его получалось отвлечь покачиванием бёдер, вкрадчивыми вопросами и взглядом из-под ресниц.       Поэтому, не обучившись ничему новому, я был рад, что сумел отработать те приёмы, которые давались мне всегда. И получить пару рекомендаций, настолько полезных и простых, что даже будучи дурачком, было стыдно не догадаться самому.       Доски прогнулись под тем весом, что Такэми позволял им воспринимать, оповещая меня, что собеседник изволит подойти и сесть рядом. Последний и единственный раз он так делал, когда просил разговорить Инега-чан.       Я дёрнул головой, отгоняя назойливого мотылька и мысль.       — Чем обязан?       — Инега завтра уезжает, — сказал он, снимая ткань с лица.       — Почему? — удивился я.       Мы только закончили приводить её дом в порядок. Она даже успела разрешить конфликт с деревенскими. И в поле я её пару раз видел.       — На кладбище решила сходить, — ответил Ками.       — И что там?       — Слишком много могил её родных, Шинигами-сама.       — Тоже мне открытие, — пробубнил я, подтягивая колени к животу, прячась.       — Проводи её до Касима.       — Не много ли просишь? — спросил я, усмехнувшись.       Столица провинции Ибараки находилась довольно далеко на юге. А путь туда был извилист и сложен. По нехоженым лесным дорогам и крутым перевалам.       — И не возвращайся, — добавил Ками Грома и Меча. — Это место устало от тебя.       — Или от тебя? — предложил я, понимая что дело всё же во мне.       — Я могу скрывать своё присутствие, в отличие от тебя, Шинигами-сама.       — И куда делось твоё почтение? — я сделал затяжку.       — Посмотри на меня, — попросил Такэми.       Я не хотел. Он меня всё ещё пугал. Находиться рядом с ним было пыткой, а в лицо смотреть — вовсе смертельно мучительно.       — Так говори, что хотел, — ответил я.       — Нет, — шепнул он вкрадчиво, привлекая внимание одной лишь интонацией.       Вот только память у меня не совсем решето и я ему не поверил. Продолжил смотреть на горизонт.       Взгляд Такэми становился тяжелее и он начал давить на меня своей Ки. Вначале это было похоже на игру и я его легко игнорировал. Но потом он придумал использовать запрещённый приём.       Уже занималась заря, косяк истлел в руке, зубы болели от напряжения, я пялился в горизонт.       И тут он положил мне на плечо свою обжигающую невесомую руку, пуская по спине новую волну мурашек.       Я задержал дыхание, выдержал напор.       Он наклонился ниже, пощекотал дыханием ухо, заполнил собой всё пространство вокруг. Я дёрнулся в сторону, замечая едва слышный за собственным сердцебиением скрип. Попытался встать, но Такэми поймал меня за руку, усадил на место, больно схватил за подбородок, повернул к себе и поцеловал.       Это было страшно до омерзения. Я закрыл глаза, замер на пару секунд. А потом вздрогнул от характерного звука скользящих по направляющим сёдзе.       Такэми был хитрым: как только я попытался отстраниться от него, он сделал аналогичный жест, поспешил накинуть на лицо свою сраную тряпку и отвернуться от шокированного Годжи, стоящего в дверях, голого, прекрасного и разочарованного.       Собирающегося жениться послезавтра.       Он отшатнулся назад, едва не теряя равновесие, нахмурился, развернулся и, натянув штаны, ушёл. Я хотел его остановить, удержать, объясниться. Но Такэми продолжал удерживать меня за руку и давить своей энергией, которую чувствовал только я один во всей этой, чтоб её, деревне.       Момент был упущен.       У меня не было представления, что со всем этим делать. Да, и надо ли? Он женится послезавтра. И всё же так прощаться я точно не планировал:       — Зачем? — спросил я дрожащим голосом.       Он мне нравился. Правда, нравился.       — Тебе на него плевать. Лисам на всех плевать, — твёрдо ответил Такэми.       — По себе судишь, дурак, — это был вовсе не вопрос.       — Убирайся отсюда.       — Иначе что? — от удивления и возмущения от внезапной ненависти со стороны этого пугающего Ками я не знал, куда деваться, что делать, что говорить. И вёл себя дерзко, выпячивая лисью натуру, которая была на самом деле моей и только.       Такэми было сложно, но он умел быть жёстким. Он схватил меня за волосы на затылке, притянул к себе и сквозь свою белую маску оповестил:       — Если увижу тебя здесь завтра — убью.       — За что?       Мы ещё вчера, ещё час назад нормально общались.       — Не твоего ума дело, Лис. Просто уходи отсюда, пока дают возможность.       Для эффекта, Такэми толкнул меня в грудь, отбрасывая в овраг под домом, едва не убивая на самом деле. Пока я выпутывался из отросшей травы и грязи, этого «загадочного» уебана и след простыл. Хотя воспринимать его угрозы за шутки не приходилось.       Нет, шутить он любил. Улыбаться, правда, не умел, но я прилагал все усилия, чтобы это исправить. И мы нормально общались. Да, я понемногу охреневал от одного его присутствия и исключительно в плохом смысле. И вежливым быть не пытался. Но на этом всё!       Ничего не понимаю.       — Наруто! Наруто, ты где? — послышался голос Инеги.       — На заднем дворе!       — А что там делаешь?       — Принимаю грязевые ванны, блять, — прошептал я и крикнул, — Да так, ничего.       — Я не отвлекаю? — опросил силуэт прекрасной леди, подсвеченный лучами восходящего солнца.       — Нет, Инега-чан, — отозвался я, выбираясь из трясины и пытаясь оценить, насколько за всей это грязью видно повреждения.       Решив, что сойдёт, я запрыгнул на террасу, в меру перепугав смущённую Инега-чан.       — Я у тебя узнать хотела, не хочешь ли ты прогуляться со мной до Касима? Планирую отправиться завтра, как закончу дом прибирать.       Женщина смущалась и явно не хотела проделывать этот длинный путь в одиночку. Я её в этом понимал, поддерживал и, откровенно говоря, даже без просьбы-приказа Такэми, не отказался бы от прогулки.       Более того, даже не выставь Белый мне запрета на возвращение, я бы вряд ли стал это делать. Потому что нечего мне делать в той версии этой деревеньки, где нет Инеги и Годжи женился.       — Да, конечно. Почему бы и не прогуляться до Касима? Это мне по пути.       — А ты куда-то идёшь? — спросила Инега.       — Да.       — И куда?       — Туда же, куда и ты. Подальше, блять, отсюда.       — А чего так?       Я посмотрел на Инегу, пытаясь выразить одними глазами, калейдоскоп своих чувств. Женщина легко смекнула и кивнула:       — Потому что деревня эта заебала. Понимаю.       — Как метко сказано, — пробормотал я, усваивая столь редкий мат из уст Инеги.       Отмывая от себя грязь холодной водой из бочки, я думал о том, как сильно хочу принять горячую ванну, чтобы смыть с себя весь пот и грязь, которые уже, кажется, под кожу проникли. Мысль о побеге — иначе не назовёшь, — обретала притягательные очертания.       — А что ты хочешь прибрать? — поинтересовался я.       Инега-чан встала на краю террасы, любуясь рассветом.       — Нужно окна обратно законопатить, текстиль весь хорошенько упаковать и убрать под замок в сарай, мебель накрыть и прочее по мелочи. Дел, конечно, много, а уехать хотелось бы, как можно раньше. Не позднее завтрашнего вечера. Утром лучше бы было. Но не думаю, что успею.       — Так я помочь могу.       — Боюсь, твою помощь я уже тоже посчитала. Одна я и за неделю бы не справилась. Бросила всё, как есть, и уехала прямо сейчас. Да только дом родительский жалко, — женщина обернулась и спросила, сжимая пальцы в кулаки, — Могу я снова просить тебя о помощи, Наруто?       — Конечно, Инега-чан. Когда я тебе отказывал? Да и мне всё равно делать нечего. Только есть у меня встречное предложение.       — Какое?       — Понимаешь, мои обстоятельства заиграли новыми красками и я был бы не прочь уехать сегодня. Прямо сейчас, если ты не против? А с домом я оставлю клонов разбираться. Они, как ты помнишь, не хуже оригинала.       — Сейчас? — спросила женщина, но в глазах её загорелся азарт лёгкого на подъём человека, успевшего смертельно заскучать. — А, поехали. Только у меня есть ещё одно предложение, вдобавок к твоему, — голос её стал заговорщицким и на губах заиграла возбуждённая улыбка, — Я понимаю, что это невежливо, но не против ли ты уехать так, чтобы никто ничего не знал?       — То есть не попрощавшись? — уточнил я, заходя в дом и тут же направляясь к горке из одежды.       — То есть не попрощавшись, — кивнула Леди.       Мне в руки попалась огромная серая рубаха Годжи. Пахло от неё потом, солнцем и кровью. В основном, оленьей.       — Я полностью «за», Инега-чан, — задумчиво-печально отозвался я, аккуратно складывая чужую вещь.       Женщина подошла ко мне, положила свою нежную руку на плечо, стирая противное прикосновение Такэми, и мягко спросила:       — Что у тебя случилось, Наруто?       Прерывисто вдохнув, я посмотрел на женщину через плечо и попросил:       — Давай мы с тобой сначала от проблемы сбежим, а потом я тебе про неё расскажу?       — Как тебе удобнее, — кивнула она.       Я, наконец, оделся и мы, воровато оглядываясь, переместились из моего убежища в её дом и начали собираться. Большую часть сумок за прошедший месяц Инега так и не разобрала, поэтому я сразу пошёл готовить тележку и будить лошадку. Запрячь её я сам не мог: обычные животные при близком взаимодействии со мной стрессовали. Так что, когда повозка была вывезена во двор, мы с Инегой поменялись местами: она занялась повозкой, а я стал грузить многочисленные сумки.       Собрались мы всего минут за пятнадцать и ещё пятнадцать решили потратить на прощальную чашечку зелёного чая. После чего, в полном молчании, как настоящие ниндзя, покинули деревню по пьяной дороге, с которой начинался наш путь длинною в два дня и одну ночь.       Ораву клонов я создал, когда домики деревни Мицуки были едва различимы. Тогда же я заметил на фоне чёрного леса неестественно-вытянутый белый силуэт.       — Смотри, кто нас провожает, Инега-чан.       Женщина обернулась, сдержанно скривилась при виде этой рожи и отвернулась, признаваясь:       — Никогда он мне не нравился. Не понимаю, зачем он вообще вдруг решил явиться. Непоследовательный, жуткий, мрачный тип.       — Непоследовательный, жуткий, мрачный тип, — повторил я, согласно кивая на каждое определение.       — Так расскажешь, что тебя заставило так легко согласиться на подобную авантюру? — снова поинтересовалась Инега-чан, посматривая на чёрную тучу, в сторону которой мы с таким удовольствием ехали.       Я пересел из тележки на облучок, вплотную к спутнице.       — Тебе начать с поводов или причин? — поинтересовался, ощущая, как с каждым метром, на который мы удаляемся от Мицукэ, становится легче дышать.       — С поводов, конечно. Ты так драматично смотрел на рубаху своего кавалера, что у меня даже сердце защемило.       — Он женится послезавтра.       — Это мне известно. Ещё мне известно, что тебя это подозрительно мало волновало. Ходил весь такой влюблённый, а этого обстоятельства будто совсем не замечал.       — Особенности характера. Ветреный я, неусидчивый и, видимо, бесстыдно влюбчивый. Мне и самому казалось, что я серьёзно на него запал. А потом, помню, сидели мы с тобой и ты предложила, чтобы я его от свадьбы с Айхе-чан отговорил и вообще из деревни парня забрал. Я, как представил, что мне придётся в эти отношения по-серьёзному влипнуть, так и замер в ужасе. Ни за что.       — Ой, — вдруг сказала Инега-чан.       — Что такое? Забыла что-то?       — Да, нет, — женщина поджала губы и неловко отвела взгляд, а потом призналась, — Я думала, тебе просто решительности не хватает. И с Годжи поговорила. Точнее, он сам ко мне подошёл — иначе бы я не посмела в ваши отношения вмешиваться. Ну, я ему и сказала, что ты его очень любишь. И, что ему не обязательно жениться на единственной худо-бедно приличной девушке в маленькой деревне. Сказала, что, если он надумает уехать, прихватив тебя с собой, я ему помогу в городе обустроиться. Детей у меня нет, а вот связей достаточно. И, как мне показалось, он планировал с тобой об этом поговорить, — не скрывая напряжения, закончила Инега-чан и замолчала.       А я медленно обернулся назад, силясь рассмотреть за деревьями крыши осточертевших за полтора месяца домов и почувствовал, как болезненно сжалось в груди.       — Вернёмся? — предложила Инега.       И, хоть желания у неё не было никакого, я чувствовал, что она это сделает, если я соглашусь. Но было слишком много «но».       — С тобой Такэмикадзути говорил? — поинтересовался я.       — Говорил, — кивнула Инега.       — Просил убраться из деревни поскорее, верно?       — И держать свои советы при себе.       — Теперь у его ночной выходки начинают вырисовываться понятные мотивы, — прошептал я.       — Тебя этот господин тоже попросил убраться и оставить Годжи в покое?       — Не совсем так. Он сказал проводить тебя и не возвращаться. Иначе убьёт, — после этих слов у Инега дыхание перехватило. Кажется, с ней говорили чуть более сдержанно. — По поводу Годжи он ни о чём не просил, но провернул трюк в лучших традициях подростковой романтики. Подгадал момент и поцеловал меня на глазах у Годжи.       — Что? Какая гадость! У него же и губ-то нет!       — Губы есть. Просто он носит всё время маску. Но всё ещё гадость.       — Прискорбно, но зато теперь всё встало на свои места. Хотя не думала я, что Бог Войны может оказаться любителем подпольных игр.       — Мы ничего о нём не знаем, Инега-чан.       — И я бы предпочла не узнавать, Наруто-кун.       Проехав часть пути в молчании, я решил задать симметричный вопрос:       — А почему ты решила послушать доброго совета Такэми-чан?       — На трезвую мне в родном доме не невыносимо, но и пить я больше не могу. Во многом из-за того, что так заботливо укомплектованный моим папой погреб оказался не резиновым и вдруг опустел.       — Причина веская. Кстати, чем в городе занимаешься? А то про свою жизнь в Мицукэ ты мне рассказала всё, но ведь самое интересное было не там, — спросил я, испытывая желание послушать историй никак не связанных с покидаемым местом.       — Как самой переживать — это и в самом деле было очень волнительно. Но рассказывать особенно нечего. Мне, в первую очередь, очень повезло с тем, что я уезжала не в неизвестность, а к любимому дяде, успевшему обстроиться, получить торговую лицензию. Он всегда мечтал открыть свой постоялый двор с роскошным баром на первом этаже, но как узнал, сколько мороки с этим будет, решил зарабатывать деньги, а не нервные клетки убивать. И первым в Касима стал сдавать помещения под офисы. Дело не сразу пошло, а во время войны он передал своё здание под временный госпиталь. Война длилась долго, поэтому возобновлять старый бизнес было непросто. И он решил всё же исполнить мечту и открыть постоялый двор. Тем более, что нужные связи и хорошую репутацию он приобрести успел. Когда я приехала уже стояла сама коробка нового здания, но отделочные работы были в самом разгаре. Меня это дело увлекло, да и талант обнаружился. Дядя стал мне неплохо платить за мой труд, как дизайнера. Друзьям нахваливал. Так я и стала заниматься обустройством домов. Потом денег скопила и открыла свою танцевальную школу.       — Танцевальную школу?       — Да. Меня дядя на танцы пристроил сразу, как только я приехала. Для поддержания физической формы и поднятия настроения. И стало очень хорошо получаться. Танцы я, на самом деле, полюбила куда больше основной работы и, когда пару лет назад, умерла моя учительница — восхитительная женщина, — я решила основать школу в её честь. Сначала сама вела занятия, потом наняла профессионалов.       — А с интерьерами что?       — Почти не беру заказов. Хватает дохода со школы. А что мы всё обо мне? О себе ты совсем ничего не рассказываешь.       — Разве это интересно, Инега-чан?       — Конечно, интересно! Ты же целый Шинигами. Небось лет побольше, чем этому Такэми-чану твоему.       — Что? Нет, Инега-чан. Мне восемнадцать. Вроде. И я даже не совсем Шинигами. Скорее, исполняющий обязанности.       — Подожди, да быть такого не может. С тобой же говорить намного интересней, чем со многими взрослыми. И ты хочешь убедить меня, что являешься простым юношей?       — Не простым. Я всё же шиноби, Инега-чан.       — Вот и расскажи об этом. Я шиноби пару раз видела, но они никак себя не проявляли. А ты же и по стенам ползал и клонов своих по щелчку пальцев делал. Да и у тебя на теле столько ран с историями.       — Инега-чан, ты что, подсматривала, как я переодеваюсь? — шутливо возмутился я.       — Я бы не посмела. Да и с твоей любовью освещать мир голыми причиндалами сложно не обратить внимание.       — Ладно-ладно. Спрашивай. Про что тебе рассказать? — сдался я.       — Про усики.       — Ох, ну, давай попробуем. Только ты учитывай, что мне придётся несколько привирать относительно деталей, чтобы не раскрыть никаких государственных тайн.       — Как интригующе! Рассказывай.       Поболтать я всегда любил, поэтому не скупился на безобидные подробности и рассказ растянулся на пару часов.       — Ты так здорово умеешь рассказывать, Наруто-кун. Да и это так интересно, хотя и пугающе.       — Да, я после той миссии долго отходил. Сейчас уже кажется, что это было очень давно и не со мной.       — Да уж, можно книги приключенческие писать.       — Это ещё что. Была у меня одна миссия-расследование. Настоящая детективная история.       — Про аристократов, убийства, предательства? Ещё и с неожиданной развязкой?       — Именно. Если бы мне пришлось давать ей название, оно звучало бы так, — я поднял руки вверх и, изображая, будто медленно раскрываю свиток, зачитал, — Благими намерениями. Или нет, Детективная история: благими намерениями.       — Заинтриговал, Наруто-кун.       — Дело было связано со смертью детей и внуков ныне покойного главы Мазари, — начал я и заметил, что Инега-чан выразительно кивнула. — Слышала о нём?       — Да, слышала. И даже знакома с его сыном, Шитороси.       — Старший, да?       — Да. Прекрасный мужчина. Но женат на очень хорошей женщине, а потому сосватать не могу.       — Печально, но жить можно, — ответил я, а потом рассказал и про то приключение.       Инега-чан долго смеялась, что я умудрился попасть на доску почёта в местом баре, в качестве талантливого алкоголика. А потом вдруг спохватилась и спросила:       — Но сколько же тебе тогда было лет? Отец Шитороси умер года четыре назад.       — Что? Нет же, только два прошло.       — Два? Может я и ошиблась. Хотя… Наруто-кун, точно четыре года минуло. Или здесь тоже имеет место какая-то тайна?       — Нет. Просто, кажется, я сам ошибся. Не беспокойся.       — Но тогда выходит, что тебе было четырнадцать, когда ты перепил своего взрослого напарника.       — Нет, Инега-чан. Мне было шестнадцать. А сейчас мне двадцать. Просто я попал в передрягу и не имел возможности отслеживать время. Думал, прошёл год. А, выходит, целых три.       Инега-чан молчала. Таких историй она не ждала. Я тоже. И рассказывать про Хозуки не планировал — не так скоро. Но мне показалось важным разобраться.       Я глубоко вдохнул и стал вещать, будто то была безобидная сказка:       — Из скал посреди океана возвышался волшебный замок. В замке этом всегда было много гостей, а хозяева имели свои особенности. Всего их было десять. Я стал одиннадцатым. В том замке происходили странные вещи, а ещё каждый, кто попадал в него, возвращался домой в гробу, будучи глубоким стариком. Даже если гостил в замке не дольше года и был молод, когда отправлялся туда.       У замка был секрет — он не был настоящим.       Жил-был воин и была у него волшебная шкатулка — Ковчег Блаженства, способный исполнять желания. Воин просил у ковчега много вещей и среди них был дом, способный вместить весь его клан, способный защитить от любых врагов. Так появился волшебный замок.       Внутри замка были не страшны ни вражеский флот, ни грозы, ни бури, ни время. Гости веселились, не замечая течения времени.       Волшебная шкатулка была недовольна. Её хозяин был могущественен и умён. Поэтому она лишь отдавала, не получая ничего взамен.       Однажды Ковчег Блаженства нашёл способ стать свободным. Он заметил, что его владелец жить не может без одной вещицы — сущей безделицы. Монетки. Зачарованной. Ковчег монетку украл, спрятал внутри и заставил своего хозяина оказаться внутри себя же. Тогда и началась его эпоха.       Ковчег продолжал делать людей счастливыми и исполнял их мечты, забирая жизни, набираясь сил. Он захватил волшебный замок, бывший его собственным творением, и стал почти неконтролируем.       Потомки бывшего владельца шкатулки могли лишь сдерживать его всё возрастающую силу. И беды было бы не избежать, но в волшебный замок попал такой же волшебный мальчик — я.       Ковчегу было сложно со мной справиться, а я постепенно узнавал его секреты. И однажды, стерев грань между замком и ковчегом, оказался внутри, где встретил Первого владельца ковчега и замка. Он рассказал мне, как лишить ковчег силы, а потом мы с Девятым и Десятым закрыли демоническую шкатулку и спрятали ключ.       Волшебный замок исчез, а я с трудом сумел выжить и добраться до суши.       Время там текло необычно. Как по мне, прошло не больше двух месяцев. Но я знал, что не меньше четырёх. Когда выбрался и увидел, что время года странное, решил, что минул год и два месяца. Выходит, ошибся, — заключил я и попытался понять, что чувствую по всему этому поводу.       Инега приобняла меня, даря тепло и поддержку, окружая своим чудесным запахом. Я уронил голову ей на грудь и как-то совсем расклеился. Она гладила меня по волосам, а потом стала рассказывать всякие истории из своей жизни. В основном, весёлые.       Вскоре я забыл о своём пугающем открытии и до самой темноты мы ехали беседуя о пустяках. Дорога оказалось спокойной и сильная лошадка с лёгкостью везла нас вперёд.       Ночь оказалась беспокойной. Лошадь пугалась каждой тени, а моей спутнице мешали какие-то мысли. Ближе к Полуночи я заметил, что она тихонько плачет и подошёл к ней, чтобы тоже успокоить.       Женщина положила голову мне на бёдра, потрепала любовно за тощий бок и спросила:       — А ты заметил, как Кокичи поплохел за последний месяц?       — Заметил, — ответил я.       Дедку было не так много лет и, по приходе, я не заметил за ним никаких серьёзных болезней, кроме испорченного зрения. И потом всё тоже было неплохо. Я видел, с какой лёгкостью он поднимал огромные оленьи тушки и как долго мог работать в поле, наравне с сыном.       Но потом всё резко поменялась.       Старик похудел, посерел, облысел, оглох и ослеп окончательно, превратившись в немую белёсую хворостинку. За каких-то три недели. Потому и свадьбу так торопили.       — Недолго ему осталось, да?       — Да.       — Надо же, столько лет прошло, как я его ненавидела. А всё равно больно.       — Сам виноват, что потерял расположение своего прародителя, — сказал я.       — О чём ты?       — Когда ты рассказывала о том, как он с тобой поступил, Инега-чан, за нами следил один излишне любопытный Ками. И он был очень зол.              ***       — Мы не можем пропустить тебя в город, парень, — повторил для глухих и шокированных охранник.       Охранял он вход в Касима — город-крепость, столицу провинции Ибараки. Оказывается, у них здесь военное положение и кого попало внутрь не пускают. Чтобы не быть «кем попало», необходимо иметь при себе документы.       У Инеги-чан таковые были. Я же про такую штуку слышал впервые, потому что у шиноби ничего подобного не имелось. Только хитай-ате и подписанный договор о найме.       — Неужели ничего нельзя сделать? — устало и расстроено спросила Инега-чан.       Стражник потерял воинственный вид, когда понял, что спорить с ним никто не собирается и вообще, ему повезло говорить с настоящей Леди.       — Боюсь, что нет. Нужно носить документы с собой. В такое-то время, — поучительно сообщил мне страж, а его молоденький напарник активно закивал.       У меня же немного голова заболела от количества полученной информации. Точнее от одной единственной фразы про «такое-то время». Скверное у меня предчувствие. Аж до тошноты.       Но сейчас нужно решить наиболее насущную проблему. Вряд ли за время моего заключения порядки сильно поменялись. Даже, если документы и эти «паспорта» стали неотъемлемой частью жизни людей, шиноби никогда к «большинству» не относились. Так что стоит просто осторожно подбирать слова и думать. А то не хочется бросать Инегу-чан сейчас. Кто ей поможет все эти сумки отнести, в конце концов?       — Я шиноби. Был на длительной миссии, — сообщил я.       Стражник посмотрел на меня совсем другим взглядом. Оценивающе. Учитывая, что я был одет в потёртые шорты и рубаху, а телом оставался собой, то есть бледной тощей блондинкой ростом метр семьдесят. Отнюдь, не лишённой обаяния. Но лишённой умения внушать уважение.       — Где тогда хитай-ате? — спросил стражник, давая неплохую подсказку.       — Моя миссия не предполагала ношения повязки, но я могу доказать, что обладаю некоторыми способностями.       Должно быть что-то в моём образе сломалось, потому что, хоть я не пытался заигрывать, глаза обоих стражников поплыли и старший, не удержав на мгновение кривой улыбки, спросил:       — Чем докажешь?       Это было любопытно.       Вопросов становилось всё меньше, но оттого иметь представление о своём реальном влиянии на людей казалось ещё более важным.       Я разомкнул губы, прикрыл глаза, опустил голову, показывая, как красиво может сиять моя шея в свете растущей луны, сделал шаг вперёд, покачивая бедрами. Я теперь навсегда останусь соблазнительной принцессой Таэма. Я вывел формулу.       Оказавшись в полуметре от стражника, я, стыдливо опустив голову и поглядывая из-под ресниц, прошептал:       — Я могу сделать чудо.       Стражник громко сглотнул, повёл плечом и попросил:       — Сделай.       Я широко улыбнулся, медленно поднял руку и проделал фокус, достойный похвалы: без подготовки, одной рукой, не практикуя эту технику на протяжении, выходит, трёх с половиной лет, создал мини-рассенган.       Удерживать его сложно и был он неплотный, весь дрожал. Ударная сила такого была бы смешной, но выглядел он красиво, завораживающе. Стражник смотрел на него всего секунду, а потом снова поднял взгляд к моим глазам и откровенно завис.       Погасив рассенган и сделав шаг назад я спросил:       — Этого достаточно, чтобы пропустить меня?       — Да, — ответил стражник не успев даже осознать вопроса. А потом уже было нечего делать.       — Спасибо, — поблагодарил я и легонько ущипнул Инега-чан, чтобы она лошадку подогнала.       Я ещё строил на прощание глазки и мило улыбался, но, стоило нам преодолеть крепостную стену, как лицу вернулось нормальное выражение.       — Так ты и так умеешь, — заметила Инега, а потом добавила, — Я такой пробивной женской энергии даже от своей одноглазой подруги, соблазнившей седьмого принца страны Огня, никогда не видела.       — Приму за комплимент, — решил я, невольно возвращаясь мыслями к фразе «такие-то времена». — Инега-чан, а что вообще в мире творится? Конфликт какой возник?       — Я политикой не интересуюсь, но про напряжённые отношения со страной Воды знают все. Слышала, что были какие-то стычки на границах и спорных территориях.       — Понятно.       То есть с ними пока ничего решить не получилось. Как бы до войны не дошло.       — Как бы до войны не дошло, — вторила моим мыслям Инега-чан.       Спустя минуту движения по главной улице мы свернули в переулок. Резко стало темно.       Касима, при знакомстве, признавался, что город он небогатый, но гордый. Главные улицы и фундаменты зданий были выполнены из серого камня. Постройки из добротной тёмной древесины. Украшений мало, но они и не нужны при том, как плотно друг к другу располагались фасады.       Они не давили. Было чувство, будто идёшь дома по коридору. Всё такое чистое, аккуратное.       — А вот и мой домик, — оповестила Инега-чан.       Честно, я ожидал большего. Не крохотный домик в два этажа, втиснутый между двумя большими трёхэтажками. А потом вспомнил, что Инега-чан живёт совсем одна, до денег не жадная и ценит город не за возможность иметь роскошный дом, а вести интересную жизнь.       — Сейчас дверь тебе открою и пойду лошадку в конюшню отведу, хорошо?       — Да. А вещи куда?       — В прихожей оставь. Я потом сама разберу.       — Хорошо, — кивнул я и занялся делом. Когда Инега-чан вернулась, я уже успел закончить и сидел на крыльце её дома, покуривая свою оранжевую травку.       — Уже со всем справился, — заметила женщина, опустилась рядом со мной и закурила обычную сигарету. — Что дальше планируешь делать? Погостишь или сразу уйдёшь?       — Пойду, наверно.       — Понимаю. Я сама сейчас, после двух дней в пути, очень устала. Мечтаю о горячей ванной и мягкой постели. Могу представить, как ты соскучился по дому.       Усмехнувшись, я затушил свой косяк, поднялся, отряхнул шорты и сказал:       — Надеюсь, увидимся ещё, Инега-чан.       — Взаимно, Наруто-кун, — улыбнулась она, протянула мне руку для рукопожатия, но я развернул её и, медленно склонившись, коснулся губами.       Женщина засмущалась, но продолжила улыбаться.       Я отпустил её, спустился и направился в нужную мне сторону.       Снова общаться со стражниками не хотелось, поэтому мой путь лежал не к воротам, а к ближайшей стене, по которой я легко взобрался и спрыгнул уже за пределами Касима.       Ночь только начиналась и было душно. Древние леса виднелись на горизонте, но здесь их не было. Начинались равнины и прямой путь в родную деревню. Единственное место, подходящее под определение «дом».       Стопы горели, кровь бурлила, ветер дрожал и искрил от скорости, с которой я рассекал его. Пейзаж сменялся, в отличие от мыслей и опасений. Я плохо представлял, зачем возвращаюсь, что скажу, как вести себя со старыми знакомыми. Меня, наверняка, снова записали в мертвяки. Снова выдали посмертно награду. Или нет? Я же ушёл преступником. Убийцей Мадары.       Я вспомнил, что его преследовала тень и поругал себя, что не спросил об этой твари Такэми. Потом вспомнил, что учудил Такэми, и передумал себя бранить. Важно не терять самообладание, следить за словами и не врать. Настолько, насколько это возможно.       Вот зачем я туда возвращаюсь?       Там мою квартирку с землёй сравняли, оболгали, диагнозов напридумывали.       Но ноги продолжали нести в сторону сердца страны Огня. Скрытое Лесом Гигантских деревьев, его листвой.       Согретое жарким летним солнцем, холодным зимним. Где трава яркая, рыба жирная и лосось отлично клюёт даже в октябре, где самые яркие светляки, вкусная вода, громко смеются друзья.       Место, где нельзя быть собой.       Но можно более, чем где бы то ни было ещё.       Надо обязательно найти домик посимпатичней, заняться фуин, трахнуть Какаши-сана, ходить каждое утро на тренировки с Ли-куном (и не забывать его втихую лапать, потому что нельзя быть таким), снова стать друзьями с Саске-теме, свести следы от тюремных пут, заказать у папы Тен-Тен фалангу для безымянного пальца на правой руке, снова сделать пирсинг в языке, стать тайным любовником Сакуры-чан, раскрасить каменные рожи хокаге в свой День Рождения, подарить Итачи хороший чёрный лак для ногтей…       Лесная тропа резко выбросила меня на тракт, ведущий к Южным воротам Конохи.       Пот пропитал одежду насквозь, но это, как всё прочее, не могло сделать её хуже. Ибо некуда.       До ворот оставалось километров семь. Отсюда меня точно не видно, но есть риск наткнуться на кого-нибудь из старых знакомых. Я сбавил темп, почти остановился, перешёл на шаг. Стал судорожно ловить каждый звук, а было их тут немало — шелест листьев, пение ночных птиц, стрекот цикад, шёпот ветра, трение ткани о тело, собственное дыхание.       Но никого не было.       Я останавливался и сомневался.       Когда до ворот оставалось километра три.       Потом ещё дольше сомневался спустя триста метров, когда зрение, наплевав на плотный утренний туман, уловило очертания знакомых ворот.       Какая-то сверхъестественная порочная мазохистская сила толкала меня вперёд. И я шёл. Замирая в километре от, а потом каждые сто — или около того — метров. Пока не оказался вплотную к ним. Уже почти под широким сводом, но — нет-нет — был шанс передумать или сделать вид, что я заплутал.       Решить, заплутал или нет, оказалось непросто. Так что я надолго завис, игнорируя удивлённые красные и белые взгляды дежурных, начавших суетиться после начала утренней пересменки.       Но на них мне было плевать. В голове остался один вопрос: входить или не входить?       Сложный, чтоб его, даттебайо!       Решив, что в ногах правды нет, я даже успел рухнуть на задницу, чтобы было удобнее думать. Но не помогало. А чуйка подсказывала, что у ворот стало подозрительно тихо и безлюдно.       Ни дежурных, ни мимопроходящих. Зато появилось ограждение в глуби и в меня попытался всмотреться до дрожи въедливый взгляд. Я замечал, что он замечал не всё, но многое.       А потом, как бы невзначай, в широком пролёте южных ворот показалась одинокая кудрявая персона. Высокий, широкоплечий, гибкий, в удобных сандалиях, трениках, футболке, из-под которой торчала чакропроводящая сеточка, волосы — со сна особенно — неряшливые, а улыбка доброжелательная, в то время, как взгляд, блять, буквально съедает тебя со всеми потрохами — настоящий шиноби.       Он спрятал руки в карманы, выставил вперёд одну ногу и принял расслабленную позу.       — Чего не заходишь, Наруто-кун?       Я оторвал руку от подбородка, изобразил даже мне непонятный жест и признался откровенно:       — Не знаю, надо ли, Кудрявый.       Шисуи усмехнулся, гася свои красные фары, убеждаясь окончательно, что я не засланный шпион, а самый настоящий Наруто-кун. Он легко покинул пределы Конохи и подошёл ко мне, загораживая вид, но давая полюбоваться собой. Шисуи пах одеколоном и немного пеной для бритья.       — Я волновался, — сказал он.       К нам прислушивались с десяток его подопечных, готовых напасть в любой момент, ловящих каждое его слово, но он делал вид, будто делает вид, что ему не всё равно. Он играл для них, для меня, для себя.       Я успел поймать это стыдливое чувство радости и подумал, что оно ничего не гарантирует, но значит абсолютно всё.       Я улыбнулся, как недавнему стражнику, склонил голову, показывая, как очаровательно сверкают кристаллики пота на моей белой шее, улыбнулся, прикрыл глаза, посмотрел на него из-под ресниц и спросил, чувствуя, видя, что делаю всё правильно:       — Ты ведь меня не обидишь?       «Никогда» — ответил его взгляд.       — А разве должен? — спросил он вслух.       — Но ведь это ты отправил меня в то ужасное место, Кудрявый.       — Я не знал другого способа спасти тебя, — ответил он.       Справедливо. Но я решил воспользоваться ситуацией и заметил, надув губы, и, заставив глаза заслезиться:       — И всё же, Шисуи-чан, ты плохой человек. Я это точно знаю.       Он замер и быстро раскусил. Улыбнулся даже, чувствуя, что игра стоит свеч и совести, а потому не постеснялся соврать:       — Тебе я никогда не стану делать больно. Но мне нужно узнать, что с тобой случилось, Наруто-кун, — он протянул мне руку.       Я допустил мысль, что умею быть быстрым и могу сейчас сбежать.       Но мысли мои были похожи на черепах в этих алых глазах, как и моих голубых. Поэтому Шисуи успел заметить их и поймать меня за руку, присев рядом, хоть я ещё не успел решить, нужно мне уйти или нет.       — Ладно, — решил я и потянулся за его рукой, поднимаясь с пыльной дороги.       К моему удивлению, руки он моей не отпустил, и провёл через всю сонную деревню прямиком к резиденции хокаге, где заседал сильно похудевший Итачи-сан.       Меня шокировало то, как плохо он выглядел. Белее Белого, уставший, очевидно, больной.       И умирающий, вдруг понял я.       Не от усталости, а на самом деле, даттебайо.       — Рад тебя видеть, Наруто-кун, — хрипло поприветствовал Итачи.